1
– Как хорошо с вами ехать, Вадим…
Ольга Васильевна расправила плечи, потянулась всем телом.
–…Едешь, словно летишь. И комфорт, как в бизнес-классе.
– Ну…
Я сделал глубокий вдох.
Извилистая дорога ощутимо шла в гору, слева вздымался лесистый склон, ни один поворот не просматривался,
В салоне дрожал отвратительный запах.
Было ясно, что где-то впереди из последних сил ползет тяжело груженая фура, у которой на затяжном подъеме проскальзывает сцепление и горят диски феродо.
По опыту я знал, что пока ее не удастся обогнать, придется ехать в шлейфе.
Я нажал кнопку рециркуляции.
Несмотря на сухой, солнечный день, через несколько минут стеклам предстояло запотеть.
Но это было лучше, чем дышать паленой веревкой.
Щелкнул привод заслонки, тон вентилятора сменился.
–…Насчет комфорта все относительно, – наконец ответил я. – Для пассажира верно. Двухзонный климат-контроль, интеллектуальный подогрев сидений, цепкая обивка, хорошая форма спинки, много регулировок, есть куда поставить ноги. Но для водителя…
Мне опять пришлось сделать паузу.
Из-за очередного изгиба показалась синяя «восьмерка».
Вихляясь на бешеной скорости, она просвистела мимо нас.
Даже жалкая дрянь российского производства могла сбить с курса воздушной волной, мне пришлось взять правее.
–…А комфорт водителя ограничивается только рулем со смещенной ступицей, которая не мешает коленям. В остальном этот «Рено Флюенс» – недоразумение на колесах. Эргономика ниже критики.
Попутчица опустила козырек, сдвинула шторку, открыла зеркало, что-то поправила на лице.
Женщины оставались женщинами даже в возрасте исключенных желаний: внешность была их всем.
– Впрочем, чего ждать от французов? Нация трех «П» – проституток, портных и поваров. Им соусы изобретать, а не машины…
Я не заботился о том, слушают ли меня.
Оседлав тему, я не мог остановиться просто так.
–…О разгонной динамике нет речи. Двигатель слабый для такой массы. При стандарте «Евро Пять» электронная педаль газа его душит. Пока не поставил «джеттер», было невозможно плавно тронуться: или заглохнешь или стукнешься лбом в стекло…
Дорога выбежала на прямой участок; впереди показалась вонючая фура.
Встречная полоса оставалась свободной.
–…А коробка? а главная передача? Их словно с «Победы» взяли! На спидометре крайняя отметка «двести тридцать». На самом деле на пятой при шести тысячах – сто шестьдесят, больше не дает, как не жми.
Я сделал кик-даун, скорость прыгнула, препятствие скользнуло назад.
– Не знаю, Вадим, – отозвалась Ольга Васильевна. – Мне кажется, мы едем очень быстро.
– С пассажирского места скорость кажется вдвое выше, чем есть, – ответил я. – Закон относительности.
Темное пятно фуры уменьшилось в зеркале, я вернулся на повышающую передачу.
Скорость упала; я нажал все кнопки стеклоподъемников.
В салон ворвался чистый летний воздух.
– Вот видите, окна опущены, а нас даже не сносит, – сказал я. – Эта дорога фактически горная, больше восьмидесяти давать опасно. А ехали бы мы в Татарии по М7 с гранитобетонным покрытием, стало бы ясно, что скорости нет.
Предыдущей у меня была «Дэу Нексия» – шестнадцатиклапанная, облегченная, без кондиционера.
Между Набережными Челнами и Елабугой я разгонялся до двухсот, причем без напряжения.
Зачем я поменял идеальную кореянку и взял в кредит «Флюенс» – на вид лимузин, на деле колымагу – было непонятно.
Правда, подвеска «Рено» отличалась стойкостью к российским дорогам; это оставалось его единственным серьезным плюсом.
Воздух очистился; я поднял стекла, переключил автоклимат на нормальный режим.
Ольга Васильевна опять открыла зеркало, поправила волосы, слегка растрепавшиеся от ветра.
– Ну, Вадим, скорость – не скорость, все равно ехать в вами одно удовольствие, – продолжила она, захлопнув козырек. – Как красиво вы ведете машину. Одной рукой!
– Так это нормально, – ответил я. – Когда держишь руль двумя руками, находишься в напряжении, рано или поздно перестаешь что-то чувствовать. А так – левая правит, правая отдыхает, не участвует в процессе. И в любой момент готова к активным действиям – перехватить, поправить…
Я вздохнул.
На самом деле при поездке с женщиной свобода правой руки несла приятные моменты.
В «Нексии» это получалось просто, в более широком «Флюенсе» пришлось бы напрячься, но не было ничего невозможного.
Однако сейчас со мной ехала не женщина, а немолодое существо женского пола.
Колени ее, виднеющиеся из-под черной юбки, были неизящными: тусклыми и какими-то костистыми.
Жакет покачивался на вешалке у заднего окна; сквозь белую блузку просвечивал темный бюстгальтер.
Сама грудь был объемной, но не манила.
Да и вообще, в Ольге Васильевне не привлекало ничего.
Она существенно перевалила за пятьдесят, а я не был геронтофилом, никогда не испытывал тяги к женщинам материнского возраста.
В двадцать девять лет прицел интереса отфильтровывал девчонок, не приблизившихся к тридцати.
Я был женат, не считал себя истинным ходоком.
Но командировочные приключения относились к разряду сущностей, которыми глупо пренебрегать.
В конце концов, жизнь была коротка; лет через тридцать предстояла пора, когда не останется ничего, кроме сожаления об упущенных возможностях.
И я не упускал.
Увы, сегодня меня, юриста, отправили за Урал с главным бухгалтером, чей возраст исключал главные радости.
2
Город Медвежьеозерск, где стояла конечная точка нашего пути, спрятался у черта на рогах среди диких лесов; от местной трассы 80К-031 к нему шла тупиковая дорога.
Никакого озера тут не было.
Вероятно, изначально поселение имело какое-то башкирское название, которое неправильно перевели на русский.
Род деятельности нашей фирмы представлялся весьма приблизительно; она занималась разнообразными консалтинговыми услугами, я лишь следил за чистотой округло составленных договоров.
Отправляя в командировку, директор сказал, что Ольга Васильевна должна с кем-то обменяться бухгалтерскими документами, а мне придется уточнить некоторые соглашения.
Я любил дальние поездки за рулем, а суточные назначили двойные – как юристу и как водителю.
Поэтому, несмотря на туманную цель поездки, отказываться я не стал.
В городе была масса памятников и мемориалов, некоторое количество пятиэтажных домов, десяток сетевых супермаркетов, но серьезных предприятий – насколько я понял – не имелось.
Вряд ли стоило являться сюда на два дня, но спутница оставалась бодрой и даже веселой.
Выехали мы поздно, дорога заняла достаточное время.
Рабочий день подходил к концу.
Ольга Васильевна сверилась со списком, мы нашли строительное управление, куда она поднялась одна, оставив меня в машине.
Видимо, с договором там все обстояло нормально, внимание юриста не требовалось.
Посещать еще кого-то не имело смысла, мы отправились решать вопрос с ночевкой.
На улице Солнечной, опоясывающей насыщенный памятниками центр, нашлась небольшая гостиница.
По планировке она напоминала скорее общежитие для вахтовиков.
Все номера – неплохие и даже с отдельными санузлами – были двухместными; кровати стояли у противоположных стен, разделенные приоконными тумбочками.
Окажись тут с кем-то другим – например, с директорской секретаршей Аленой, у которой из-под юбки виднелся краешек чулка, сымитированного фасонистыми колготками – я взлетел бы в эмпиреи.
Но с пожилой главной бухгалтершей мне было все равно, где ночевать: хоть в двух одноместных номерах, хоть в одном двухместном.
Нынешняя командировка обещала нулевой результат, с этим я смирился еще дома.
Ресторана при гостинице не имелось; я оставил машину на парковке перед входом и мы пошли искать, где поужинать.
В нескольких кварталах обнаружилось приемлемое кафе.
Несмотря на возражения, Ольга Васильевна за все заплатила сама, сославшись на выписанную сумму.
Я понял, что она хочет компенсировать мне неудачу по интимной части, и в общем был рад.
Сытые и слегка пьяные, мы вернулись в гостиницу, по очереди приняли душ: сначала я ждал в коридоре, потом спутница пряталась в постели – и мирно улеглись.
День закончился, не принеся ничего приятного, но нельзя было требовать от жизни слишком много.
–…Вадим, вы спите?
Голос Ольги Васильевны раздался на границе между явью и сном.
– Еще нет, – я постарался не зевнуть. – А что?
– Пить хочется. Еврейский салат был вкусным, но…
– Еврейский?.. – перебил я.
– Ну да. Так называется – с тертым сыром и чесноком.
– Да, он был вкусный. Но чеснока слишком много.
– О чем и говорю, Вадим. Теперь хочется пить.
– Мне тоже, – я вздохнул. – Но в этой как бы гостинице нет даже киоска. Придется набрать из-под крана.
– Не надо из-под крана!
Кровать заскрипела, моя спутница поднялась.
Я невольно отметил, что спать она легла в белье; лямки бюстгальтера темнели на плечах, которые в полутьме казались очень белыми.
– У меня в сумке есть минеральная вода. Взяла в дорогу, да как-то не потребовалось.
Я тоже прихватил несколько баллонов «Мензелинской», в дальний путь никогда не отправляясь без питья.
Но климат-контроль «Флюенса» работал хорошо, от жары мы не мучились.
К тому же днем мы останавливались в придорожной шашлычной на берегу речки Карламан, где выпили по несколько стаканов хорошего чая.
О своем запасе, валяющемся в багажнике, я вспомнил только сейчас.
Одеваться и выходить к машине не хотелось; лучше было взять воду здесь.
– Вон она, стоит около двери – достаньте, пожалуйста, по бутылочке.
Сумка у Ольги Васильевны была большой; я удивился, что в двухдневную поездку она взяла багаж для путешествий.
Но каждый человек имел право на свои привычки.
Я прошел к выходу, нагнулся, раздернул молнию, откинул клапан.
Воды было много.
Запечатанные пластиковыми пробками, бутылки не имели наклеек.
Это не удивило.
Минеральная вода в летнее время стала нереально дорогой; ее приходилось брать по акциям – из некондиционных партий, порой с отлепившимися этикетками.
Я протянул бутылку Ольге Васильевне, сел на свою кровать, отвернул крышку.
Вода оказалась вкусной – острой и какой-то искристой.
Вот теперь, погасив пожар чеснока, можно было спать.
3
Оставалось неясным, уснул я, или не уснул.
Вроде бы я закрыл глаза, но тут же открыл.
Вероятно, все-таки прошло некоторое время: в номере стало темнее, из окна лился свет.
Было непонятно: то ли из-за обреза рамы светит луна, то ли перед гостиницей зажегся старомодный белый фонарь, не видный с первого этажа.
В темноте стал различим запах табака: прежние постояльцы курили прямо здесь.
Стоял покой, характерный лишь для маленьких городков, куда еще не в полной мере не проникли гадости цивилизации.
Тишину нарушало лишь ровное дыхание Ольги Васильевны.
Она спала через проход: плотно укрывшись, повернувшись спиной.
Что-то ударило меня – изнутри, снизу вверх – взорвало, обратило в горстку железных опилок, которую поднял невидимый магнит.
Я не успел ничего понять, как оказался около Ольги Васильевны.
Под простыней пахло чистым, но немолодым телом.
Бюстгальтера не было; видимо, она сняла его, пока я спал.
Прижавшись в большой мягкой спине я протянул куда-то руку.
Верхняя – то есть правая – грудь на ощупь напоминала мешок, наполненный не очень теплой водой.
До нижней – левой – добраться не удалось: все пространство до стены было заполнено мягкой плотью.
Трусы тоже куда-то исчезли.
Не вздрогнув, не сказав ни слова, Ольга Васильевна подняла ногу, просунула руку между бедер, поймала меня, помогла найти и войти.
Мир раздулся до невероятных пределов и тут же сузился обратно; от него осталось лишь одно тело, надетое на другое.
Через несколько секунд взрыв ударил опять, только в другом направлении.
Я снова ощутил себя целым – опустошенным досуха и, кажется, счастливым.
– Вадим, возвращайтесь к себе, – раздался спокойный голос. – Кровати тут узкие, спать вдвоем невозможно.
4
Лежал я головой к окну, но проснулся от солнца, бьющего в глаза.
Очнувшись, я не сразу понял, что оно отражается от зеркала, укрепленного на выступающей стене санузла.
В сознании все смешалось; я не мог дать отчет: было то, что было ночью, или приснилось по инерции восприятия, согласно которому любая командировка означает сексуальный эпизод.
Стараясь не шуметь, я сел на кровати.
Ольга Васильевна беззвучно лежала на спине, закинув за голову полноватые руки.
Поза дышала покоем; вероятно, ничего не было, поскольку иначе разумная пожилая женщина кипела бы возмущением по поводу моего фокуса.
Хотелось пить; «еврейский» салат действовал долго.
Бутылка с минеральной водой, ночью оприходованная до половины, стояла на тумбочке.
Я взял ее и в несколько глотков допил остаток.
Звенела тишина, никто не включал радио и не шаркал по коридору: похоже, мы были единственными постояльцами.
Соседка вздохнула, шевельнулась, слегка выпросталась.
Я увидел ее большие, не очень хорошо выбритые подмышки.
Солнечный свет не давал отключить рассудок.
Я не понимал, что делаю, но осознавал, как поднялся, сделал шаг, откинул простыню.
Главный бухгалтер спала голой; необъятный бежевый бюстгальтер и широкие трусы валялись на подоконнике.
Обнаженная и ничем не прикрытая, Ольга Васильевна не могла назваться совершенством.
Грудь ее была слишком мягкой, плоско растеклась; соски не имели цвета и оставались неразличимыми.
Талия отсутствовала, на боках виднелись складки, переходящие в живот, который выступал гораздо сильнее бюста.
Там, где у жены росли черная шерсть, подстриженная в щетку, у нее вились какие-то реденькие сероватые волоски.
Бледно-желтые бедра смыкались и не выглядели упругими.
Все это было объективным… и совершенно ничего не значило.
Утренний секс – интимное соединение в часы, когда гормоны клокочут, как перегретый пар, и не остается ничего, кроме желания нырнуть в бездну наслаждений – являлся одной из лучших вещей на свете.
Но с женой у нас этого не бывало.
Стоило совершить поползновения, как слышалось, что сначала надо умыться, почистить зубы, а мне еще и побриться.
Она, конечно, была стопроцентно права относительно гигиены; я и сам любил чистоту.
Вернувшись в постель отмытыми, как новорожденные тюлени, мы пытались заняться сексом – но ничего серьезного уже не получалось.
Порывы гасли, время шло.
После нескольких безуспешных попыток мы констатировали, что пора вставать, пить кофе, завтракать, разъезжаться по работам – а утреннее соитие можно перенести на завтра или даже на выходные.
Но и завтра и в выходные повторялось то же самое.
Суета расхолаживала, а злоба дня довлела; рассветная радость скользила мимо.
Возможно, в том состояла оборотная сторона законного супружества: интимное переставало быть запретным и отходило на второй план.
Сейчас все сложилось иначе.
При моей молодости утренний всплеск ощутился бы даже в жерле вулкана Килиманджаро.
Привычного завтрака, входящего в стоимость номера, тут не было.
Никто не считал минуты, оставшиеся до закрытия утреннего ресторана.
Не было и четких договоренностей о встречах дня.
В безозерном Медвежьеозерске мы оставались хозяевами своего распорядка.
Поэтому все рванулось так, как положено для мужчины и женщины, проснувшихся друг около друга.
Тело спутницы было мягким, словно огромная теплая подушка.
Бедра разомкнулись, предлагая войти.
Зажатая в пригоршни, грудь оказалась ощутимой, соски имели приятный вкус.
Качаться, сжимать и сосать можно было бесконечно, но молния ударила быстрее, чем я ожидал.
– Подождите, Вадим, не уходите, – сказала Ольга Васильевна, когда я сполз с нее. – Я тоже хочу попробовать.
– Попробуйте.
Просьба была неожиданной – но неожиданным в это утро было все.
– Тогда, пожалуйста, лягте плашмя, я сяду сверху. Мне так проще регулировать.
– Давайте, Ольга Васильевна, садитесь.
Я перевернулся на спину.
– Постараюсь вас не раздавить.
Желтые колени взглянули радостно.
– Только предупреждаю, Вадим. Быстро не получится. Уже не помню, когда кончала в последний раз.
5
«Флюенс» катился бесшумно; на скромной скорости он казался почти приемлемым.
Лобовое стекло постепенно покрывалось пятнами разбитых мух, но омыватель опустел и я ничего не мог поделать.
День прошел смазанно.
После утреннего секса – со стороны спутницы просто-таки ураганного – мы по очереди вымылись, уже не прячась друг от друга, затем отправились по делам.
Мы поколесили по городу, посетили лицеи – русский и башкирский – пожарную часть и еще какие-то места, странные для интересов нашей фирмы.
Ольга Васильевна везде ходила одна, я оставался внизу, да и она возвращалась через несколько минут.
Командировка казалась непонятной.
Но вопросов я не задавал.
Да и вообще, мы почти не разговаривали.
В воздухе не висело напряжения, протянулось молчаливое согласие о том, что ничего на самом деле не было.
Вероятно, так было лучше для обоих.
Дальняя командировка открывала шлюзы свободы, о которых в заточении обыденной жизни и не думалось.
А бес мог попутать кого угодно, даже в самом неожиданном сочетании.
Однако я чувствовал себя до такой степени обескураженным, что по выезде забыл долить зеленой жидкости в бачок, теперь мучился от обзора.
Дорога, идущая от Медвежьеозерска не имела обочин.
Движение не отличалось интенсивностью, но местные водители летали, как ошаманенные.
Я знал нравы полудеревенского быдла, населяющего дрянненькие городки: не имея своего имущества, с чужим они не считались.
Для меня же даже малый скол краски – не говоря уж о вмятине на кузовной панели – отзывался ударом ножа в сердце.
Поэтому я боялся останавливать большую машину на полосе движения, решил дождаться выезда на местную трассу.
80К-031 тоже не была дружественной: справа тянулись все те же косогоры, слева осыпались обрывы.
Пришлось терпеть еще километров восемь до мест, где холмы превратились низину, а лес расступился.
– Сверну на минутку, – сказал я, взглянув на Ольгу Васильевну. – Надо протереть стекло и налить жидкости в омыватель.
– Очень хорошо, – ответила она. – Я сама хотела попросить остановиться. Хочется попить и… в одно место. Причем одновременно, как ни странно.
– Бывает всякое, – я кивнул и принялся высматривать пологий съезд.
Поняв, что спутнице надо уединиться, я не остановился у дороги, а проехал подальше, чтобы она могла спрятаться за деревьями.
Не глядя по сторонам, я открыл сначала багажник, потом капот, откинул желтую крышку, направил зеленую струю в горловину.
От разогретого двигателя поднимался жар; я тоже захотел пить.
Бухгалтерская сумка оказалась раскрытой, я без спроса достал бутылку воды, гораздо более вкусной, чем «Мензелинская», отпил прилично.
Лес был сосновым: сверху густым, снизу прозрачным.
Фигура Ольги Васильевны – в белой блузке и с белыми ногами, обнаженными поднятой юбкой – ударила по глазам.
Ветки под ногами трещали, удивляясь повторению всего, чего не было.
Она сидела на корточках, смотрела вопросительно, но без возмущения.
На желтовато-серой хвойной подстилке темнела лужица.
Ничего не говоря, я поднял свою спутницу, развернул спиной к себе – она стащила с одной ноги трусы, ухватилась двумя руками за сосну.
Добираться до груди, спрятанной бюстгальтером, не было времени: счет шел на доли секунды.
Я завернул юбку на спину.
Зад Ольги Васильевны был необъятным; до этого момента я не оценил его величины.
Не просто белоснежный, а крахмально белый, он не имел тени загара.
Казалось, я стремлюсь проткнуть горячее облако, чтобы вырваться к богу, сидящему в иной реальности.
Сквозь смолистый дух пробивались ароматы женщины.
Где-то недалеко стучал дятел, что-то шелестело вблизи, за спиной на лугу взахлеб пилили кузнечики.
А я слышал все, что делается внутри, и это опять происходило не наяву.
6
– Ну и как вам командировка, Вадим?
Прозрачное, до блеска оттертое лобовое стекло выглядело несуществующим; дворники смывали каждую муху в момент появления.
Спутница сидела все так же спокойно, неизящные колени все так же высовывались из-под черной юбки.
Все так же покачивался сзади черный жакет, надетый на полчаса во время визитов.
Ничего не изменилось на обратном пути.
И в то же время я понимал, что все перевернулось.
Но вести интимный разговор с женщиной, ставшей близкой по какой-то дикой случайности, было не по себе.
– Вам не кажется странным все, что между нами происходило?
Поняв мое состояние, Ольга Васильевна сама развивала тему.
– Кажется, – коротко ответил я. – Вы меня… извините.
– Не надо извиняться. Все это от нас не зависело.
– Не зависело?
– Нет. Объясню в двух словах.
Я ничего не понял, но кивнул.
В многих знаниях было много печали, однако полное незнание осложняло жизнь.
– У цивилизованных наций – в смысле, не у грязных индусов или беспечных китайцев – неуклонно снижается рождаемость, кое-где даже стала отрицательной. Причин много, одна из них – снижение интенсивности секса, потеря партнерами интереса друг к другу.
Я кивнул еще раз.
Для меня подобное оставалось далеко впереди, но, вероятно, умные люди знали, о чем говорили.
– В разных странах разрабатываются препараты для усиления полового влечения.
– Типа «Виагры»? – догадался я.
– Не совсем. «Виагра» усиливает не влечение, а потенцию. Без влечения она бессмысленна.
– Надо же… Никогда не думал о таких тонкостях.
– Вы еще молоды. Но, поверьте, это так.
Я ничего не ответил.
Жизнь была сложнее, чем описывали учебники.
– Ну так вот. На одном оборонном предприятии, ранее выпускавшем химическое оружие, разработан сексуальный стимулятор. Не наркотик и не средство, усиливающее потенцию, а некий афродизиак сильного действия.
– Афродизиак, – невольно повторил я, еще ни о чем не догадываясь.
– Наша фирма заключила контракт на апробацию препарата. Форма применения – раствор в минеральной воде. В тех самых бутылках, которые были у меня.
– Ничего себе!
Я едва не вскочил; помешал руль, ударивший по коленям.
– Значит…
– Значит.
Ольга Васильевна сделала паузу.
– Мы ездили в пробную командировку. Послали конкретно нас с вами, поскольку в сексуальном плане мы несовместимы.
– Несовместимы, – опять отозвался я.
– Ну да. Я – не женщина, а бабушка, которая забыла само слово «секс». Вы недостаточно юны, чтобы интересоваться старухами.
– Вы не старуха, Ольга Васильевна, – возразил я автоматически. – Но что есть, то есть. Признаюсь честно…
Впереди показался грузовик с кузовом, набитым сеном между вставленных по периметру брусьев.
Я помолчал, аккуратно его обгоняя.
Подобный груз в любую минуту мог посыпаться и ослепить.
–…Честно признаюсь, – снова заговорил я, когда сеновозка осталась позади. – Я женатый человек, но… Командировка с женщиной – это командировка с женщиной. Надо быть дураком, чтобы не упускать.
– Это понятно. Вы, Вадим, молодой здоровый мужчина. Странно было бы, будь по-другому.
– Так вот, если честно, – продолжил я. – Когда я узнал, что еду с вами, мягко говоря, не обрадовался.
– Скажите уж лучше – «огорчился»!
Ольга Васильевна засмеялась.
– Что со мной, а не с какой-нибудь Аленой!
– Откуда вы знаете, что именно с Аленой?..
Я сконфузился; спутница читала мысли.
– Оттуда. Вижу, как на нее смотрят мужчины. Но не об этом разговор.
Она расправила юбку.
– В общем, я не верила в это средство.
– Но оно оказалось действенным, – сказал я.
– И еще каким! Я выпила немного, потом стала сама не своя. Вы же помните.
– Помню.
До этого разговора я не мог понять, что произошло со мной.
Сейчас, узнав, что всем заправляла главный бухгалтер – добропорядочная женщина – я не понимал, как она могла согласиться на такое.
Вероятно, Ольгу Васильевну прижали к стенке, как принято делать со всеми, чей возраст подползает к пенсионному.
Мою спутницу следовало пожалеть, и в то же время по тону чувствовалась, что она – по крайней мере, сейчас – ни о чем не жалеет.
– А скажите, Ольга Васильевна…
– В общем, апробация удалась, – перебила она. – Вечером составлю отчет, завтра подпишем и сдадим директору.
– Ольга Васильевна, я что хотел спросить…
– Спрашивайте.
Я покосился на ее коленки.
Они были столь же некрасивыми, как и вчера.
– Мы воду всю выпили, или осталось?
– Осталась пара бутылок. А что? хотите взять домой, испробовать с женой?
Показался встречный автопоезд.
Я прижался к правому краю.
– Возьмите. Эта вода – не ТМЦ по строгой отчетности. Скажем, что все выпили, никто не проверит.
– Нет, с женой у нас пока все нормально. Я не то имел в виду.
– А что Вадим?
Я покосился еще раз – теперь на грудь, тяжело покачивающуюся под блузкой.
– Нам ехать еще часа два с половиной. Где-нибудь, да найдутся укромные уголки под обочиной.
На самом деле километров через пятьдесят дорога становилась ровнее и шире; еще благоприятнее была региональная трасса, куда предстояло свернуть на последнем отрезке.
Я мог запустить диск с немецкими маршами, поставить на автоповтор что-нибудь энергичное типа «Bruder in Zechen und Gruben», притопить газ и долететь до города за полтора часа.
Но мог не прибавлять, сбросить скорость до минимума и ехать все четыре.
А укромных мест были десятки.
Все упиралось в количество оставшейся воды.
Но, вероятно, выпитое накапливалось, и больших доз уже не требовало.
– Вы что, Вадим?!..
Ольга Васильевна замолчала, не договорив.
– Да, Ольга Васильевна! – воскликнул я. – Да, черт меня возьми! Разрази меня гром! Да, да и еще раз да!
– А я-то, старая дура, еще отнекивалась от этой командировки… – счастливо ответила она.