Глава первая Дивный новый мир



С того дня, как Соболь впервые привез меня в атлантский лагерь, много раз я прибегал сюда с радостью и веселым предвкушением новых приключений. Иногда приносил с собой тревоги и горести, а однажды – с погибшей Хонг на моих руках – невыносимое чувство вины и невозможности что-то исправить. Но никогда прежде мне не было стыдно появляться в лагере. А вот сейчас, когда Эрик Ильич нес меня туда на руках, было почти до тошноты. Я даже представить не мог, какими глазами посмотрят на меня ребята, каково им будет делать вид, будто все осталось по-прежнему.

Путь наш лежал через Нижний мир, и, хотя я все еще был слишком слаб, чтобы таращиться по сторонам, все же отметил, что он вовсе не так обезлюдел, как можно было ожидать теперь, когда Древние вышли на поверхность. Жизнь в подземных пещерах, называемых здесь городами и деревнями, кипела, как и прежде.

Эрик Ильич на мой невысказанный вопрос пояснил: большинство Древних адаптируются к жизни наверху постепенно, а те, у кого в семье маленькие дети или престарелые родственники, и вовсе не торопятся обзаводиться наземным домом, ведь не так уж просто менять веками сложившийся образ жизни.

Иола бежала рядом с Соболем, ужасно нервируя меня заботливыми взглядами и ежеминутными вопросами о самочувствии. Пришлось поплотнее закрыть глаза и прикинуться спящим. И вновь я их открыл уже после выхода из лифта, когда сквозь веки пробился золотой свет нашего негаснущего неба. Вот только впервые в жизни я был ему не слишком-то рад.

– Сейчас утро, ребята, думаю, все в школе, – задумчиво произнес директор, замедляя ход в спальном коридоре. Словно бы сомневался: нести меня в мою пещеру или сразу доставить на поляну и выставить там на всеобщее обозрение.

– Все? И Марк? Вовчик?

– Ну, школа теперь совсем другая, всем интересно там побывать, – туманно ответил Соболь.

– А Борис с Миленой? Они уехали, как собирались, или…

– Отложили отъезд под предлогом, что уж слишком интересные дела тут творятся. Но и их теперь в лагере не застать.

Директор все же притормозил возле двери в мою комнату, вошел и со всеми предосторожностями сгрузил меня на постель. Покачался с пятки на носок над моим ложем, словно заново привыкая к тому, что видели его глаза, и чересчур поспешно отвернулся, поймав мой тоскливый взгляд.

– В общем, по мере появления ребят буду им сообщать, что ты уже на месте. А то они ведь заждались, измучили меня и Софи вопросами. Но ты смотри, – обернулся он к Иоле, в замешательстве переминающейся на пороге, – следи, чтобы гости тут не кучковались и больше чем на пять минут не задерживались.

– А может, пусть вообще пока не навещают, а? – взмолился я. – Вот встану на ноги и сам к ним выйду. Ну правда, терпеть не могу этих визитов…

Эрик Ильич глянул на меня очень внимательно, со своим фирменным прищуром:

– Алексей, что за пораженческие настроения? Ребята в курсе, что с тобой произошло, стыдиться тут абсолютно нечего. И выглядишь ты, кстати, не как монстр какой-нибудь, а вполне прилично.

– Печерский был монстром, – выдавил я сквозь зубы.

И тут же Иоланта влезла со своей репликой:

– Ну, ключевое слово – был.

Я просто поражался неделикатности этих двоих, которые вели себя так, будто это в порядке вещей: оказаться в теле заклятого врага, тобой же и убитого. Но понимал, что они все равно все сделают по-своему, поэтому лишь закрыл глаза и отвернул голову к стене – ворочать все тело пока не получалось.

– Ладно, всем отдыхать, – приглушенным голосом отдал распоряжение директор. – Тебя, милая, это тоже касается (судя по звукам, Иола как раз устанавливала стул в изголовье моей кровати). Отправляйся-ка в свою комнату, этот молодой человек часок отлично обойдется и без нас.

Иола тяжело задышала в знак протеста, но авторитет Эрика Ильича был для нее неоспорим, так что скоро я наконец остался один. И тут же в голову привычно полезли ужасные мысли, так что я и не рад был своему одиночеству. Я думал о своих родителях, которые потеряли сына, ведь невозможно, немыслимо объяснить им, что со мной произошло. И дочь, скорее всего, потеряли тоже: я не был уверен, что Кира еще жива. Она ведь стала Расколотой и больше не представляла интереса для приора. Они бы не стали удерживать ее в пещере. А раз до сих пор не объявилась у родителей, значит, или не пережила потери своей половинки, или же приор Гай счел ее опасной свидетельницей… Но тут меня одолел спасительный сон.


Когда же я снова открыл глаза, то с удивлением обнаружил, что на стуле рядом с моей кроватью сидит, уткнувшись в книгу, незнакомая мне девушка лет девятнадцати. Лицо у незнакомки было круглое, и глаза круглые, и рот, даже кончик носа. И прическа какая-то чудная: часть очень густых каштановых волос заплетена в косу и уложена вокруг головы, а часть крупными локонами спускается на плечи и грудь. Девушка выглядела забавной и ужасно симпатичной в одно и то же время.

– О, здравствуй! – обрадовалась, заулыбалась гостья, поймав мой взгляд. – А я вызвалась посидеть с тобой, пока все заняты.

– Здравствуйте, – произнес я не очень уверенно, задаваясь вопросом, где мог видеть ее прежде. Где-то ведь точно видел.

– Меня Зиночкой зовут. Ой! – Она прижала пухлую маленькую ладонь ко рту и еще больше округлила глаза. – То есть Зинаидой. Но называют все Зиночкой, и ты так зови.

– Ладно. А вы кто? – Я решил особо не церемониться, болящим ведь все прощается.

– Мы с мужем временно поселились в вашем лагере, чтобы побыть среди своих, – информировала меня Зиночка. – Мир так удивительно изменился, столькому нужно научиться, о стольком расспросить…

И тут я сообразил: конечно же я видел ее – точнее, их с мужем – в саркофаге, в том здании, куда чета биордов пришла проститься со своими близкими, ушедшими в будущее. И воскликнул:

– Так вы были в анабиозе! Как давно?

– Больше двухсот лет, – охотно отозвалась девушка. – Когда Россия вступила в войну с Наполеоном, мой муж, как дворянин, должен был явиться в свой полк, к которому был приписан с рождения. Но нас, ты же понимаешь, такой поворот дела не устраивал, и мы спустились в мир Древних.

– Ясно. А почему согласились на анабиоз, вас же никто не заставлял, верно?

Зиночка помотала головой с такой силой, что локоны хлестнули ее по щекам, а одна завитушка уцепилась за противоположное ухо:

– Нет, конечно. Но, знаешь, мы с мужем не теряли надежду, что однажды мир изменится к лучшему, прекратятся войны, сойдет на нет ненависть людей к тем, кто хоть немного отличается от них. Хотели сохранить свою молодость до той поры, чтобы обзавестись потомством. И мир действительно изменился! – воскликнула она, лучась улыбкой. – Конечно, наши дети, скорее всего, родятся без пары, но им хотя бы не придется стать заложниками тайны своих родителей. Или прожить всю жизнь под землей. Конечно, Древние любят свой мирок, но я так и не смогла привыкнуть к кротовому существованию. И как же я рада, что нас разбудили и почти сразу разрешили подняться наверх!

И тут я не удержался – ответно улыбнулся Зиночке, с некоторым удивлением ощущая эту еще не испробованную на новом лице гримасу. Как же удачно получилось, что первой навестить меня пришла эта милая атлантка, которая знать меня прежнего не знала и не имела повода сейчас таращить глаза, ужасаться или удивляться. Попытался расспросить ее о том, что сейчас делается в городе, но Зиночка поспешно прижала палец к губам:

– А теперь помолчи, пожалуйста, ты же на постельном режиме!

– Да ерунда!

– Вовсе нет. Поверь, если щадить и беречь себя даже по пустякам, то организм быстро наберется сил и болезнь скорее отступит. Я знаю, о чем говорю, я была помощницей лекаря, пока мой супруг не отыскал меня, – с горделивым видом сообщила девушка.

Я послушался и затих, а Зиночка напоила меня водой из кружки-непроливайки, проверила повязки и зачем-то поставила градусник (по-моему, ей просто было интересно, как он работает). Потом снова уселась на стул и негромким мелодичным голосом начала рассказывать древнюю историю о том, как нашли друг друга простая девушка из деревни и потомственный дворянин, а я медленно проваливался в сон.


Когда же в очередной раз открыл глаза, Зиночку на стуле уже сменила Бридж. Поймав мой взгляд, она воскликнула почему-то шепотом:

– Алеша, как я рада, что ты снова с нами!

– Ага, – сказал я. – А почему шепотом?

Бриджит тихонечко рассмеялась:

– Ой, машинально! Просто ночь ведь!

Я ушам не поверил:

– Как ночь? А день куда подевался?

– Ну, ты его проспал. И очень хорошо, это тебе на пользу. Мистер Соболь лично следил, чтобы тебя не тревожили, и всех гнал прочь из твоей пещеры.

Я поежился от неловкости:

– И что, здесь многие побывали, пока я спал?

– Так почти все наши. Каждый хотел лично убедиться, что ты вернулся и в порядке.

Я подумал, что так даже лучше, в конце концов, ну, полюбовались на меня сонного, и хватит, цирк уехал, аттракцион закрыт. И спросил о более важном:

– Бридж, про Димку что-то слышно? Он не объявлялся?

Девочка моментально сникла:

– Нет, он тоже исчез из города, предположительно в ту ночь, когда все случилось. Мы искали его, даже обнаружили квартиру, где он обитал в последнее время, но только давно пустую.

– Слушай, а как это получается, что оружие Древних действует только на людей, но не на самих Древних и не на нас? Ведь члены Ордена пажа – обычные люди. Они должны были по идее сразу забыть свои злодейские планы, стать хорошими и пушистыми, разве нет?

Бридж на минуту задумалась, непроизвольно перебирая тонкими пальцами бахрому моего пледа, потом кивнула:

– Да, это так. Но Великий Жрец говорил, что одновременно со своим оружием Древние изобрели сыворотку, которая нейтрализует его действие на любой нужный срок – в зависимости от дозы. Сыворотку эту уже испытывали на обитателях Светлой поляны и убедились в ее эффективности. Захватчики дворца само собой тоже были в курсе, значит, и тренер… то есть приор Гай. Можно предположить, что приор, который никому не доверял, заранее постоянно принимал эту сыворотку, а приближенных и сыновей мог уже по факту напоить ею.

– Ясно. Наверняка так все и было.

– Ну, мне нужно ложиться спать, а то Саша разозлится, – спохватилась девочка и вскочила на ноги. – Позвать Иолу, чтобы посидела с тобой?

– А где она?

Бридж с лукавой улыбкой мотнула головой, и, судя по указанному направлению, Иоланта сейчас подпирала стену спального туннеля рядом с моей пещерой. Мне почему-то стало и жалко ее, и как-то грустно, и я боялся совершенно раскиснуть, оставшись с Иолой наедине. Потому сказал, пытаясь изобразить голосом сердечную заботу:

– Не нужно, пусть отдохнет, ей и так досталось в последние недели. Я уже совсем нормально себя чувствую.

Говоря это, я в общем-то не врал: сам ощущал, как прежде слабое непослушное тело, больше похожее на один сплошной неудачный протез для моей души, сейчас словно налилось силой, слало сигналы, что готово подчиняться новому хозяину, только бы жить, двигаться, существовать. Видно, Зиночка в таких делах разбиралась.

Бридж вышла, и я слышал, как она смущенным голосом передает Иоле мои слова, которые та наверняка и сама отлично слышала, – могла бы сразу удалиться, кстати. Наверное, сейчас ворвется в комнату и наорет на меня… Но нет: шорох двух пар ног по земельному полу – и полная тишина, какая бывает только глубоко под землей.

Я полежал еще немного, собираясь с мужеством, а потом разом спустил ноги с кровати. Посидел так немного с упором на руки – вроде ничего. Аккуратно поднялся. Сделал первый шаг и при этом ощутил настоящий восторг, словно первым из людей на поверхность Луны ступил.

Но эйфория быстро прошла, и к двери я шел уже сердитый, раздражаясь на онемевшие пальцы и ступни, которые будто назло мне упорно цеплялись друг за дружку и за пол. Зажег свет и пустился в обратный путь, уже мечтая об отдыхе. Проходя мимо платяного шкафа, вспомнил, что на внутренней стороне его двери закреплено большое зеркало, которым я раньше крайне редко, но пользовался. Теперь же мне предстояло настоящее испытание, и я готовился к нему минуты две. На выдохе распахнул створку и глянул в чужие глаза своего отражения. В первый момент хотелось закричать или лягнуть ногой зеркало, но понемногу я взял себя в руки. Смотрел в него и думал: смогу ли однажды увидеть там себя?

В конце концов, случившегося не изменить, могло быть и хуже. Тут я озадачился: а как именно хуже? Свою смерть почему-то к этому «хуже» не относил, ведь тогда бы я сейчас и не переживал ни о чем. Но вот если бы Иола в панике надела браслет на свою руку и прошла Пещеру… Эта отчаянная девчонка и не на такое способна! Вот где был бы самый настоящий ужас! Я резко взмок, но от мысли, что самого страшного не произошло, мгновенно полегчало.

Очень захотелось принять душ, но я пока не готов был увидеть себя без одежды. Потому снова залез в постель и почти сразу заснул.


На следующее утро я решил быть сильным и мужественным и самолично вышел к завтраку в тот самый момент, когда, судя по шуму, за столом на поляне собралось наибольшее количество народа. Фурор, конечно, был невероятный. Иола от волнения то начинала хихикать без всякого повода, то утыкалась взглядом в тарелку и морщила губы, словно боролась с подступающими слезами.

Марк изводил меня хитроумными вопросами, явно рассчитанными на то, чтобы, как он подозревал, ловко надувший всех Печерский был немедленно изобличен. Вовчик таращился испуганными глазенками и доставал вопросами типа «а где Леша?» сидящую рядом Милену. Только Зиночка и ее муж Анатолий, который показался мне малость надутым, но приятным парнем, уж точно не видели в происходящем проблемы. Директор и мадам Софи за трапезой отсутствовали, из разговоров я понял, что в лагере они теперь вообще появляются редко, разве что ночуют.

Прошел еще день. Я затосковал и запросился на волю. Специально встал пораньше и появился в кабинете Соболя, когда тот перед уходом спешно проглядывал какие-то записи. Директор, окинув меня внимательным взглядом – накануне Зиночка наконец сняла повязку с моей головы, – долго держал паузу, а потом все же разрешил вылазку в город, но только в сопровождении мадам Софи и кого-то из ребят. Само собой подразумевалось, что это будет Иола.

Выдвинулись мы после завтрака, пропустив сперва вперед всех наших: все они ужасно спешили, у каждого имелось какое-то интересное дело в городе. Взлететь вверх по лестнице мне, понятно, никто не позволил, пришлось проглотить и это унижение – позволить нашей мадам вроде как поддерживать за пояс, а фактически нести меня под мышкой. В наземном бараке я машинально огляделся в поисках своей куртки, вспомнил, что она осталась в подвале дома перед нашим спуском в Нижний мир. Иола, как раз вылетевшая пробкой из люка, громко прыснула:

– Эй, ты в окно хоть погляди!

Я глянул – и глазам не поверил. Поляна вокруг здания вовсю зеленела, в траве переливались первоцветы. Даже сквозь стекло я ощутил тепло солнечных лучей на бирюзовом безмятежном небе. Лихорадочно перебирая в уме даты и подсчитывая дни, я пробормотал:

– Но как… разве сейчас не конец февраля?

– Февраль, – согласилась со мной мадам Софи. – Но Древние не могли быстро адаптироваться к холоду и распутице, ваша русская зима им явно не пришлась по душе. Поэтому с помощью плазменного купола защитили территорию от осадков и холода. Но обещают нам следующей зимой один в меру морозный и снежный месяц.

Я кивнул и вышел на порог: от весеннего сладковатого запаха голова приятно поплыла. Постоял, адаптируясь, мои спутницы терпеливо ждали. А потом мы втроем обычным человеческим шагом – и даже через ворота прошли, а не забор перелетели – побрели в сторону города. Я мысленно настраивал себя на нечто необыкновенное. Но то, что меня ждало, оказалось в разы невероятней.


От лесной развилки мы вышли к границе лесопарка, и теперь от города нас должна была отделять только проезжая часть. Вот тут впервые я ощутил себя дезориентированным, поскольку никакой трассы больше не было, и машины не пролетали по ней в объезд города, как обычно. Как не было и перпендикулярной к трассе широкой улицы, пересекавшей город с севера на юг. Вместо них – только заросшие изумрудной травой колеи, в которых серебрились новенькие рельсы. С обеих сторон петляли выложенные разноцветными камнями тропки.

– А что, на машинах теперь никто не ездит? – К такому я точно не был готов.

– Не-а, – довольным тоном отозвалась Иоланта. – Древние нашли такой способ передвижения опасным и вредным. Вот наши велики им понравились, теперь налаживают производство с учетом нестандартных размеров представителей древних рас.

Я поскорее перевел взгляд на перспективу города, но и его было не узнать. Уродливые блочные дома еще стояли, но теперь фасады их густо оплел какой-то особенно быстрорастущий вид вьюнка с глянцевыми цветками-колокольчиками. А на замусоренном пустыре, который я пробегал тысячу раз, стараясь не вляпаться в какую-нибудь гадость, теперь вовсю велось строительство и уже выступали каменные фундаменты разномастных, привычных мне по Нижнему миру домиков. Трудились там в основном люди в синих спецовках плюс с десяток циклопов, да еще на моих глазах два биорда синхронно спикировали на площадку: к их поясам были пристегнуты объемные сетчатые мешки со стройматериалами. Никакой рабочей техники поблизости не наблюдалось.

– Их заставляют это делать? – спросил я, кивнув в сторону суетящихся людей.

Мадам Софи отрицательно качнула головой:

– Нет, все работы добровольны. Как ни грустно это признавать, но сейчас эти люди гораздо счастливее, чем были месяц назад. Их потребности резко сократились, забыты соблазны, в семьях царят мир и процветание. Труд теперь приносит им удовольствие.

– А почему так мало народа на улицах?

– Потому что сейчас рабочее время. Кто не на работе, те в специальных центрах учат языки Древних, осваивают новые профессии или хобби. Ну, куда хочешь пойти первым делом?

Я пожал плечами. Всего лишь в двадцати шагах отсюда начиналась прямая дорога к родительскому дому, хоть она теперь и выглядела иначе. Вот только в родном доме я отныне чужой, и даже смотреть в ту сторону мне не стоит. Наша чуткая мадам конечно же легко прочитала мои мысли. И сказала:

– Не унывай, Алеша. Пару дней назад мы с Эриком навещали твоих папу и маму.

– Как они?! – ахнул я.

– Они в полном порядке. Переживают, конечно, из-за тебя и твоей сестры. Мы им сказали, что ты с группой ребят сейчас путешествуешь по Европе, поскольку это тоже входит в программу реабилитации в нашем лагере.

– И что, они поверили?

– Мать – да, безоговорочно. Вот с отцом немного сложнее. Он ведь тоже атлант и устойчив к излучению.

При этих словах мне здорово полегчало. Вид работяг совсем не был противен, но вот подумать, что мои родные люди тоже сейчас вкалывают где-то в полной уверенности, что в этом и есть смысл их жизни…

– А мама… Она хоть помнит… о нас с Кирой? Ну и что было прежде? Ведь те, которые на Светлой поляне, вообще ничего толком о себе не помнили.

– Не сравнивай, Алеша. Те были преступниками, и к ним применяли очень жесткое излучение. Здесь все иначе. Память у людей полностью сохраняется, просто сами они меняются. Те, кто жили скверно, неправильно, делали много плохого окружающим – они теперь искренне сожалеют об этом, храмы забиты кающимися. Но, возвращаясь к теме твоих родителей: думаю, ты сможешь их посетить, они ведь прежде никогда не видели…

Я с силой затряс головой.

– Ну вот, найдешь предлог и побываешь дома. А со временем можно будет все им рассказать.

– Что?! – заорал я и подпрыгнул на месте. – Нет! Такое представить невозможно! Они никогда не поверят да вообще с ума сойдут!

Горячая рука мадам Софи твердо легла мне на плечо:

– Алеша, посмотри внимательно вокруг. Твои родители теперь каждый день видят столько чудесного, отчего же вдруг тебе – и не поверят? Да, будут поражены, возможно, испуганы, но ведь внутренне ты остался прежним, и тебе легко будет это доказать.

– Да, и вообще, а если бы ты попал в катастрофу? – Это Иоле надоело молча нюхать цветочки на затесавшейся на лесную опушку дикой яблоне. – Они бы тебя все равно же любили, останься ты хоть вообще без лица. А так – подумаешь!

Наша Иоланта, разумеется, была в своем репертуаре. Я закатил глаза, мадам Софи поскорее отвернулась, скрывая улыбку. Мимо нас медленно прошествовал, сложившись чуть ли не пополам, циклоп, помогающий ветхой земной старушке совершать прогулку по лесу. Мы двинулись дальше, обогнули стройку и немного побродили по дворам.

– Может, в школу сгоняем? Там теперь интересно, – предложила Иола, но мадам Софи решила, что с меня хватит на сегодня и пора возвращаться в лагерь. В этот момент нас окликнули.

Я сразу узнал голос Соболя и завертел головой, отыскивая Эрика Ильича. Прямо посреди просторного двора в окружении целых шести унылых блочных домов теперь возвышалась укрытая побегами вьюнка деревянная беседка с остроконечной крышей, а на ее ступеньках стоял наш директор и призывно помахивал рукой.

Мы подошли, и первым делом Эрик Ильич окинул меня изучающим взглядом:

– Ну, как прогулка? Голова не болит?

– Я даже забыл о ней, – ответил я совершенно правдиво. – Столько всего интересного вокруг!

– А, ну да, разумеется. – Показалось мне или Соболь был чем-то недоволен? – Иди-ка внутрь, Тир-Убрель как раз расспрашивал о тебе.

– Может, лучше в другой раз? – У меня были очень веские причины не попадаться на глаза Великому Жрецу.

Но директор уже исчез внутри, за цветущим пологом, так что пришлось тащиться следом.

Внутри беседки оказалось нечто вроде штаба: квадратный стол, заваленный бумагами, и множество посадочных мест вокруг него. Пришпиленная к деревянным основаниям беседки, висела на стене большая карта, где наш Северо-Запад и еще несколько областей были обведены жирной зеленой чертой. Напротив – карта мира. Худенькая девушка-лотт возилась с документами, раскладывала их по кучкам и время от времени бросала короткие заботливые взгляды на Жреца. У меня почему-то мелькнула мысль, что она в него влюблена.

Великий Жрец изучал какие-то бумаги, выхватывая их из одной стопки и через пару секунд переправляя в другую, но немедленно поднялся из-за стола нам навстречу, посмотрел на меня – и его глаза остекленели. Меня бросило в нестерпимый жар, однако Тир-Убрель уже овладел собой, шагнул вперед и по земному обычаю протянул мне руку:

– Приветствую, Алексей! Хотел навестить еще в Пещерах, но твои друзья тебя бдительно оберегали, – и улыбнулся малость смутившейся Иоле.

– Вы этого человека видели во дворце, да? – пятясь и не подавая руки, спросил я.

Жрец дернул головой:

– Я видел человека с этим лицом, но это не имеет ровно никакого значения. Мы оба с тобой оказались не в тех телах, что даны нам от рождения, товарищи по несчастью, так у вас на земле говорят? Примем это испытание достойно.

Я чуточку успокоился, перестал пятиться и все же обменялся с Тир-Убрелем крепким рукопожатием. Если вдуматься, положение Жреца было куда более аховое: ему предстояло вернуть чужое тело и остаться ни с чем. А в целом выглядеть он стал куда лучше с нашей последней встречи: исчезли ужасные ожоги со щек, само лицо чуточку округлилось. Я словно видел перед собой Данко, каким он впервые появился в нашем лагере, и ужасно скучал по нему.

– Что ж, когда Алексей окончательно окрепнет, приходите сюда, и я подыщу вам работу по душе. – Жрец приобнял за плечи меня и Иолу. – Ведь это ваш город и мир, кто лучше вас позаботится о нем!

– Какую работу? – тут же спросила девочка.

– Ну, первоочередная задача – это устранить все, что вредно для здоровья живущих, все эти ваши, уж простите, ужасные фабрики, производства… Мотивировать людей на получение новых и нужных в этом мире профессий. Кроме того, нам удалось связаться с еще одной уцелевшей общиной Древних – в Шотландии, просто чудо, что Орден не успел до них добраться. Завтра ваши старшие ребята вылетают туда, чтобы выработать совместный план действий: либо тамошние обитатели перебираются к нам, либо мы делимся с ними чертежами нашего излучателя… Но зависит от того, насколько у них там развиты собственные технологии. А самое важное сейчас – это защита наших границ.

– Разве они не защищены излучателями? – удивился я.

– Само собой. Но только от людей. А между тем где-то на островах проживают сотни Древних, выращенных в ненависти к нам, да и ко всему живому. Так что, вполне возможно, уже сейчас у нас появились лазутчики…

Я поежился. А как хорошо все начиналось!

– В общем, Алеша, когда будешь абсолютно здоров, жду тебя в нашем штабе. – Он обвел изящной рукой беседку. – И твою половинку тоже. А пока гуляйте, наслаждайтесь этим чудесным миром!

На этом мы распрощались. Мне ужасно хотелось еще немного побродить по улицам, но Иоланта непреклонно потребовала возвращения в лагерь.