Тот странный человек буквально заставляет пойти с ним, поймав утром по дороге на работу. Под очень странным предлогом: «поговорить о важном». Напоминает о последних просветительских веяниях в школе у моей старшей. Я невольно улыбаюсь и не отношусь к этому серьезно.
Понятия не имею, зачем иду – точно не за бесплатным завтраком, хотя кормит он очень вкусно – в кафе, где для меня самой дороговато.
Наверное, я соглашаюсь потому, что не могу сдержать любопытства. Моя жизнь не слишком богата на события в последнее время. Ну ладно – на самом деле он привлекательный, и выглядит очень прилично. Такие обычно не знакомятся на улице.
Лучше бы просто сделал комплимент и взял телефон, честное слово. Взгляд умный и уверенный, одежда дорогая, но не броская, движения плавные. Он принадлежит к породе редких мужчин-хищников, которые остаются сексуальными в возрасте чуть за пятьдесят.
– Какое необычное имя, – улыбаюсь я, когда он представляется Хеннингом и сразу понимаю, что неосознанно начала флиртовать.
А его ответный взгляд такой, что… блин, обидно. Ласковый и одновременно слегка укоризненный, словно он мой начальник, а я тут нарушаю субординацию. Значит, не зацепила, понимаю я и на секунду расстраиваюсь – зачем тогда звал? Но тут же беру себя в руки и меняю улыбку на более нейтральную и деловую.
– Слушаю вас, – гораздо суше говорю я, но тут подходит официантка, чтобы взять заказ. Выбираю один омлет, и он заказывает мне едва ли не половину меню для завтраков. А себе – только кофе и сэндвич.
Выдержав паузу до того момента, как официантка оказывается за пределами слышимости, он смотрит прямо в глаза и говорит мне:
– Альма, это сейчас покажется странным, но… я – твой отец.
Мое сердце екает прежде, чем срабатывают защитные механизмы здравого смысла. Но потом я как девочка глупо смеюсь, глядя прямо в серьезное красивое лицо:
– Что?
– Это правда.
– Нет, не правда.
Я все еще улыбаюсь и жду продолжения шутки.
– Твою маму звали Татьяна…
– Она давно умерла, – резко обрываю я. – И это не может быть правдой. Я знаю имя своего отца, знала его всю жизнь. Его зовут Сергей Юр…
– Ты знаешь имя бывшего мужа твоей покойной матери, – спокойно утверждает мужчина, сидящий передо ней. – Скажу сразу: у меня нет твердых доказательств. Но просто посмотри на меня внимательно. А потом посмотри в зеркало. Тебе ведь сорок два, верно? Это потому что ровно сорок три года назад я встречался с Таней, и мы были близки.
На него трудно смотреть. Я сама не могу понять, почему теперь держу взгляд опущенным, словно стеснительный подросток. Улыбка сползла. Хочется заорать на него, что да, мне уже за сорок, так что какой тут может быть, к чертям, новый отец?
Но правда в том, что прошлое матери для меня всегда было очень мутным, и отца я не знала. И она никогда не была образцово честным человеком. Могла и приврать.
Внешность Хеннинга в точности такая, как и моя – теперь, когда он обратил на это внимание, отрицать трудно. Тот же оттенок редкого пепельного цвета волос, те же голубовато-серые глаза, и такой же формы. Вот только одна разница: он красивый, а я… просто блеклая.
– И где же вы были сорок два года, позвольте спросить?
Из меня льются саркастичные интонации, но руки, скручивающие салфетку в жгут, выдают. Изнутри начинает потряхивать. Усилием воли прекращает эти движения, я поднимаю подбородок.
– Жил в Москве, как и ты, – спокойно отвечает он. – Я не знал о твоем существовании. Мне очень жаль.
– И как вы узнали? – тихо спрашиваю я, все еще надеясь поймать его на какой-нибудь ерунде.
Хеннинг отводит глаза в сторону, но ни один мускул на лице не дергается. Ответ на вопрос, который я задала, у него есть.
– Я искал твою мать, так и узнал про тебя, – говорит он. – Возраст в документах навел на мысль, а потом просто посмотрел фото и все понял.
– Сколько вам лет? – внезапно осеняет меня. – Вы выглядите едва на пятьдесят.
– Мне шестьдесят три, малыш. Если нужно, покажу паспорт, но он сейчас в машине.
Я смотрю ему в глаза, надеясь, что это как-то поможет определить правдивость его слов, но больше секунды пялиться не могу – обжигаюсь и смущаюсь.
На самом деле не похоже, что он врет. Зато похоже, что читает все мои мысли. И спокойно молчит, держит паузу, позволяя мне все осознать и задать все вопросы.
Я медленно осознаю… да, он выглядит молодо, но и мне никто не дает даже тридцати пяти, не то, что моих сорока двух – так что это моложавость внешности может быть семейной, и тогда значит: еще одно очко в его пользу.
– Ладно, – сдаюсь я. – Допустим, вы мой отец, хотя верится слабо. Ну и что вы хотите?
– Хочу узнать тебя. Хочу быть рядом и помогать.
– Я большая девочка.
Мой тон становится таким ледяным, что только глухой бы не понял. Может, даже слишком. Но на слово «помогать» у меня срабатывает защитная стойка. Помогать с первого дня знакомства рвутся обычно те, кто потом кидает по-крупному.
– Большая, – соглашается он. – Но тянуть одной двоих детей и так непросто, а тут еще четыре миллиона задолженность по ипотеке… Твоей зарплаты, судя по всему, хватает только на еду.
Видимо, в ответ на холодность у него тоже кое-что включается. Потому что взгляд становится очень жестким и пронизывающим – только что не обвиняющим. А его знание приватных фактов и цифр, мягко говоря, поражает.
– Как вы узнали? – бормочу я, выдаю свой испуг.
Его лицо мгновенно смягчается. Хеннинг открывает рот, чтобы ответить, но тут подходит официантка с подносом и принимается ловко метать на стол полные чашки и тарелки.
– Малыш, это не сложно узнать о каждом, – говорит он мягким, успокаивающим тоном, когда она уходит. – Дело не в этом, а в том, что тебе нужна моя помощь. И я хочу ее оказ…
Ответил? Нет, ушел от ответа.
– Я не возьму денег у незнакомого человека, – отрезаю я.
– Альма, я твой оте…
– Нет.
Знаю, что грублю, постоянно перебивая, но почему-то чувствую: такой человек, как он, легко меня продавит, стоит только дать слабину. Он говорит, жестикулирует и интонирует речь как опытный переговорщик.
Моя тактика дает результат, и он сдается со вздохом.
– Хорошо. Давай просто поедим и познакомимся.
Кофе очень ароматный, без горчинки, как я люблю. Гренки с семгой и мягким сыром – выше всяких похвал. Пока я жую, возникает долгая пауза, и мне хочется заполнить ее из вежливости после того, как отшила так грубо. Торопливо глотаю и спрашиваю:
– Чем вы занимаетесь?
– Я предприниматель. Поставляю кое-что для нужд военных организаций, – неторопливо, но без лишних пауз отвечает он.
Отлично. Папы – торговца оружием мне как раз не хватало.
– У вас есть еще дети? Жена? – спрашиваю я вслух.
– Только сын. Взрослый, конечно. Скоро познакомлю вас.
Может, не надо? Но вслух я этого не произношу.
Он спрашивает о моих детях, и я сдержанно рассказываю. Аглая – очень серьезная, и она уже в восьмом классе. Баламут маленький еще, первоклассник. Оба обожают рисовать, оба очень красивые, но разные: дочь – задумчивая и спокойная, Баламут – полностью оправдывает свое имя. Я и назвала его так потому, что пинал живот всю беременность.
Услышав об этом, Хеннинг широко улыбается, и от его глаз разбегаются морщинки, которые заставляют его лицо сиять.
– Я уже хочу познакомиться с ними.
– Я… ничего не могу обещать. Поймите меня правильно, я даже не знаю, кто вы, – честно отвечаю я, допивая кофе и изо всех сил сопротивляясь обаянию незнакомца. – Спасибо за завтрак, это было очень вкусно.
– Я не буду торопить тебя, но, пожалуйста, дай мне шанс, – очень спокойно просит он. – Хочешь еще кофе, пока они упаковывают еду?
– Мне пора уже… Ну ладно, еще одну чашечку, только маленькую, – соглашаюсь я, когда понимаю, что он действительно очень хочет этого.
Пока Хеннинг подзывает официантку, заказывая нам еще кофе, я смотрю в окно, за которым вовсю льет. Обычно я быстро принимаю решения, но сейчас просто не знаю, как быть. Вторая встреча – это уже серьезно. Что, если он никакой не отец, а просто опасный сумасшедший или мошенник какой-нибудь? Тогда его надо как можно быстрее сливать, вот прямо сейчас.
Но что, если он правда мой отец?
Осень навевает на меня депрессию. В последние месяцы в жизни была только работа и бесконечная круговерть домашних дел. Вечером приготовить еды, проверить домашку. В выходные – снова дети и подработки, чтобы наскрести на оплату приходящей няни.
На днях пришлось идти в магазин в двенадцать ночи просто потому, что не было другого времени. Последний бойфренд исчез на горизонте почти год назад, с подругами не удавалось встретиться чаще, чем раз в месяц – просто они жили на разных концах Москвы и тоже были погружены в круговерть дом-работа-быт-дети.
Возможно, раз в неделю болтать с сумасшедшим за кофе – не такое плохое развлечение? И не такое уж опасное?
– Ты бледновата. Хорошо себя чувствуешь? – спрашивает он, и я киваю.
– Мне надо все это переварить.
– Я понимаю. Я ведь увижу тебя еще?
Дожидаясь, пока дождь немного ослабнет, я растягиваю вторую чашку кофе и изучаю Хеннинга из-под ресниц. Это странно, но он действительно вызывает родное и очень теплое чувство, которое в первые минуты я приняла за сексуальное влечение. Отец он мне или нет – с ним уютно.
– Ладно. Я встречусь с вами еще раз, но я все еще не верю, – предупреждаю я. – На следующей неделе?
– Или раньше. Созвонимся, хорошо? – быстро говорит он.
Я молча киваю. Официантка приносит пакеты с едой, и Хеннинг оплачивает счет, подвинув пакеты ко мне:
– Тебе на обед.
На выходе из кафе он раскрывает над моей головой зонт и доводит до входа в метро, а затем смотрит в глаза, словно не решаясь сказать чего-то, но потом встряхивает головой и говорит:
– Альма, еще одно. Не надо обо мне никому рассказывать пока. Моя работа… специфическая, ты позже поймешь. Подружкам, коллегам – не надо, – негромко говорит он.
Я молча киваю, и мы прощаемся. Всю дорогу до работы я просто ошеломленно сжимаю бумажные пакеты с дорогущими блюдами из кафе и пялюсь в черные окна вагона, чтобы перегрузить сломанный мозг. Что это, бл…, такое со мной случилось?