Гипермаркеты напирали со всех сторон, но Мария не сомневалась: их маленький продуктовый будет стоять вечно. Людям нравится, когда магазин прямо в доме: и в тапочках зайти можно, и с продавцом поболтать.
Половину покупателей она давно знала по именам, и это скрашивало будни, напоминало родной поселок, откуда давным-давно уехала покорять столицу.
Если заявлялись новички, продавщица всегда настораживалась. Одна на весь зал, доступ к товарам открытый, воровать легко. Крали всего чаще не бомжи и не дворники – а с виду приличные тетки. Поэтому незнакомых женщин встречала с особым подозрением.
Сегодня вечером народу толпа. Новый год отгремел, гостей проводили, салаты подъели – и потянулись. За «топливом» и общением.
Как очередная покупательница вошла, Мария даже не успела заметить. Только у кассы разглядела и фыркнула: надо же так вырядиться! Не старая, а одета как в прошлом веке. Платье ниже колен, пальто с пелеринкой. Перчатки дурацкие – на половину пальцев, словно из старинного фильма. Да еще собачка на руках – маленький пудель с печальной мордой, усы обвисли. В корзинке – набор нищеброда. Яблоки сезонные, творог однопроцентный. Низкокалорийная булочка. И бутылка воды.
«А под пальто небось печень трески спрятала. Или коньяк». Мария покосилась на экран видеонаблюдения, но тот, зараза, как всегда, не работал.
В поселке родном нормально было бы спросить: «Вы кто, откуда к нам пожаловали?» Но Москва фамильярных отношений не терпела, поэтому пришлось следствие обходными путями вести.
Мария предложила даме:
– Собачку на пол поставьте, неудобно ж вам!
Хоть заметно будет, если у покупательницы карман оттопыривается.
Та взглянула затравленно.
– У вас на двери табличка – с животными нельзя.
– Да ладно, такой песик хорошенький.
– Спасибо.
Она опустила пуделя на пол. Вроде под пальто ничего не прячет. Но вид нервный, губы кусает. Начинающая, что ли, воровка?
Покупательница выложила на кассу товар и виновато попросила:
– Вы только не пробивайте сразу. А то у меня наличных мало.
Вон оно что. Но в столицах живых денег и нет ни у кого.
– Мы карты принимаем.
Смутилась.
– З-забыла я карту.
Проверенным своим Мария всегда давала в кредит, но на незнакомых правило не распространялось. Новенькой не хватило тридцати рублей. Решила отказаться от яблок. Очередь терпеливо ждала. Пес незнакомки умильно косился на распродажную колбасу. Наконец та удалилась. На глазах слезы.
Будь Мария в родной глуши, обязательно бы обсудила печальную даму с другими покупательницами. Или хотя б сама задумалась, что у той за беда? Но в столице, как квартирная хозяйка говорит, «всем на всех класть».
Так что вспомнила про бедняжку только в начале двенадцатого ночи, когда заперла магазин, вышла под колкий дождь, а к ней бросился пуделек. Подскакал, лапы поставил. Да это ж тот самый! Запомнил, хитрец, кто колбасой распоряжается.
Мария поискала глазами – вот и покупательница незадачливая. Сутулится на детской площадке, под грибочком песочницы укрывается от ледяных капель.
В Москве в душу к людям не лезут. Но замерзнет ведь, дура!
Мария подошла, спросила сурово:
– Чего здесь торчишь?
– Идти некуда.
– Коллекторы выгнали?
Та насупилась.
– Сама ушла. Видеть его не могу.
– Кого?
– Дениса.
– Это кто?
– Муж.
Мария взглянула недоверчиво – замужние перчатки без пальцев обычно не носят.
Уточнила:
– Законный муж?
– Да.
– Отсидевший, что ли? – вырвалось у нее.
Дама обиделась.
– Почему отсидевший? Нормальный.
– А из-за чего поругались?
Смутилась. Носком ботильончика уличную грязь ковыряет:
– Я сама виновата.
Мария хмыкнула:
– Прям так виновата, что без денег из дому ушла? Или Денис твой кошелек отобрал?
– Ничего он не отбирал. Я просто не могла его видеть. Больше ни секунды.
– По морде, что ли, дал? – заинтересовалась Мария.
– Нет, конечно. Но лучше бы он меня ударил.
Что вот за слюни интеллигентские! Мария примирительно молвила:
– Ладно. Повыделывалась, померзла – и хватит. Езжай обратно. Холодно, да и Рождество скоро, нельзя ссориться. Сейчас я тебе такси вызову.
– Нет, – упрямо вздернула подбородок. – Не поеду.
– Дам я тебе денег! Потом на карту скинешь.
– Не в этом дело. Я к нему не вернусь.
Сама синяя уже от холода, и пудель мокрый насквозь, мелко дрожит.
– Буду новую жизнь строить.
– А как ее строить без денег? – хмыкнула Мария.
– Не зна-аю, – вздохнула тяжко. – Дождусь утра. Подруге позвоню, попрошу приютить.
– Все у вас в Москве через одно место, – не удержалась продавщица. – Если подруга есть – чего утра ждать?
Молчит.
– А собаку с собой зачем взяла?
– Миклуша мне дороже денег.
Тут Марии совсем смешно стало.
– Что за кличка дурацкая?
– Потому что кудрявый. Как Миклухо-Маклай.
– Это кто?
– Этнограф и путешественник.
– Вот ты дурная! Ладно. Пошли. У меня переночуешь.
Снимать в Москве отдельное жилье можно, если в «Газпроме» работаешь. Продавцам с охранниками по доходам только общага. Как Мария устроилась – целый угол в отдельной квартире, – это прямо считалось совсем хорошо. А когда соседка отвалила на новогодние каникулы в свой Красноярский край, совсем шикарно стало. Колян и Палыч (из соседней комнаты) замучили острить, что надо срочно любовника.
Но она вместо любовника – смех! – странную тетку притащила, да еще с пуделем.
Палыч заслышал, что в коридоре голоса, высунулся:
– Машка, ты с кем?
Увидел промокшую гостью (пальто от дождя обвисло, кончики пальцев в половинках перчаток посинели от холода, на руках взъерошенный пудель), присвистнул:
– Ой, ё.
– Владислава, – с достоинством представилась чудилка.
– А пес у ней Миклухо-Маклай, – добавила Мария.
И сама не удержалась, начала ржать – очень уж смешно у Палыча лицо вытянулось.
Промерзшую даму с собачкой отвели на кухню. Чай, шерстяные носки, псу банку тушенки пожертвовали. Женщина раскраснелась, бормотала в смущении:
– Вы ж мне совсем посторонние люди…
На улице мерзла с видом героическим, а сейчас вдруг расклеилась – плечи трясутся, слезы градом. Обычно равнодушный до всех Колян притащил одеяло, укутал. А Палыч сурово сказал:
– Кто обидел? Убью гада.
Гостья зарыдала еще пуще, а Мария поспешно сказала:
– С мужем поссорилась. Завтра помирятся, не бери в голову.
У самой бывало: все навалится, днем как-то держишься, нервы в зубы, а вечером потом в рев. Но стопку жахнешь – и отпускало. А Владиславе уже и водки, и слов сколько ласковых, и Миклуша нескладный ей руки лижет, но никак не успокаивается. Икать начала, бормочет виновато:
– П-простите. У м-меня нервы.
Руку в карман платьишка сунула, достала коробочку. В ней желтые таблетки. Вынула две дрожащими руками, просит: