Пить вино в четверг – очень плохая идея.
Утро пятницы не задалось. Стараясь не расплескать боль, налитую по самые края черепной коробки, я доползла до ванной в надежде, что после душа станет полегче, и с отвращением уставилась на плавающие там чертовы чайные розы.
Конечно, вчера нам было не до них.
Наклоняться, вылавливая сначала цветы, а потом листочки от них, было физически больно. Толстые стебли с воодушевлением кололи меня иголками, лепестки норовили опасть раньше времени прямо на пол – но было уже наплевать. Пусть валяются.
На кухне, разумеется, все осталось как было вечером. Засохший сыр на блюде, заветрившиеся персики и стекший на скатерть парафин от свечей. У нас ведь нет маленьких гномиков, которые прибирались бы по ночам.
Потом я обнаружила, что Олег так до конца и не разобрал сумку. Творожные сырки, которыми я планировала позавтракать, расплющились под упаковкой яиц и заодно испачкали йогурты. Я отмыла одну баночку от липкой творожной массы, села на край дивана и съела его с очень мрачным видом.
Больше всего бесило, что пока я ковыляю по квартире, постанывая от отвращения к реальности, зараза Олег спокойно спит. Точнее, проснулся, попросил принести водички и снова заснул. Ему в офис не надо, можно даже взять выходной и спокойно поработать, когда полегчает. Закажет, небось, сейчас остренький фо-бо с доставкой и будет страдать в комфорте. А у меня впереди метро…
Рабочий день тоже не задался.
Чертов принтер, из-за которого мне во время переезда вынули весь мозг, сломался, и я догадываюсь, что не сам по себе. Не поделили два отдела младенчика, и применили соломоново решение, разрубив к чертям гордиев узел.
Заодно в процессе переезда пали смертью храбрых несколько столов, стульев и мониторов. Никто не может найти, куда в порыве улучшайзинга убрали запасы бумаги. Под шумок отделы наворовали друг у друга печенек, сахара и чая. Разнообразия им захотелось. Взрослые люди, мать!
В обед я спряталась в бухгалтерии, где меня кормили шоколадкой от нервов и поили коньяком от похмелья.
По пути домой я даже на швы между плитками старалась не наступать и тщательно обходила люки. Если сегодня еще хоть что-нибудь пойдет не так, я просто взорвусь!
Я просто хочу прийти домой, поскулить в подушку от так и не прошедшей головной боли, поужинать, выпить чаю и лечь спать. Все! Все!
Но я никак не могу повлиять ни на коллег, ни на начальство, ни на выруливающую из двора машину, которая внаглую объезжает шлагбаум по тротуару и обливает меня водой из лужи!
Все, что я могу – заклинать этот мир ритуалами, замечать в нем тайные закономерности, которые делают его немного более предсказуемым и просто не наступать на люки. И выбирать левый эскалатор. Использовать все найденные секреты, чтобы сделать свою жизнь хоть чуточку проще.
Поэтому я открыла дверь подъезда как можно шире – так она на пару мгновений дольше держится, перед тем как захлопнуться, и дает мне больше времени проскочить и нажать кнопку лифта. Нечестная игра, но иногда можно.
Вчера прекрасный, но нервный сосед помешал примете сработать. В этот раз я специально оглянулась по сторонам, чтобы убедиться, что никто не последует за мной, чтобы испортить мой ритуал по заклинанию спокойного вечера.
Все чисто.
Я задержала дыхание, отпустила дверь, рванулась по лестнице вверх, перепрыгивая через ступеньку, чтобы успеть нажать кнопку… и чуть не воткнулась прямо в чертового соседа!
На этот раз он был в классическом темно-синем пиджаке с белой рубашкой и джинсах. Не такой уютно-роскошный как в прошлый раз, но этот образ шел ему еще больше. В моем подъезде, где стены покрашены в самый унылый зеленый, который только можно вообразить, на полу лежит обколотая и замазанная цементом плитка двадцатилетней давности, на дверях лифта выцарапано: «Секаса хочу» и «Наташка – жопа», его элегантный казуальный стиль выглядел так, будто кто-то в «Фотошопе» неумело налепил профессиональный снимок из каталога «Бриони» на фотку, сделанную мобильником.
Мне кажется, от него исходит сияние – а может, это просто плохо обтравленные края фотографии? Пиджак застегнут на одну пуговицу, манжеты рубашки выглядывают из-под рукава, я уверена, ровно на полтора сантиметра, и даже джинсы идеального классического цвета индиго. Его присутствие подняло уровень элегантности всего нашего квартала в два раза. Если не в три.
Вот этот неловкий момент, когда я чуть не врезалась в него, запыхавшаяся, безумная, устремленная к вожделенной кнопке, а потом изумленно затормозившая, наконец заметив препятствие – он, наверное, запомнится мне теперь на всю жизнь. И всю жизнь я буду поджимать пальцы от неловкости и кусать губы, мысленно видя как ползет вверх четко очерченная бровь, изгибается уголок рта, а темный взгляд из рассеянного становится изумленным.
Кнопку я, разумеется, не нажала. И услышала, как за спиной громко блямкнула дверь подъезда.
Блин!
Мой сосед сверху смотрит на меня с насмешкой, словно знает о моих глупых ритуалах. Моя кровь – кипяток, меня штормит – горячие волны то приливают к щекам, то откатываются, оставляя за собой изморозь озноба. Мне то стыдно, то неловко, то вдруг невыразимо приятно от того, как внимательно его взгляд изучает меня.
Я все-таки тянусь к кнопке лифта, потому что никто из нас так его и не вызвал. Его пальцы постукивают по стене рядом с ней, и вдруг я вижу то, чего не замечала раньше.
У него обручальное кольцо.
Вот черт!
Давайте, расскажите мне, что мои ритуалы не работают, что приметы – просто суеверия и ничего не случится, если я разочек их нарушу!
Я же не дура, у меня аналитический ум и IQ выше среднего. Я бы не стала их соблюдать, если бы, черт возьми, эти приметы не сбывались!
Вчера скандал, сегодня кольцо.
Мне кажется, я бледнею просто на глазах. Кровь отливает от лица, и я чувствую, как покалывает щеки холод.
Чтобы окончательно меня добить, этот мужчина, от которого у меня подгибаются ноги и в голове взрываются фейерверки, вдруг кривит губы и с той же насмешкой, что и во взгляде, спрашивает:
– Так вы, кажется, говорили, что живете в квартире подо мной?
– Да.
Ева, он женат, говорю я себе. Все, отведи глаза в сторону. Неважно, почему он спрашивает!
– Прямо вот соседка снизу?
– Да.
Ева, у тебя дома свой мужчина, прекрати пялиться на это совершенство!
– А зовут вас случайно не Ева?
– Ева…
Я таю как мороженое. Он знает мое имя!
Точно деградировала до уровня девятого класса.
– А мужа вашего Олег? – уже полуутвердительно говорит он.
– Я не замужем… – отвечаю машинально, пока не понимая, к чему он ведет.
– Мне все равно, – отрезает он. – А вот то, что у меня в квартире вчера всю ночь было отчетливо слышны все ваши претензии к друг друг – вот это не все равно. Почему я должен знать подробности вашей семейных, финансовых и сексуальных проблем? Вы считаете уместным посвящать в них посторонних людей?
И он раздраженно хлопает ладонью по кнопке вызова.
Я не знаю как оправдываться.
Судорожно вспоминаю все то, что мы вчера с Олегом наговооили друг другу – и краснею. Господи. Господи. Нет. Ну нет! Это все – из-за одной захлопнушейся двери? Или я еще в чем-то провинилась?
С удовольствием рванула бы сейчас по лестнице пешком, собрала бы рюкзачок, села на поезд Москва-Владивосток, перешла границу с Китаем и затерялась в каком-нибудь городе-призраке покрупнее.
Но лифт как раз приезжает и распахивает двери, и откровенно сбежать будет слишком по-детски. Я и так выставила себя полной идиоткой.
Поэтому я захожу с соседом в лифт – и оказываюсь в ловушке.
Он раздражен и зол, у него морщинка между нахмуренными бровями, а взгляд мечет молнии. Он кривит губы в гримасе отвращения, но почему-то его огненная злость только притягивает меня.
И когда он тянется к панели с кнопками, чтобы нажать сначала мой десятый, потом свой одиннадцатый, я задерживаю на секунду дыхание от того что в тесном лифте он слишком близко. Его кожа излучает жар даже через рубашку и пиджак, а запах «Dior Homme» снова нагло тащит к себе.
На мгновение я прислоняюсь к его груди и, вместо того, чтобы холодно отстраниться, как предписывают правила вежливости по отношению к соседям, задерживаюсь и глубоко вдыхаю его запах – смесь его собственного, парфюма, холодного ветра и ноток натуральной кожи. Мне не хочется отрываться.
Мне жарко, мне тесно, мне невыносимо.
Это самые странные ощущения в моей жизни.
Что я делаю вообще!
А если он поймет, что я это специально?
Но он будто не замечает.
Прожимает кнопку и отстраняется, оставляя меня в раздрае.
Вот черт!
Черт-черт-черт!
Я не знаю, что со мной происходит, но это очень плохо. Он женат. У меня бойфренд… сожитель… гражданский муж, да какая разница!
Но я впервые испытываю такое по отношению к мужчине.
Мне всегда хватало симпатии, красивых глаз, того, что меня хотят.
Даже когда я была отчаянно влюблена, это чувство оно жило где-то в голове, вгрызаясь в мозг обезумевшей крысой, но не было настолько витальным. Подобной животной тяги я не ощущала никогда.
Он отстраняется и я едва ловлю себя на остатках силы воли, чтобы не прижаться обратно. На сегодня достаточно унижений.
Каждая из тридцати двух секунд поездки до десятого этажа оставляет у меня на коже невидимые кислотные ожоги. Я отворачиваюсь и только краем глаза вижу рукав пиджака, край белой рубашки из-под него, блеск браслета часов. Пальцы у него сухие, с узловатыми костяшками, аккуратными прямоугольными ногтями. Я рассматриваю их между огненными вдохами и натурально схожу с ума от того, какие они совершенные.
Ева, прекрати!
Я едва дожидаюсь, пока лифт остановится на моем этаже. Даже не дожидаюсь – едва двери начинают открываться, я пытаюсь протиснуться, бьюсь о них как дурная бабочка и слышу за спиной обидный смешок.
Когда лифт уезжает наверх, я только закрываю глаза, пережижая, пока отпустит острое ощущение позора.
Но я снова забываю, что ему надо всего лишь этажом выше. И все, что мне остается, когда я слышу, как он выходит из лифта – затаиться и ждать, слушать, как сосед долго ищет ключи по карманам, находит и роняет, поднимает, отпирает дверь, ругаясь полушепотом, и наконец захлопывает ее за собой.
Теперь я могу отмереть и открыть свою.
Рассеянно шарю в сумке в поисках ключей, пытаясь выцепить их за стеклянный брелок, но вместо них мне попадается то помада, то коробочка с леденцами, то зарядка для телефона, то еще десяток самых нужных вещей, которые всегда болтаются на дне и никогда не находятся, когда нужны.
Мысли мои сейчас заняты совсем не ключами. Я пытаюсь понять, что это вообще было. Может, у меня просто недотрах? Не помню, когда последний раз получала оргазм. Может, надо просто кончить и я перестану бросаться на симпатичных незнакомцев?
Мне сейчас действительно страшно хочется секса. Такое взвинченное состояние, как после эротических снова, когда просыпаешься распаленная и кажется – дотронься и взорвешься.
Я пробовала использовать Олега в такие моменты, но он с подозрением спрашивал, кто это мне приснился, какой чужой и прекрасный мужчина меня возбудил? Если я сейчас на него наброшусь, у его подозрений будут все основания.