В конце знаменитой пьесы Гоголя «Ревизор» есть немая сцена. Это когда неожиданный поворот сюжета ввел всех персонажей в такой ступор, что им, бедолагам, остается только замереть неподвижно и подождать, пока несчастные мозги справятся с шокирующей информацией. Кстати, это защитный механизм, придуманный самой природой, – в момент стресса животным свойственно замирать, видимо, в надежде, что опасность пройдет стороной. Ну, или бедные зверюшки копят силы для спасительного рывка. А ведь человек – тоже в своем роде животное.
Немая сцена – вот что последовало за словами Светланы. Я понятия не имела, кто этот таинственный Валентин и почему его приезд повергает присутствующих в такой шок. Судя по всему, проблема вырисовывалась нешуточная. Галина Георгиевна остекленела на диване с приоткрытым ртом и поднятой рукой, а сама Светлана в сердцах стукнула кулаком по столику, отчего кофейная чашка со следами гадания разбилась. Даже домработница Людочка, которая осмелилась показаться на пороге с подносом для посуды, ахнула и прислонилась к стенке, прижав поднос к груди, как будто он мог ее защитить от неведомой опасности. Да что у них тут такое? Я почувствовала раздражение. Не люблю ощущать себя болваном. А сейчас в этой комнате болван только один, и это именно я.
Светлана первая справилась со своими эмоциями. Она устало потерла лоб и негромко сказала:
– Людмила, не маячь на пороге. Все равно ты слушаешь, я же знаю. Убери-ка тут, а то у нас не дом, а настоящий свинарник…
На мой взгляд, единственная разбитая чашка в вылизанной до блеска двухуровневой квартире площадью триста квадратных метров – это явное преувеличение. Но хозяйке виднее.
Людмила принялась собирать со стола. Светлана терпеливо ждала, пока та не скроется в кухне, и только потом бросила на меня тоскливый взгляд и пояснила:
– Валентин – это мой сын.
Вот так так! А я и не подозревала, что у Кричевской есть дети. Глядя на бизнесвумен, трудно предположить, что когда-то она была юной матерью и, теоретически, чьей-то женой.
– Он приедет завтра утром, – продолжала Светлана, – а это значит, что наша жизнь, и без того непростая, усложнится до предела.
– Сколько лет вашему сыну? – поинтересовалась я.
– Валечке семнадцать! – наконец-то Галина Георгиевна смогла хоть что-то выговорить.
– И он самый упрямый и своевольный гаденыш на свете! – сказала Светлана. Я удивилась – никогда не слышала, чтобы кто-то отзывался о собственных детях подобным образом. Но в голосе Светланы звучала нежность, а лицо осветилось искренней улыбкой.
– Ва-а-алечка приедет, – с мечтательной интонацией произнесла Галина Георгиевна. Кажется, мальчик – настоящий кумир обеих дам, свет в окошке. Но вдруг лицо старухи исказилось, и она воскликнула: – Но ведь мальчику ни в коем случае нельзя приезжать сюда! В Тарасове опасно! Если ты говоришь, что Аркадий представляет для нас угрозу… а Момзер прекрасно знает, насколько дорог тебе твой сын… и если он решит причинить вред Валечке… Светлана!
Старуха стукнула палкой об пол так, что ее дочь вздрогнула.
– Светлана! Ты должна его остановить!
– Интересно, как вы себе это представляете, мама? – иронически усмехнулась Светлана. – Мальчишка и в детстве-то никого не слушал, всегда поступал как ему самому захочется. А теперь, когда он почти совершеннолетний, да вдобавок почти год прожил в Москве самостоятельно…
Светлана достала из кармана жакета навороченный телефон и кончиками пальцев подтолкнула его к старухе. Телефон проехался по полированной поверхности стола и замер на краю, угрожающе покачиваясь.
– Если хотите, мама, можете попробовать сами. Вот телефон, звоните.
Галина Георгиевна опасливо посмотрела на дорогую модель, как будто это был не телефон, а взрывное устройство, и покачала головой.
– Ты никогда не умела влиять на своего сына, Светлана! – осуждающе произнесла старуха, тяжело поднялась с кресла и вышла.
Светлана некоторое время пустым взглядом смотрела в спину матери, потом тяжело вздохнула и крикнула:
– Люда! Там вода наверняка уже остыла. Сделай мне ванну по-новому, будь добренькая. Устала, как собака…
Валентин Кричевский приехал на следующее утро. Светлана отправила Влада в аэропорт встречать сына, а сама отменила все встречи и дела, намеченные на день, уселась в кабинете и принялась решать проблемы по телефону.
В половине одиннадцатого раздался звонок в дверь, и все, кто находился в квартире, переполошились, как куры. Светлана оборвала разговор на полуслове и бросила телефон, Людочка уронила очередной поднос, Галина Георгиевна появилась из своих покоев. В общем, все построились, как новобранцы на плацу.
Дверь распахнулась, и вошел… Юный принц – вот слова, которые первыми приходили в голову при виде Валентина Кричевского. Мальчик был удивительно красив. Я подумала, что Валентин удался явно не в мать. Интересно, кто был отцом юноши?
За спиной наследника маячил Влад.
– Рейс задержали на полчаса, – пояснил он, глядя в пол. Видимо, еще не забыл вчерашнюю сцену.
– Спасибо, Влад! – на мгновение Светлана повернулась к телохранителю и подарила ему благодарную улыбку. Но ее внимание тут же переключилось на сына.
– Валечка! – совершенно по-старушечьи ахнула Галина Георгиевна, и слеза побежала по ее напудренной щеке.
– Всем доброе утро! – улыбнулся принц. Валентин окинул внимательным взглядом дом и родных – и немедленно начал действовать. Он обнял мать и заверил, что долетел отлично, и вообще все у него в полном порядке. Потом расцеловал бабушку и в два счета осушил ее слезы, заявив, что она стала еще красивее, чем была. Галина Георгиевна расхохоталась и поцеловала внука в лоб.
– Юный льстец! – проговорила она довольным басом.
Валентин не выказал ни малейшего удивления при виде меня, и я сообразила, что мальчик хорошо воспитан. Светлана нас познакомила.
– Как ты похудел! – всплеснула руками Кричевская. – Просто скелетик!
На мой взгляд, Валентин ничуть не напоминал скелет, юноша был стройным и невысоким, астенического телосложения. Он едва заметно усмехнулся и заявил, что весь полет смотрел на облака и мечтал о плюшках. Немедленно закипела суета – мальчика надо было накормить, а плюшки пеклись к его приезду с самого утра.