Президент корпорации «Индиан экспортс», в которой работал покойный Энтони Форрест, оказался лысеющим мужчиной лет за шестьдесят. Был он полным и важным, а в его облике сквозило что-то немецкое. Рост его чуть превышал метр семьдесят. У президента выдавался вперед круглый живот. Судя по походке, он страдал плоскостопием. Еврей Мейер Мейер в его обществе тут же почувствовал себя неуютно.
Президента звали Людвиг Эттерман. Встав у своего рабочего стола, он вроде бы с искренним отчаянием в голосе произнес:
– Тони был очень хорошим человеком. Ума не приложу, почему это произошло.
Людвиг говорил с едва заметным немецким акцентом.
– Скажите, мистер Эттерман, вы давно с ним были знакомы? – спросил Карелла.
– Пятнадцать лет, – вздохнул Людвиг. – Это, знаете ли, очень долгий срок.
– Нам бы хотелось выяснить кое-какие подробности. Вы готовы ответить на наши вопросы, сэр?
– Что именно вам хотелось бы узнать? – Людвиг поднял взгляд на детектива.
– При каких обстоятельствах вы познакомились, на каких условиях мистер Форрест у вас работал, и в чем заключались его обязанности, – промолвил Карелла.
– Когда мы познакомились, он был заведующим отделом сбыта, – начал Людвиг. – На тот момент у меня уже была своя компания. Тони работал в фирме, расположенной в центре города, – она уже давно закрылась. Он продавал картонные коробки. Как вы знаете, мы импортируем в Штаты товары из Индии, а потом развозим их по всей стране. Само собой, для этого нам нужны коробки. В то время большую часть коробок я покупал в компании, в которой работал Тони. Я регулярно встречался с ним… пожалуй, два раза в месяц.
– Если я правильно вас понял, сэр, это было сразу после войны?
– Да.
– Вы не в курсе, состоял ли мистер Форрест на действительной военной службе?
– Состоял, – кивнул Эттерман, – он служил в артиллерийских войсках. Был ранен в Италии, в бою с немцами, – помолчав, Людвиг повернулся к Мейеру и произнес: – Знаете, я гражданин США. Я живу здесь с тысяча девятьсот двенадцатого года – мои родители перебрались сюда, когда я был еще мальчишкой. Большая часть моей родни уехала из Германии. Некоторые из родственников осели в Индии. Так я и занялся бизнесом.
– Вы знаете, в каком звании служил мистер Форрест? – уточнил Карелла.
– Если не ошибаюсь – капитан.
– Ясно, продолжайте, пожалуйста.
– Так вот, – кашлянул Людвиг, – он мне понравился с самого начала. Он был обаятельным, очень обходительным. Коробки, если разобраться, везде одинаковые, так что не особенно принципиально, у кого их брать. Я покупал их у Тони, потому что он мне был чисто по-человечески симпатичен. – Эттерман предложил детективам сигары, после чего сунул в рот одну из них и закурил. – Один из моих недостатков, – пояснил он, – мой доктор утверждает, что курение сведет меня в могилу. А я ему говорю, что предпочитаю умереть либо в постели с юной золотоволосой красоткой, либо с сигарой в зубах. – Он усмехнулся. – Принимая во внимание мой возраст, в лучшем случае мне светит смерть с сигарой.
– И при каких обстоятельствах мистер Форрест перешел на работу в вашу компанию? – улыбнувшись, спросил Карелла.
– Однажды я спросил его, доволен ли он своей нынешней работой. Я сразу сказал, что, если ответ будет отрицательным, я готов предложить ему место у себя. Мы обсудили все детали, и он перешел ко мне. На ту же должность – заведующий отделом сбыта. Все это произошло пятнадцать лет назад. А сегодня… точнее, в тот день, когда он погиб, он уже был вице-президентом.
– Мистер Эттерман, что вас заставило предложить ему место?
– Как я вам уже сказал в самом начале, он мне сразу понравился. Кроме того… – Людвиг, замолчав, покачал головой. – Впрочем, ладно, это не имеет значения…
– Вы о чем, сэр? – чуть нахмурился Карелла.
– Понимаете… – Эттерман снова покачал головой. – Видите ли, джентльмены, я потерял сына. Он погиб на войне.
– Простите, – опустил взгляд Стивен.
– Чего уж… Дело давнее, надо жить дальше… Точно? – На лице Людвига мелькнула грустная улыбка. – Мой сын был летчиком. Служил на бомбардировщике. Его сбили во время налета на Швайнфурт. – Он помолчал. – Тринадцатого апреля сорок четвертого года. Там был завод шарикоподшипников.
В комнате повисла тишина.
– Наша семья родом из маленького городка, неподалеку от Швайнфурта. Согласитесь, господа, жизнь порой выкидывает странные фортели. Я немец, родился под Швайнфуртом, а мой сын, американец, гибнет в небе над Швайнфуртом. – Он покачал головой. – Поразительно, просто поразительно.
Снова воцарилось молчание.
– Мистер Эттерман, – Карелла прокашлялся, – скажите, пожалуйста, что Энтони Форрест был за человек? Он хорошо ладил с вашими сотрудниками? Он…
– Он был замечательным человеком, – с жаром промолвил Людвиг, – другого такого я не встре-чал. Его все любили. Наверное, его убил какой-то маньяк, – предположил он, – ничего иного я просто не могу предположить.
– Мистер Эттерман, он уходил с работы в одно и то же время?
– Мы закрываемся в пять, – ответил Людвиг. – После этого мы с Тони обычно еще беседовали минут пятнадцать. Да, я бы сказал, что он обычно выходил из здания в промежутке между пятью пятнадцатью и половиной шестого.
– А с женой у него были хорошие отношения?
– Тони и Клара были счастливы в браке, – уверенно ответил Людвиг.
– А что вы скажете о детях? – спросил Карелла. – Если я не ошибаюсь, его дочке девятнадцать, а сыновьям примерно пятнадцать?
– Совершенно верно.
– Проблемы у них были?
– Что вы имеете в виду? – не понял Эттерман.
– У детей были какие-нибудь проблемы? Любого плана, – повторил вопрос Карелла.
– О чем вы? Я вас не понимаю, – искренне произнес Людвиг.
– Приводы в полицию, конфликты с другими детьми, – принялся перечислять детектив. – Может, они попадали в дурные компании… Что-нибудь такое было?
– У Тони прекрасные дети, – промолвил Эттерман. – Синтия окончила школу с золотой медалью, получила именную стипендию в университете. Мальчики тоже делают большие успехи в учебе. Один состоит в школьной сборной по бейсболу, а второй в дискуссионном клубе. Нет, никаких проблем у детей Тони не было.
– Мистер Эттерман, вам известны какие-нибудь подробности о военной службе мистера Форреста? – поинтересовался Карелла. – Убийца прекрасно владеет винтовкой, поэтому мы не можем исключать, что он бывший военный. Ну а поскольку мистер Форрест служил в армии…
– Сразу скажу, об этом я практически ничего не знаю, – признался Людвиг. – Однако я не сомневаюсь, что он был прекрасным офицером.
– Может, он когда-нибудь упоминал о конфликтах с подчиненными или сослуживцами, которые могли…
– Джентльмены, – Людвиг внимательно посмотрел на детективов, – он служил в армии во время войны. Но война закончилась много лет назад. Неужели вы думаете, что кто-то на него столько лет точил зуб?
– Все может быть, – ответил Карелла. – Мы рассматриваем все варианты, сэр.
– Я убежден, что это был маньяк, – с уверенностью сказал Эттерман. – Кто же еще?
– Надеюсь, сэр, вы ошибаетесь, – промолвил Стивен.
Детективы встали и поблагодарили президента корпорации за уделенное им время.
– В обществе немцев я всегда себя чувствую странно, – признался Мейер, когда детективы вышли на улицу.
– Я заметил, – кивнул Карелла.
– Что, правда? – поднял на него глаза Мейер. – Неужели это настолько бросается в глаза? Я что, сидел как мышь?
– Ты не проронил ни слова.
– Ну да, – кивнул Мейер. – Знаешь, о чем я думал? Хорошо, допустим, твой сын летал на американском бомбардировщике и его сбили над Швайнфуртом. Пусть так. А с другой стороны, может быть, кто-то из твоих племянников заталкивал моих родственников в газовые камеры Дахау. – Мейер покачал головой. – Мы тут с Сарой пару недель назад ходили в гости, там собралось много на-роду… Ну и, короче говоря, зашел там спор. Выяснилось, что кто-то из гостей продает у нас в Штатах немецкие машины. Так вот, один мужик договорился до того, что всех немцев надо было пустить под нож. А другой ему ответил, что совсем недавно на свете жил один немец, который точно так же хотел пустить под нож всех евреев. Очень серьезный аргумент. Все верно, не подкопаешься – что, у евреев больше прав уничтожить всех немцев, чем у немцев – уничтожить всех евреев? Довод мне совершенно ясен. Но в то же время, Стив, должен признаться, что отчасти, в глубине души, я был согласен с тем, что сказал тот, первый мужик. Я могу ошибаться, но мне почему-то кажется, что любой еврей на планете где-то в самых глубинах души был бы рад увидеть погибель всей немецкой нации. За то, что они сотворили с нами.
– Мейер, то было другое время и другие немцы, – промолвил Карелла. – Нельзя ненавидеть одних за то, что сотворили в прошлом другие.
– Ты не еврей, – качнул головой напарник.
– Это верно. Но когда я смотрю на человека вроде Эттермана, то вижу перед собой несчастного старика, потерявшего на войне сына. А два дня назад у него погиб еще и помощник, который был ему как сын.
– А я смотрю на него и вижу кадры хроники, на которых бульдозеры сгребают в кучи тысячи трупов убитых евреев, – отозвался Мейер.
– А сына, погибшего в небе над Швайнфуртом, ты не видишь?
– Нет, – упрямо мотнул головой напарник. – Похоже, я искренне ненавижу немцев и буду ненавидеть их до конца своих дней.
– Может, ты имеешь на это право, – помолчав, произнес Стивен.
– Знаешь, временами мне кажется, что ты еврей, – заметил Мейер.
– Когда я думаю о том, что случилось в Германии, то я – еврей, – согласился Карелла. – В противном случае я бы не имел права называть себя человеком. Они же отправляли в печи людей! Не мусор! Не животных! Людей! Неужели ты думаешь, что я не могу чувствовать то же, что и ты?
– Можешь? Если честно, то не уверен, – поджал губы напарник.
– Не уверен? – вспылил Карелла. – Тогда катись к чертовой матери.
– Обиделся?
– Немного, – буркнул Стивен.
– Почему?
– Сейчас объясню, – вздохнул Карелла. – В первый раз я столкнулся с евреями лет в двенадцать. Богом тебе клянусь, раньше я их не встречал. Хотя нет, к нам время от времени заходил старик, знаешь, из тех уличных торговцев, которые продают всякую всячину, так вот, мать его звала жидом. Так и говорила: «Сегодня жид придет». Не думаю, что она вкладывала в это слово нечто уничижительное. А может, и вкладывала – кто, черт подери, сейчас уже разберет. Она выросла в маленьком итальянском городке и отродясь евреев не видала. Может быть, для нее «жид» и «торговец-разносчик» были синонимами. Лично для меня слово «еврей» было неразрывно связано с образом бородатого старика с заплечным мешком. Все изменилось в средней школе. Именно там я впервые познакомился с евреями. Не забывай, в то время Гитлер уже был у власти. Однажды я услышал анекдот и пересказал его в школьной столовой своему однокласснику-еврею. Тот анекдот был в виде загадки, вопрос – ответ: «Что быстрее всего на свете? – Еврей, который мчится через Германию на велосипеде». Сам понимаешь, однокласснику анекдот не понравился, и он, естественно, обиделся. А я никак не мог понять, в чем же дело. Я пришел домой и спросил об этом отца. Он тоже родился в Италии и дер-жал булочную. Он ее и сейчас держит, сам знаешь. Я рассказал анекдот отцу, и он ему тоже не понравился. Отец отвел меня в столовую – у нас в те времена была столовая, усадил за огромный старинный стол и сказал мне по-итальянски: «Запомни, сынок, в ненависти нет ничего хорошего. И смешного в ней тоже ничего нет». Когда я на следующий день пошел в школу, то первым делом подошел к тому однокласснику, Рубену Циммерману – видишь, я даже до сих пор помню, как его звали, – так вот я подошел к нему, извинился за дурацкий анекдот и попросил не держать на меня зла. Он махнул рукой, да ладно, сказал, забей. Однако с тех пор он со мной так ни разу и не заговорил. Ни разу, Мейер. Ни слова мне не сказал. За все четыре года.
– И зачем ты мне все это рассказал? – осведомился Мейер.
– Сам не знаю, на хрена я это сделал, – буркнул Стивен.
– Может, ты все-таки еврей? – задумчиво произнес напарник.
– Может быть, – согласился Карелла, – давай, перед тем как займемся женой Нордена, пропустим по молочному коктейлю?
Майя Норден оказалась круглолицей брюнеткой сорока трех лет с темно-карими глазами. Детективы отыскали ее в похоронном бюро на гражданской панихиде по мужу. Тело Нордена лежало в гробу, обитом изнутри атласом. Над лицом покойного прекрасно поработали гримеры, и потому посторонний человек, кинув взгляд на Нордена, никогда бы не догадался, что бедолаге промеж глаз попала пуля. На панихиде присутствовало много друзей и родственников. Среди них была жена Рендольфа и двое его детей – пятилетняя Джоанна и восьмилетний Майк. Оба ребенка сидели на стульях с прямыми спинками возле гроба и выглядели одновременно ошеломленными и очень повзрослевшими. Майя Норден была одета в черное. Она не плакала, однако, судя по глазам, за вчерашний день она пролила немало слез. Майя вышла с детективами на улицу. Они закурили и начали разговор о ее муже, тело которого лежало в тиши похоронного зала.
– Ума не приложу, кто мог такое сотворить, – покачала головой Майя. – Я знаю, все жены думают, что их мужей обожают, но я и вправду не могу назвать ни одного человека, который бы питал к Рэнди неприязнь. Клянусь вам, это правда.
– Миссис Норден, вы не допускаете мысли, что смерть вашего мужа как-то связана с родом его занятий? Он ведь, если не ошибаюсь, был адвокатом?
– Да.
– Может быть, кто-то из его клиентов?..
– Погодите, – перебила детектива Майя, – если человек начинает в кого-то стрелять, значит, он немного ненормальный, так?
– Не обязательно, – мотнул головой Мейер.
– Я к чему клоню… – Майя помолчала. – Конечно же, случалось, что Рэнди проигрывал дела. Покажите мне хотя бы одного адвоката, который ни разу не проиграл ни одного дела. Если же вы хотите знать, мог ли кто-нибудь из его клиентов разозлиться настолько, чтобы убить моего мужа, то, скажите на милость, откуда мне знать, на что способен псих? Как вы определите предел допустимого, если речь идет о человеке неуравновешенном?
– Миссис Норден, мы не уверены, что убийца был человеком неуравновешенным, – мягко произнес Мейер.
– Вот как? – Майя улыбнулась одними губами. – То есть вы утверждаете, что человек, взобравшийся на крышу и застреливший моего мужа, который едва успел выйти на улицу, был совершенно нормальным и адекватным? Полностью в здравом уме?
– Миссис Норден, мы не психиатры. Мы говорим о нормальном психическом состоянии с юридической точки зрения. С точки зрения закона убийца мог быть в здравом уме.
– Пошел этот закон к черту! – вдруг резко сказала Майя. – Если человек способен лишить другого жизни, значит, он псих. И плевать мне, кем он там считается по закону.
– Погодите, миссис Норден. Ваш муж был адвокатом и прекрасно разбирался в законах, так?
– Именно так, – со злостью в голосе промолвила вдова. – К чему это вы клоните? Раз я не уважаю законы, значит, я не уважаю адвокатов, и, значит, я…
– Мы этого не говорили, миссис Норден. – Карелла помолчал, подбирая правильные слова. – Я нисколько не сомневаюсь, что вы, как супруга юриста, чтите и уважаете закон.
– Я больше не жена юриста, – с горечью в голосе произнесла Майя, – вы что, не в курсе? Я вдова. Я вдова, на руках у которой осталось двое маленьких детей. Мистер… Как вас, простите, зовут?
– Карелла.
– Так вот, мистер Карелла, я вдова сорока трех лет от роду. Вдова, а не жена юриста.
– Миссис Норден, вы не могли бы поделиться с нами кое-какими сведениями? Вдруг это поможет нам поймать убийцу вашего мужа.
– Что вас интересует? – поджала губы Майя.
– Ваш муж по утрам выходил из дома в одно и то же время?
– Да. – Чуть помолчав, Майя тут же уточнила: – По рабочим дням. По субботам и воскресеньям он спал допоздна.
– Таким образом, если бы некий человек установил за ним слежку, то он бы знал, что ваш муж каждый день выходит на работу в одно и то же время? – уточнил Карелла.
– Да, получается, что так.
– Миссис Норден, ваш муж был ветераном?
– Ветераном? – Майя озадаченно посмотрела на детективов. – Вы хотите знать, служил ли он в армии?
– Да.
– Служил, – кивнула Майя, – только не в армии, а на флоте. Три года, во время Второй мировой войны.
– Именно на флоте? – переспросил Мейер.
– Да, на флоте.
– Это правда, что ваш муж был младшим компаньоном в юридической фирме?
– Да.
– И как он себя ощущал в данном положении?
– Нормально, – недоуменно промолвила Майя. – А как еще он должен был себя ощущать?
– Скажите, миссис Норден, сколько всего компаньонов было в фирме?
– Трое, если считать вместе с моим мужем, – не задумываясь, ответила вдова.
– И ваш муж был единственным младшим компаньоном?
– Да, – кивнула Майя, – он был самым мо-лодым.
– А как он ладил с коллегами?
– Превосходно. Он мог найти общий язык с любым человеком. Я ведь вам уже говорила.
– То есть проблем с другими компаньонами не было?
– Никаких. – Миссис Норден покачала головой.
– Какой именно областью права занимался ваш муж?
– Ему поручали самые разные дела.
– В том числе и уголовные? – прищурился Карелла.
– Иногда и уголовные.
– То есть вашему мужу случалось защищать в суде обвиняемого в уголовном преступлении? – уточнил Мейер. – И сколько у него было таких дел?
– Три или четыре. Если честно, я не помню. – Майя нахмурилась, напрягая память. – Кажется, все-таки четыре. Это за весь срок работы в фирме.
– Подзащитных оправдали или осудили?
– Двоих оправдали, двоих осудили, – ответила вдова.
– И где сейчас осужденные? – быстро спросил Карелла.
– Я полагаю, в тюрьме, – не слишком уверенно ответила Майя.
– Фамилии их помните?
– Нет, – решительно ответила женщина. – Но, может быть, Сэм… Сэм Готлиб, один из компаньонов… Он должен знать их фамилии.
– Скажите, миссис Норден, ваш супруг родом из нашего города?
– Да. Он и школу тут окончил, и юридический факультет.
– А в каком университете он учился?
– В Рэмси.
– А как вы познакомились? – спросил Мейер.
– Случайно, – грустно улыбнулась Майя, – разговорились в зоопарке. В том, что находится в Гровер-парке. Начали встречаться, а потом поженились.
– Вы поженились до того, как он пошел на флот, или после?
– После. Мы поженились в сорок девятом году.
– А когда он служил, вы уже были знакомы?
– Нет, – вдова снова покачала головой, – его призвали сразу после университета. Экзамен на право вступления в адвокатскую коллегию он прошел уже после демобилизации. Вскоре после экзамена он приступил к работе. Когда мы познакомились, у него была своя маленькая фирма в Беттауне. В нынешнюю фирму «Готлиб и Грэхем» он перешел только три года назад.
– То есть вплоть до этого времени у него была своя фирма? – уточнил Стивен.
– Нет, он работал в нескольких других компаниях.
– У него были там какие-нибудь проблемы?
– Нет. Никаких проблем не было, – уверенно ответила Майя.
– А уголовными делами в тех компаниях он занимался?
– Да, – вздохнула вдова. – Но что касается подробностей… – Она развела руками.
– А хотя бы названия тех компаний вы вспомнить можете?
– Неужели вы думаете, что ему кто-то мстит за проигранное дело? – ахнула Майя.
– Мы пока не знаем, миссис Норден. В настоящий момент нам не за что ухватиться. Мы были бы рады любой зацепке, – честно признался Стивен.
– Я напишу вам список, – пообещала Майя. – Давайте зайдем внутрь. – На пороге похоронного бюро она остановилась и произнесла: – Простите, если нагрубила вам. – Женщина помолчала. – Понимаете, я очень любила мужа.