После завтрака Эмили Брент предложила Вере Клейторн вместе подняться на вершину и посмотреть оттуда лодку. Девушка согласилась.
Ветер посвежел. На море появлялись маленькие белые барашки. Ни одной рыбацкой лодки не было видно – и моторки тоже.
Деревни Стиклхэвн тоже видно не было, только холм над ней, – вход в бухту загораживала большая красноватая скала.
– Человек, который привез нас сюда вчера вечером, казался таким надежным, – сказала Эмили Брент. – Странно, что он не появился сегодня утром.
Вера не ответила. Она боролась с приступом паники.
Про себя девушка сердито твердила:
«Сохраняй спокойствие. Это совсем на тебя не похоже. У тебя всегда были крепкие нервы».
Вслух же она через минуту-другую сказала:
– Хоть бы он поскорее приехал. Мне… мне так хочется убраться отсюда.
– Как и всем нам, – сухо ответствовала мисс Брент.
– Дикая ситуация… – вздохнула Вера. – Просто… просто бессмысленная.
Пожилая женщина решительно произнесла:
– Я очень сердита на себя за то, что попалась на их приманку. То письмо – полная ерунда, если взглянуть на него критически. Но когда я прочла его в первый раз, у меня даже сомнений не возникло.
– Да, конечно, – машинально буркнула мисс Клейторн.
– Люди слишком доверчивы, – выдала Эмили Брент.
Вера ответила глубоким судорожным вздохом и спросила:
– Вы правда думаете так, как вы говорили за завтраком?
– Нельзя ли поточнее, моя милая? Что именно я говорила?
– Вы вправду думаете, что Роджерс и его жена убили ту старую леди? – тихо произнесла Вера.
Эмили Брент долго задумчиво смотрела на море. Потом сказала:
– Лично у меня нет никаких сомнений. А у вас?
– Не знаю.
– Все говорит за то. Иначе с чего бы женщине падать в обморок? А ее муж в ту же секунду уронил поднос с кофе, помните? Потом, когда он заговорил, сразу было видно, что он врет. О, да, я уверена, что они виновны.
– У нее был такой вид – она своей тени боялась! – заметила Вера. – Никогда не видела такой перепуганной женщины. Наверное, ее всю жизнь мучили угрызения совести…
Мисс Брент тихо промолвила:
– Я помню текст, который висел в моей детской, когда я была маленькой девочкой. «Испытаете наказание за грех ваш». И это чистая правда. «Испытаете наказание за грех ваш…»
Вера порывисто встала.
– Но, мисс Брент… мисс Брент… в таком случае…
– Да, моя дорогая?
– Остальные? Как же быть с остальными?
– Я не совсем вас понимаю.
– Остальные обвинения – они же не взаправду? Хотя, если про Роджерсов все верно… – Она умолкла, не в силах справиться со смятением.
Озадаченно нахмуренный лобик мисс Брент разгладился.
– О, я поняла. Возьмите хотя бы того же Ломбарда. Он сам признал, что бросил умирать двадцать человек.
– Но ведь то были дикари… – возразила мисс Клейторн.
Эмили Брент резко бросила:
– Белые или черные, все они наши братья.
«Черные братья… наши черные братья… – подумала Вера. – Ой, не могу, сейчас расхохочусь. У меня истерика. Я не в себе…»
Мисс Брент между тем задумчиво говорила:
– Конечно, многие другие обвинения и мне показались надуманными и смешными. К примеру, против судьи, который просто исполнял свой долг перед обществом. Или против того человека из Скотленд-Ярда… Да и против меня самой тоже.
Помолчав, она заговорила снова:
– Естественно, учитывая обстоятельства, я ничего не стала говорить вчера вечером. О таких вещах не следует говорить в присутствии джентльменов.
– Почему?
У Веры проснулся интерес. Мисс Брент невозмутимо продолжила:
– Беатрис Тейлор была моей горничной. Дурная девушка – к сожалению, я выяснила это слишком поздно. Я очень в ней ошиблась. У нее были такие приятные манеры, она была старательной и опрятной… Сначала я была ею довольна. Но все это оказалось сплошным притворством! Распущенная девчонка без всякого представления о морали. Отвратительно! Я не сразу поняла, что она, как это называется, «в беде». – Эмили Брент помолчала, ее деликатный носик негодующе сморщился. – Я была буквально шокирована. При таких приличных родителях, которые воспитывали ее в строгих правилах… Я рада, что они тоже не стали потворствовать ее поведению.
– Что произошло? – спросила Вера, глядя в упор на мисс Брент.
– Разумеется, под моею крышей она не осталась и часу. Никто и никогда не сможет уличить меня в том, что я потворствую аморальности.
– Что произошло с нею? – еще тише спросила девушка.
– Этому падшему созданию, – ответствовала мисс Брент, – оказалось мало одного греха, и она совершила второй, куда более тяжкий. Лишила себя жизни.
Пораженная ужасом, мисс Клейторн прошептала:
– Она убила себя?
– Да, бросилась в реку.
Вера вздрогнула и взглянула на тонкий безмятежный профиль мисс Брент.
– Что вы чувствовали, когда узнали об этом? Вам не было ее жаль? Вы не винили себя?
Эмили Брент выпрямилась.
– Я? Мне не в чем себя упрекнуть.
– Но это же вы… ваша жесткость… довела ее до этого, – выдохнула Вера.
– Ее поступок – ее грех – вот что довело ее до этого, – отрубила пожилая дама. – Если бы она вела себя так, как это положено порядочной и скромной молодой женщине, ничего бы с ней не случилось.
И она повернулась к Вере лицом. Ни тени раскаяния, ни следа душевных мук не было в ее взгляде. Только жестокое сознание собственной безгрешности. Эмили Брент сидела на самой вершине Негритянского острова, закованная в непроницаемую броню собственной добродетели.
Сухонькая старая дева больше не казалась Вере смешной.
Наоборот – она вдруг стала страшной.
Доктор Армстронг покинул столовую и снова устремился на террасу.
Судья сидел теперь в кресле, безмятежно взирая на море.
Ломбард и Блор молча курили слева.
Как и раньше, доктор замешкался, выбирая. Задержался на Уоргрейве оценивающим взглядом. Ему хотелось с кем-нибудь посоветоваться. В судье он сразу почувствовал острый логический ум. И все же Армстронг колебался. Пусть Уоргрейв и умен, но все же он пожилой человек. А ему сейчас нужен был скорее человек действия…
Наконец он принял решение.
– Ломбард, можно вас на одно слово?
Филипп вздрогнул.
– Конечно.
Двое мужчин вышли с террасы и пошли вниз по склону к воде. Отойдя на порядочное расстояние, Армстронг начал:
– Мне нужен ваш совет.
Ломбард поднял брови.
– Мой дорогой друг, я не обладаю познаниями в медицине.
– Нет, нет, я о ситуации в целом.
– А, это другое дело.
– Что вы думаете о нашем положении, только честно? – спросил Армстронг.
Ломбард на минуту задумался, потом сказал:
– Ничего хорошего, а вы?
– Как вы считаете, насчет той женщины все правда? Вы согласны с Блором?
Филипп выпустил дым.
– Если взять ее случай в отдельности, то, вполне возможно, он прав.
– Я тоже так думаю.
В тоне Армстронга явно послышалось облегчение. Ломбард не дурак.
Тот между тем продолжал:
– То есть если, конечно, предположить, что мистеру и миссис Роджерс убийство действительно сошло с рук. Хотя почему бы и нет? Что, по-вашему, они могли сделать? Отравили старушку?
Армстронг не спеша ответил:
– Все могло быть гораздо проще. Я спросил Роджерса сегодня утром, чем болела эта их мисс Брейди. Его ответ многое для меня прояснил. Не буду вдаваться в медицинские подробности, но при определенных видах сердечной недостаточности используют амилнитрит. Когда начинается приступ, ампулу амилнитрита вскрывают и вдыхают пары. Если лекарства под рукой не окажется, последствия могут быть любыми, вплоть до летального исхода.
– Так просто… – задумчиво произнес Филипп. – Какое искушение.
Доктор кивнул.
– Да, и главное, делать ничего не надо. Не надо добывать мышьяк, ломать голову над тем, куда его влить, ничего не надо – только немножечко подождать! А уж потом пуститься пешком, в страшную грозу, за доктором – в уверенности, что никто ничего не узнает…
– А если и узнает, то не докажет, – добавил Ломбард.
Вдруг он нахмурился.
– Конечно, это многое объясняет.
– Прошу прощения? – озадаченно спросил Армстронг.
– Я хочу сказать – Негритянский остров. Есть убийства, когда доказать вину просто невозможно. Взять хотя бы Роджерсов. Или старину Уоргрейва, который убил строго в рамках закона…
– Вы верите этой истории? – перебил его Армстронг.
Филипп улыбнулся.
– Ну, конечно, верю. Уоргрейв убил Эдварда Ситона так же верно, как если бы проткнул его стилетом! Но ему хватило ума сделать это, не покидая судейского кресла и не снимая парика и мантии. Так что обычным путем его вину никак не докажешь.
Внезапная догадка молнией поразила Армстронга:
«Убийство в госпитале. Убийство на операционном столе. Здесь ведь тоже не подкопаешься!»
Ломбард продолжал:
– Отсюда мистер Оуэн, отсюда и Негритянский остров!
Доктор сделал глубокий вдох.
– Ну, вот мы и добрались до сути. Как, по-вашему, зачем нас здесь собрали?
– А по-вашему? – ответил вопросом на вопрос Ломбард.
– Давайте ненадолго вернемся к смерти этой женщины, – резко сменил тему Армстронг. – Каковы возможные предположения? Роджерс убил ее, потому что испугался, что она его выдаст. Вторая возможность: у нее сдали нервы, и она предпочла легкий выход.
– Самоубийство, значит? – произнес Филипп.
– Вы так не считаете?
– Пожалуй, я согласился бы с вами, если б прямо перед нею не умер Марстон. Два самоубийства за неполные двенадцать часов – в это как-то трудно поверить. И если вы станете меня уверять, что Марстон, этот молодой самец в полном расцвете сил и при столь же полном отсутствии мозгов, вдруг испытал угрызения совести из-за того, что где-то когда-то переехал двух маленьких ребятишек, и от раскаяния решил покончить с собой, то я вам просто не поверю. Смешно! Кроме того, где бы он взял яд? Насколько я знаю, цианистый калий – не та вещь, которую можно найти у первого встречного в жилетном кармане… Хотя вам, конечно, виднее.
– Никто в здравом уме цианистый калий носить с собой не станет, – согласился Армстронг. – Если, конечно, он не планирует травить ос.
– То есть какой-нибудь заядлый садовник или заботливый землевладелец, верно? Но это опять не Энтони Марстон. По-моему, тот цианид, который нашли у него в стакане, нуждается в подробном объяснении. Либо парень собирался покончить с собой еще до того, как попал на остров, – и потому приехал подготовленный, либо…
– Либо?.. – нетерпеливо переспросил доктор.
Ломбард усмехнулся.
– Хотите, чтобы я произнес вслух то, что у вас у самого на языке вертится? Пожалуйста: Энтони Марстона убили.
Доктор Армстронг сделал глубокий выдох.
– А миссис Роджерс?
Ломбард медленно ответил:
– Я бы поверил в самоубийство Энтони – хотя это и трудно, – если бы не смерть миссис Роджерс. Я бы поверил в самоубийство миссис Роджерс – что совсем легко, – если бы не смерть Энтони Марстона. Я верю, что Роджерс мог убрать свою жену в случае опасности – но тогда при чем тут Энтони Марстон? Значит, нам нужна теория, объясняющая обе смерти разом.
– Возможно, я смогу помочь вам в ее поисках… – сказал Армстронг.
И он выложил все, что сообщил ему об исчезновении двух фарфоровых фигурок Роджерс.
– Да, еще эти фарфоровые штучки… – задумался Ломбард. – Вчера вечером их точно было десять. А теперь, вы говорите, восемь?
Доктор процитировал:
Десять негритят решили пообедать,
Один внезапно подавился – их осталось девять.
Девять негритят уселись под откосом,
Один заснул и не проснулся – их осталось восемь.
Мужчины переглянулись. Филипп усмехнулся и отшвырнул окурок.
– Слишком точное попадание для совпадения! Энтони Марстон умер вчера от асфиксии, или оттого, что поперхнулся, а матушка Роджерс заснула и больше не проснулась.
– Следовательно? – сказал Армстронг.
Ломбард подошел к нему совсем близко.
– И, следовательно, негритят в нашем случае не десять, а одиннадцать. Где-то есть еще один, неучтенный негритенок! Негритенок-икс! Мистер Оуэн! А. Н. Оуэн! Неизвестный псих на свободе!
– А! – Доктор с облегчением выдохнул. – Так вы согласны. Но вы же понимаете, что это значит? Роджерс клялся, что, кроме него с женой и нас, на острове никого нет.
– Роджерс ошибается! Или лжет, что вполне вероятно.
Армстронг покачал головой:
– Не думаю. Он напуган. Напуган едва ли не до полусмерти.
Ломбард кивнул.
– Лодка сегодня не пришла. Все сходится. Мистер Оуэн позаботился об этом, вне всякого сомнения. Ничья нога не должна ступать на остров, пока он не сделает свое дело.
Армстронг побледнел.
– Как вы не понимаете – этот человек опасный психопат! – сказал он.
В голосе Ломбарда прозвучала новая нота:
– Мистер Оуэн не учел одного.
– Чего же?
– Этот остров – почти голая скала. Обыскать ее сверху донизу труда не составит. Так что А. Н. Оуэн, эсквайр, скоро будет у нас в руках.
Доктор Армстронг предостерегающе заметил:
– Он наверняка опасен.
Филипп Ломбард засмеялся:
– Опасен? Нам не страшен серый волк… Это я буду опасен, когда схвачу его за шкирку!
Помолчав, он добавил:
– Хотя, пожалуй, лучше подключить к этому делу Блора. В потасовке от него будет толк. Женщинам лучше не говорить. Что до остальных, то генерал, похоже, спятил, а у старины Уоргрейва самая сильная сторона – бездействие. Так что займемся этим втроем.