Пленных фароссцев туронские солдаты вначале погнали следом за рыцарской кавалерией, но потом конница устремилась дальше по тракту, а они свернули в сторону городских стен. На воротах уже стояла стража в цветах маркграфа.
– Быстро они, – присвистнул кто-то из пленников.
– Ничего удивительного. Город и не сопротивлялся, – откликнулся другой.
– Думаешь?
– А то не видно, – зло произнес еще один. – Никаких следов штурма. Да и не управились бы туронцы за такой короткий срок. Небось стража сразу оружие побросала да разбежалась по углам, как крысы. А там ворота настежь и ключи от города с поклоном.
– Может, врасплох взяли?
В ответ – презрительное фырканье.
За воротами пленников разделили. Всех выживших столичных дворян повели куда-то в центральную часть города, а всех остальных отконвоировали в тюрьму. Новый начальник тюрьмы из туронцев пополнению своих поднадзорных не обрадовался.
– И куда мне их? – сварливо поинтересовался он у начальника конвоя. – У меня свободных камер нет.
То, что тюрьма переполнена, не удивляло. Недовольные новой властью имелись, и с ними, понятное дело, не церемонились. Да и преступный мир попал под облаву – прикормленных осведомителей среди туронцев, сменивших городскую стражу из местных, у них не было.
– Раскидай по нескольку человек на камеру. Потеснятся – поместятся, – предложил командир конвоя.
– У меня местных бандитов выше крыши. Они мне с твоими бойню устроят.
– А нам какое дело? Перебьют друг друга – туда им и дорога.
– Тоже верно.
Начальник тюрьмы сверился с поданными списками и приказал распределить пленных по камерам. Когда пленных гнали мимо туронских командиров, кто-то из фароссцев высказался, что им не помешала бы помощь лекаря, но это замечание было высокомерно проигнорировано.
Раздраженные конвоиры, уже предвкушающие заслуженный отдых, быстро растолкали пленных по камерам. Волей случая Горик Або попал в одну группу с Граулом и двумя неразлучными соседями-приятелями – Картагом и Сплитом. С ними же оказались незнакомый наемник и парочка амельских ополченцев.
Камера была переполнена, и старожилы уставились на новоприбывших взглядами, далекими от дружелюбия. Один ополченец сунулся было присесть на уголок ближайших нар, но толчок ногой в спину спихнул его на пол. Стукнувшись копчиком, он громко вскрикнул. Тюремные обитатели разразились издевательским смехом. Второй амелец решил помочь подняться упавшему, но ему навстречу спрыгнул с нар, громко стукнув по полу деревянными башмаками, обнаженный по пояс патлатый мужик. Цыкнул сквозь зубы на незваного помощника, заставив его испуганно отскочить за спины нугарцев, почесал заросшую густым волосом грудь, выловил вшу и раздавил ее ногтями. Хмыкнул, оглядел новичков с ног до головы. Не впечатлился. Бледные, осунувшиеся от усталости лица, грязная, оборванная одежда, босые ноги. Может, не разглядел в новоприбывших воинов, а может, сословная принадлежность гостей только усугубила ситуацию. Все же солдаты и преступники взаимно недолюбливают друг друга. Часто первым приходится участвовать в облавах на вторых.
Небрежно отпихнув ногой сидевшего на полу ополченца, он вразвалочку направился к стоящим у входа фаросским бойцам.
– Ну-с, что встали как неродные, – протянув руку, фамильярно похлопал Сплита по щеке.
Зашипев, как кот, на которого плеснули водой, нугарец ухватился за подставленную руку и выкрутил ее так, что старожил рухнул на колени, завывая от боли. Расправа над одним из них не пришлась по нраву обитателям тюрьмы. Сразу человек шесть-семь поднялись со своих мест с намерением проучить дерзких новичков.
Граул радостно взревел и кинулся им навстречу, перескочив через торопливо отползающего в сторонку ополченца. Чертыхнувшись, Горик Або поспешил следом за земляком. Рядом бежал незнакомый наемник. Позади шлепал по полу босыми ногами Сплит. Даже ослабленный ранами и измученный долгой пробежкой Картаг отлип от стены и устремился следом за товарищами. А Граул уже схлестнулся с противниками. Первого он сбил с ног ударом кулака в висок, поднырнул под удар второго и влетел в распахнутые объятья третьего. Могучий мужик сразу же сграбастал нугарца толстыми ручищами, намереваясь раздавить, но ветеран не растерялся, с силой ударив лбом по лицу противника. Раздался хруст. Из носа здоровяка брызнула кровь. Второй удар. Третий. Мужик заревел. Граул методично колотил лбом, превращая лицо недруга в кровавое месиво. Сцепленные в замок руки на спине нугарц разжались, теперь уже сам фароссец с рычанием дикого зверя вцепился в своего противника, продолжая наносить удары. В каждый удар он вкладывал всю свою накопившуюся злость и ненависть – за поражение, за погибших товарищей, за страшную смерть Алвина Лира, за плен, за побои конвоиров, за ноющий рубец на боку. Взбешенного нугарца попытались оттащить подельники жертвы, но тут подоспели его товарищи и втоптали в пол своих противников.
– Хватит, Граул, – сказал Горик, и тот послушался. Стоило ему разжать руки, и лишившийся опоры здоровяк безвольно осел на пол камеры. Со всех сторон на борзых новичков были направлены недовольные взгляды, но с претензиями никто не лез. Здесь все держались обособленными группками, и до чужих разборок никому не было дела.
– Пошли места подыщем, – предложил Сплит.
Граул сразу прошел вперед, остановившись у нар возле зарешеченного окна.
– Чего искать, вот самый лучший вариант.
– Занято, – лениво процедил один, и приятели поддержали его согласными возгласами. – То, что вы отделали этих неудачников, еще не дает вам права распоряжаться. Так что проваливай. – Говоривший небрежно помахал рукой, так, словно отгонял назойливое насекомое. Если его и впечатлила быстрая расправа новоприбывших с одной из конкурирующих шаек, то вида он не показал.
– Занято, говоришь? – переспросил Граул и, взъярившись, сбросил его с нар. – Уже свободно.
Воин схватил за волосы поднимающегося с пола оппонента и с размаху приложил головой об нары. Сзади, с той стороны прохода, на него напрыгнул один из дружков пострадавшего, вцепился в шею. Граул рывком перебросил его через себя, влепил упавшему пяткой по голове. Дернувшимся в его сторону остальным сказал с угрозой:
– Исчезли с моих глаз. Покалечу.
– Он может, – подтвердил оказавшийся рядом Горик.
– Если что – мы поможем, – добавил Сплит.
Граул кивнул. Буркнул что-то утвердительное наемник.
Камера заинтересованно притихла. Всех хотелось узнать, уступят ли признанные верховоды или дадут отпор наглым притязаниям.
Уступили.
Оставшийся за главного посмотрел на двух потерявших сознание подельников, украдкой взглянул на хорохорящихся, но уже смирившихся с поражением товарищей, заметил предвкушающие развлечение взгляды обитателей камеры, внесла свою лепту и спокойная уверенность оппонентов, готовых идти до конца, и он не стал обострять ситуацию. Слез с нар. Не слишком торопливо, чтобы не потерять остатки достоинства. Его примеру последовали остальные. Подхватив своих потерявших сознание товарищей, они удалились восвояси. Ничего, парни крепкие, найдут себе другое место. А не найдут – какое дело фаросским бойцам до их проблем?
Камера, уже настроившаяся на зрелище, разочарованно загудела.
Проигнорировав поднявшийся гул, Горик Або запрыгнул на нары, расслабился и прикрыл глаза. Разместились и его спутники. Даже ополченцы подобрались поближе, робко пристроившись с краешку.
Горик не заметил, как уснул. Разбудил его толчок в плечо.
– Как думаешь, кто-то из наших сумел уйти?
Вопрос озадачил. Раньше подобные темы не поднимались. Обсуждать поражение было неприятно.
Горик почесал затылок.
– Кхм, я не уверен, но у Сувора Тампля были неплохие шансы уйти. Он первым прорвался к лучникам, и если его не подстрелили в тех зарослях, то мог и прорваться, когда понял, что нам не победить.
– Рамор. Эраст, – вставил Картаг.
– Рамор – булава. Шлем всмятку. Эраста стрелой, – отозвался Граул.
– Хьюго Циммель? Молодой, но боец один из лучших, – спросил Сплит.
– Был, – мрачно сказал Горик. – На четыре копья приняли. Вслед за Сувором еще несколько прорвалось, кто именно, не разглядел.
– Я. Бастер. Перед нами кто-то, – перечислил Граул. – Нарвались на туронских рыцарей. Бастер двоих срубил, но и сам… того. Я одного убил и двоих достал, перед тем как меня оглушили.
– Из наших ни одного, – добавил наемник.
– Выходит, в лучшем случае человека три ушли, – полувопросительно-полуутвердительно произнес Сплит.
– Еще амельцев столько же, – сказал Картаг. В ответ на вопросительные взгляды товарищей пояснил: – Туронцы обсуждали.
– Да плевать на амельцев! – взорвался Граул.
– Тише. Чего бесишься?
Граул зыркнул исподлобья на пытавшегося его успокоить Горика, фыркнул и демонстративно отвернулся.
Остальные недоуменно переглянулись. Сплит уже собирался поинтересоваться у Граула, что на него нашло, но вмешался Горик Або:
– Оставь, – чуть слышно шевельнул он губами. – Сам успокоится, – и уже громче: – Маркиз, судя по всему, тоже уцелел.
– Ну да, – с готовностью подхватил Сплит. – И наверняка не один. Странно только…
– Что?
– У меня коня в самом начале подстрелили, пока сумел выбраться, вы уже далеко оторвались, так что я почитай в тылу был, но вот что-то ни маркиза, ни его охрану не приметил. Они, конечно, когда все началось, далековато были, но все же…
– Они в другую сторону на прорыв пошли, – вновь подал голос наемник. – Там ополченцы в панику ударились, метались, как стадо баранов, соседей наших сразу смяли, так что охране маркиза к нам не пробиться было. Мы сглупили – в оборону встали. Надо было тоже на прорыв идти, – он махнул рукой. – А отряд маркиза я приметил. Шли ходко – бойцы там отменные оказались. Их вроде туронские рыцари зажали уже на самой обочине. Дальше не знаю. Некогда было. Может, кому и повезло.
– Может.
Все замолчали. Тема исчерпала себя.
Надзиратели в камеру заявились только на следующий день. Огляделись. Один сказал:
– А здесь довольно спокойно, не то что у других. Там даже трупы пришлось выносить.
Раздали заключенным еду, запахом и консистенцией напоминающую помои, и удалились.
Лекарь в камере так и не объявился. Ни в этот день, ни на следующий.
На третий день всех пленников и часть других обитателей тюрьмы вывели наружу и погнали по тракту на север.
Горик с товарищами, вспомнив разговоры тюремщиков, попытались перекинуться с остальными парой фраз, чтобы выяснить, как у них сложились взаимоотношения с сокамерниками, но охрана находилась во взвинченном состоянии и жестко пресекала разговоры между пленниками. Из обмолвок удалось понять, что кто-то сумел вырезать в городе эльфийский отряд, и теперь взбешенные сородичи убитых рыщут в поисках виновных. Эта суматоха не прошла мимо туронцев. Патрули на дорогах были усилены, а все свободные бойцы вместо заслуженного отдыха принимали участие в розыскных мероприятиях. Нынешние конвоиры тоже были задействованы в поиске, а по возвращению в город отправлены сопровождать колонну военнопленных, поскольку другого свободного отряда у коменданта города под рукой не оказалось. Понятно, что радости им такой приказ не прибавил, и они срывали раздражение на своих поднадзорных.
Переходы были длинные, провианта для арестантов вообще не было, возможно из практических соображений – вряд ли изможденные пленники будут способны на побег, – так что даже тюремная баланда вспоминалась ими как предел мечтаний.
По дороге они несколько раз встречались с туронскими патрулями, проходили мимо деревень, однажды прошли через небольшой городок – обычно они обходили их стороной. Местные жители смотрели на пленников… По-разному смотрели, но равнодушных не было. Растерянность, удивление, сочувствие, неприязнь, а то и откровенная злоба, словно лишившиеся привычной мирной жизни горожане возлагали всю вину за произошедшее на фаросских бойцов. Как же, не защитили, не обезопасили?! И кому какое дело, сколько их полегло в той злополучной засаде?
Кто-то, глядя на усталых, израненных соотечественников, пытался передать им хоть кусок хлеба. Конвой отгонял сердобольных, не допуская их до колонны, но часть продуктов пленники получили. Провизия пряталась под рубаху или в рукавах. Вечером на привале разделят, большую часть передадут раненым.
Спустя пару дней пленники прибыли в пункт назначения. Конвой рьяно подгонял пленных.
– Шевелись, немочь ходячая, недолго осталось. Почти прибыли.
Нашлись среди пленников знающие люди.
– Ирс.
Как ни торопили туронцы своих подопечных, но прибыли уже в потемках.
Несмотря на сумерки, многие смогли разглядеть цель пути еще на подходе. И это был не Ирс. До города они не дошли. На первый взгляд, местом прибытия оказался обычный замок небогатого дворянина, расположенный почему-то у подножия горы. Прямоугольник высотой метров пять-шесть, сложенный из кирпича. Башни отсутствуют. Вместо них четыре вышки по углам строения. Невысокие, но с широкими площадками, способными вместить по десятку стрелков.
– Они что, издеваются? – ошарашенно заявил один из пленников.
Раздалась еще парочка негодующих воплей. Кто-то просветил остальных:
– Ирский рудник.
Свистнула плеть.
– Не болтай языком, лучше ногами шевели.
Караульные службой себя не особо напрягали, окликнули прибывших только после того, как они скучились у самых ворот, а начальник конвоя принялся долбить рукоятью меча в дубовые створки.
Разобрались быстро. Загремел отодвигаемый засов, ворота распахнулись, и уставший отряд втянулся в форт.
Уставший командир конвоя не был настроен на долгие разговоры и после короткого обмена приветствиями сразу поинтересовался у начальника местной стражи:
– Какой барак посвободнее?
– Выбирай любой, – щедро предложил тот. – Других… – тут он хохотнул, – постояльцев у нас нет. Когда мы сюда прибыли, здесь ни единой души не было. Ни каторжан, ни солдат.
– О как? – удивился начальник конвоя. – Это куда же они делись?
– Сам понимаешь, здесь спросить не у кого было, но командир у нас такой обстоятельный. Он как узнал, сразу же поспрошал кой-кого в городе. Местные не больно-то запирались, выложили все как на духу. Выяснилось, начальник здешний оказался больно ответственным, до него только дошли слухи о нашем вторжении, так он, паскуда, сразу распорядился всех каторжан распустить, понимал, небось, что работающий рудник нам не лишним будет, вот и решил хоть так нагадить. После чего исчез в неизвестном направлении вместе со своими подчиненными. А вы к нам с какой целью? Новых работников пригнали?
– Нет, мы здесь временно… – начал отвечать старший конвоя, но тут же осекся. Повернулся, оглядел собравшихся и грозно вопросил своих подчиненных: – Чего столпились? Слышали, что бараки свободны? Давайте их всех туда. Да не загоняйте всех скопом в один. Половину в первый, половину во второй – в самый раз будет.
Уставшие солдаты не стали медлить. Разделили толпу на две части и развели по баракам. Пленники, вымотавшиеся еще сильнее своего конвоя, стоило им только добраться до нар, свалились в забытьи. Лишь время от времени сквозь сон доносились вскрики мучимых ранами фаросских бойцов, полугорячечный бред да глухой кашель.
Утром принесли еду. И, надо заметить, получше тюремной баланды. Впрочем, изголодавшиеся фароссцы и той были бы рады. Второй раз кормили ближе к вечеру. Воду давали три раза в день по кружке на брата и трижды выводили пленников справить нужду.
Следующий день прошел по тому же распорядку. На работу на руднике пленных не выводили, казалось, что охрана просто выжидает.
Через несколько дней ожидание закончилось.
Утро началось с привычного вопля:
– Подъем, ублюдки!
Загрохотал отодвигаемый тяжелый засов, дверь распахнулась, но, вместо четверки бойцов, несущих тяжелый котел, в барак забежало не меньше трех десятков солдат, принявшихся лупить пленников дубинками и древками копий и алебард.
– Построиться, уроды, всем построиться! – орали они, щедро раздавая удары.
Фароссцы, прикрываясь руками, посыпались с нар, выстраиваясь напротив друг друга в две шеренги, справа и слева от входа. Кто-то неразумно попробовал огрызнуться, но сразу же получил дубинкой по зубам, после чего его сбросили вниз и долго месили сапогами. Другой, получив первый удар, извернулся, распрямил подтянутые к животу ноги, мощным толчком отшвырнул солдата от себя. Соскочил с нар, пригнулся, пропуская над головой древко копья набежавшего сбоку противника, удар следующего блокировал растянутой цепью кандалов, сложил руки вместе, цепь провисла, и он с размаху ударил ей как кистенем. Раздался хруст. Туронец отлетел на середину прохода, голова бессильно откинулась вбок, и все увидели кровавую рану на виске с выглядывающими осколками кости. Раздалась ругань, оказавшиеся поблизости туронцы развернулись к размахивающему цепью врагу, перевернули копья остриями вперед и дружно шагнули к нему. Послышался резкий выкрик от входа в барак, и они тотчас отступили. Щелкнули арбалеты. Не меньше шести болтов ударило в безумца – иначе его не назовешь, – вооруженного цепью, один вонзился в стену барака, а еще три влетело в толпу пленников. Звук упавшего тела, сдвоенный вопль боли. Фароссцы отпрянули кто куда, спасаясь от возможных выстрелов. На грязном полу барака неподвижно лежал один убитый, второй с кровавой пеной на губах, хрипел, судорожно подергивая ногами, – не жилец! – вцепившись пальцами в арбалетный болт в животе, третий баюкал перебитую выстрелом руку. Повелительный окрик, и дубинки туронских бойцов заставили пленников выстроиться возле нар. Многие – по большей части ополченцы – испуганно дрожали, бросая опасливые взгляды то на тела подстреленных, то на выстроившихся возле входа арбалетчиков.
– На выход! – рявкнул командир арбалетчиков. – Пошевеливайтесь, сучьи дети, и не брыкайтесь – болтов на всех хватит! …Живее, живее! – подогнал он замешкавшихся пленников.
Стрелки раздались в стороны, освобождая дорогу, но арбалеты по-прежнему были направлены на фароссцев. Пленники потянулись на выход.
– Зачем он так? – спросил кто-то впереди Горика Або, проходя мимо убитого с цепью.
Откликнулся один из нугарцев:
– Раны воспалились. Не больше трех дней протянул бы без целителя, вот и решил уйти так, в бою.
– А мы здесь при чем? Нас из-за него чуть всех не перестреляли! – раздался чей-то истеричный голос позади рыцаря. – Ненормальный ублюдок!
Горик повернул голову, пытаясь разглядеть кричащего, и охнул, получив тычок дубинкой под ребра.
– Не вертись, шагай, – с угрозой сказал оказавшийся рядом туронский солдат, похлопывая дубинкой по раскрытой ладони. Знал ли он, что перед ним человек благородного происхождения. Наверняка. Слишком самодовольным выглядел. Может быть, ему впервые выпала возможность безнаказанно поглумиться над аристократом. И он это подтвердил, сказал ехидно, видя, как Горик украдкой потер ушибленное место: – Никак ребра болят, сэр рыцарь?
Горик бросил на него угрюмый взгляд и промолчал, не стал нагнетать и без того нервозную обстановку. Пообещав себе обязательно отплатить наглецу сторицей, буде такая возможность представится. Еще никто не мог похвастаться, что нугарский рыцарь не отомстил за унижение.
– Заткнись, сволочь! – послышался озлобленный голос еще одного нугарца, и следом донесся звук затрещины. И без Горика нашлись желающие вразумить сорвавшегося.
– Тихо там!
Проходя мимо подстреленных, Горик отметил, что знакомых среди них нет – двое амельских ополченцев и один из тех, что находились здесь еще до прибытия военнопленных, то ли каторжанин, то ли пойманный туронцами вор из города, – и равнодушно прошел мимо. А вот рядом с убитым нугарцем он сбавил шаг и почтительно наклонил голову.
– Двигай быстрее! – подогнал его туронский солдат.
Горик Або, прищурившись, шагнул из темного барака на свет, чуть не врезавшись в шагающего перед ним фароссца, который почему-то замешкался, в спину толкнулся идущий следом. Рыцарь с трудом удержал равновесие и сразу же заполучил удар по почкам. Рядом с Гориком, нахально скалясь, стоял все тот же солдат. Видимо, в лице нугарского рыцаря он нашел персональный объект для издевательств.
– Как вы, сэр, в порядке? – притворно учтиво спросил мучитель.
– Нормально, – хрипло выдохнул рыцарь, усилием воли заставив себя выпрямиться.
Украдкой огляделся, чтобы не спровоцировать на дальнейшие издевательства своего топчущегося рядом надсмотрщика. Помимо трех десятков подгоняющих пленников бойцов и двух десятков арбалетчиков, на площадке между бараками выстроилось не менее полусотни копейщиков, здесь же находился и командир отряда в рыцарских доспехах, его оруженосец и писарь, держащий перед собой развернутый свиток, а также непонятный толстяк в богатых одеждах в сопровождении десятка головорезов. На вышках вокруг лагеря виднелись лучники. По приблизительным подсчетам – человек тридцать – тридцать пять.
Выстроившихся возле барака фароссцев пересчитали, сверились со списком, после чего недовольно нахмурившийся командир спросил:
– Где еще четверо?
Старший арбалетчиков ответил:
– Сэр, трое убиты, один ранен. Взбунтовались, – вдаваться в подробности, что оказал сопротивление только один пленник, а остальные погибшие случайно попали под выпущенные болты, он не стал. – Один из наших солдат мертв.
– Кто?
– Велс, сэр.
– Что с раненым фароссцем?
– Перебита рука, сэр. Вон, его вытащили, – махнул арбалетчик в сторону входа в барак.
Вмешался подошедший толстяк.
– С перебитой рукой не возьму, – противным голосом заявил он. – Сдохнет по дороге. И другие тяжелые, если они у вас есть, мне без надобности.
Туронский начальник скривился. Ткнул пальцем в сторону фароссца со сломанной рукой, потом в одного из стоящих в строю:
– Этого и этого добить.
Два арбалетных щелчка – и два мертвых тела.
Обежав взглядом строй пленников, начальник спросил:
– Где еще один полудохлый?
– Среди убитых в бараке, сэр. Именно он начал драку с нашими солдатами.
– Хоть здесь повезло, – вздохнул командир туронцев и, обернувшись к писарю: – Вычеркивай пятерых. Отгоняйте этих в сторону и открывайте второй барак. Дохлятину кончайте, как выведете, потом доложите.
Копейщики отвели фароссцев в сторону, в то время как остальные туронцы занялись обитателями второго барака. Тех так же выгнали наружу, построили, пересчитали, добили нескольких раненых и присоединили к первым.
– Всего девяносто три человека, господин Тарох. Распишитесь и забирайте.
Тарох недовольно надул щеки, буркнул что-то себе под нос, но в протянутом свитке расписался. Спросил сварливо:
– До причалов сопроводите?
– Как уговорено.
Ворота распахнулись, и пленников выгнали наружу. Там же стояла повозка, в которую забрались Тарох и туронский командир.
– Гоните их к причалам, – распорядился он напоследок.
Возница щелкнул кнутом, и повозка бодро покатила вперед. Следом за ней солдаты погнали пленников. Естественно, бегом. Отстающих подбадривали бодрящими тычками копий и живительными пинками. Повозка вскоре скрылась из виду, но солдаты продолжали гнать пленников. Так и бежали до самого города. Вблизи городских стен свернули в сторону реки. Лишь возле причалов им позволили остановиться. Многие тут же повалились на землю, заполошно глотая воздух и заходясь надсадным кашлем. На ногах остались одни нугарцы с примкнувшими к ним выжившими в бою наемниками. Всего около тридцати человек. Не всем далась легко эта пробежка, но ни один не упал, обессилевших поддерживали товарищи. Еще в процессе бега они неосознанно сбились в одну кучку.
Горик Або тупо разглядывал покачивающиеся (а может, это он сам качался) возле причала баржи и никак не мог поверить в увиденное. Над шатром на носу передней баржи вился сразу привлекший его внимание ергетский значок, а с учетом того, каким ремеслом промышляют торговцы этого государства… Наконец, до рыцаря дошло, что ему не мерещится, и он выдохнул:
– Иметь их всех моим конем!
– Горик, ты чего? – спросил Граул.
– На значок над шатром глянь!
Граул разразился потоком ругательств, его поддержали другие. Тем, кто не понял, разъяснили, какая судьба им уготовлена, после чего и они не остались безучастными. Такого вероломства от туронского маркграфа пленные бойцы не ожидали. Что может быть для воина позорнее рабства?
– Чего разорались? По хребту захотели?
Выкрики утихли, но фаросские воины продолжали негромко ворчать.
Лежащих на земле поднимали пинками и гнали на две последние баржи. Погнали было и держащихся вместе бойцов, но вмешался туронский командир:
– Этих лучше разделить. Нугарцы.
Подручные ергетского работорговца понятливо закивали и разделили фаросских бойцов на мелкие группки. Горика Або с четырьмя товарищами направили на первую баржу, Граул попал на вторую, Картаг и Сплит с парой наемников – на третью. Куда повели остальных нугарцев, рыцарь не успел рассмотреть, поднявшись на высокую палубу баржи. Был уверен только, что на головную не направили никого. Не дав пленникам оглядеться, их сразу же загнали в трюм.
Внизу было тесно. Находившиеся там люди недовольно заворчали при виде новоприбывших, но охрана проигнорировала их выкрики.
– Не вздумайте устроить драку, – сказал напоследок один, прежде чем закрыть люк.
Оставшись без хоть какого-то освещения, фароссцы вынуждены были толкаться возле лестницы, дожидаясь, пока глаза привыкнут к окружающей темноте. Любая попытка двинуться вперед сразу встречалась руганью окружающих.
– Фаросс! Есть кто свой? – решился Горик обозначить себя.
Из темноты донеслось:
– Как не быть? Восемнадцать человек с седьмого гарнизона, двое с четырнадцатого. Сами-то кто?
– Нугарцы.
– Ну, давайте к нам.
– Рады бы…
– А, ну да, ну да… – Горик подумал, что говоривший в это время покачал головой.
Послышались недовольные возгласы, в ответ чей-то уверенный голос посоветовал недовольным заткнуться.
Вскоре стала понятна причина переполоха, Рядом с новоприбывшими появился темный силуэт, цепко ухватив Горика за руку, он сказал:
– Цепляйтесь друг за друга и за мной.
Фароссцы потянулись следом за провожатым. Время от времени они цеплялись за кого-то ногами, в ответ доносились ругательства. Обитатели трюма обходились только выражением словесного недовольства, до рукоприкладства не доходило. Блуждание в потемках закончилось быстро.
– Рассаживайтесь, – сказал провожатый, выпустив руку рыцаря, и, подавая пример, плюхнулся на пол.
Фароссцы сели.
– Сержант Кресс, седьмой гарнизон, – представился сидевший напротив Горика человек.
– Горик Або, нугарский рыцарь, – отозвался он.
Сержант представил остальных бойцов, Горик – своих спутников.
– Вот и познакомились, – сказал Кресс.
– Только повод не тот.
– Я бы тоже был рад встрече при других обстоятельствах.
– Это точно.
Оба собеседника одновременно вздохнули.
На причале туронский командир распрощался с купцом.
– Не беспокойтесь, достопочтенный Тарох, обещанная охрана будет ожидать вас в уговоренном месте.
Пожал пухлую руку ергетского работорговца и, в сопровождении своих солдат, отправился в город.
Купец поднялся по сходням на переднюю баржу и приказал отчаливать.