Ах, спина, моя спина!
Ах, вы руки, руки, руки!
Тридесятая копна…
Перекошено от муки
загорелое лицо.
Изогнулись коромыслом
вилы, вырвалось словцо,
переполненное смыслом.
Слышу – треснул черенок!
Далеко другие вилы!
Я иду, не чуя ног,
как подобие гориллы:
руки тянутся к траве.
(Я далёк от растаманов!)
В кучерявой голове
два стиха и сто диванов.
Ах, спина, моя спина
на покосе скривлена!
Завершу – нещадно пну