…Сама идея устроить «сюрприз» принадлежала не Геннадию, а Сашке-имиджмейкеру. Получасовое выступление по местному Славоярскому телевидению Германа Адольфовича Траузенберга, генерального директора «Славоярэнерго», главного противника Баранова на выборах в областную думу по одномандатному округу, практически совпадающему с Горьковским районом города, должно было начаться в двадцать часов. К этому знаменательному моменту и было решено Горьковский район обесточить, причем сделать это достаточно демонстративно. Главный энергетик города, который не может толкануть предызбирательную агитку перед телезрителями из-за отключения энергии. Да! Это была настоящая находка Тараскина. Баранов недаром платил этому человеку, с внешностью печального пожилого бегемота и лисьей душой, очень большие деньги.
Тараскин считался в журналистских и политических кругах Славояра признанным мастером пиара, особенно его «черной» разновидности. Любопытна история его знакомства с Барановым и начала его работы на Виктора. Однажды он объявился, без всяких предварительных звонков и согласований, в барановском кабинете на Княжеской улице и представился несколько удивленному Виктору как руководитель и организатор избирательной кампании Траузенберга. А затем, глядя прямо в глаза Баранову, спокойным, монотонным голосом и, что называется, «прямым текстом», без недомолвок поведал, что пришел сюда с целью предать и продать своего нынешнего нанимателя. За хорошую цену. Такая искренняя продажность Баранова как-то даже очаровала, хотя и насторожила сперва – не провокация ли? Но когда в дальнейшем разговоре Сашка-имиджмейкер озвучил эту самую «хорошую цену», Виктор лишь изумленно икнул, но опасения сразу отбросил:
– А что, Александр Алексеевич, – спросил он тогда, – если вам предложат большую сумму, то вы и меня так же кинете?
– Ни секунды не задумываясь, – мило улыбнувшись, ответил Александр Алексеевич. – Но ведь не предложат, поэтому и прошу столько.
– Мы с вами сработаемся. Деньги получите у моего зама. Представьте, – Баранов изумленно покачал головой, – впервые вижу, чтобы продавались с таким изяществом!
– Просто я из тех б…дей, которым нравится их профессия. – При этих словах Тараскин слегка поклонился и даже ножкой шаркнул. – Кстати, пусть о нашей сделке пока никто не знает, деньги вы мне заплатите позже, а пока – никаких замов. В курсе дела только мы двое. Я, понимаете ли, хочу еще некоторое время потрудиться в избирательном штабе Германа Адольфовича. Прощальный подарок ему преподнести…
– И еще немного деньжат с него слупить? – весело поинтересовался Виктор, которому такая детски-наивная, нутряная подлость вновь приобретенного «соратника» начинала все больше импонировать.
– А как же иначе? – вопросом на вопрос ответил Сашка-имиджмейкер. – Только с чего вы взяли, что немного?
Прощальным тараскинским «подарком» оказались отпечатанные за границей, на самой дорогой бумаге, предвыборные плакаты Траузенберга. Ими был оклеен весь Горьковский район, но сдирать, заклеивать либо еще как-то портить это чудо полиграфии Баранов своим подручным строго-настрого запретил. Наивный Траузенберг не учел, что в его округе уже давно были задержки с зарплатой и пенсиями, и роскошные изображения претендента вызывали раздражение. Главным, однако, было содержание!
На плакате был изображен кандидат в депутаты Траузенберг – еще молодой импозантный мужчина с букетом цветов, а над ним красовались номер его прямого телефона и крупными буквами набранный призыв: «Позвоните мне, и я помогу вам!» Все это до боли напоминало рекламу расплодившихся сомнительных контор, предлагавших сексуальные услуги «мальчиков по вызову». Когда эта прозрачная аллюзия дошла наконец до Германа Адольфовича, было уже поздно – народ откровенно хихикал, глядя на такую предвыборную агитацию, а рейтинг Траузенберга упал на пятнадцать пунктов. Обозленный энергетик с треском выпер Тараскина «из рядов», но деньги, немалые, ему заплатил, сочтя за лучшее не связываться. Особенно когда узнал, что, если дело дойдет до гражданского иска, интересы Сашки-имиджмейкера в суде собирается защищать тесно связанный с Барановым адвокат Святослав Игоревич Честаховский, широко известный в юридических кругах Славояра под говорящей кличкой Иудушка. Рассказывали, что столь милое прозвище он заработал, еще будучи студентом юрфака местного университета, кстати, однокурсником Ирины, жены Виктора Баранова. Благодарить за это Честаховский должен был не только свое соответствующее поведение и репутацию, но и излюбленный вопрос, задаваемый им каждому встречному-поперечному: «А как вы думаете, сколько Иуда получил на наши деньги?» Да! Прав был Геннадий: славные соратники собрались под барановскими знаменами!
Первой кашей, заваренной Александром Алексеевичем Тараскиным на новом месте работы, стала громадная статья в негласно контролируемой Барановым газетенке «Славоярская хроника», известной в журналистских кругах города, как «Хронь». Статья имела жирный, прекрасно выделяющийся на второй полосе заголовок «Ну какой же он еврей?!» и подробно повествовала о родословной поволжского немца Германа Адольфовича Траузенберга. Ни единый факт в статье не был искажен даже на миллиметр, лишь чистая правда, вплоть до фотографии траузенберговского свидетельства о рождении… И почти каждый абзац завершался, как рефреном, риторическим вопросом: «Так какой же после всего вышеизложенного наш кандидат в депутаты еврей?! Говорить подобное могут только злонамеренные и некомпетентные люди. Нет, он не еврей!» Кто хоть чуток разбирается в психологии масс, последствия подобной публикации просчитает с ходу: избиратели-евреи смертельно обиделись на Германа Адольфовича, к статье ни сном ни духом отношения не имевшего, а «истинно русские патриоты» окончательно и бесповоротно убедились, что в законодатели им сватают самую что ни на есть отпетую жидовскую морду. Талантливым «черным» пиарщиком был Сашка-имиджмейкер, ничего не скажешь!
И вот финальный аккорд: заключительный мазок кисти признанного маэстро: сегодняшняя обесточка и завтрашний, после ликвидации аварии, эфир Баранова в то же самое время и по тому же местному телеканалу. Предварительную разведку Геннадий провел еще два дня назад: подстанция не охранялась, просто в голову никому не пришло. Здоровый амбарный замок на мощной двустворчатой железной двери, из-за которой доносилось сердитое басовое гудение понижающих трансформаторов да традиционная табличка с черепом и костями. Трогать все это Епифанов и в мыслях не держал. Идея с самодвижущимся танком пришла ему в голову как раз тогда, когда, проводя рекогносцировку, он обратил внимание на небольшой, сантиметров пятнадцати, зазор между нижним краем дверей и порогом, вероятно, оставленный для вентиляции – трансформаторы сильно греются, или по исконному раздолбайству отечественных строителей. Аккурат кошке прошмыгнуть. Или его хитрой машинке. Дальше шел ровный бетонный пол, по которому сердито урчащий моторчиком бельгийский танк, запущенный ловкой рукой, по прямой дополз до вожделенного закутка под распределительным щитом главного трансформатора подстанции. Увидеть и проконтролировать весь его путь Геннадий уже не мог, да и нужды в том не было. Все подстанции строятся по типовому проекту, и расположение узловых точек объекта он представлял прекрасно. На крайняк, рванет не точно по месту, но тоже мало не покажется!
Он оглянулся, не заметил ли чей любопытный взгляд его возни с детской игрушкой. Нет. Сырой холодный вечер середины октября, глухие задворки… Тихонько насвистывая «Let it be», он обогнул здание подстанции, зашел в ближайший дворик, присел на лавочку около подъезда и закурил. Ждать пришлось, как он и планировал, минут десять. Затем невдалеке не очень сильно ахнуло, будто большую бутылку шампанского откупорили, и свет во всех окнах окружающих его многоэтажек мгновенно погас. Он посмотрел на часы: без четверти восемь, как в аптеке! Доползла заморская игрушка куда надо, не подвела!
…Епифанов даже головой слегка встряхнул, отгоняя приятные воспоминания. Затем резко повернулся к Виктору, посмотрел ему в глаза:
– Ладно. Сделаю. Теперь поведай, – он подчеркнул последнее слово ироничностью тона, – что нового по «Герш-Вестфаленхютте» и родному «Дизелю». Но учти: Детройт далековато, и там взрывать, поджигать и корежить поищи себе кого-нибудь другого.
– Не говори глупости, – несколько раздраженно среагировал на вопрос Баранов. – Я тебя ценю и прощаю многое, но не в свои дела нос совать не следует. Даже тебе.
– Так это сейчас они не мои, – живо отозвался Геннадий. – А когда тебя возьмут за задницу и ты начнешь тонуть, то к кому ты прибежишь за советом? Правильно: ко мне. Так давай, я тебе его дам прямо сейчас и бесплатно – брось ты это дело! Такой кусок покамест не по нашей пасти, можно ненароком челюсть вывихнуть. А то и подавиться. Насмерть.
– Что ты имеешь в виду? – угрюмо поинтересовался Виктор, доставая из пачки очередную, уже третью за утро, сигарету.
– Что имею, то и введу, – совсем невесело скаламбурил Геннадий. – И хорошо, если я. Тебе еще не забыли ту славную аферу с АО «Альянс». Напомнить, отчего безвременно скончался Зяблик?
– По медицинскому заключению, от сердечной недостаточности…
– …вызванной значительной передозировкой свинца, – подхватил Епифанов, – что совсем неудивительно после очереди в брюхо из «калаша»… Он, конечно, был дурак и пешка. Но наш дурак и наша пешка. Хороший шахматист так материалом не раскидывается. Кроме того, даже я уже знаю, что Домовой опять в двухнедельном запое, а ему зимой пятьдесят пять стукнет… Вскорости он либо въедет на «трех белых конях» в психушку – енотовидную собаку он под собственным столом уже ловил в прошлый раз! – либо вульгарно сыграет в ящик. Многие этого с нетерпением ожидают. Зяблика замочили отморозки из Затона, но! Кто стоит за ними, ты догадываешься?
– Да, – совсем уж мрачно ответил Баранов. – Ожидающие.
– Так вот, Зябликова смерть – предупреждение тебе. Люблю я, грешным делом, русские пословицы. Прямо к нашему случаю: «Кошку бьют – невестке наветки дают!» Бедная кошка. Его десять штук баксов, которые ты вдовице отстегнул, боюсь, уже не радуют. Я тебя не брошу. Пока. Знаешь, почему? Крутить карусель с тобой интереснее, чем с другими, да и дворянская гордость не позволяет, но…
Виктор не хотел бы соглашаться с Епифановым, однако тот был кругом прав. Последние события, а пуще того подводные течения, атмосфера в мире славоярского криминала, которую он чувствовал «верхним чутьем», определенно свидетельствовали – назревают дела кровавые, близится нешуточная схватка, для которой у него, Баранова, пока маловато сил. Если по каким-либо причинам он лишится негласной поддержки Прасолова, его съедят. От этой заползшей ему в душу истины Виктор мучился до мурашек по коже… Еще чуть-чуть, и он станет недосягаем не только для этих имбецилов, но и… Вообще недосягаем! Причем Епифанов совершенно прав: Петеньку Птицина по кличке Зяблик угостили автоматной очередью совсем не из-за контрольного наезда на несчастный «Альянс» и даже не для того, чтобы подставить его, Виктора, ментам через общеизвестную с Зябликом связь и совместные делишки. Его враги хорошо знали, что он не пожалеет денег и спустит все на тормозах. Не было никакого убийства, примерещилось вам всем, господа. Сердечная, знаете ли, недостаточность… Труп кремирован под неутешные вопли родных и близких, а про стрельбу на Малой Васильевской никто и не слыхал! Какие свидетели?! Чего свидетели?! Медикам пришлось отстегнуть неслабо, да еще и воспитательную работу провести соответствующую, но до ментовки этот печальный инцидент не дошел. Вроде бы. Пока.
Нет, тут демонстрация сил и намерений плюс «проба пера» – можно ли безнаказно ухайдакать барановского бригадира? И, конечно, разведка боем – подставили-то противники бросовый материал: затонскую шпану. Которая, правда, отродясь ничего стреляющего страшнее рогатки в руках не держала, а тут, надо же, трещотка нарисовалась… Обкуренных придурков можно хоть завтра утопить в ближайшем сортире, но и сам при этом раскроешься, чего и дожидаются. Но и спускать нельзя, шакалы почуют запах горячей кровушки подранка, и тогда придется совсем хреново! А не попробовать ли по-другому, нестандартно, рискуя? Применить секретное оружие, заодно повторно, уже в Славояре, опробовав его в деле. Там же, на Малой Васильевской. Чтоб сопоставили и призадумались. Зря, что ли, он платит бешеные бабки Дорошенко и, по сути, наполовину содержит идиотскую вольную академию… Разговор же пора заканчивать, Геннадий последнее время стал не в меру догадлив. И любопытен… Ишь, про «Герш-Вестфаленхютте» ему расскажи! А уж про осиновый колышек… Нда-а! Нет у него пока его, а ведь прав Генка, не помешал бы. Слава богу, про московскую акцию Епифанову ничего не известно.
– За предупреждение – спасибо, и твою заботу о моем здоровье я тоже оценил. Относительно же кошек и прочих божьих тварей… На твою пословицу у меня найдется изречение старого, мудрого китайца Лао-цзы. Он как-то говорил ученикам, что очень трудно поймать черную кошку в темной комнате, особенно…
– …когда ее там нет, – со смаком закончил Геннадий высказывание даосского мудреца. – Но твой китаец не учел еще одной возможности: это если вместо любимой Мурки натыкаешься в темноте на черную пантеру. Тоже кошка. Только большая и голодная. Однако… – Епифанов с хрустом потянулся; лицо его, после дозы «Лимонной», перестало походить на плохо пропеченный блин, голос окреп. – …однако мы с тобой увлеклись кошачьей темой. Звони Василию Петровичу, пусть подготовит мне пять штук мелкой «зеленью». Так, значит, говоришь, погорят? Н-да…
Через час с небольшим епифановская «Тойота» цвета мокрого асфальта выруливала на стоянку напротив одной из славоярских школ. Наконец Геннадий достиг цели: с трудом найдя место для машины, захлопнул дверцу и медленной походкой, вразвалку, направился к школьному крыльцу. На ходу Епифанов рассеянно мурлыкал под нос на мотив кальмановского «Цыганского барона»: «Погорят-погорят-пам-пам, погорят-погорят…» Он подошел к стайке тинейджеров, стоящих под широким козырьком у подъезда школы и торопливо перекуривающих, выбрал из них паренька с физиономией, не отмеченной печатью полного дебилизма, и жестом отозвал его в сторону:
– Ну, ты, новое поколение, которое выбирает пепси, что такое десять баксов, знаешь?
– А че-е? – Туповатое удивление на лице вьюноша сменилось робким интересом при виде зеленой бумажки с портретом американского президента.
– Хрен через плечо, – ласково ответил Епифанов, у которого при виде отроков и отроковиц всегда возникало сильнейшее желание немедленно посворачивать их юношеские шеи. – Это вы все знаете, чай, не формула Герона… Вопрос заключается в том, хочешь ли ты их заработать? Нет, не то, что ты подумал, твоя тощая задница меня совершенно не привлекает… У вас учительницу химии, случаем, не Марьей Ивановной зовут?
– Клариссой Мироновной, – проблеял совершенно сбитый с толку поклонник группы «Necronomicon» и по совместительству «молодая надежда возрожденной России». – А что?
– Жаль, – задумчиво произнес Геннадий. – Нарушается единство стиля. В школьных анекдотах учительница – непременно Марья Ивановна… Однако из твоего ответа я заключаю, что такой предмет, как химия, в твою тупую голову уже пытаются вбивать и, где находится химический кабинет, ты знаешь?
– Ну-у… – протянула «молодая надежда». – А что?
– Рядом с химическим кабинетом есть такая маленькая комнатка, «лаборантская» называется. В ней – полки; на одной из них написано крупными буквами «Metallika». Ты, – подозрительно поинтересовался Епифанов, – читать-то умеешь? Гм! Удивления достойно! Так вот, на этой полке стоит небольшая жестяная баночка, на которой крупно написан вот такой значок. – Он показал тинейджеру вырванный из блокнота листок с жирно написанным химическим символом натрия – Na. – Как ты это сделаешь, меня не волнует, но если до восьми часов сегодняшнего вечера ты занесешь эту баночку по вот такому, – Епифанов достал еще один листок, – адресу и отдашь мне, то получишь еще одну такую же денежку. Вопросы и пожелания будут?
Вьюнош впал в задумчивость – состояние, уникально редкое для поколения, которое выбирает пепси. Он смутно чувствовал, что над ним насмехаются, и насмехаются зло, но понять, в чем и как именно, был решительно не в состоянии. На его глупой физиономии так и читалось мучительное борение с соблазном. И, как это обычно бывает, соблазн победил. В самом деле: десять баксов на дороге не валяются, химичка кабинет на перемену не запирает, один шпиндик из пятиклашек поторчит на атасе, а другой тем временем…
– Только вы мне десятку по одному грину разменяйте, – угрюмо шмыгнув сопливым носом, вымолвил наконец фанат heavy metall.
– Понял, – весело рассмеялся Геннадий. – Исполнителя ты и за пятерку найдешь, риска никакого, и пятера чистого дохода, так? Держи десятку по баксу, дефективный!
– А, что? Я де-фе-ктивный? – с трудом прогундосил ученое слово молодой человек, забирая доллары.
– Это я не подумавши. Ты – разума пример. – Голос Епифанова поднялся до истинного пафоса. – И чести образец. Нет, не напрасно проливали под красными знаменами кровь и сопли деды, прадеды и прочая сволочь! Какая смена растет, это же рыдать от восторга хочется! С такими задатками быть тебе бизнесменом, ежели до той поры не придушит какой добрый человек. До вечерней встречи на рейде, ошибка природы!