Болело все…
Пронизывающий холод пробирал до костей…
Андрей застонал и попытался открыть глаза…
С трудом разлепив обожженные веки, он уперся затуманенным взглядом в освещенный слабым светом тусклой лампочки, когда-то бывший белым, высокий потолок. Кое-как повернув голову влево и вправо, Климов обнаружил, что он лежит в изорванной в лоскутья одежде на заляпанной кровью каталке, посреди нескольких стройных рядов таких же каталок с трупами. Некоторые тела были голыми, а некоторые в такой же, как и у него, изорванной в лохмотья одежде.
– Уже удолбало в морге курить, – услышал Андрей где-то позади себя грубый мужской голос.
– Ну, что сделаешь… Территория больницы – зона свободная от курения, – участливо согласился второй – немного писклявый голос.
Только теперь Климов почувствовал, что среди запаха горелой и парной человеческой плоти, явно пробивается запах сигарет.
– Мы то, ладно, – продолжил грубый голос: – у мертвяков покурить можем, а больным, что делать?
– Ну, да, – согласился пискля.
– У меня в палате мужик лежит с переломом бедра на вытяжке привязанный, так он бедняга без сигарет волком воет. Тридцать лет курил, а тут гараж себе строил и левого крановщика нанял. Когда тот плиту опускал, то стропа порвалась, так мужичка этого экономного плитой слегка и садануло так, что его развернуло, и винтовой перелом получился. Лежал три дня в палате и орал, и от боли, и от того, что курить хочется.
– Так, а ты что? – спросил грубый голос.
– Ну, а что я. Видеокамеры же везде. Дал команду ему морфин колоть… Теперь спокойный лежит – улыбается.
– Ну, ты, Лешка и зверь, – констатировал, выдохнув струю дыма, грубый голос, – он же теперь наркоманом станет.
– Может и не станет. Все равно колоть пришлось бы. Я его ногу уже не соберу. На днях операцию назначил – отрежу ему ее, да и все.
– Чего так?
– Перелом слишком сложный. Придется несколько часов осколки собирать в кучу. А так – ему проще и мне меньше мороки, – пояснил Лешка.
– Зачем тогда его на вытяжку привязывал?
– Это не я… Когда его привезли, то тогда в тот день его заведующий отделением принимал. Он «торбу» от его родственников взял и пообещал им, что тот будет прыгать, как кузнечик. Вот теперь пускай и прыгает – только на одной ноге, – подло засмеялся Лешка.
– Мне то, ничего из «торбы» не досталось.
– Ну, да. Справедливость должна быть, – согласился грубый голос.
– А как там, та бабка, с переломом шейки бедра, что я тебе в терапию подсунул, умерла? – спросил сквозь смех Лешка.
– Нет.
– Странно, – удивился тот.
– Живучая попалась. Такая жара стоит, а она ничего – терпит. Надеется, что кости срастутся.
– Пускай надеется… Все равно в морге пока места нет, – разрешил жить обреченной бабке Лешка.
Андрей в это время вспомнил, кто он такой и что было перед этим…
А перед этим он помнил, как летел в объятиях БМО Крао на землю с окна второго этажа, и как взрывной волной его вырвало из его объятий, после чего их разнесло в разные стороны.
Потом он очнулся здесь в компании мертвых людей.
Климов попытался позвать на помощь, но у него из горла не вылетело ни звука. Он лишь, как рыба, беспомощно раскрывал рот и пытался рассмотреть обладателей голосов. Руки и ноги его не слушались, поэтому Андрей решил, что у него поврежден позвоночник и его парализовало.
– Откуда мяса столько навезли? – в очередной раз, затягиваясь, спросил грубый голос.
– Менты говорят, что самогонный аппарат рванул в одной из хрущевок на набережной. Полподъезда вывернуло наизнанку. Дом старый – в основном одни пенсионеры жили. Кто-то обгорел, кого-то на запчасти разорвало, а кто-то от сердечного приступа умер. Вот и навезли Тимофеевичу работы на завтра. Старик удолбается их вскрывать, а ведь это еще не все… Говорят, что там, на развалинах, трупы понаходили девушек пропавших.
– Да, ты, что?.. Врешь.
– Шура, – возразил Лешка, – ты мне можешь верить. Мне по секрету это мой корешок – участковый местный рассказал. Он трупы из первой партии в морг сопровождал, чтобы никого не потеряли по дороге.
– А маньяка словили?
– Пока ничего не известно. Как узнаю, то расскажу, – важно произнес Лешка.
– Что? Пошли кофе бахнем. Через час смена заканчивается, а у меня сегодня дел невпроворот.
По скрипу колес каталок Андрей догадался, что Лешка и Шура двигаются в его сторону. Через несколько секунд его каталка от толчка слегка дернулась, и он увидел два, проплывающих мимо, белых халата.
Умирать от переохлаждения он не собирался, поэтому собрал всю свою волю в кулак и… о, чудо – пальцы правой руки, непослушно дернувшись, схватили за лацкан рукава ближайший к нему белый халат.
– А-а-а… Зомби! – заорала басом Шура – двухметровая рыхлая женщина неопределенного возраста, ударив ожившего мертвеца кулаком в лоб.
– Ма…ма… – завизжал фальцетом Лешка – крепко сбитый толстячок в модных прямоугольных очках и пополз на коленках под каталками с трупами к выходу из морга.
Но этого Андрей уже не увидел, потому что был нейтрализован, годами набитой на неправильных пациентах, рукой Александры Юрьевны Турутько – заведующей первым терапевтическим отделением центральной городской больницы.
– Иван Аркадьевич, вы опять на работе рыло залили? – кричала на все приемное отделение Шура.
– Как можно было живого человека в морг отправить?
– Я что? Экстрасенс, что ли? – оправдывался, слегка заплетающимся голосом, Иван Аркадьевич.
– Их всех в мешках полиэтиленовых привезли. Я через черный полиэтилен видеть не могу. Все вопросы к скорой помощи и экспертам, которые его в мертвецы записали.
– Вы должны были их всех осмотреть перед приемкой в морг, – не унималась Шура.
– Должен я – реаниматологу, и то деньги, и одно дежурство на праздничный день, а в трупах ковыряться я не должен, – протестующе заявил в ответ Иван Аркадьевич.
Дальше Андрей слушать не стал и открыл глаза.
Теперь он лежал все на той же каталке, только уже в другой, ярко освещенной комнате, стены которой были покрыты давно немытой плиткой. Климов повернул голову и пожалел, что посмотрел вниз – пол оказался заплеванным до такой степени, что его стало слегка подташнивать.
В это время через резко распахнувшуюся дверь в комнату ворвалась, раскрасневшаяся от гнева Александра Юрьевна.
Бесцеремонно схватил его за правую руку, врач надела на его плечо манжету механического тонометра.
– Как твоя фамилия? – грозно спросила она, накачивая грушу тонометра, одновременно вставляя второй свободной рукой себе в уши трубки стетоскопа.
Климов попытался ответить, но у него из горла вырвался только сдавленный хрип.
– Ты меня понимаешь? – спросила Шура.
Андрей в ответ утвердительно махнул головой.
– Написать фамилию сможешь? – еще раз спросила та.
В этот раз Климов махнул головой отрицательно.
– Где невролог?! – крикнула Александра Юрьевна куда-то в коридор.
– Вы узнали его данные? – вместо ответа на вопрос о неврологе, спросила, появившаяся в проеме двери, молодая девочка-медсестра с планшеткой в руках.
– Он не может назвать себя.
– А, как же я его оформлю без данных? Пускай вспоминает, – возмутилась медсестра.
– Дура! – рявкнула на нее Александра Юрьевна Турутько так, что у Андрея заложило уши: – запиши его, как неизвестного больного.
– Тр…тр…р… – треснула липучка на манжете тонометра, нехотя расползаясь в стороны.
– Живем, как в девятнадцатом веке, – зло прошептала себе под нос Шура, – не могут современные приборы купить.
В это время у нее за спиной появился молодой высокий врач с недовольным и слегка заспанным лицом:
– Что тут у нас?
– У вас не знаю, а вот больного привезли со взрыва в жилом доме, – ответила Александра Юрьевна.
– Если со взрыва, то все вопросы к травматологам. Это не мое, – довольно улыбнулся молодой врач.
– Чего это он наш? – возмущенно подал голос, невесть откуда взявшийся травматолог Лешка.
– А чей? – задал резонный вопрос его оппонент.
– Взрыв. Травматическое воздействие.
– Его только что с рентгена привезли. У него все кости целые. Он вообще не наш, – заявил Лешка.
– Ты бы хоть осмотрел его. По ходу ему к вам – в неврологию.
Молодой врач недовольно скривил лицо, отодвинул в сторонку Александру Юрьевну и вплотную приблизился к Андрею.
– Сколько вам лет? – спросил он.
В ответ Климов лишь пошевелил глазами.
– Он не может говорить и двигать конечностями, – сочла нужным сообщить Шура о результатах своего осмотра.
– Полис медицинского страхования у вас есть? – раздраженно спросил невропатолог.
Климов страдальчески посмотрел на Шуру.
– Вы меня понимаете? – опять спросил невропатолог.
Андрей утвердительно моргнул глазами.
– Он все понимает. Значит мозг в порядке. Возьму его к себе только после результатов более тщательного обследования, а пока КТ и МРТ не будет – извините, – развел руками специалист в невралгии и вышел из приемного покоя вон.
– Что с ним такое? – спросил у Шуры Лешка.
– Ты, думаешь, я знаю. Лежит только глазами моргает и головой чуть шевелит.
– Контуженный он, – заявила, вошедшая с деревянной шваброй в руках, сморщенная пожилая женщина в синем халате и, не обращая внимания на врачей, принялась елозить грязной вонючей тряпкой по такому же грязному полу.
– Баба Зина, если вы такая умная, что же врачом не работаете? – засмеялся Лешка-травматолог.
– Ты, дурень, сколько кабанов завез в институт пока учебу закончил? – наставительно заговорила баба Зина.
– Я знаю, как ты там учился… А, я уже скоро полстолетия тут полы мою и опыта у меня поболее твоего будет. Говорю, что контужен – значит контужен. Средней тяжести у него. Камфоры вколите внутримышечно четыре миллиграмма.
От вони тряпки, которой баба Зина растирала грязь на полу приемного покоя, содержимое желудка Андрея, в виде полупереваренной колбасы с батоном, поднялось к горлу и стремительно вышло на каталку.
– Я же говорю, что контузия, – деловито резюмировала баба Зина и той же тряпкой, что мыла пол, принялась вытирать его каталку, а затем и его лицо.
– А про этого засранца из невралгии я все главному расскажу. Будет знать, как от больных отказываться…
Через полчаса мытарств по угрюмым коридорам больницы на каталке под управлением все той же бабы Зины, после того, как его помыли и переодели в больничную пижаму две грубые санитарки, Андрей оказался в трехместной палате в обществе деревенского мужика Васильевича и небольшого потомственного чиновника средних лет Романа Адамовича.