Любе снился сон: она стоит в очереди к пропускному пункту на границе с Финляндией, вокруг сосны, чистый воздух, а возле ног – щенок, пушистый, наивный, смешной, полу пёс, полу игрушка, выбрал Любу хозяином и попросился вместе с ней в Евросоюз. Растроганная женщина согласилась на «усыновление», осталось решить проблему с таможней.
Звонок стационарного телефона развалил сон на части: наша территория, граница, «Финка», исчез обаятельный маленький друг, кусачий комок шерсти, созданный для любви.
– Алло, – прохрипела в трубку, не до конца проснувшаяся, Люба, – поняла, сейчас приду.
– Чёрт, – сказал муж, увидев, на электронных часах: «03.07», но, кто разбудил, не спросил, – до часу хоккей смотрел, наши проиграли, расстроился, уснул не сразу, придётся идти на работу не выспавшимся, скажи ей, чтобы наследнице звонила, нечего нас беспокоить. Как на работе будешь оправдываться?
– Успею к девяти. Всё-таки, надеюсь, что перепишет завещание, – вздохнув, сказала жена.
– Это, вряд ли.
Мужчина никогда не волновался, перепадёт ли ему неожиданный фарт, не ждал подарков от судьбы, рассчитывал только на себя, перевернулся на другой бок, добавил слово «чёрт» ещё раз, послышалось ровное сопение.
Минут двадцать пять Люба шла по белому от снега в глубоком сне городу, вздрагивая при встрече с подозрительными личностями. Обошла стороной разборку проститутки, судя по одежде, вернее, её отсутствию под расстёгнутой норковой шубкой, и мужчины, то ли клиента, то ли сутенёра.
Восьмой год опекала она странную женщину, родную сестру деда, который умер так давно, что даже мама Любы помнила его плохо.
Раньше о существовании Ольги Люба только слышала. Старуха сама отыскала её, узнав адрес у соседей по коммуналке, в которой жили когда-то Любины родители.
Познакомились. Гостья сказала, что овдовела и хочет оставить родственнице квартиру в обмен на уход за ней.
Мужу старуха не понравилась, а Люба сразу же согласилась. Оба супруга зарабатывали неплохо, но бизнесменами и чиновниками не были. Женщине пригрезилось, что сыну, когда станет взрослым, «упадёт с неба» собственное жильё.
Была, однако, странность в этой истории: несмотря на чрезмерную приветливость, Ольга производила впечатление неискреннего человека со злобой, закрытой от людей улыбкой, смахивающей на оскал.
– Будто демоны в голове, взгляд беспокойный, зрачки не фокусируются на одном предмете, улыбается притворно, внутри напряжена. – делилась Люба впечатлением с супругом.
– Не связывайся с ней, – получила совет.
То же самое повторила мама, жившая и работавшая в детском санатории в двух часах езды от города.
– Сёстры не интересовались семьёй брата после его смерти, несмотря на то, что дед твой заботился о них, пока был жив. Я не верю старухе.
Люба не послушалась.
Потратив на хождение с бабушкой по врачам года полтора, а это немало, учитывая, что кардиологический, ревматологический и офтальмологический центры расположены в разных концах города, она обнаружила дома у Ольги женщину, Шуру, которая мыла пол и стирала бельё. Выяснилось, что Шуре тоже была обещана квартира и составлено завещание в её пользу. Когда она ушла, в ответ на удивление Любы, старуха объяснила, что ошиблась.
– Вызови нотариуса, на тебя напишу, – сказала она.
– В таком случае с Шурой нужно рассчитаться. Сколько лет она на тебя работает? – спросила Люба, заподозрив, что Ольга может составить и следующее завещание.
– Пять, ещё муж жив был, тогда они с сестрой убирали за деньги, – скучно ответила Ольга, посмотрев сквозь Любу, никому платить она не собиралась.
«Я ей родственница, у меня больше прав», – понадеялась Люба и продолжала привозить бабушке продукты, ходить с ней по поликлиникам, вызывать скорую, если случался сердечный приступ, это происходило, как правило, по ночам, как сегодня.
В темноте Люба нашла мостик через разрытую теплотрассу, миновала настил из неустойчивых досок, поднялась на четвёртый этаж.
– Долго, ты, голубушка, добиралась, за это время можно представиться Господу, – открыла дверь тяжело дышавшая женщина восьмидесяти лет в тёплом халате и пуховом платке на плечах, в квартире холодно из-за отключённого отопления. Старуха пошла к постели, раскачивая из стороны в сторону грузное тело, как кукла неваляшка
Люба позвонила в «скорую».
Появился доктор, лет сорока пяти, похожий на Фантомаса из старого французского фильма: высокий, широкоплечий, лысый с неподвижным лицом. Ещё один кошмар ночи, не считая пробуждения от телефонного звонка, ускользающего в никуда мохнатого друга, раздражения супруга и, выпадающих из расстёгнутой шубы, голых «прелестей» матерящейся проститутки.
«Чего ждать от этого громилы, как таких пускают к больным по ночам?» – удивилась Люба.
Года четыре назад она отправляла Ольгу в очередную больницу, приехали санитары. Прежде, чем забрать, осмотрели квартиру, спросили, с кем живёт хозяйка, не одинока ли. Интерес к недвижимости и пренебрежение к пациентке, даже, не сочли нужным замаскировать.
Врач прошёл в комнату, помог старухе сесть, послушал, померил давление, снял кардиограмму, попытался расспрашивать о здоровье. У него оказался мягкий, успокаивающий голос, не соответствующий пугающей внешности.
«Не говорит, а журчит», – подумала Люба.
Сначала круглые, выпученные глаза больной скакали по лицу, пульс зашкаливал. Услышав ласковый голос, немного успокоилась, осмелела, почувствовала, что сегодня ночью, наверное, ещё не умрёт, и, превозмогая себя, пошла в атаку:
– Ну, отвечай, сколько мне осталось?! Что в глаза не смотришь, боишься сказать, что смерть близко? – цеплялась за руку в белом халате. – Молчишь? Сейчас на тебя заявление напишу в здравотдел!
Доктор освободил руку, посмотрел на возбуждённое лицо, всклокоченные жёсткие белые волосы и наклонился над саквояжем с лекарствами.