Камера мне досталась уютная, с личным зарешеченным окном. Правда, то выходило на бесконечную стену оптимистично серого цвета, но всё лучше, чем ничего. В углу валялась повидавшая многое лежанка бурого цвета, а ещё имелся ночной горшок, один вид которого вызвал у меня приступ паники.
Не знаю почему, но именно этот горшок стал символом безвыходности моего положения.
Это конец.
Можно кричать, молить отпустить меня на волю. Но что-то подсказывало: не выпустят.
Я рухнула на холодный пол прямо так, в прекрасном алом платье, в тончайших чулках, и горько разрыдалась. Правой пяткой стащила туфлю с левой ноги, уткнулась лицом в ладони.
Шпионаж…
Да за это гарантировано светит смертная казнь.
Но за кем я шпионила? За императором?! Да как бы я умудрилась? Когда?!
На кой мне сдался этот неощипанный индюк?!
Так, надо вспомнить каждый кусочек той ночи, чтобы доказать, что между головной болью и танцами на площади у меня не было времени на вынюхивание тайны короны. Вот бы ещё свидетелей разыскать.
Какой кошмар…
Как же так…
Не представляю, сколько прошло времени, но в какой-то момент слезы высохли, а вслед за опустошением пришла холодная решимость. Без боя не сдамся. Буду просить зелье правды, требовать судебного защитника, найду сто тысяч тех, кто видел меня ночью и подтвердит мои слова.
Если понадобится, самолично выслежу того безумца и заставлю его сдаться в руки правосудия.
Дело за малым – выбраться на свободу.
Совсем свечерело, когда в мою камеру вошел типичный следователь правосудия. Типичный, потому что у него на бледном лице практически было написано жирными буквами: «Ненавижу свою работу».
Ну и кислая физиономия!
– Итак, представьтесь, – процедил он, а затем, как записал моё имя, сказал чуть мягче: – В наших интересах как можно скорее выяснить, откуда вам стал известен маршрут поездки императора. Надеюсь на вашу откровенность, леди Виктория. Она может стоить вам жизни.
М-м-м, хорошее начало.
– Мне не был известен маршрут, – ответила я.
– Да-да, разумеется. К этому мы ещё вернемся. Итак, опишите ваш вчерашний день в мельчайших подробностях.
– Мы с семейным возницей выехали из Ортелла примерно в половине седьмого утра.
– Ортелл – это город в семидесяти милях к северу от столицы, не так ли? – перебил следователь, будто проверял моё знание географии.
– Да. Мы останавливались дважды и прибыли в Иллиду к семнадцати часам.
– Ровно в семнадцать часов? – вновь перебил следователь.
– Да.
– Уверены?
– Кажется… или нет… около того… – черт, я сама начала путаться.
– Да вы не волнуйтесь, леди Виктория. Продолжайте.
Он улыбнулся, обнажив ровные белоснежные зубы, больше похожие на клыки дикого зверя. Меня охватила дрожь, и легкая паника переросла в тяжелую.
Каждое моё слово уточнялось и фиксировалось. А почему мы остановились на том постоялом дворе, а не на этом? А почему не отужинали в ресторане у озера, а предпочли местный трактир? А почему не осмотрелись сразу же по приезду? А почему у меня заболела голова? А почему не было снадобий?
Да откуда я знаю!!!
– Итак, – как же следователь любил это «итак», всякий раз произнося его с особой интонацией, смакуя. – Из всего выходит, что череда случайных событий привела вас к императорскому экипажу, под который вы кинулись… зачем?
Ну, про желание убиться говорить не стоит.
– В надежде на помощь, – почти не соврала. – Кроме того, место ночлега находилось невдалеке, и я уже не соображала, куда бегу.
– Вы сказали, что заблудились. Так откуда же вы знали, где конкретно находится ваш постоялый двор?
– А почему император проезжал мимо того самого постоялого двора, куда я бежала? – не выдержав, сорвалась я, но тут же одернула себя. – Я говорю, что всё это нелепое совпадение. В моих планах не было ничего предосудительного.
– Например? Чего именно предосудительного не было в ваших планах? – заинтересовался следователь.
– НИЧЕГО!
Он кивнул, а затем долго пересматривал записи, выводя меня из себя. Чувствовалась нарочитость действия. Тянет время, заставляет понервничать и сказануть чего-нибудь лишнего.
– Итак, этот выдуманный убийца…
– С чего вы взяли, что он убийца? – уточнила, разглаживая насмерть измятую юбку. – Я упоминала только о том, что он говорил странные вещи.
– Между тем, намеки очевидны. Кровавый ковер, черви, которые кого-то пожирают. Вы были знакомы с этим человеком ранее?
Да он смеется!
Я подавила стон отчаяния.
– Нет. Иначе бы не бежала от него.
– Уверены? Кто сможет подтвердить ваши слова? Мне кажется, вы могли быть знакомы.
– Слушайте, вы издеваетесь?! – я сорвалась, измученная допросом, голодом и отчаянием. – Я не собираюсь дальше вести диалог. Предоставьте мне судебного защитника.
– Нет, это ты послушай, дрянь, – внезапно голос следователя потемнел, а передние зубы выступили натурально как клыки. – Таких, как ты, через меня прошло предостаточно. Все раскалывались, и ты расколешься. Вопрос только в том, сколько мне придется применить силы. Я хотел по-хорошему, но… – он принялся медленно, со вкусом закатывать рукава.
Бить будет?..
Это вообще законно?
– Не нужно применять силу, мистер Тьер, – император Эдвард Третий вошел в камеру и положил ладонь на плечо следователю как давнему другу. – Позвольте мне переговорить с обвиняемой. Наедине, – добавил тоном, не терпящим пререканий.
Он всё это время подслушивал за дверью?
Вскоре следователь по фамилии Тьер вышел, смерив меня напоследок взглядом, полным презрения, а мы остались с великим правителем вдвоем.
В камере с кроватью и ночным горшком.
Так сказать, добавили в непростые отношения капельку романтики.
Император не торопился заговорить, я тоже особым желанием не пылала. Сидела, отвернувшись от человека, самоуверенность которого привела меня в темницу. Конечно же, если ты какой-то там правитель, то в твой экипаж никто не может врезаться случайно.
– Значит, преследователя вы не видели? – император Эдвард Третий задал вопрос в никуда.
Голос его, сильный, властный, привыкший не спрашивать, а отдавать приказы, бился о толстые стены. Удивительный голос. Услышишь и сразу поймешь: перед тобой знатная особа. Он чуть вибрирует, и у него такая необычная хрипловатость, точно надтреснутость.
– Лишь силуэт, – подтвердила я, уставившись на свои руки, сцепленные в замок.
– Вам знакомо это? – Мужчина протянул мне прямоугольник плотной бумаги серо-желтого цвета, на котором виднелись подтеки… сомнительного багрового оттенка.
Я не стала брать его – говорят, здешние полицейские научились считывать ауру по отпечаткам пальцев, – но вгляделась в текст.
«Она была слишком глупа».
– Что это?..
– Это нашли час назад на теле молодой девушки, – поморщившись, император спрятал записку обратно в нагрудный карман. – Вам знакомо послание или бумага?
– В смысле?! – Меня переполнял праведный гнев, и захотелось уже не испепелить этого самодура, а обмакнуть его в ночной горшок, причем чей-нибудь чужой, ибо мой пуст. – За кого вы меня принимаете? Сначала обвиняете в шпионаже, а теперь – в пособничестве убийце?!
На лице мужчины отпечаталась сложная эмоция. То ли разочарование, то ли тщательно контролируемая злость. На кого? На меня, что ли?
Кажется, он надеялся, что я скажу: «Ой, это ж моё!», и убийство будет раскрыто.
Не дождется!
– Есть одна деталь, которая может быть вам интересной, – правитель отошел к двери, словно собирался уйти, но остановился.
– Какая же?
– Убитая особа должна была принять участие в отборе от южной провинции. Она погибла на пути к замку.
На секунду мне показалось, что моё сердце выпрыгнет из горла, где оно билось с демоническою мощью.
Он глупо шутит? Лжет? Надеется выбить из меня показания?
Или…
Неужели некто преследовал меня неспроста? Он охотился на претенденток? Зачем? Откуда ему известно, кто именно участвует в отборе? На нас ведь не навешаны ярлычки.
Боги и демоны! Меня ведь тоже могли убить.
Я попыталась вспомнить хоть что-то про того человека, но, кроме собственного страха, не могла поднять из глубин памяти ни единой детали.
Император молчал, рассматривая меня краем глаза, словно ожидая чего-то конкретного.
– Что, скажете, будто это тоже моих рук дело? – не выдержала я. – Уничтожаю конкуренток?
– Не скажу. У меня нет оснований так полагать, как минимум, потому что весь день вы провели в камере. В наличии у вас пособников-убийц тоже сомневаюсь.
– Тогда зачем вы делитесь со мной подробностями? Предостерегаете?
Я не понимала. Разве такие вещи не нужно умалчивать? Тем более говорить одной из невест, что её соперницы больше нет в живых – а если я впечатлительная и бухнусь в обморок?
Бухаться в обморок я не планировала, всё-таки от брата слышала истории и страшнее. Но близость к убийце, звук его голоса, да ещё и понимание: это не было ошибкой – выводили из равновесия.
Он вышел на охоту?..
– Мы неправильно начали наше знакомство, леди Виктория, – император всё же вернулся ко мне и застыл в жуткой близости, на расстоянии какого-то метра. – Я должен перед вами извиниться.
Я смотрела на него снизу вверх, испытывая непонятный трепет. Не восхищение, нет. Что-то иное, странное, запутанное, что заставляло мои внутренности скрутиться в тугой узел. Мужчина источал такую силу, что вызывала желание закрыться. Спрятаться. Он словно скрывал в себе нечто темное. Страшное. Опасное и притягательное. Дьявол, заключенный в теле человека, не меньше.
Вчера я не чувствовала этого, но сегодня машинально сжалась в комок, изучая колени императора, но не его лицо.
– Понимаю, что словами не отменить всего того, что вы пережили из-за моего несправедливого обвинения. – Великий правитель вполне искренне вздохнул. – Я бываю груб, и порою мои слова опережают мои же мысли. За что приношу извинения. Но если вы согласитесь остаться, то первое испытание можете считать пройденным заочно.
– Испытание? – сглотнула я, не совсем ещё понимая, чего от меня хотят.
– Завтра состоится первое испытание отбора, – терпеливо пояснил император, и воздух потяжелел от его слов. – Этикет, умение вести себя за столом, знание правил поведения высшего света. Не смотрите так на меня, – хмыкнул, отметив, как я вскинула взор. – Испытания исключительно на совести моей матушки, которая ищет не только идеальную невестку, но и безупречную леди.
– То есть…
– Поздравляю с первой победой. Ещё раз извините меня за горячность, леди Виктория. Вам выделили лучшие покои и проводят до них, – сказал император и, стукнув ботинком о ботинок, удалился.
Кажется, казнить меня не планируют.
Правда, некий маньяк убил одну невесту и открыто угрожал мне, предлагая стать первой в его списке. Что, если он вернется за мной?
Да и, будем честны, пройти испытание по этикету сможет любая мало-мальски образованная особа. Не слишком ли эта малая компенсация за мой позор, ещё и прилюдный?
Может быть, самое время вильнуть хвостом и уехать, а потом говорить на каждом углу, какой ужасный человек этот император? Говорить, разумеется, лучше подальше от столицы, а то никто не помешает «ужасному человеку» вернуть меня в камеру.
Так что, отказаться от отбора?
Не знаю, почему, но что-то внутри меня ёкнуло: останься.