Говорят, привыкнуть можно ко всему. Даже к тому, что тебя все ненавидят.
Даже к тому, что теперь я вещь? У меня нет личности. Лишь маска, которую нацепили на меня, как на куклу, и которую я приняла с улыбкой из-за отсутствия вариантов.
Неужели можно даже привыкнуть к мысли, что я больше никогда, никогда не увижу своих родных и близких?
Помню ли я их лица, и достаточно ли двух лет, чтобы полностью обнулить свою жизнь?
Я больше не знаю, кто я. Лейла. Такое имя дал мне мой хозяин – Алмас Ясин.
– Лейла, поменяй мои ароматические свечи, пожалуйста. Я хочу что-нибудь фруктовое или цветочное, – поднимаю глаза на женщину, пританцовывающую у зеркала. Она крутится перед своим отражением, радуясь новому дорогому подарку от своего мужа – роскошный халат в восточном стиле, украшенный сверкающими камнями. Уверена, что драгоценными. Прикидываю, что стоимость халата составляет годовой бюджет какой-нибудь небольшой страны в Африке.
В этом доме все сверкает и блестит, как и в том доме на Ближнем Востоке, который мы недавно покинули. Мы вернулись в Америку на время – Алмас часто приезжал сюда и порой не хотел расставаться со своими женами, наложницами, служанками и рабынями. Он любил женщин. Любил их нежной, светлой, но собственнической и где-то жесткой любовью. И мне повезло, что в его характере было любить всех женщин, иначе бы он не был бы так терпелив к моему телу.
Я не могла поверить в то, что нахожусь дома. Когда я говорю «дом», я имею в виду Штаты. Не на Ближнем Востоке. Не в этой удушающей жаре, что стоит там круглый год.
То, что раньше когда-то было моим домом, моей жизнью…
Возможно, всего в нескольких десятках километров от нашего особняка находится моя редакция. Мой кабинет, в котором я любила засиживаться допоздна. За моим столом сидит уже другая девушка и она пишет моей ручкой, а перед ее глазами стоит фотография ее мужа в рамочке.
Так я себе это представляла.
Мое сердце заполнила такая тоска, что я почти физически ощутила болезненную ломоту в грудной клетке.
Спустя два года я уже почти не плачу.
Надеюсь, моя преемница не будет совершать моих ошибок и никогда не окажется в ситуации, в которой оказалась я.
– Да, Госпожа, – отвечаю тихо и смиренно, почти не покривив душой. Ко всему можно привыкнуть.
Николь является одной из семи жен Алмаса, и у нас с ней довольно теплые, почти дружеские отношения. Не считая того, что я обязана прислуживать ей и выполнять все указания. Обычно это всякие глупости – поменять ароматические свечи, приготовить ванну, перебрать ее золотые украшения и красиво разложить по многочисленным шкатулкам.
Женам Алмаса самим приелась их «золотая клетка», они не ведут особо активную жизнь, и поэтому круг их поручений довольно узок. Может, поэтому я привыкла ко всему, что происходит здесь со мной.
Именно потому что не происходит ровным счетом ничего.
Я изолирована от общества. И заслуженно.
Хочу ли я вернуться на свободу? Я не уверена. По крайней мере не ценой свободы близкого мне человека, ради которого я здесь.
Меняю для Николь свечи, изредка поглядывая на женщину, что часами может любоваться своим отражением и дотрагиваться до многочисленных золотых браслетов, украшающих ее запястья и предплечья. Алмас очень щедр и запредельно богат. Он содержит семь своих жен, хотя иногда мне кажется, что он всех их ненавидит. Жены хотят от шейха лишь одного – золота и побольше, наложницы же – готовы платить ему лаской, теплом и телом, чтобы получить взамен ЕГО любовь.
Кем являюсь я в этом гареме? Не знаю. Алмас говорит, что я – его вдохновение. Его муза. Его любовь.
Его невинный цветок, который он будет беречь до последнего. Для себя.
Он знает, что несмотря на мой возраст – двадцать пять лет, я невинна. Физически невинна.
Но только Дьявол видит то, что я вижу в своих мыслях, когда закрываю глаза. И даже он – в ужасе.
– Красота моя, Лейла, – часто говорил он, нежно зацеловывая мои руки. По большой части я ничего не отвечала. Я молчала почти все время. Ушла в себя, создала храм собственной души внутри тела, где я могла делать, что угодно. С виду же я выглядела, как примерная рабыня, служанка, наложница…не знаю, к кому себя причислить. Я видела, что случалось с девушками, которые пытались сбежать, сопротивлялись, они сходили с ума…хотя Алмас никогда не мучал их.
Может, я чего-то не знала, но он не был психом или извращенцем. Все, что он хотел – это окружить себя самыми красивыми женщинами, самым ярким золотом и брильянтами. Он говорил, что хочет чувствовать полное изобилие в своей жизни. И нет способа лучше, чтобы почувствовать это, чем оградить себя красавицами.
«Но ты, моя дорогая Лейла – краше всех.
Красивее любого бриллианта, который я когда-либо видел.»
Красота…она временна. Да, я не считаю себя настолько красивой, как многие твердят мне. Мой образ – лишь сочетание правильных черт лица и хорошей фигуры, но мужчины рядом со мной…меняются. И я всегда это чувствовала, с самого детства. Я и сама не знаю, в чем мой «секрет». Наверное, в хитрости.
Кристиан как-то сказал мне. «У тебя есть особый дар. О котором ты, наверное, даже не догадываешься. Ты умеешь обволакивать мужчину…» —Кристиан тогда хотел сказать что-то еще, и я видела это по его лицу и дрожащим губам. Но он не смог. Очень трудно говорить такие слова той девушке, которая только что тебя отвергла и пятнадцать минут рассказывала тебе о том, какой ты замечательный, потрясающий, лучший друг. С Кристианом я дружила с детства — когда он стал взрослым, я даже не заметила того, что он возмужал. Когда Крис стал носить дорогие рубашки и купил свой первый более-менее приличный автомобиль, я все еще видела в нем мальчишку, который бегает по школе и поправляет свою челку и непослушные волосы. Улыбчивый, душевный, простой. Лучший друг, на которого я могла положиться, человек которому я бы могла доверить все и даже собственную жизнь. Но моя жизнь – в прошлом.
Я не испытывала сильных чувств к кому-либо. И никто и никогда не зажигал внутри меня тот загадочный огонь, о котором подруги могли говорить часами. Они с восторгом описывали их парней, в которых они влюблены по уши, а я…только пожимала плечами, когда знакомилась с ними. Парни, как парни.
Смотрела на них и чувствовала удушающую пустоту. В душе — ни огонька, ни вспышки света. Ни-че-го. Сердце мое почти всегда стучало ровно и размеренно. Я умела быть спокойной. Так было легче держать на привязи дьяволицу внутри себя. Я думала ее не существует, но как оказалась — она просто спала. Ждала наивысшего «демона».
Просыпалась она только тогда, когда я полностью отдавалась любимому делу. В прессе меня прозвали «Королевой интриг», и это мне только льстило. Для начинающего журналиста нет более достойного прозвища, а черный пиар был моим главным коньком.
Помню тот день, когда ко мне пришло осознание простого факта: если я хочу, чтобы обо мне заговорили, нужно быть хитрой, проницательной и доставать всю грязь на поверхность. Где-то даже приврать, обернуть в «красивый фантик». Этим я и занималась — все началось в старших классах, когда я стала редактором школьной газеты. Конечно, я писала правду, но ради того чтобы подогреть интерес одноклассников к газете, в красках описывала подробности драк на поле после матчей и высказывала свои предположения о причинах постоянных перепалок. Я никогда не была конфликтным человеком, мне просто нравилось писать. Но сверстники куда с большой охотой читали о драках, интригах, предстоящих школьных балах, чем об открытии нового кружка по прикладному искусству.
В колледже мне предложили стажировку в одной скандальной желтой газетенке — иначе ее не назовешь, но я согласилась, так как мне нужен был опыт. Я знала, что путь к звездам лежит через тернии, и не всегда к ним ведет «красная дорожка» и овации. Я приготовилась к долгой работе и открылась возможности «набить руку».
В своих статьях я всегда писала правду. О звездах, политиках, спортсменах. Из любого развода знаменитой личности я раздувала настоящую сенсацию, а пьяная драка скандального конгрессмена принесла мне грязную славу и хорошие деньги.
А мне нужны были деньги…также, как и известность.
У меня должно было быть имя. Я была единственным человеком в семье, который еще мог вырваться из той дыры, в которой утопала наша семья…
Тщательно изучив всю карьеру успешных журналистов, редакторов и даже писателей, я поняла: без скандалов не обойтись. Люди начнут прислушиваться ко мне, только когда я сделаю себе имя.
А мне было что сказать.
Но сейчас моя писательская деятельность в прошлом. Я и не помню, когда писала в последний раз. Даже если бы хозяин дал бы мне ручку и бумагу, не выдавила бы из себя ни строчки. Я полностью закрылась в себе и стала тем, кем должна была быть — вещью Алмаса Ясина.
Слабая? Отчаянная? Возможно. Но я знаю, что у меня нет другого выбора — Алмас не просто мой хозяин, он нечто больше. Я его должница. К тому же я искренне верю, что это не навсегда…он не трогает, не издевается надо мной. Он милосерден и щедр. Он забрал мою свободу, но это был мой выбор — только так я могла подарить свободу своему брату. Только благодаря Алмасу Мейсона выпустили из тюрьмы. Только благодаря ему моя семья выкарабкалась из долгов, дерьма и грязи.
Оказавшись в своей рабской «золотой клетке», (так я называла свою комнату) замираю у туалетного столика. Медленно выдыхаю, заправляя выбившиеся пряди волос за уши, разглядывая свое отражение.
Разве о такой жизни я мечтала? Разве этого хотела?
Поворачиваю меж пальцев пузырек с духами, инкрустированный стразами — не брильянтами, как у одной из жен Алмаса, но стоит несколько тысяч долларов. Подарок хозяина. Перевожу взгляд на свое лицо, улавливая едва заметное дрожание своих губ в отражении.
Слезы. Они останутся внутри. Навсегда.
Не знаю, в каком месте поклонники находили мои глаза голубыми океанами. Сейчас мой истинный взгляд полон уныния, пустоты и отчаяния.
Черные волосы с шоколадным оттенком распущены – господин любит естественность, но я скучаю по аккуратным пучкам, в которые заплетала волосы, собираясь в офис.
Нет никакого смысла и в моих четко очерченных губах, которые никогда не знали страстных поцелуев и не произносили искренних слов любви. Нет ничего примечательного в идеально вздернутом носике, когда нет никого, кто бы мог целовать его перед сном…
Красота была для меня скорее проклятьем, чем подарком.
– Лейла, душа моя, – я давно не вздрагиваю, когда слышу голос Алмаса. Обернувшись и одарив его широкой улыбкой, я опускаюсь на колени, слегка кланяясь хозяину. Все с той же широкой улыбкой и влажностью моих глаз от непрошенных слез, которая только добавила взгляду необходимого сияния.
– Да, мой господин, – не смотря на формулировку обращения, в моем голосе нет ни капли преклонения. Повиновения. Ничего рабского.
А вот Ясин смотрит на меня совсем иначе – с восхищением, благоговением и любовью.
– Встань, в этом нет нужды, красота моя, – благосклонно просит он, потирая свою густую бороду. Алмас красивый мужчина, но выглядит на все свои сорок пять лет – то ли наличие семи жен, то ли жестокий бизнес влияют на него так – лоб Ясина украшают глубокие горизонтальные морщинки. Они заметны на его лице, несмотря на бронзового цвета кожу.
– В твоем взгляде нет покорности, одно лишь вдохновение. И чистота, – шепчет он, нежно прикладывая руку к моей щеке. Встаю, глядя ему прямо в глаза, и чувствую…что могла бы вертеть этим сильным и могучим мужчиной, как хочу. Если бы я только хотела…но внутри меня нет огня, а если он и жив глубоко в душе, я не чувствую нужды отдать его именно Алмасу.
Но ему позволено смотреть.
– Хоть ты и моя пленница, ты значишь для меня куда больше, чем многие жены, Лейла, – упираюсь губами в его раскрытую ладонь. И резко отворачиваюсь.
– Жду ваших указаний, мой господин. Что на этот раз? – я знаю, что Ясин не приходит ко мне просто так. Обычно он просит…массаж или помочь принять ему ванну.
Звучит противно, но на самом деле…все не так плохо. Он не трогает меня. Кажется, ему моя девственность дороже, чем мне самой. Когда он впервые узнал об этом, он вообще был удивлен тем фактом, что взрослая девушка с запада, может быть невинна.
Находясь в плену Ясина, я чувствую себя японской гейшей – будто продаю свою женственность, а не тело. Я вдохновляю своим присутствием и не позволяю ему ничего лишнего. Я просто жду. Выжидаю того момента, когда смогу попросить его о свободе и знаю, что рано или поздно он не сможет мне отказать. В то же время я боюсь того, что Алмас так зациклится на мне, что никогда не отпустит.
Как бы там ни было, без него я, возможно, и вовсе сейчас не дышала бы. Также, как и моя семья. И все из-за моей скандальности, привычки копаться «в грязном белье» и выливать это на бумагу.
– Я хочу, чтобы ты приняла это, – Ясин показывает на мою кровать, на которой поблескивает шелковая ткань и бриллианты. Очередной костюм для восточного танца – Ясин любит, когда я танцую для него.
Шлюхи – для секса, жены – для общества, такие, как я – для танцев и массажа и развлечения.
– Вы хотите, чтобы я станцевала для вас? Когда? – фальшиво улыбнувшись, я подбегаю к кровати и поднимаю искрящуюся ткань. Закружив по комнате вместе с шелковым нарядом, радостно прижимаю его к груди.
Конечно, я не испытываю и толики радости. Нет ничего унизительнее, чем танцевать приватный и сексуальный танец для своего хозяина. Но я засовываю унижение так глубоко в себя, понимая, что это мой единственны путь. Приходится играть в блестящую дурочку. Лишь бы окончательно свести Ясина с ума. Лишь бы он был готов выполнить любое мое желание. Например, отпустить меня. Может быть сейчас…может уже пора?
К тому же, мы в Штатах. Так близко к дому я не была очень давно. Маленький огонек надежды загорелся в глубине сердца, но быстро погас.
И на что ты рассчитываешь? Забудь. Он никогда не отпустит тебя. Мужчина с Востока скорее убьет, чем выпустит на волю «птичку», однажды оказавшуюся в его гареме.
– Прекрасный наряд. Я так благодарна вам, – елейным тоном произношу я, ощупывая мягкую ткань.
– Я прибыл в Америку для деловых переговоров. Они очень, очень важны для меня, Лейла. На кону стоят большие, огромные деньги. Сделка всей моей жизни. Мне нужно расположить к себе друзей, партнеров. Ты и еще несколько рабынь будут танцевать для них в большом зале.
Улыбка так быстро сползла с моего лица, что я даже не успела осознать того, что забыла о роли «идеальной куколки». Настолько была обескуражена.
Танцевать? Для толпы богатых ублюдков?! Ни за что.
Внезапно мне стало не по себе. Пару раз Ясин устраивал такие приемы, и рабыни нужны были ему для «развлечения» господ. Но то были восточные мужчины, которые в танце живота видели в первую очередь танец. Такое они видели каждый день, да и во дворце мне проще было отключиться и просто танцевать, потому что там…я была кем-то другим. Я была Лейлой.
Кто я сейчас? Здесь, в штатах, я как никогда чувствую полнейшее отчаяние и тотальное одиночество. Прошлое дышит мне в спину, а я боюсь обернуться и воочию увидеть, что от прежней меня ничего не осталось.
– Что такое, свет мой? – в первый раз за два года я позволила идеальной маске сползти со своего лица. Мой растерянный взгляд не удалось скрыть даже от Ясина.
– Господин, я могу станцевать для вас в любое время. Но…мне бы не хотелось делать это здесь, – с трудом сглатываю, опасаясь произнеси последнее слово. «Дома.»
Алмас мгновенно мрачнеет, вглядываясь в мои дрожащие черты.
– Ты играешь с моими чувствами, Лейла. Но ты забываешь о том, что моя любовь к тебе так же сильна, как к моим женам. К моим рабыням. Я дал тебе многое и вижу, что ты ценишь это. Признаюсь, я и сам бы не хотел делить тебя с кем-либо из моих гостей. Но…сделка очень серьезна. Мне нужны мои самые лучшие девушки. А ты – лучшая из лучших, – спокойно отчеканил Ясин, но в его голосе я слышу намек на угрожающий тон. – Ты ослушаешься меня? Или тебе напомнить, что ты здесь по своей воле? Я могу отпустить тебя в любой момент… – прищурив веки, напоминает Ясин, но в ответ я отрицательно качаю головой.
Он знает, что не может отпустить меня. Мне никогда не откупиться. Мне никогда не расплатиться за то, что он сделал для нашей семьи.
Нервно закусываю губу, покоряясь воле своего Шейха.
– Я буду танцевать, – стоило мне подумать о том, что я накрою свое лицо вуалью, как Алмас задумчиво проводит пальцем по подбородку и дополняет приказ.
– И никаких масок, Леа. И вуалей. Мне нужны твои прекрасные глазки, – мужчина мягко накрывает ладонями мои скулы. Есть в этом жесте что-то запредельно нежное, почти отцовское. Я и сама до конца не знаю, какие Ясин испытывает ко мне чувства, и почему до сих пор не пытается взять меня силой, как проделывает это с другими девушками. Ходят слухи…что он достаточно жесток и доминантен в постели.
Хотя кого я обманываю? Ясин наверняка догадывается обо мне. О моей бессердечности, а точнее…о том, что я почти не поддаюсь возбуждению. Возможно, я фригидна. Как еще объяснить то, что в своем возрасте и с такой внешностью, я ни разу не была с мужчиной? Я знала, из-за чего у меня стоит этот блок. Но Ясин об этом не догадывался. Это только мое воспоминание. Однако, даже от хозяина не укрылась страшная правда: как бы он не старался, я едва ли заведусь в его присутствии. Никому не интересно трахать бесчувственное сухое бревно, которое только может притвориться и симулировать на радость хозяину. Однако мое тело все равно не обмануло Ясина. Однажды, он пробовал это проверить и больше ко мне не прикасался.
Я испытывала сексуальное желание только в своих снах, а когда просыпалась в холодном поту и с пульсацией между ног, старалась забыть эти кошмары. Мои тайные желание были слишком темными и порочными. Такое не приходит в голову при свете дня. Такое не обсуждают с подругами…
Наверное.
– Да, мой господин, – прикрываю веки, борясь с закипающей злостью.
Нежная, уверенная, красивая.
Это все, что от меня требовалось. Когда-нибудь я выберусь отсюда и напишу чертовски разоблачающую статью об этом мужчине. Или даже книгу.
Но я не напишу. Это тоже самое, что подписать себе приговор.
– Что вам еще угодно?
– Это все. Дальнейшие указания получишь от организаторов. На этой неделе у меня много дел, я почти не появлюсь здесь. Боюсь, увижу тебя в следующий раз только на приеме. И не сомневайся – я буду смотреть только на тебя, – улыбка исчезает с лица Ясина. Нацепив на себя суровую маску, он выходит из моих покоев и отправляется дальше – наверняка, чтобы навестить еще несколько своих наложниц, а потом вернуться к жене.
Не сомневаюсь, все будут смотреть только на меня.
Сколько себя помню, никогда не была обделена мужским вниманием. Девушки завидовали мне, мечтая, чтобы мое лицо покрылось прыщами, а тело обросло целлюлитом. Но назло им этого со мной не случалось, и, к сожалению, мужчин я продолжала держать их, как своих друзей или карманных бойфрендов.
Может, мне попадались слишком слабые мужчины, которые легко поддавались моему влиянию. Всех мужей своих подруг я видела насквозь, и ни один из них не вызывал у меня ни чувств восхищения, ни зависти. Опять же, ничего. Максимум – дружеское тепло и уважение.
Тяжело вздохнув, я принялась медленно расчёсывать свои волосы гребнем – это успокаивало, когда хотелось разрыдаться и впиться в них кулаками.
Легкое движение руки по волосам…
Раз…два…глубокий вдох…
И все мои чувства спрятаны за семью вуалями. И вряд ли найдется тот, кто когда-нибудь выпустит моих демонов наружу.