Канонада возобновилась с рассветом.
Многие из тех, кто вчера нашел прибежище в припортовых постройках, были мертвы уже к закату. Повстанцы не пожалели инфраструктуру порта и обстреляли самые «неважные» здания из своего примитивного, но довольно точного орудия. Вся современная машина вооружений, завязанная на спутниках, отказала еще неделю назад, и правительственные войска оказались в положении слепых щенков.
Без активной поддержки из космоса все снаряды уходили в никуда. Расчет мятежников на старые системы наведения оказался верен – буквально за несколько суток им удалось морально уничтожить большую часть верной правительству армии.
Вчера еще продолжали сопротивляться отдельные «элитные» подразделения, но уже сегодня они вполне могли раствориться в разрушенной столице, слившись с сотнями тысяч дезертиров и простых граждан – эти с любопытством ждали, когда закончится вооруженная смена власти, чтобы вернуться к привычным занятиям.
– Мы должны бежать, Энки.
Звуки разрывов почти не доносились сюда, на двадцатиметровую глубину, только вздрагивал бетонный пол да сыпалась невесомая пыль с низкого потолка.
– Куда? Они не оставляют живых. Ты же знаешь, новый клан всегда уничтожает предыдущий. Соседи не дадут нам прибежища, даже если мы сумеем взлететь. Рано или поздно все кончится позорной смертью.
– Ты предлагаешь сидеть тут и ждать, когда они пустят газ? Или пробьют слой бетона своими химическими снарядами…
Коаау резко отодвинула поднос с двумя крошечными тарелками. Энки также едва притронулся к завтраку – он прислушивался и к тишине за стальными дверями, и к бушевавшему на поверхности пламени.
И еще он остро сожалел о том, что дочь пострадает ни за что. Остальные из высших хотя бы участвовали в распределении если не денег, то властных полномочий в правительстве. Будучи близкой родственницей премьера, по значимости в иерархии она оказалась неотличимой от сотен простых исполнителей приказов.
Если бы не отдаленный грохот разрывов, здесь можно было бы сойти с ума от невыносимой тишины. Даже собственные шаги казались ее продолжением, недовольным откликом в ответ на попытку хоть чем-то потревожить слух.
– Пора, – решился Энки и с трудом встал. – Мы улетаем. Если остальные согласятся, конечно.
– Они ждут только тебя! – хищно рассмеялась Коаау.
Сумасшедшее веселье резко сменило мрачную унылость дочери. Она как будто не понимала, что за пределами атмосферы их не ждет ничего хорошего.
– Оповести команду, а я пока поднимусь к твоей матери.
– Нет, тебя могут убить!
– Я слишком стар для таких передряг, Коаау. Моя смерть стала бы лучшим исходом для меня и для всех вас…
– Ты по-прежнему глава клана, Энки, – поразилась дочь. – Ты не можешь оставить нас в такое время.
Бывший премьер и не подумал спорить, он просто вызвал чудом сохранившийся в рабочем состоянии грузовой лифт и поднялся к поверхности. Полубессонная ночь давала о себе знать – тело почти не слушалось, а ноги искали опору понадежнее, чем осколки бетона.
Здание спецтерминала для правительственных грузов лежало в руинах, но время от времени здесь продолжали громыхать разрывы старинных снарядов. Окажись у повстанцев более современное оружие – точнее, возможность применить его, – от глубинных помещений и коммуникаций уже ничего бы не осталось. И десятки членов клана Энки уже давно превратились бы в часть переплавленных жаром обломков прежней власти.
Наспех сооруженная могила жены была придавлена рухнувшей плитой, из которой торчала искривленная арматура. Энки опустился на нее и закрыл глаза, стараясь не обращать внимания на канонаду. «Откуда у них такие запасы снарядов?» – крутилась в голове глупая мысль. Отогнав ее, он стал сожалеть, что дочь оказалась настолько бесчувственной, что не пришла навестить место последнего упокоения матери. Слов для прощания никак не находилось.
«Я должен был отдать два-три поста в правительстве», – еще одна бесплодная идея, что занозой сидела в голове Энки и то и дело заставляла его замереть в отчаянии. Но кто мог знать, что у противников окажется столько сил, чтобы замахнуться на саму власть клана Энки, а не выторговывать для своих представителей должности и денежные кормушки? А сейчас они не успокоятся, пока не покажут народу труп бывшего премьера и его ближайших родственников. Остальные, пожалуй, еще могли бы затаиться в глуши, вдалеке от столицы, и… провести жизнь в страхе перед наемным убийцей. Да и какая может быть работа у изгоя, фактически врага государства?
Никакая другая страна, разумеется, не позволит сесть челноку с орбиты, полному «преступников». Ведь их в любом случае придется выдать.
– Нам не дадут сдаться с поднятыми руками, – словно убеждая себя в необходимости предстоящего бегства с планеты, сказал Энки. – Я должен спасти их любым способом… А затем мы вернемся, когда будем готовы дать отпор! Я клянусь тебе.
Ему казалось, что, если он обратится к мертвой жене, слова его обретут силу закона Вселенной. Обманывать мертвецов кощунственно. Энки провел ладонью по каменному крошеву, словно благословляя эту бетонную плиту, и с трудом поднялся.
Времени на колебания не осталось, пришла пора действовать. В порту сейчас достаточно квалифицированных специалистов, чтобы подняться на орбиту, а там уже видно будет, что делать дальше.
Не обращая внимания на близкие разрывы – они звучали как-то несерьезно, будто Энки передалось отношение к обстрелу со стороны самих повстанцев, – бывший премьер спрыгнул на платформу лифта и на мгновение ужаснулся, что механизм за время его прощания с женой вышел из строя. Но привод исправно заработал, опустив Энки в глубину.
– Наконец-то! – радостно выкрикнул при виде него некий солдат и бодро прокатил мимо тележку с пластиковыми ящиками.
За время отсутствия предводителя убежище превратилось в подобие приемного терминала порта за пять минут до посадки орбитального челнока. Все исполняли давно продуманную в деталях программу эвакуации на орбиту, перевозя к стартовой шахте необходимые для длительного путешествия ресурсы. Правда, большая часть механизмов не работала, и соратникам Энки приходилось в полную силу использовать мускулы.
Старик прошел в свой бункер и понял, что дочь собрала практически все важное. Только документы, которые тогдашний премьер прихватил неделю тому назад с собой, так и остались лежать на столе. Теперь они не заинтересовали бы никого.
Энки извлек из ящика единственную вещь, которую мог захватить с собой, – хрустальный медальон с упрятанным внутри шпилем древнего правительственного дворца. Все детали архитектурного сооружения отлично просматривались сквозь хрустальные грани. Этот предмет являлся своеобразным внутриклановым символом власти, передаваемым из поколения в поколение. Несмотря на то что самого дворца, каким он был тысячи лет назад, уже давно не существовало…
Энки стал одним из последних, кто прибыл к пусковой шахте. Весь этот район, конечно, избежал бомбардировки – никакая власть не станет уничтожать средства вывода грузов и людей в космос.
Бунтовщики не знали главного. А именно того, что всего месяц назад орбитальным телескопом в близкой звездной системе была обнаружена наконец планета, способная стать временным прибежищем для верхушки поверженного клана. Об этом знали немногие, поскольку Энки лично распорядился держать информацию в тайне. Уже тогда повсюду чувствовалось приближение грозы, способной поколебать устои государства. Любой глава клана слишком хорошо знал историю, чтобы не почувствовать незримое передвижение противника, концентрацию капиталов и живой силы вокруг правящей «партии».
Около сотни аннунаков собралось перед широким грузовым тоннелем, ведущим внутрь челнока. Здесь были как простые члены клана, так и обладавшие заметной властью – еще недавно. Теперь они все были равны.
Энки взобрался на ящик и произнес слова, которые давно приготовил для этого случая:
– Вы знаете, что на орбите нас ждет экспериментальный корабль, построенный для изучения ближайших звездных систем. Мы собирались отправить на нем исследовательскую экспедицию, которая открыла бы для нас новые миры и подарила новые знания. Сейчас мы не можем принести своему народу иной пользы, кроме как выполнить задуманное. Я верю, что однажды наступит день, когда мы станем достаточно сильны, чтобы вернуться и отомстить за наших братьев и сестер. Не сомневаюсь, что это произойдет уже при нашей… точнее, вашей жизни. Лишь бы нам хватило уверенности в собственной правоте. А теперь, если кто-то хочет остаться здесь и отдаться на милость врагу, может это сделать.
Он подал знак, и народ разом задвигался, подхватил еще остававшиеся тут мелкие вещи, коробки и пакеты.
И тут плечо Энки обожгла резкая боль, а рука разом отнялась, будто ее не стало. Падая, он успел заметить аннунака с импульсным пистолетом, который вновь целился в него от полутемного тоннеля, из-за штабеля металлических контейнеров. Кто-то испуганно вскрикнул, и на какое-то время среди беглецов воцарилась паника. Однако тотчас же резкий окрик, принадлежащий архитектору Маукуче, вынудил женщин и детей отступить в переходный тоннель к челноку.
Послышались ответные шипящие выстрелы.
– Ты жив? – вскричал Балам, наклоняясь над главой клана. Тот попытался встать, но Балам прижал грудь Энки сухой ладонью и ощупал рану. Вслед за чем торопливо извлек из саквояжа бинт и моментально наложил его на рану. – Ничего серьезного…
– Кто этот предатель? – поморщился Энки и все-таки поднялся.
– Не знаю, сейчас его уже не узнать.
Стрелявший давно превратился в дымящийся ошметок мяса, и строить догадки, зачем он открыл стрельбу, не было времени. Нескольких особо разъярившихся аннунаков, которые ринулись на поиски возможных отступников, остановил приказ командора челнока. Тот, разумеется, возглавлял организованное отступление и должен был последним взойти на борт космического судна.
Откуда-то доносился глухой лязг, как будто повстанцы устали обстреливать убежище издалека и решили взять его штурмом.
– Все на корабль! – в очередной раз взревел командор, размахивая оружием. – Сейчас тут будут изменники!
– Кто-то дал знать им, что мы решили взлететь, – сказал Балам и помог Энки сделать первые несколько шагов по направлению к тоннелю.
– Коаау?.. – Энки досадливо оттолкнул руку врача.
– Уже там! Я отослал ее, когда увидел, что твоя рана неопасна.
Подгоняемые командором, в окружении последних солдат бывший премьер-министр и Балам двинулись по короткому прозрачному коридору. Тот быстро привел их в шлюз челнока, и вскоре его стальные створки с шипением съехались. Давление в челноке быстро нарастало, и Энки перестал задыхаться от недостатка азота.
Работающий вхолостую двигатель судна передавал на его корпус легкую, едва ощутимую дрожь.
– Вперед! – вскричал командор в переговорное устройство, закрепленное на его запястье.
Оставалось надеяться, что бунтовщики не сумели протащить за собой в шахту что-нибудь бронебойное. Впрочем, у них еще оставался шанс поразить челнок на взлете.
Энки в сопровождении солдат и Балама протиснулся в «пассажирский» салон челнока, совсем не предназначенный для перевозки такого количества аннунаков. Ускорение прижало всех к ребристому металлическому полу.
Отсек наполовину был заставлен контейнерами и завален баулами и пластиковыми коробками с личными вещами беженцев. После резкого старта часть груза рассыпалась. Некоторые, самые младшие дети не успели оправиться от испуга и хныкали, другие просились в туалет или пить, кто-то переругивался по поводу тесноты с соседями…
Они совершенно не думали о том, что в следующую секунду в борт челнока может ударить снаряд. Если он и не разрушит корабль, то сделает взлет невозможным.
Командор с напряженным лицом вслушивался в то, что ему передавали из рубки. Постепенно морщины на его лбу разглаживались, и спустя пару минут он облегченно вздохнул.
– Они пропустили нас.
Энки лишь покачал головой. Может быть, лучше было бы подвергнуться мощному и убийственному удару, чем лететь на орбиту, – кто знает, что приготовили повстанцы? Не исключено, что команда исследовательского судна уже переметнулась на сторону врага и попросту откажется впустить пассажиров челнока.
Спустя десять минут в челноке медленно установилась невесомость – корабль вышел на орбиту и принялся маневрировать для стыковки с исследовательским судном. К этому времени Энки уже находился в рубке и пытался выйти на связь с каким-либо из государств. У него была в общем единственная надежда. Только одна из стран располагала достаточной военной мощью и находилась на приличном отдалении от родины клана Энки, чтобы согласиться принять беженцев.
Наконец после некоторых колебаний связистов его соединили с вице-королем – единственным облеченным властью аннунаком, который счел возможным вступить в контакт с беженцами.
– Девяносто три члена клана Энки просят временного прибежища, – сказал Энки.
– Что это с вами, дружище? – усмехнулся собеседник и показал взглядом на плечо бывшего премьера. – Вы ранены?
Сигнал после нескольких переключений между спутниками связи порой сбивался, отчего по экрану хаотично проскальзывали серые полосы. Они как будто старались нарисовать крест на надеждах беглецов.
– Пустяк, поцарапал при посадке…
– Если я разрешу вам сесть, разразится дипломатический скандал, – без обиняков заявили с планеты. – Его смогли бы компенсировать лишь очень значительные финансовые поступления.
– Я понимаю, – пробормотал Энки. – К сожалению…
– Вы не успели создать за границей стабилизационный фонд? – поднял брови собеседник.
Энки промолчал.
– Может быть, у вашего правительства имеются другие активы?
На это у бывшего премьера также не нашлось что ответить, и тут уже он уловил за спиной, среди соратников, некоторое напряжение. Очевидно, многие рассчитывали на то, что Энки при первых признаках угрозы перевел необходимые средства в какой-нибудь незаметный иностранный фонд, подальше от лап политических соперников из враждующего клана.
– Вы уверены, коллега? – с холодной усмешкой спросил вице-король.
– У нас ничего нет, кроме челнока и еще одного корабля.
– Я не могу захватить имущество страны, с которой мы только год назад подписали мирный договор.
– Под ним стоит моя подпись.
– Не имеет значения. Это стало бы грубым нарушением международного права. И кстати, я не уверен, что вы можете рассчитывать на преданность команды вашего корабля…
Энки сообразил, что разговор ни к чему не приведет, и вице-король также понял это.
Может быть, усталый вид раненого коллеги, пусть и бывшего, что-то сдвинул в его настроении. После некоторого колебания он сказал:
– Вы можете отправить к нам женщин и детей. В конце концов, существуют явные этические правила, которые запрещают уничтожать их… Думаю, на этот счет мы с вашим преемником договоримся.
– Нам нужно будет обсудить ваше предложение, – с облегчением ответил Энки.
– Конечно. Пристыкуйтесь сначала к своему межзвездному кораблю, там и решите.
Энки отключил связь и какое-то время не решался обернуться к соратникам, затылком чувствуя их взгляды. Пришло время каждому решать собственную судьбу.
Алекс хлопнул дверью комнаты и почти бегом кинулся по коридору в сторону лестницы.
За поворотом он едва не сбил с ног мелкую и толстую горничную с кипой белья. Он успел только заметить ее испуганное круглое лицо с индейским носом и услышать робкий вопрос на испанском. Вопрос, естественно, остался без ответа. Алекс с топотом сбежал по каменным ступенькам в холл и вывалился на белую улицу. Лелька наконец-то осталась далеко позади и не смогла бы теперь догнать Алекса. Да и вряд ли она станет это делать – сидит в номере на мятой постели и наверняка ревет, дура.
Ну и ладно! Сама же просила прокатить ее над этими идиотскими рисунками наска. Полтораста баксов на ветер выкинул, а потом еще терпел ее нытье. Тошнит ее, видите ли! Парашют для таких чувствительных не предусмотрен. Кто же знал, что «Сессна» будет ловить каждую воздушную яму и внутренности при этом полезут к самому горлу? И ведь денег не вернули, что самое противное. Угораздило же связаться с такой нюней, да еще приволочь ее в Анды! Хотя без ее испанского ему пришлось бы туго, ходил бы за жадными гидами как приклеенный…
Алекс сделал несколько глубоких вздохов и почувствовал раскаяние. Как могло случиться, что он довел свою девушку до слез? Он уже хотел развернуться, чтобы бежать в гостиницу, чтобы утешить Лельку, но заставил себя идти дальше. Мужчина он или нет, в конце концов? Другой бы на его месте, пожалуй, не только прикрикнул бы на подругу, но и… Алекс содрогнулся от мысли, что кто-то в состоянии поднять руку на женщину. Однако возвращаться он все же не стал, решив потренировать характер.
Городишко готовился встретить вечер. Идеально белые стены, камни для которых добывались в каком-то местном карьере, уже слегка порозовели, а воздух был не так горяч, как часом раньше, когда Лелька с Алексом приехали сюда на автобусе от аэродрома. Местные жители и туристы все разом оказались на улицах, чтобы разбрестись по ресторанчикам – и Алекс вместе с ними. Если бы Лелька не захандрила, они бы неплохо смотрелись в этой толпе. Богатая парочка из снежной России…
Посреди зимы Алекс поделился с отцом идеей ознакомиться с южноамериканским «рынком». Как обычно, отец ничего не возразил, только спросил с беззлобной усмешкой:
– Да какой там рынок? Кокаина, что ли?
На самом деле Алекс почувствовал, что маркетинг, а особенно учебники по нему, начинают его угнетать. Что плохого в том, чтобы прокатиться с подругой куда-нибудь в Южное полушарие, отдохнуть от московской вони и мерзкой химии на тротуарах?
Отец еще не потерял надежды увидеть Алексея в качестве сотрудника своей компании. Впрочем, сейчас он с куда большим желанием обхаживал младшего сына, пятнадцатилетнего Игоря, и нарадоваться не мог на его успехи в элитной экономической школе. Так или иначе, на следующий день золотая «виза» Алекса «потяжелела» на десять тысяч долларов.
После таких внезапных путешествий у Алекса почти всегда появлялись свежие идеи по поводу его призвания в жизни. Правда, спустя недолгий период увлечения новой отраслью человеческого знания он всегда возвращался к тому же, от чего ушел… Зато с новыми силами.
Взяв себя в руки, Алекс постарался выбросить из головы Москву и Лельку и зашагал в длинной тени придорожных деревьев. Под рубашку стал проскальзывать холодный воздух с гор, и он поежился. Надо бы нырнуть в какой-нибудь кабачок пошумнее и отвлечься. Чая из коки хлебнуть, пива… А потом наконец сходить за Лелькой и позвать ее, пока совсем не обиделась, на прогулку.
Улица уперлась в крошечную площадь, по всему периметру усеянную зазывными вывесками на испанском и английском. Была бы Лелька под рукой, быстро бы все перевела, все эти дос пассосы. Отовсюду летела местная и «этническая» музыка.
Внезапно рядом с Алексом возникла симпатичная девица в ярком индейском платье, с цветком за ухом, и стала что-то лопотать на испанском. А может, на кечуа, не разберешь.
– Ладно, пошли выпьем, – кивнул он. – Только без фокусов! И я не угощаю, понятно?
Девица как будто поняла его и повернулась, потом поманила пальцем за собой и повела в сторону ближайшего подвальчика. Никакого подвоха Алекс не опасался – во-первых, почти все деньги у него хранились на карте, а во-вторых, здоровьем его бог не обидел, и в случае чего он мог легко накостылять какому-нибудь настырному индейцу. Да какие тут грабители, в этом сонном туристическом царстве? В этакой дыре приезжие останавливаются в лучшем случае на ночь, чтобы утром свалить в Куско или еще куда.
Они спустились по щербатым ступенькам на пару метров и оказались ниже тротуара. Когда Алекс вошел вслед за провожатой в узкий, словно глаз китайца, и низкий коридор, он подумал, что не стоило соглашаться идти за первой же встречной индианкой. Мало ли что у нее на уме. А вдруг это проститутка? Он уже собрался незаметно отступить, как девица словно услышала его мысли и ухватила за рукав. И добавила что-то убедительное и непонятное, да так искренне, что Алекс решил пока задержаться.
– Чего тебе? – спросил он. – Это кафешка или что? Где стойка и бармен? Ты куда меня затащила?
Но девушка молча потянула его за собой.
Алекс быстро понял, что угодил не совсем туда, куда ожидал, – слишком уж мрачным и темным был ход. Ни тебе постеров по стенам, ни яркого света, ни музыки со стороны зала. Хотя нет, музыка была, но только совсем непривычная, дикая, что ли. Аранжировка явно хромала, а инструменты порой фальшивили.
Тем не менее Алекс догадался, что пришел не на стрелку с преступниками и не в наркопритон, а на некое местное таинство, и даже обрадовался. Будет о чем вспомнить в Москве – принял, мол, участие в редкостном и запрещенном ритуале. Натурально погрузился во времена инков, словом.
Он смело вошел в низкое помещение, неожиданно ярко освещенное. Но не нормальными лампами, а факелами. От них воняло так, что в глазах у Алекса моментально защипало, отчего ему не сразу удалось разглядеть, куда он, собственно, попал.
А посмотреть было на что. По стенам в изобилии висели причудливые глиняные физиономии, смахивающие на посмертные маски цирковых уродцев. Между ними свисали вязаные «вымпелы», изображавшие стилизованных животных – пуму, кондора, змею и тому подобных. Любопытным оказался и контингент посетителей. Все они в свободных позах развалились кто где сумел. Непонятно было, то ли это туристы, то ли местные жители. В сознании, похоже, находился только один. Он покачивался, сидя на циновке, и что-то мычал с пустыми глазами, в которых отблескивало пламя факела. Так что «сознание» его, пожалуй, было относительным.
В углу пристроился музыкант. Именно он извлекал из флейты, или что там у него было, те самые заунывные звуки. Здесь от них почему-то становилось жутковато.
Но сильнее всего Алекса поразила ужасного вида старуха, очевидно заправлявшая всем этим «таинством». Она склонилась над пузатым котелком, подвешенным над открытым огнем в центре подвальчика, и чуть не погрузила в его содержимое длинный, словно у Буратино, нос. На нового гостя она не обратила внимания.
– Эй, что тут происходит? – насупился Алекс. – Где бар и чича?
Его провожатая бросила невнятное слово, силком усадила новичка на свободный коврик с вышитой на нем страшной рожей и упорхнула к старухе. Та подняла голову от котелка, и Алекс чуть не вскочил, чтобы метнуться к выходу. Однако ноги отказались его слушаться. «Баба-яга!» – мелькнула у него мысль. К счастью, котел у нее выглядел не таким крупным, чтобы вместить человека, да и печи с противнем тут не имелось.
Физиономию «яги» покрывали бурые струпья или бородавки, а кожа ее была так морщиниста, что в складках наверняка слежалась вековая пыль. Она прошамкала что-то почти беззвучно. Девушка кивнула и принесла от стены пару поленьев и пустую чашу. Древесина полетела в огонь, вспыхнувшее пламя сделало морщины бабки еще резче. Она взяла чашу и зачерпнула из котелка, протянула помощнице и уставилась на Алекса из-под лохматых седых бровей.
– Лучше пива, – услышал он чьи-то слова и вздрогнул. Казалось, это выступил музыкант, на минуту прекративший выдувать из флейты унылые звуки.
– Почем мне знать? Эй, а ты откуда по-русски знаешь?
– Я по-всякому знаю.
Алекс внезапно понял, что губы у этого закопченного парня не шевелятся, и потряс головой. «Ну ни фига себе! Мыслями он обменивается, что ли? Бред, ей-богу». Алекс огляделся еще раз, мечтая прийти в себя, чтобы подняться и поскорее покинуть странный подвал.
Тут один из лежавших посетителей зашевелился, привстал с обалделым видом и заулыбался от уха до уха.
– Cool! – объявил он и поднял большой палец. – Very well.
Эти слова были Алексу знакомы, и он слегка успокоился. Если бы тут приканчивали отравой, то вряд ли мертвец восстал бы потом с циновки с подобным заявлением. Между тем молодая хозяйка «притона» уже встала рядом с ним на колени и протягивала полную чашу черного напитка.
– Yet another! – заголосил англоязычный гражданин. – Please…
Он подобрался поближе и уже тянул к Алексовой дозе жадные пальцы, однако внезапно сдулся, будто его окатили ведром колодезной воды. Затем он торопливо отслюнявил десять долларов и на цыпочках выскочил из подвала. «Что ж, недорого за бокал… чего? Наверное, темное пиво с кокой», – решил Алекс.
Метаморфоза, случившаяся с настырным посетителем, в другое время озадачила бы его, но сейчас внимание гостя было занято другим.
Он уже догадался, что тут угощали каким-то психоделиком и видения от него возникали не ужасные, судя по реакции американца, а вполне приятные. Такое было редкостью, и Алекс обрадовался вторично. Все это начинало походить на отменное приключение, которым не стыдно будет похвастаться перед Лелькой и друзьями-подругами. Это гораздо круче, чем мухоморы на подмосковной даче жевать. Жалко, Лельки нет, она с момента приезда в Перу мечтала попробовать настоящую коку, словно индианка.
Алекс вдруг понял, что помощница страшной старухи уже с минуту пытается всучить ему полную чашу напитка и талдычит одно и то же непонятное слово.
– Почему это ты меня выбрала? – насторожился он. – Я что, особенный?
– Ты еще можешь вернуться к себе, – сказал тот же голос, и гость уставился на музыканта. Индеец с закрытыми глазами выдувал руладу из своей дырявой трубки.
– А я не в себе, что ли? – обиделся он, однако напиток принял. – Да, ты прав, дружище, – я торчу в вашем темном подвале, слышу чужие голоса в башке и собираюсь выпить неизвестно что. Само собой, я просто свихнулся.
Никто ему не возразил. Видимо, уже в самом воздухе этого заведения содержался какой-то легкий наркотик, от которого и возникли слуховые галлюцинации… Хотя Алексу еще не доводилось о таком слышать.
Он покачал напиток в руке. Поверхность черной и вязкой жидкости как будто отливала маслом, в ней плясал крошечный огонек факела. Выдохнув, Алекс сунул в экзотический напиток язык. Вкус оказался одновременно сладким и горьким, как у засахаренной рябины, но с примесью старой известки. Причем температура жидкости была не высокой и не низкой – она совпадала с температурой языка.
– Фу, какая гадость, – пробормотал Алекс и хотел отставить посуду в сторону.
Пить в одиночку неведомо что, рискуя оказаться в положении давешнего американца, ему не хотелось. Однако рука его против воли вернула чашу ко рту. Алексу вдруг почудилось, что он попал в пустыню и не пил уже сутки, и организм его буквально изнемог от жажды. Непреодолимый внутренний импульс вынудил его сделать порядочный глоток.
Алексу показалось, что он долго шел по раскаленным пескам и наконец-то добрался до вожделенного оазиса. Отказаться от того, чтобы выпить всю чашу целиком, никакой воли бы не хватило, и Алекс опустошил ее в несколько глотков. И жажда мгновенно пропала, как не было.
– Ну и ну, – с удивлением сказал он улыбающейся девице.
Уже к концу этой короткой фразы Алекс почувствовал, как немеют губы, и последний слог дался ему с трудом. Он собрался возмутиться коварством индианки, как вдруг веки упали на глаза под собственным весом. К горлу подступила тошнота, но Алексу удалось подавить ее, сглотнув и сделав глубокий вдох.
В глазах полыхнуло красное пламя, и тотчас под Алексом возникла твердая почва – он перестал качаться на волнах и ощутил лицом влажный песок, омытый прибоем. Стало так хорошо, что он рассмеялся от счастья. В ушах разлилась музыка целого сонма флейт, запели чистые детские голоса. Они походили на многоцветный шелк и летучих рыб, вереницей взмывших над волнами.