Когда Перри Мейсон появился в приемной, Делла Стрит заканчивала разбор почты.
– Доброе утро, – поздоровался он. – Что новенького, Делла?
– Письмо от мужчины, который вчера приходил сюда.
– Какого мужчины?
– Который жаловался на собачий вой.
– А, – улыбнулся Мейсон. – Картрайт. Интересно, спал ли он этой ночью?
– Письмо доставлено специальным посыльным. Должно быть, его отправили около полуночи.
– Что-нибудь еще насчет собаки?
– Он прислал завещание и… – Делла оглядела приемную, будто опасаясь, что кто-то услышит ее слова, – десять тысячедолларовых банкнот.
– Десять тысяч наличными? – удивленно переспросил Мейсон.
– Да.
– Посланы по почте?
– Да.
– Ценным письмом?
– Нет, но со специальным посыльным.
– Черт побери!
Делла Стрит, встав из-за стола, подошла к сейфу, достала пухлый конверт и передала его Мейсону.
– Ты говоришь, он прислал завещание?
– Да.
– А письмо?
– Скорее, короткую записку.
Мейсон вытащил банкноты, внимательно осмотрел их и сунул в карман.
Затем он прочел вслух записку Картрайта:
«Уважаемый мистер Мейсон!
Я видел Вас во время последнего процесса и убедился, что Вы честный человек и настоящий боец. Прошу Вас заняться этим делом. В конверт я кладу десять тысяч долларов и завещание. Деньги – задаток. Я хочу, чтобы Вы представляли лицо, указанное в завещании, в пользу которого оставлена моя собственность, и защищали его интересы. Теперь я знаю, почему выла собака.
Я написал завещание согласно Вашему совету. Возможно, Вам не придется отстаивать его в суде или защищать интересы моего наследника. В противном случае Вы получите десять тысяч плюс триста долларов, переданные Вам вчера.
Благодарю за оказанную мне помощь.
Перри Мейсон с сомнением покачал головой и достал из кармана сложенные банкноты.
– Мне хотелось бы оставить эти деньги у себя.
– Так оставь! – воскликнула Делла. – Почему бы и нет! Ведь в письме говорится, что это задаток.
Мейсон вздохнул и положил банкноты на стол.
– Этот Картрайт – сумасшедший, натуральный сумасшедший.
– С чего ты это взял? – спросила Делла.
– Это не вызывает никаких сомнений.
– Но вчера ты так не думал?
– Да, мне показалось, что он очень взволнован.
– Но ты не принял его за сумасшедшего?
– Ну, не совсем.
– А сегодня, после получения письма, ты решил, что он псих?
– Видишь ли, Делла, в наши дни расчет наличными – это отклонение от нормы. Этот человек за последние двадцать четыре часа дважды расплатился со мной именно наличными, причем десять тысяч он прислал простым письмом.
– Вероятно, у него не было возможности послать их иначе.
– Возможно, – согласился Мейсон. – Ты прочитала завещание?
– Нет. Как только я увидела, что лежит в конверте, я положила его в сейф.
– Очень хорошо. Давай посмотрим, что он там пишет.
Мейсон развернул лист бумаги с надписью «Последнее завещание Артура Картрайта» и, прочитав написанное, медленно кивнул:
– Ну что ж, отличное завещание. Все написано от руки: дата, подпись и прочее.
– Он оставил что-нибудь тебе? – полюбопытствовала Делла. – Или я не должна об этом знать?
Мейсон хмыкнул.
– Разумеется, – ответил он. – Ты должна знать об этом. Мой метод ведения судебных процессов несколько отличается от общепринятого, в результате чего меня вполне могут пристрелить. Поэтому я хочу, чтобы впоследствии ты смогла разобраться в моих делах. Итак, он оставляет львиную долю своего состояния одному лицу, женщине, а мне – десять процентов от наследства при условии, что я буду представлять эту женщину по любым правовым проблемам, которые могут возникнуть в связи с завещанием, смертью завещателя или с ее семейными взаимоотношениями.
– Широкое поле деятельности, не так ли? – заметила Делла.
– Этот человек, – задумчиво продолжал Мейсон, – или писал под диктовку опытного адвоката, или обладает острым умом. Сумасшедший не способен составить подобное завещание. Все логично и взаимосвязано. Девять десятых наследства отходят миссис Клинтон Фоули, остальное – мне. Он оговаривает… – Брови Мейсона медленно поползли вверх.
– В чем дело? – забеспокоилась Делла. – Что-нибудь серьезное? Ошибка в завещании?
– Нет, – медленно ответил Мейсон, – ошибки нет. Но есть нечто очень странное.
Он подошел к двери, ведущей в коридор, и запер ее на ключ.
– Никаких посетителей, Делла, пока мы не разберемся с этим делом.
– Так что же произошло?
– Вчера, – Мейсон понизил голос до шепота, – этот человек говорил, что хочет оставить свою собственность миссис Клинтон Фоули, и беспокоился, не отразится ли на завещании тот факт, что женщина, проживающая с Фоули как миссис Клинтон Фоули, в действительности не является его женой.
– То есть их брак не зарегистрирован, – уточнила Делла.
– Совершенно верно. Итак, вчера его интересовал вопрос, получит ли наследство женщина, проживающая по определенному адресу и указанная в завещании как миссис Клинтон Фоули, если потом выяснится, что она лишь прикрывается этим именем. Выходит, Картрайт не сомневался, что под именем миссис Клинтон Фоули скрывается другая женщина. И я объяснил ему, что для определения лица, в пользу которого оставляется собственность, достаточно указать в завещании известные завещателю имя и адрес этого человека, например, описав его как женщину, проживающую с Клинтоном Фоули на Милпас-драйв, 4889, под именем миссис Клинтон Фоули.
– Он так и сделал? – поинтересовалась Делла.
– Нет. – Мейсон покачал головой. – Он оставил наследство миссис Клинтон Фоули, законной супруге Клинтона Фоули, проживающего в этом городе на Милпас-драйв, 4889.
– Так что изменилось?
– Все. Если окажется, что женщина, проживающая с Клинтоном Фоули, не расписана с ним, она ничего не получит. Наследство оставлено законной жене Клинтона Фоули, а адрес определяет местожительство самого Фоули, а не его жены.
– Ты думаешь, что Картрайт неправильно истолковал твои слова?
– Не знаю, – нахмурился адвокат. – Во всяком случае, в остальном он не ошибся. Поищи Картрайта по телефонному справочнику. Милпас-драйв, 4893. У него должен быть телефон. Немедленно свяжись с ним. Скажи, что это очень важно.
Не успела она протянуть руку к телефонному аппарату, как раздался звонок.
– Приемная Перри Мейсона, – ответила Делла, сняв трубку, и, послушав несколько секунд, добавила: – Одну минуту.
– Это Пит Доркас, – сказала она, прикрыв трубку рукой. – Он хочет срочно поговорить с тобой насчет Картрайта.
Мейсон взял трубку.
– Слушаю.
– Боюсь, Мейсон, – послышался скрипучий голос Доркаса, – мне придется отправить вашего клиента Картрайта в психиатрическую лечебницу.
– Что он еще натворил?
– Скорее всего, собачий вой – плод его больного воображения. Клинтон Фоули рассказал мне в чем дело и убедил меня, что этот Картрайт не только психически неустойчив, но и опасен, так как находится на грани того, чтобы переступить закон и совершить насилие.
– Когда вы говорили с Фоули? – спросил Мейсон, взглянув на часы.
– Только что.
– Он все еще у вас?
– Да.
– Хорошо. Задержите его на несколько минут. Как адвокат Картрайта, я имею право услышать рассказ Фоули. Я выезжаю немедленно.
Прежде чем Доркас успел возразить, Мейсон бросил трубку и повернулся к Делле Стрит.
– Повторяю, свяжись с Картрайтом. Скажи, что я должен встретиться с ним как можно быстрее. Ему необходимо уйти из дому и переехать в отель. Пусть он зарегистрируется под своим именем, а потом сообщит тебе название отеля. Попроси его держаться подальше от моей конторы и не возвращаться домой прежде, чем я переговорю с ним. А сейчас я еду к окружному прокурору. Этот Фоули поднял шум…
Выскочив из такси, Мейсон быстрым шагом прошел мимо дежурного, бросив на ходу: «Пит Доркас ждет меня». Остановился перед дверью со скромной табличкой: «Пит Доркас» и постучал.
– Войдите! – крикнул помощник прокурора.
Мейсон повернул ручку и прошел в кабинет.
Крупный мужчина лет сорока, ростом не меньше шести футов, сидевший перед столом Доркаса, встал и оглядел Мейсона с головы до ног.
– Полагаю, вы – Перри Мейсон, – сказал он. – Адвокат мистера Картрайта.
Мейсон коротко кивнул.
– Да, я адвокат Картрайта.
– Я – Клинтон Фоули, его сосед. – Мужчина широко улыбнулся и протянул руку.
Мейсон взглянул на Доркаса и, шагнув вперед, пожал протянутую руку.
– Прошу извинить, что приходится отнимать ваше время, Пит. Но я должен быть в курсе событий.
– Нет у нас никаких событий, – резко ответил Доркас, – если не считать того, что вчера я полдня потратил на воющую собаку, которая, как выяснилось, никогда не выла, а теперь оказывается, что ваш Картрайт – сумасшедший.
– Почему вы думаете, что он сумасшедший?
– Почему я думаю, что он сумасшедший? – раздраженно переспросил Доркас. – Да вы сами вчера сказали мне об этом и попросили, чтобы наша встреча происходила в присутствии психиатра.
– Нет, – покачал головой Мейсон, – не извращайте моих слов, Доркас. Мне показалось, что у этого человека расшатаны нервы. И я попросил пригласить доктора, чтобы узнать квалифицированное мнение о психическом состоянии моего клиента.
– Как бы не так, – ехидно заметил Доркас. – Вы подумали, что он псих, и хотели это выяснить, прежде чем сунуть голову в петлю.
– Что значит «сунуть голову в петлю»? – возмутился Мейсон.
– Вы прекрасно понимаете меня. Вы приходите сюда с каким-то человеком, который требует арестовать богатого и уважаемого гражданина нашего города. Естественно, он стремится к тому, чтобы этот гражданин не отплатил ему той же монетой. Поэтому он и нанял вас. А вы посоветовали Картрайту не настаивать на аресте и согласиться с тем, что я вызову мистера Фоули к себе для профилактической беседы. Ну что ж, он приехал и рассказал мне много интересного.
Мейсон смотрел ему прямо в глаза:
– Я пришел сюда с честными намерениями. Я предупреждал, что мой клиент нервничает. Он сам говорил мне об этом. Он сказал, что его нервирует собачий вой. В нашем округе действует постановление, согласно которому хозяева животных, нарушающих тишину, привлекаются к судебной ответственности. Мой клиент вправе требовать, чтобы закон защитил его, даже если владельцем собаки оказался богатый человек со связями в…
– Но собака не выла! – воскликнул Доркас. – В этом-то и дело.
– Извините меня, господа! – вмешался Фоули. – Позвольте мне сказать пару слов.
Доркас кивнул:
– Мы вас слушаем.
– Я буду говорить откровенно, мистер Мейсон, – начал Фоули, – понимая, что вас интересуют только факты. Попутно я хочу отметить, что ваше стремление защитить права клиента не может не вызывать уважения.
Перри Мейсон медленно повернулся к Фоули.
– Давайте перейдем к фактам.
– У этого человека, Картрайта, несомненно, расстроена психика. Он арендовал соседний дом. Я уверен, что прежние хозяева даже не подозревали, с кем они связались. Его обслуживает одна глухая экономка. У него нет ни друзей, ни знакомых. Практически все время он проводит в доме.
– Это его право, – парировал Мейсон. – Может быть, ему не нравятся соседи.
Доркас вскочил на ноги.
– Послушайте, Мейсон, вы…
– Прошу вас, господа, – перебил его Фоули, – позвольте мне все объяснить. Я понимаю позицию мистера Мейсона. Он полагает, что я использовал политические связи, чтобы ущемить интересы его клиента.
– А разве это не так? – спросил адвокат.
– Нет, – улыбнулся Фоули. – Я лишь объяснил происходящее мистеру Доркасу. Ваш клиент, повторяю, очень странный человек. Он ведет жизнь отшельника и тем не менее постоянно шпионит за мной из окон своего дома. У него есть бинокль, и он следит за каждым моим шагом.
Доркас сел и, сунув сигарету в рот, закурил.
– Продолжайте, – сказал Мейсон. – Я вас слушаю.
– Мой повар, китаец, первым обратил на это внимание. Он заметил световые блики от линз бинокля. Поймите меня правильно, мистер Мейсон. Я считаю, что из-за расстроенной психики ваш клиент не отдает себе отчета в своих поступках. К тому же у меня есть свидетели, которые подтвердят каждое мое слово.
– Хорошо. И что из этого следует?
– Я собираюсь, – с достоинством произнес Фоули, – подать жалобу на непрерывную слежку, которой я подвергаюсь со стороны Картрайта. Из-за этого прислуга отказывается у меня работать. Эта слежка раздражает меня и моих гостей. Картрайт ни разу не зажигал света в окнах верхнего этажа своего дома. И каждый вечер с биноклем в руках он приникает к окну и шпионит за мной. Он опасный сосед.
– Однако человек не совершает преступления, если смотрит в бинокль, не так ли?
– Вы прекрасно понимаете, Мейсон, – заметил Доркас, – что речь идет совсем о другом. Картрайт – сумасшедший.
– С чего вы это взяли?
– Он жаловался на собачий вой, а собака не выла.
– У вас есть собака? – спросил Мейсон у Фоули.
– Разумеется, – ответил тот.
– И вы говорите, что она не воет?
– Нет.
– И не выла две ночи подряд?
– Нет.
– Я переговорил с доктором Купером, – вмешался Доркас. – Он считает, что нервное возбуждение Картрайта в сочетании с опасениями за свою жизнь, проявляющимися в слуховых галлюцинациях, а именно в собачьем вое, который, как известно, предрекает чью-то смерть, могут толкнуть этого человека на преступление.
– Значит, – насупился Мейсон, – вы собираетесь его арестовать?
– Пока я предлагаю проверить его психическое состояние.
– Ну что ж, путь открыт. Но я хочу напомнить: чтобы человека направили на психиатрическую экспертизу, кто-то должен написать такое распоряжение. И кто это сделает? Вы?
– Возможно.
– Я советую вам не торопиться.
– Почему?
– Прежде чем утверждать, что мой клиент – сумасшедший, вам необходимо получить более подробную информацию. Иначе вас ждут неприятности.
– Господа, господа! – воскликнул Фоули. – Пожалуйста, не ссорьтесь. В конце концов, главное сейчас – помочь бедняге Картрайту. Я не держу на него зла. Он ведет себя несколько странно, но я убежден, что это следствие душевного заболевания. И я хочу, чтобы специалисты проверили, прав я или нет. Если же Картрайт совершенно здоров, я, естественно, приму меры, которые отвадят его от моих окон и собаки.
Доркас взглянул на Мейсона:
– Тут ничего не поделаешь, Перри. У Фоули развязаны руки. Вы привели Картрайта ко мне, чтобы предупредить встречный иск Фоули по поводу злонамеренного судебного преследования. Если бы ваш клиент представил нам факты во всей полноте, не возник бы вопрос о злоупотреблении им своими правами. Но он пытался нас дезинформировать.
Мейсон невесело рассмеялся.
– Вы стараетесь найти основание для судебного иска? – спросил он у Фоули.
– Нет, – ответил тот.
– Я лишь напоминаю вам обоим, что Картрайт не подал жалобы, а вы, Доркас, не выписали ордера на арест и решили ограничиться письмом, не так ли?
– Юридически – да, – неторопливо произнес Доркас. – Но если этот человек сумасшедший, необходимо принять какие-то меры.
– Однако ваша уверенность в душевном заболевании моего клиента базируется лишь на заявлении мистера Фоули, который утверждает, что собака не выла.
– Естественно, но мистер Фоули говорит, что у него есть свидетели.
– Вот именно – говорит, – настаивал Мейсон. – И пока вы не допросите свидетелей, вы не определите, кто из них сумасшедший. Не исключено, что им окажется мистер Фоули.
Фоули засмеялся, но его глаза злобно сверкнули.
– Ну что ж, – вздохнул Доркас, – как понимаю, вы хотите, чтобы мы прежде всего провели расследование.
– Естественно, – улыбнулся Мейсон. – После разговора с моим клиентом вы лишь написали письмо. Если сегодня вы поступите так же, сообщив Картрайту, что, по утверждению мистера Фоули, он сумасшедший, я не буду возражать. Но если, основываясь лишь на словах мистера Фоули, вы начнете судебное преследование Картрайта, я встану на защиту его прав.
После минутного колебания Доркас снял телефонную трубку.
– …Мне нужен Билл Пембертон… Привет… Билл?.. Это Пит Доркас. Послушай, у нас тут возник небольшой конфликт между двумя богачами с Милпас-драйв. Речь идет о воющей собаке. Один говорит, что собака воет, другой это отрицает и утверждает, что первый – псих. Перри Мейсон оказался адвокатом этого психа и требует проведения расследования. Не мог бы ты прийти сюда и помочь нам? Отлично, мы тебя ждем.
Он положил трубку и взглянул на Мейсона.
– Учтите, Перри, вы сами затеяли это дело. И если выяснится, что ваш клиент – душевнобольной, я отправлю его в психиатрическую лечебницу. Если только вы не найдете родственников, чтобы они подыскали для него частную клинику.
– Вот тут я с вами полностью согласен, Доркас. Почему вы не начали с этого?
– С чего?
– Не посоветовали мне найти его родственников. Я ничего не имею против вас, Пит. Но когда дело касается моего клиента, я борюсь за него до последнего.
Доркас вздохнул и развел руками.
– Это уж точно. Поэтому с вами трудно поладить.
– Совсем наоборот, – улыбнулся Мейсон. – Особенно если с моим клиентом ведут честную игру.
– Не волнуйтесь, Мейсон, пока я здесь, с вашим клиентом обойдутся по справедливости. Билл Пембертон поедет на Милпас-драйв и все выяснит.
– Я хочу сопровождать его, – заявил Мейсон.
– Вы сможете поехать с ними, мистер Фоули? – спросил Доркас.
– Когда?
– Немедленно, – ответил Мейсон. – Чем быстрее, тем лучше.
– Хорошо. Я поеду с вами.
Открылась дверь, и в кабинет с добродушной улыбкой вошел тощий человек лет сорока пяти.
– Здравствуйте, все! – воскликнул он.
– Привет, Пембертон, – ответил Мейсон.
– Билл, – сказал Доркас, – познакомься с мистером Фоули. Мистер Фоули – один из участников конфликта.
Помощник шерифа и Фоули обменялись рукопожатиями, и Пембертон повернулся к Мейсону:
– Так что у нас произошло?
– Воющая собака, – вздохнул тот.
– Не слишком ли много суеты вокруг одной собаки? Может, ей надо дать кусок мяса и она замолчит?
– Она уже замолчала, – рассмеялся Фоули. – В этом-то все и дело.
– По дороге они расскажут тебе, о чем идет речь. Итак, мистер Фоули представляет одну сторону, Мейсон – другую. Все началось с жалобы по поводу собачьего воя, а вылилось в слежку, манию преследования и тому подобное. Поезжай с ними и разберись на месте. Поговори со свидетелями, а о результатах доложи мне. Мой следующий шаг будет зависеть от того, что ты выяснишь.
– Кто свидетели? – поинтересовался Пембертон.
Фоули вытянул руку и начал загибать пальцы.
– Во-первых, Картрайт, утверждающий, что собака воет, и его экономка, которая, возможно, подтвердит его слова, хотя вы сами убедитесь, что она глуха, как пень. Потом моя жена. У нее грипп, но она уже выздоравливает. Она лежит в постели, но сможет поговорить с вами. Она знает, что собака не выла. И еще А Вонг, мой повар-китаец, и Тельма Бентон, домоправительница. Они тоже подтвердят, что собака не выла. И наконец, сам пес.
– Пес скажет мне, что он не выл? – ухмыльнулся Пембертон.
– Вы увидите, что Принц вполне доволен жизнью и никогда не станет выть.