Бабка, которую звали Настасьей Никифоровной, оказалось крайне боевой особой. Она встретила нас с претензией, заключавшейся в том, что «мы никак не шевелим булками», а также выразила неуверенность в том, что я гожусь для этой работы. Мы с Анатолием переглянулись, но в перепалку решили не вступать, этика. Она, несмотря ни на что, пригласила нас войти, ну мы и вошли. Я сразу поставила бабуле диагноз ОКР, потому что вся квартира сияла у нее идеальной чистотой, и даже не было характерного для квартир бабулей старческого запаха в помещении. Наоборот – пахло лавандой, я хорошо помню этот запах с тех времен, когда мой отец еще жил с нами, у него был такой одеколон, и его запах навсегда врезался в мою память. На всякий случай я хорошенько осмотрелась в ее квартире, чтобы разглядеть в ней возможного избранника бабули или его следов. Но мужиками в ее жилище и не пахло. Она пригласила нас на чай. Разумеется, это была все лишь форма вежливости, предполагающая, что мы просто будем сидеть за столом, где стоят чашки, а она будет нам рассказывать свою темную историю. И тут меня поджидала неожиданность, которая открыла целую череду неожиданностей. Ведь деньги исчезли вовсе не с карты, потому что, как она выразилась «там были только копейки», ведь банкам она не доверяла уже давно и, как оказалось, правильно делала. Деньги исчезли из ее квартиры, в общей сложности – пять с половиной миллионов рублей. При этой сумме глаза у меня округлились, а в глазах запрыгали денежные знаки. Нет, я, конечно, не считаю чужие деньги, но откуда у бывшей консьержки преклонного возраста такие деньги? Это был вопрос номер один, на который ответ мне просто необходимо было узнать. И я узнала.
***
Настасья Никифоровна рассказала, что деньги ей поставляет ее внучка, которая считает, что хранить у бабули деньги надежнее, чем в других местах. "Бабки к бабкам – хорошая стратегия, – подумала я". Девушка уже давно хотела развестись с мужем, поэтому решила передать их бабушке, которая убережет эту информацию ото всех. Но информацию она уберегла, а вот деньги исчезли. Причем все, и внучкины и ее кровные, которые она откладывала себе на смерть. «А теперь жить не на что, – резюмировала Настасья Никифоровна, – выходит, что зря старалась». Я достала свой старый, кислотного цвета блокнот с милыми зверушками на обложке и приготовилась записать адрес внучки, чтобы побеседовать с ней. Но бабуля, посмотрев с презрением на мой блокнот, а потом и на меня, сказала, что информация о внучке засекречена, и ничего она о ней рассказывать мне не будет. Это был второй неожиданный поворот за день. Я даже не знала, как ей объяснить, что эта информация мне необходима, поэтому замолчала, и тут вклинился Анатолий со своей репликой. «Иначе мы никогда не раскроем это дело, – сказал он», и бабка окончательно замкнулась в себе и прекратила выдавать информацию. Так мы ушли не солоно нахлебавшись. По дороге я долго ругала его за то, что он подлил масла в огонь. Он же заметил, что может выяснить адрес внучки в кротчайшие сроки по своим каналам. Я согласно кивнула.