Дело в том, что эти коррумпированные политики, эти коррумпированные адвокаты, коррумпированные белые воротнички так долго избегали наказания, потому что всегда могли восстановить репутацию с помощью филантропии и своих кровосмесительных сетей. А также угнетающих требований почтительно относиться к авторитетным мужчинам и женщинам.
Но администрация Дэвиса пролила свет на то, что происходит, если не выносить обвинительные приговоры и белым воротничкам, которые совершают преступления. Уайтуотер, Энрон и так далее – чем не примеры?[5] Чёрт возьми, «Нью-Йорк Таймс» разоблачила даже, что президент Дэвис десять лет не платил налоги! Каких злодеяний мы могли бы избежать, если бы его, как и всех нас, простых смертных, должным образом судили за налоговое мошенничество! И это ещё не всё.
Те, кто на это смотрел, страдал и испытывал отвращение, могут иметь свои собственные сети и, может быть, даже их использовать. Потому что если сети можно использовать для совершения преступлений, которые становятся всё серьёзнее, нарастают как снежный ком и катятся, катятся, пока не докатятся до администрации Дэвиса, то, значит, можно их использовать и для совершения правосудия.
Мои сети легальны. Сети Лены нелегальны. Может быть, вместе у нас есть шанс сыграть нашу малюсенькую роль и поймать хотя бы одного преступника. Это нам предстоит выяснить.
Наш забег открывает Сыщик, которому скомандовали: «Марш вперёд, мальчик!». За ним бежит Лена, Зефирная Морда тычется в пластик переноски, его большие круглые глаза не мигают. Я сзади, за спиной у меня сумка. Добежав, Сыщик ждёт у подземной двери в подвал восьмичасового флигеля.
Лена вводит пароль и снова командует: «Вперёд, мальчик». Сыщик обнюхивает гобелен, завешивающий дверь подвала восьмичасового здания, и снова ждёт у другой двери, за которой скрывается дверь в рабочий кабинет. Лена вводит другой код, Сыщик исследует ещё один гобелен, две женщины и один кот следуют за ним.
Оказавшись наверху, я первым делом обращаю внимание на творческий беспорядок на её антикварном столике для хлеба, который она превратила в письменный стол. Всё это – сделанные от руки заметки о неизвестных и пропавших без вести итальянских картинах 1575–1650 годов. Она убеждена, что не может не быть неизвестных частных работ великих мастеров, которые теперь лежат где-нибудь на чердаках, в загородных домах, приходских домах и тому подобных зданиях. Высокие стопки книг по истории искусства и монографий, как охранники, стоят по бокам двери, ведущей на летнюю кухню.
Лена открывает эту дверь, осторожно делает шаг вперёд, не давая Сыщику пройти первым. Хотя летняя кухня представляет собой туннель, увитый виноградными лозами и растениями, она смотрит вверх сквозь просвет в растительности над головой и кричит мне:
– Всё чисто. Коптера нет. – Потом, повернувшись к Сыщику, говорит: – Вперёд, мальчик. К воде.
Сыщик устремляется вперёд, за ним Лена и Зэ Эм, за ними я. Я всё время смотрю вверх, на клочья голубого неба между густыми лианами и листьями, переплетающими металлические ограждения и шпагаты, которые Лена установила, чтобы сделать этот волшебный туннель. Пройдя мимо гриля, я замечаю в раковине на открытом воздухе опустевшую бутылку «Монтепульчано», которую мы выпили два дня назад, и гигантские кубки, так и не вымытые. На столе с двумя столешницами стоит её подвижная колонка «Сонос», и мне вспоминаются наши многочисленные обеды, когда мы как следует наедались и напивались и Лена объявляла, что настало время «развлекательной части вечера». Она твёрдо убеждена, что все обеды для двух или более человек должны включать в себя развлекательную часть, в которой участвует каждый посетитель. Однажды после того, как мы станцевали под неизменное «Прощай, Голливуд», я сказала:
– Может, для такого поля больше подойдёт «Маленькая танцовщица» Элтона Джона?
– Боже мой, – сказала она, задыхаясь от плясок под Эминема. – Ты как картина Караваджо. Такая банальная, такая скучная. Нельзя танцевать у меня в полях под банальную песню про танцовщицу. Теперь твои предложения!
Ну а сейчас я смотрю, как Лена гладит Сыщика по бокам, успокаивая его перед предстоящим путешествием – мы все сейчас в бегах, пёс, кот, люди. Она шепчет в его большие уши какую-то ласковую собачью чушь. Мне будет не хватать этого зелёного столика для пикника и наших пьяных ночей с песнями и танцами.
Мне больно покидать это место, я боюсь, что никогда не вернусь. Ужасно будет пережить такой стресс. Потерять юридическую лицензию, потерять всё. Подвергнуть Лену такому огромному риску.
– Ты готова? – спрашивает меня Лена, стоя рядом с Сыщиком, который спокойно ждёт следующей команды.
– Пойдём.
Через ручей, до которого можно добраться вверх по реке, находится одноместный пешеходный мост – зелёная алюминиевая крыша на столбах, под ней – квадроцикл и снегоход.
– Назад, – говорит Лена Сыщику. Он запрыгивает в каноэ и встаёт сзади. – А ты по центру, – командует она мне. Я сажусь в середину каноэ. По обеим его сторонам должны быть вёсла, и я дважды проверяю, есть ли они там, пока Лена усаживается на переднее сиденье.
Она тянется назад, я передаю ей вёсла, беру свои. Мы гребём в противоположные стороны, пока течение не становится медленным и мы не опускаем весла, чтобы отдохнуть и выдохнуть. Время от времени, в зависимости от смещения каноэ, она гребёт влево, а я вправо, чтобы держать нас в центре течения. Слева от нас святилище Лены, справа – гора Лузан, которая находится в частной собственности.
К счастью, сейчас август, и по обеим сторонам ручья растут деревья, их пышные кроны сливаются над нашими головами, так что мы в лиственном туннеле. Солнце пронзает воду золотыми копьями, усыпая чёрную поверхность янтарными ранами, высвечивая гальку и пескарей на небольшой глубине.
Гора справа от нас – вертикальный лес из сосен, дубов, клёнов, кустов, сухих листьев. С той стороны нет никаких домов. Слева за святилищем Лены на мили простираются сельскохозяйственные угодья, конные поля и зелень. Все дома на этом отрезке расположены ближе к дороге, так что у нас есть немного времени наедине. Во всяком случае, мы надеемся.
Вдалеке гудит небо, но каждый раз, когда мы мельком смотрим на него сквозь дыру в лиственном пологе, мы ничего не видим.
– Сколько плыть до торговца лошадьми? – спрашиваю я.
– Примерно пятнадцать минут. Нам просто нужно держать каноэ прямо. Но скоро сложный поворот, я уверена, ты его помнишь.
– Сколько до него?
– Добрых пять минут.
– Хочу проверить голосовую почту. Нет смысла продолжать эту игру. Все уже в курсе, что я сейчас с тобой в Западном Массачусетсе, поэтому если они увидят, что я прочитала их сообщения, то ничего страшного. Можно мне пару минут?
– Как там Зэ Эм?
– Выпучил глаза, тычется мордой в пластик. Но не орёт.
– Ему нравится эта переноска.
Я оборачиваюсь и смотрю на Сыщика, и он, как всегда величественный, сидит прямо и неподвижно. Его глаза опущены, но я знаю – он видит всё вокруг, и если нужно, за секунду защитит нас от злоумышленника.
– Сыщик тоже молодец, – говорю я.
– Конечно. Сыщик, ты хороший мальчик! – кричит Лена, дрейфуя вправо. Сыщик тихонько лает в ответ.
Я достаю телефон из заднего кармана и захожу на голосовую почту, которая не выдаёт ни геолокацию, ни мой анонимный номер, который заблокирован.
Сообщение первое, в пятницу (утром после того, как я украла переписку Ханиуэлла): Грета, это Тим Котон. Позвоните мне сейчас же.
Многочисленные другие сообщения: ещё куча от Тима Котона и два от Мориса Коверкота, всё более и более суровым тоном требующие связаться с ними немедленно.
Многочисленные другие сообщения, помимо этих: от коллег, спрашивающих совета по тому или другому поводу. Даже одно от Летнего Брэда. Всё это я пролистываю.
Последнее сообщение, сегодня, в воскресенье, час назад: Грета, привет, это Генри. Я знаю, что сейчас утро субботы и тебя не должно быть на работе, но я подумал, вдруг ты там. Я оставил тебе кучу сообщений и несколько раз писал. Теперь я очень волнуюсь. Слушай, если ты злишься на меня, не хочешь со мной разговаривать, дело твоё. Я понимаю. Но хотя бы напиши мне сообщение, что ты в порядке. Я полагаю, ты уже получила коробку, которую я тебе отправил. Может быть, это было слишком долго и теперь она тебе не нужна. Но если ты хочешь поговорить, мне есть что сказать. Надеюсь, ты всё-таки станешь слушать.
– Ух ты, – бормочу я сквозь зубы, не отрываясь от экрана.
– Что такое? – спрашивает Лена.
– Генри. Ну в смысле да, все в фирме выходят из себя и шлют мне жуткие сообщения, полные угроз, чего и следовало ожидать. Но Генри звонил час назад. Он хочет поговорить.
– Вы, моногамы, дарите сердце лишь одному человеку и живёте в постоянном страхе, тогда как любовь повсюду. Но я тебя не осуждаю, ты же знаешь. Каждому своё, Дядюшка.
Лена – полиамор. А я зациклена на Генри, и всё тут.
– Подожди, – прошу я. – Можешь дать мне ещё минуту? Я хочу прослушать одно из рабочих сообщений.
– Давай.
Я прокручиваю назад и нахожу то, которое прислал мне Летний Брэд. Тот самый Летний Брэд, с которым я ни разу не говорила и которого даже ни разу не видела с тех пор, как он показал мне документ № 10. Если честно, я думала, что его летняя стажировка подошла к концу и вряд ли кто-то всерьёз собирался высекать искры из этого камня. Но то, каким сообщение было уверенным, скорее даже не сообщение, а директива в отношении меня, тон Летнего Брэда и то, как внимательно он подбирал слова, – вот что меня насторожило. Он казался взрослее и каким-то другим, но это, вне всякого сомнения, был Брэд. Если ему не поступило предложение от «КоКо», то всё это было, мягко говоря, очень странным.
Сообщение от Летнего Брэда, пятница, полдень: Добрый день, Грета, это Брэд Парданк. Я знаю, что вы в отпуске, я получил ваш ответ о том, что вас нет на работе. Но сегодня мой последний день в фирме. Через две недели начинается моя учёба в Гарварде. Было бы целесообразно встретиться и пообедать вместе, как вы и предлагали, в понедельник, обсудить возможности Бостона. Пожалуйста, свяжитесь со мной по домашнему номеру, он есть в списке Кембриджа. Спасибо.
Я никогда не предлагала никому из летних стажёров со мной обедать и совершенно точно не пред лагала такого Брэду. Я никогда не звонила никому из сотрудников на домашний номер, и мне никогда в жизни, вообще никогда в жизни не говорили, что со мной будет «целесообразно встретиться» после того, как я отыщу их номер в списке.
– Лена, это очень неправильно. Я думаю, они заставили летнего помощничка затащить меня на обед. Этот Брэд – тот самый парнишка, что нашёл тот самый документ. Это очень странно. Он …
– Ладно, – перебивает Лена. – Обсудим это позже. Сейчас мне надо, чтобы ты гребла. Мы приближаемся к повороту, и это трудное место.
Мы вновь начинаем с силой грести. Поворот ещё больше усложняет то, что по берегам растут плакучие ивы, и ветки, свисая в воду, цепляются за каноэ. Лена веслом расталкивает их в стороны, а я изо всех сил стараюсь, чтобы лодка поворачивалась и не кренилась. На этом изгибе течение – самое бурное, такое больше пристало реке, чем ручью, и, конечно же, в эту самую минуту вертолёт возвращается и начинает с жужжанием кружить у нас над головами. От шума, вращения и оттого, что каноэ едва не опрокидывается, Зэ Эм в переноске начинает подскакивать, а Сыщик плотно прижимается ко дну лодки. В клочьях неба над головой я вижу и сам вертолёт. Он завис там, в потустороннем мире. Не думаю, что тот, кто им управляет, нас не видел.
Но зачем он там торчит? Почему?
От тяжести тела Сыщика, распластанного по дну, и оттого, что я тоже слишком сильно заваливаюсь вправо, лодка вот-вот перевернётся. Это может уничтожить флешку в кармане моей рубашки, флешку с единственной копией переписки Ханиуэлла, которая у меня есть. Это может уничтожить айфон моей анонимной подставной компании и телефон Лены. Течение здесь быстрое, поэтому трудно будет удержать животных. И, как ни удивительно это звучит, Лена не умеет плавать.
Кусочек неба шириной в фут показывает нам, что вертолёт всё ещё парит над фермерским домом примерно в миле от него. Я надеюсь, что увидеть нас им не удастся, потому что стены, которые деревья образовали по бокам этой крутой излучины, довольно толстые. И тут до меня доходит, что я должна была сделать один звонок. Время для этого звонка имеет решающее значение.
Я кое-как наклоняюсь влево и выравниваю лодку как раз вовремя, чтобы она не упала в воду. Моё сердце подкатывает к горлу, когда мы проходим поворот и оказываемся в широком открытом потоке без навеса над головой. Если вертолёт вернётся, мы окажемся в ловушке.
– Когда мы снова будем под прикрытием деревьев?
– Через полмили. Это самая рискованная часть, – говорит Лена, – то ещё дерьмо. Поэтому я и хотела, чтобы ты скрылась во время бури. Сквозь эту серую жижу тебя не разглядел бы ни дрон, ни спутник. Ты говорила мне, что я спятила, но послушай, мои самые безумные опасения верны.
Мы смотрим на коптер. Он дёргается, но движется вперёд, а не назад.
– Чёрт, это было близко, – говорит Лена. – Сыщик, назад. Медленно, во-от так. – Она вполоборота смотрит ему в глаза. Лодка чуть покачивается, когда Сыщик вновь очень красиво садится сзади, прямо по центру.
– Мне нужно позвонить, – говорю я.
Повторюсь: время для этого звонка имеет решающее значение, и я уже должна была это сделать. Важно отметить, что, раз я пока ещё могла получить доступ к голосовой почте «КоКо», значит, меня никто не заблокировал. И ни в одном из голосовых сообщений Тима или Мориса, какими бы сердитыми они ни были, ничего не говорилось о моём увольнении. Кроме того, отмечу, что Стелла прилетела сюда в рамках так называемой «программы помощи сотрудникам» – стало быть, с моей стороны будет справедливо предположить, что я по-прежнему числюсь сотрудником «КоКо». Это важно, и вот почему мне необходимо сделать звонок сейчас, прямо в эту секунду. Интересно, почему же они не сообщили мне, что я уволена? Подозреваю, «КоКо» просто хочет сохранить этот вопрос в секрете.
Возможно, они не хотят, чтобы всему миру стало известно, что тайник с архивной перепиской Ханиуэлла плывёт по реке и кто угодно имеет шанс с ним ознакомиться совершенно бесплатно. Может быть поэтому. Но эта пауза не будет длиться вечно, поэтому мне нужно прямо сейчас сделать звонок.
– Давай звони. Только быстро, – говорит Лена.
Я выбираю из списка контактов номер, по которому никогда в жизни бы не подумала, что буду звонить. Бо Лопес, лучший адвокат по гражданским делам в Новой Англии, дал мне этот номер на случай, если он мне когда-нибудь понадобится. Три недели назад я сказала ему, что у меня могут возникнуть проблемы с законом, но не уточнила, какие. Леттиция Рене Райс – больше известная как Эл Рэ – лучший адвокат по уголовным делам в Новой Англии. Кроме того, она – президент Коллегии адвокатов цветных женщин Бостона. За свои услуги она берёт 1999,99 долларов в час, и я думаю, с целью соответствовать своему коэффициенту выигрыша 99,99 %. Довольно дерзко с её стороны, так что она мне уже нравится.
Я звоню.
– Эл Рэ Райс, – отвечает она после третьего звонка. – Надеюсь, это что-то ужасное, например, бойня серийных убийц, раз вы звоните на мой очень личный номер посреди воскресного бранча. Вы вообще кто? И кого мне благодарить за то, что дал вам этот телефон?
– Миз Райс, я Грета Севилл, подруга Бо Лопеса. Он дал мне ваш номер.
– У вас одна минута. Жгите.
– Я – партнёр и руководитель отдела по электронным раскрытиям, а также заместитель генерального юрисконсульта фирмы «Котон & Коверкот», и мне бы очень хотелось поручить вам защиту от обвинений в том, что внутреннее расследование юристов фирмы, которое я сейчас провожу, не уполномочено должным образом.
– Вам сказали, что это не разрешено?
– Пока нет.
– Вы начали это расследование? И никто не в курсе?
– Да, я его начала. Важно, что, пока я его не закончила, может стать известно, что я скопировала переписку партнёра с его личного устройства, но никто не в курсе, что я провожу официальное внутреннее расследование.
– Мы говорим о преступности белых воротничков?
– Мы говорим об этом и, возможно, о тяжких преступлениях. – Если честно, я понятия не имею, какие преступления могу доказать с помощью переписки бывшего генерального прокурора Рэймонда Ханиуэлла.
– Хммм. Слушаю.
Я слышу, как она печатает на клавиатуре. Лена оглядывается на меня, я поднимаю палец вверх, прося дать мне ещё немного времени.
– У нас есть около пяти минут, – шепчет она. Я киваю. Река кружит вокруг нас небольшими водоворотами шириной в фут то здесь, то там.
– Продолжайте. Ваша минута почти истекла, – говорит Эл Рэ, не переставая печатать.
– Вы возьмётесь за это дело? И я надеюсь, этот звонок будет восприниматься в рамках адвокатской тайны.
– Разумеется, это конфиденциальный разговор, – говорит она, потому что, конечно, так оно и есть, и она не может никому о нём рассказать. Я спрашиваю совета и, хотя она ещё не согласилась, я имею право на конфиденциальность.
– Если я возьмусь за ваше дело, это будет стоить вам примерно столько же, сколько ваш милый пентхаус в Ньюбери. Я видела его на сайте Зиллоу[6]. Вы же это понимаете, верно?
– Я понимаю.
– По крайней мере вы в безопасности?
– Я плыву по реке. Я в бегах, прячусь. У них частные …
– Секьюрити. Я знаю. Я знаю всё о частной службе безопасности «КоКо» и о том, как они умеют запугивать. Как долго вы сможете скрываться?
– Без понятия. Прямо сейчас я направляюсь в конспиративную квартиру недалеко от Бостона.
– Пожалуйста, скажите, что ваш телефон ни к чему не привязан.
– Мой айфон привязан к подставной компании. Он должен быть анонимным.
– До поры до времени, – говорит она. – Они не владеют телефонными компаниями. Но вы знаете, что у них есть связи. Смотрите, – она выдерживает паузу и понижает голос, – вам нужны несколько одноразовых телефонов. Завтра позвоните мне по этому номеру в семь утра, ни минутой раньше или позже. Ночью я всё обдумаю. Я пока не знаю, о чём идёт речь в этом расследовании, но я точно знаю, кто партнёры «КоКо». Так что я могу только представить. Сейчас мы не можем говорить об этом. Вы же понимаете, что вам предстоит почти невыполнимая миссия, верно? Ваша позиция слаба, и вам будет трудно выбраться из этой передряги, по крайней мере, не лишившись юридической лицензии.
– Я понимаю. Я знаю, что это невозможно.
– Почти невозможно, я сказала – почти. Я никогда не проигрываю.
– Так вы возьмётесь за это дело?
– Завтра к семи утра я решу. Если да, то я скажу, куда перевести гонорар в размере пятидесяти тысяч долларов, что, моя дорогая, ничтожно мало по сравнению с вашим общим счетом. И позвольте мне очень конкретно кое-что прояснить. Вы должны будете выполнять всё, до последней чёртовой мелочи, что я скажу. Это ясно?
– Да. Конечно.
– Всё. Что я советую, я советую лишь потому, что это пойдёт на пользу делу. Если я скажу, что нужно прогуляться до Вермонта и принести мне порцию «Бен энд Джерри» с ванилью и брауни, вы надеваете спортивную обувь, находите чёртов сухой лёд и холодильник и идёте ко мне пешком.
– Ясно.
– А теперь выбирайтесь из реки, из которой вы, как я слышала, выбираетесь, и я не буду думать о том, что это, чёрт возьми, значит. В следующий раз называйте меня Эл Рэ, потому что миз Райс меня называет адвокат другой стороны. Ответ вы получите завтра.
Я слышу гудки.
Лена ведёт каноэ к берегу и торговцу лошадьми.
Мы подходим к задней стороне большого здания. Это алюминиевый купол, какой можно увидеть на деревенской ярмарке, где проводятся конные шоу. После того, как мы высадились – человек, кот, человек, пёс – и привязали каноэ Лены к дереву, мы подходим к зданию и спинами прижимаемся к стене. Вид, который нам открывается – длинный ряд деревьев вдоль ручья и вертикальная гора позади. Полдень, небо ярко-синее, и у нас нет укрытия над головой, кроме косой тени, отбрасываемой от крыши здания. Сыщик стоит боком передо мной и Леной, как будто он крепостной ров, а мы средневековый замок.
Лена отправила сообщение, уже когда мы сошли на берег, так что теперь мы ждём. Много времени это занять не должно. Вскоре слышится хруст сапог по белым камням возле здания, кашель, а вслед за ним мужской голос:
– Лена, заходи. Всё чисто.
Сыщик виляет хвостом. И прежде чем мы успеваем выйти из-под косой тени, к нам подходит крупный мужчина, явно средиземноморских кровей. Его глаза – коричневые шары с зелёными вкраплениями. Он сразу же ошеломляет и сразу же подавляет, учитывая его размер. Мы поднимаем глаза, чтобы встретиться с ним взглядом.
Сыщик подходит к нему, и мужчина вынимает из кармана что-то вкусное.
– Хороший мальчик, – произносит он.
– Грета, это Паркол, торговец лошадьми. Но все зовут его Парк.
Он смеётся.
– Лена, ты меня когда-нибудь с ума сведёшь этим торговцем лошадьми. Приятно познакомиться, – говорит он мне. Я пожимаю ему руку. – Кажется, ваш график ускорился, да? – спрашивает Парк. – Это как-то связано с вертолётом, который сегодня утром нарушил мой покой?
– Конечно, – говорит Лена.
– Я думал, мне придётся принять одного человека. А теперь и тебя? – спрашивает он Лену.
– Всё изменилось, – отвечает Лена.