Сидя за рулем, Павел Молчанов гнал «вольво» по Старокалужскому шоссе к даче, которую он наконец-то построил.
Там, на даче, его сейчас ждали два самых близких ему человека, Оля и Сергей Петрович Радич.
Павел Молчанов был москвичом, но самым тесным образом был связан с маленьким провинциальным Рыбинском – потому что и мама, и отец были из Рыбинска. Отец был намного старше мамы, он преподавал в МТУ скандинавские языки, а мама была там студенткой. Случай, а может, что-то большее, чем случай, свел их в Москве. Они поженились, родился он. Он помнит, каждое лето, пока ему не исполнилось десять лет, они обязательно всей семьей приезжали на два месяца на каникулы в Рыбинск, где жили в доме его деда, отца матери, у самого водохранилища. Там он научился плавать, грести, ходить под парусом. Счастливое было время…
Внешне он был похож на деда, который любил объяснять, что они происходят от архангельских поморов. У Павла был такой же, как у деда, высокий рост, такой же прямой нос с широкими ноздрями и небольшой горбинкой, такие же блекло-голубые глаза под сильно выступающими надбровными дугами, такой же твердый подбородок – признак, равно отличающий как упорных людей, так и просто упрямцев. Волосы маленького Павлуши были белее снега, лишь позже, когда он стал взрослеть, приобрели темно-соломенный оттенок.
Когда Павлу исполнилось десять, его отца пригласили преподавать скандинавские языки в США, в Гарвардский университет. До пятнадцати лет Павел, или Пол, как его там звали, ходил в американскую школу. Когда контракт отца в Гарварде закончился, отец отказался от нового контракта, и они вернулись в Москву. По-английски Павел к тому времени говорил свободно, так что мог выбрать любой языковой вуз. Он выбрал Военный институт иностранных языков.
После окончания института он некоторое время работал переводчиком в Генеральном штабе, его должны были послать на работу в постоянное представительство России в ООН. Но вместо этого он попал на Высшие курсы усовершенствования офицеров воздушно-десантных войск, после которых сразу оказался в составе российских миротворческих сил.
После двух лет, проведенных в спецчастях, его уволили без сохранения льгот и пенсии – за рукоприкладство в отношении старшего по званию. Он был капитаном, а ударил майора, дежурного по части. Ударил за дело и сейчас не раскаивается.
Потом, уже в Москве, ему позвонил Сергей Петрович Радич, служивший в штабе этой же части. Радич объяснил, что, узнав о случае с рукоприкладством, пытался отстоять Молчанова, а когда это не получилось, сам подал в отставку. К тому времени Павел уже подумывал о том, чтобы открыть частное охранно-детективное агентство. Он сказал об этом Радичу, тот его поддержал. Добавив к своим деньгам ссуду, взятую в банке, они открыли агентство, причем Радич настоял, чтобы формально руководителем агентства считался Павел Молчанов. Чуть позже Радич привел в агентство своего дальнего родственника Костомарова, лучшего в Москве адвоката по уголовным делам, и дела пошли.
А потом он встретился с Олей.
Оля была его болью и радостью, его горем и счастьем. Фамилия Оли была Добродеева, она приехала в Москву из Челябинска. Сейчас ей двадцать четыре года. В ее лице было много восточного, скорее всего, татарского. Впрочем, так же, как за татарку, ее с равным успехом можно было принять и за итальянку, и за испанку, и за француженку. В Москву она приехала в восемнадцать лет и сразу же вышла замуж за канадца, который увез ее в Монреаль. Выдержать супружескую неволю в Монреале она смогла лишь два года, после которых бросила мужа и сбежала назад в Москву. Почти тут же, как ему рассказывали, у нее начался в Москве какой-то безумный роман с богатым англичанином, который закончился ничем. Потом она вышла замуж за известного московского кинорежиссера – у этого кинорежиссера Молчанов ее и увел.
С режиссером Оля развелась, но официально выходить замуж за Молчанова не хотела. На все его разговоры на эту тему она говорила с улыбкой: «Паша, ладно тебе… Хватит с меня замужеств… Поживем так, тебе что, плохо?»
Нет, ему совсем не было с ней плохо. Он был счастлив. Ко всему остальному как-то незаметно добавлялось то, что Оля идеально подходила на роль секретарши агентства. Имея за плечами только среднюю школу, она блестяще справлялась с компьютером и безупречно работала с документами. Несмотря на ее сопротивление, он постепенно научил ее многому из того, чему сам научился в спецназе ВДВ и что для работы в охранно-детективном агентстве было необходимо – стрелять, водить любую машину, распознавать наружное наблюдение, уходить от слежки, маскироваться, знать основы шифровки. Конечно, профессионалкой она не стала, но то, что она умела делать сейчас, его устраивало.
Свернув у указателя «р. Пахра» на боковую дорогу, он мимо двух поселков и стоящих особняком дач вырулил наконец к излучине реки. Остановил машину у ворот, посигналил – и примерно через минуту створки раздвинулись. После того как он въехал на участок, стоящая на веранде Оля подошла к машине. Когда он вышел, развела руками:
– Паша, просто чудеса в решете.
– А что?
– Я увидела твою машину на мониторе. Нажала кнопку – и ворота раздвинулись.
Молчанов усмехнулся. Землю он выбирал сам – отличный участок, около ста соток спускающегося к реке косогорья. Двухэтажный дом окаймляла защищенная от дождя и солнца открытая веранда. У реки была поставлена настоящая русская баня. Весь участок был огражден специальной оградой с вмонтированными в нее видеокамерами и микрофонами.
– Да ну, какие чудеса? Ты просто еще не успела привыкнуть к новой технике. Костомаровы приехали?
– Еще нет, но Костя только что звонил, они уже на подъезде, будут минут через двадцать. Паша, знаешь, я без твоего согласия пригласила еще одного человека. Для ровного счета.
– Пригласила, значит, пригласила. Кто это?
– Очень красивая женщина, моя подруга. Ее зовут Инна.
– Откуда она взялась, эта Инна?
– Приехала из Америки. У нее к тебе дело, только знаешь, я тебе потом все объясню, хорошо? Я занята, да и у тебя есть дела.
– Хорошо, договорились.
Вскоре после Молчанова на дачу приехала чета Костомаровых.
Поставив свой изрядно потрепанный «понтиак» на участок, Костя вышел из машины. Оглядевшись, сказал:
– Ребята, дача просто класс. А, Полина?
Полина, с легкой улыбкой посмотрев на мужа, кивнула:
– Да, мне дача тоже нравится. Молодцы, ребята.
– А теперь за дело. – Открыв багажник, грузный и высокий Костомаров не без усилия достал огромную, литров на двадцать, металлическую кастрюлю. Сверху кастрюля была закрыта парусиной, обмотанной для надежности веревкой.
– Что это? – спросила Оля.
– Шашлык. Мариновал сам. Мы же отмечаем постройку дачи?
– Отмечаем. Но только, Костя, ты с ума сошел… Как мы все это съедим?
– Когда увидишь шашлык на шампуре, только что снятый с мангала, заговоришь по-другому. – Костомаров поставил кастрюлю на асфальт. – Сколько будет народа?
Радич, который приехал раньше и сейчас, подойдя к воротам, наблюдал за прибытием Костомаровых, сказал:
– Шесть человек. Оля права, мы в жизни столько не съедим.
– Сергей Петрович, от вас ли я слышу? Шесть человек… Нам еще не хватит. А кто шестой?
– Моя приятельница, – сказала Оля. – Приглашена для четного числа.
– Понятно. То есть для Сергея Петровича.
Радич покачал головой:
– Костя, побойся Бога, не гони волну.
– А что?
– Оля сказала, ей двадцать пять лет. Я гожусь ей в отцы.
– Я ее знаю, твою приятельницу? – спросил Костомаров.
– Ее никто не знает. – Молчанов обнял Олю. – От Оли мне только известно, что это очень красивая женщина. Да, Оля?
– Паша, тебе ничего нельзя говорить. Вообще, я тебе потом объясню кое-что.
– Ладно, договорились.
– А сейчас давайте накрывать на стол. Предлагаю поставить стол прямо здесь, на веранде. – Оля обняла худенькую Полину за плечи: – Полина, как ты думаешь?
– Думаю, это будет очень хорошо. Идем, я тебе помогу.
– Давайте, – глядя им вслед, покровительственно сказал Костомаров. – А я пока буду разжигать мангал.
Застолье было в самом разгаре, когда у ворот послышался шум мотора.
– Наверное, это Инна. – Оля посмотрела на Молчанова: – Встретишь?
– Конечно.
Встав из-за стола, Молчанов подошел к воротам и открыл дверь. Стоящая рядом с такси молодая женщина была одета в джинсовое платье-сарафан, из-под которого выглядывала белая блузка. Женщина была среднего роста, русоволосой, светлоглазой, стройной. Она действительно была очень красива. Причем ее красота была не яркой и вызывающей, а мягкой, сдержанной.
Увидев его, женщина улыбнулась:
– Простите, это дача Молчановых?
– Да, это дача Молчановых. А вы, наверное, Инна?
– Да, я Инна. Я задержалась, таксист долго не мог найти дачу. Подождете, я отпущу такси?
– Конечно. – Он подождал, пока она расплатится с таксистом. Протянул руку: – Павел, муж Оли.
– Очень приятно, Инна. – Он ощутил легкое, но твердое пожатие. – Инна Халлоуэй. Раньше была Инна Симбирцева. Оля вам, наверное, говорила.
– Да, Оля мне все объяснила. Проходите, мы вас ждем. – Пропустил ее в дверь. – К счастью, еще не все съедено и выпито.
– Я знаю, у вас какое-то торжество. – Сделав несколько шагов по дорожке, остановилась. – Павел, Оля вам говорила, у меня к вам дело?
– Говорила. Только, Инна, о деле потом. Проходите, садитесь за стол. А там разберемся.
После того как Оля представила гостью, застолье продолжилось.
Понаблюдав за Инной, Молчанов отметил про себя, что гостья держится совершенно естественно и не выглядит здесь чужой. В конце концов даже обычно несловоохотливый Радич начал ей что-то увлеченно рассказывать.
В один из моментов, когда часть гостей встала из-за стола, Оля сказала еле слышно:
– Паша… надо поговорить.
– Я уже понял. Инна?
– Да. Может, отойдем?
– Давай. – Он отошел вместе с ней в сторону. – В чем ее проблема?
– У Инны пропал муж.
– Понятно. Старая история.
– Паша, перестань, это серьезно. Еще не все ясно, но, похоже, ее мужа убили.
– Даже так?
– Да, даже так. Она хочет заключить с нашим агентством официальный договор, деньги у нее есть, ее муж крупный банкир.
– Да? – Он обнял Олю за плечи. – Ну что ж, я не против. Только почему она пришла именно сюда, а не в агентство? Что за надобность такая?
– Она боится деловых. Ты ведь знаешь, кто такой Бурун?
– Конечно.
– Так вот, очень похоже, ее мужа убил Бурун. Вообще, она сейчас скрывается, живет в американском посольстве, почти не выходит. Кстати, она спрашивала меня, можем ли мы разрешить ей пожить немного здесь, на даче. Естественно, не даром. Как ты?
– Я не против, пусть поживет.
– Вообще, что я тебе объясняю? Поговори с ней сам.
– Поговорю. Ты давно ее знаешь?
– Года четыре. Мы познакомились на «Мосфильме», она там снималась. Сама она из Нижневартовска, это в Тюменской области. Занималась гимнастикой, еще девочкой ее взяли в Москву, в школу олимпийского резерва. После школы она бросила спорт и поступила в Щукинское училище, стала сниматься в кино. Вышла замуж за американца, владельца крупного банка. Такие дела.
– Какого ты о ней мнения?
– Хорошего. Она спокойная, выдержанная. Сколько я ее помню, она меня никогда не подводила. Да и вообще она очень хорошая девчонка.
– Понятно. – Молчанов подошел к столу, за которым оставались сейчас только Радич и Инна. – Сергей Петрович, можно я украду у вас вашу собеседницу?
– Да, конечно. – Радич встал. – Инночка, прошу. Вы поступаете в распоряжение Павла.
Инна посмотрела на Молчанова:
– Мы можем где-то поговорить?
– Да. У меня тут есть что-то вроде кабинета, поговорим там.
В кабинете Инна долго сидела, упершись локтями в колени, с отсутствующим взглядом. Наконец, не глядя на него, спросила еле слышно:
– Вы можете разыскать пропавшего человека?
– Могу. Не всегда, но могу.
– Оля вам сказала, что у меня пропал муж?
– Сказала.
Снова застыла.
– Знаете, Павел, с виду я выгляжу рохлей. Так ведь?
– Ну… не знаю. Мне не показалось.
– Нет-нет, я выгляжу рохлей. Я знаю. Вообще, многие считают меня рохлей. Но я совсем не рохля.
– Охотно верю.
– Когда надо, я умею постоять за себя. – Помолчала. – Павел, сейчас я должна постоять не за себя, а за Стива. За своего мужа. Он попал в беду, хотя вообще-то… Вообще-то я уверена, что его давно уже убили. И если честно, все случилось из-за меня.
– Из-за вас?
– Да. Как-то все нелепо получилось. В общем-то во всем виновата я. Хотя я даже не думала, что все так кончится.
– Может, расскажете подробней?
– Ну… мы со Стивом поженились три года назад, после этого я с ним все время жила там, в Америке. Очень хотела выбраться сюда, в Россию, но знаете, как это бывает… Все время откладывали. И вот наконец приехали в Москву. Четыре дня назад я решила показать ему старый Арбат, я там когда-то училась. Посмотрели, потом зашли поужинать в ресторан «Восточный шатер», это рядом с Арбатом. Ну а там… там, на наше несчастье, оказался мой знакомый, владелец ресторана. Хотя вообще-то он бандит. Страшный бандит.
– Владелец «Восточного шатра», насколько мне известно, Геннадий Бурунов.
– Да, Геннадий Бурунов. Вы его знаете?
– Геннадий Бурунов, он же Бурун, – один из крупнейших криминальных авторитетов Москвы. Я просто обязан его знать. Вы сказали, это ваш знакомый?
– Когда-то, еще до отъезда в Америку, я снималась в одной картине. На «Мосфильме». Бурунов был спонсором этой картины. Ну и… тогда он начал за мной усиленно ухаживать. Безуспешно, конечно. Он просто вился около меня, дарил цветы. Один раз, когда была премьера картины, привез меня в Дом кино. До сих пор жалею, что позволила ему это сделать. Хотя, конечно, какие-то авансы я ему тогда давала. Была дурой, девчонкой. Отвечала на его телефонные звонки. Принимала цветы, которые он мне присылал.
– Значит, вы с мужем зашли в ресторан…
– Да. Примерно через полчаса к нашему столику подсел человек и сказал, что Геннадий Васильевич Бурунов велел передать мне, чтобы я села за его столик. Естественно, я отказалась. Вообще, я сказала, что не знаю никакого Геннадия Васильевича Бурунова. Человек ушел, а потом вернулся снова, с тем же требованием. Вы понимаете, рядом же сидит мой муж, Стив. Он американец, он даже представить не может, что в ресторане такое может происходить. Он сидит, ничего не понимает. Я повторила этому человеку, что не знаю никакого Геннадия Васильевича и никуда не пойду. Человек ушел, предупредив, что у нас будут неприятности. Я тут же сказала Стиву, что мы должны уйти. Мы сели в лифт, а когда вышли из лифта, там стоял Бурунов. Он начал меня оскорблять, ударил. Стив ударил его, Бурунов упал. Как я поняла, он вообще отключился. Потом, когда мы стали выходить из гостиницы, за нами кто-то погнался, стал кричать швейцару, чтобы тот задержал нас. Мы сели в такси, но, как только отъехали, таксист сказал, что за нами едет машина с людьми Бурунова. И отказался везти.
– Вы видели эту машину?
– Да. Это был черный «Мерседес-600».
– Номер запомнили?
– Нет. Номер запомнил Стив, но… Стива уже нет.
– Понятно. Значит, таксист отказался вас везти…
– Да. Он высадил нас в переулке около старого Арбата. И тут же уехал.
– Номера такси вы тоже не запомнили?
– Запомнила. И фамилию таксиста запомнила, меня заставил Стив. Фамилия таксиста Родионов, номер такси – «97–14 ММТ». Но я теперь хорошо знаю, на что способен этот Родионов. После беседы со следователем.
– Почему после беседы со следователем?
– Потому что таксист там такое наговорил…
– Хорошо, к следователю мы еще вернемся. Что было потом?
– Такси уехало, мы стояли в переулке, было уже поздно, народу кругом никого. Тут еще черный «мерседес», который за нами гнался, стал ездить по переулкам. Я, конечно, была страшно напугана, я ведь отлично знаю, что такое московские деловые. Они могут убить просто так, ни за что, только за то, что ты на них косо посмотрела. Ну а тут – я сначала отказалась сесть за столик их пахана, а потом Стив выключил этого пахана одним ударом. Такое у них не прощается. Но Стив всего этого еще не понимал. Хорошо, в этих местах, в арбатских переулках, у меня много знакомых. Я говорю Стиву: давай позвоню кому-то, зайдем, отсидимся, заодно вызовешь машину из посольства. Позвонила Лене Каминской, своей подруге, мы со Стивом зашли к ним. Стив позвонил в посольство, вызвал машину. Я, конечно, к тому времени была в ужасном состоянии, прилегла в спальне, Лена дала мне седуксен. Я задремала, вдруг в спальню входит Лена и говорит: Стив пропал. Я говорю: как пропал? Так, вышел встречать машину из посольства и пропал. Я, конечно, вскочила, выбежала на улицу. Там люди из посольства, милиция, проводник с собакой. А Стива нет. Ну и… – Инна замолчала. – Все. Он пропал.
– По этому поводу ведется следствие?
– Да, конечно. Меня три дня подряд вызывали в милицию. Я сообщила следователю обо всем. О том, что было в ресторане, о том, как таксист отказался нас везти, о том, как черный «мерседес» сначала ехал вслед за нами, а потом ездил по переулкам и искал нас. Он, конечно, все записал, сказал, что примет к сведению, но я видела: он этому не придает значения. Во второй раз он вообще меня слушал вполуха. Как я поняла, следователя волнует только одно: как бы чего не вышло. О том, что в Москве пропал мой муж, написали несколько американских газет, посол каждый день звонит в МВД, просит ускорить расследование, но там говорят, что следствие и так ведется ускоренно. Но я ведь вижу, следствие идет совсем не в ту сторону. Бурунова в расчет они вообще не принимают. Все делается формально. Следователь сообщил мне, что допрашивал Родионова и тот сказал, что да, он нас вез, но никакой погони за нами не было, он в глаза не видел никакого черного «мерседеса». А в арбатских переулках он нас высадил по нашей просьбе. Бурунова следователь тоже допрашивал, так тот сказал, что вообще обо всей этой истории слышит впервые. Бурун утверждает, что меня к своему столику не приглашал и даже не видел, что я в ресторане, и вообще в тот вечер он из ресторана не выходил. У него есть свидетели, которые это уже подтвердили. Да ему и не нужно было выходить из ресторана. Он послал своих убийц, они сделали свое дело и скрылись.
– Скажите, а эти ваши знакомые, Каминские, они не могут быть связаны с Буруновым?
– Нет.
– Вы уверены?
– Уверена. Это очень порядочные ребята, талантливые художники, известные в Москве.
– Талантливые художники – еще не гарантия.
– Нет, это абсолютно исключено. Лена моя лучшая подруга. Да и Оля знает Лену, они в прекрасных отношениях. Спросите у нее.
– Я правильно понял – Каминские Бурунова не знают?
– Нет, Лена его знает. На картине, в которой я снималась и которую Бурунов оплачивал, она была вторым художником.
– Значит, Бурунов может знать их адрес?
– Ну… в общем, да. Может. – Помолчала. – Вы думаете, он мог навести по их адресу своих людей?
– Пока трудно что-то говорить. Но такое не исключено. Сколько лет вашему мужу?
– Тридцать девять.
– Со здоровьем у него все в порядке?
– Все в порядке. Он всю жизнь занимался спортом.
– Прошу прощения, дети у вас есть?
– Нет, детей у нас нет.
– Как вы узнали о нашем агентстве?
– Очень просто. От отчаяния я стала обзванивать всех своих бывших подруг, и когда позвонила Оле, узнала, что ее муж – директор детективного агентства. Вот я и решила обратиться к вам. Я не знаю, какие у вас здесь расценки, но если за поиски мужа я предложу вам сто тысяч долларов – это будет нормально?
– Инна… конечно, сто тысяч долларов – большой гонорар. Но я хочу быть с вами предельно откровенным. Подумайте.
– Подумать о чем?
– Если все, что вы рассказали, правда, а я думаю, что это правда, вашего мужа уже нет в живых. Его убили, и убили, без сомнения, по указанию Бурунова. Причем, скорей всего, сделали так, чтобы невозможно было найти его тело. Конечно, я могу провести расследование, возможно даже, я найду десяток-другой улик и свидетельств, подтверждающих, что вашего мужа убил Бурунов. Но даже если это мне удастся, уверяю вас – дело до суда не дойдет. А если и дойдет, адвокаты Бурунова легко докажут, что к исчезновению вашего мужа он не имеет никакого отношения. Получится, что за эти сто тысяч долларов я буду собирать свидетельства, имеющие ценность только для вас. Вы готовы на это?
– Я на это готова, но дело совсем не так безнадежно, как вы думаете. Если вам удастся собрать серьезные доказательства и улики, что Стива убили по указанию Буруна, и они не подействуют на российский суд, я передам их в американские и европейские газеты – не сообщая, естественно, каким образом эти улики и доказательства ко мне попали. «Восточный шатер» – совместное предприятие, так вот, Буруна после этого не пустят ни в одну цивилизованную страну. Международные деловые круги поставят на нем жирный крест. – Она вдруг посмотрела на него так, что ему показалось: в ее глазах пляшут бесенята. – Павел, может, я в чем-то и рохля, но убийства мужа, которого здесь, в Москве, зарезали, как барана, совершенно ни за что, я не прощу. Никогда. – Помолчав, достала из сумочки чековую книжку, написала сумму, расписалась. Оторвав чек, положила его на стол. – Давайте сразу покончим с денежными делами. Это аванс, пятьдесят тысяч долларов. Чек именной, от банка «Атлантик америкэн». Остальное я заплачу, когда дело будет закончено.
– Хорошо, завтра я отдам чек нашему бухгалтеру, мы его оприходуем. И, Инна…
– Да?
– То, что мы с вами заключили договор о розыске вашего мужа, должно быть нашей с вами тайной. Думаю, вы понимаете почему.
– Прекрасно понимаю.
– Уж, во всяком случае, не говорите об этом никому из ваших знакомых.
– Павел, конечно.
– Вообще, я надеюсь на вашу помощь во время расследования.
– Я сделаю все, что вы попросите. Все, что от меня зависит. и вот еще что. Знаете… мы со Стивом снимали квартиру на Пушкинской, но вернуться туда я не решилась. Посол сжалился и отдал мне номер в гостинице при посольстве, но постоянно жить там я не могу. В обычной же московской гостинице, я знаю, Бурун меня легко найдет. И со мной может произойти то же, что со Стивом. Я могла бы какое-то время пожить здесь, у вас? На этой даче? Само собой, за это я заплачу отдельно.
– Конечно. После вашего рассказа я бы сам вам предложил пожить. Ночевать с Олей мы будем с этого дня здесь.
– Ну вот. Из-за меня?
– Инна, дачу все равно надо обживать. Значит, об основном мы договорились?
– Договорились.
– Тогда присоединяйтесь к обществу. Вы вроде нашли общий язык с Сергеем Петровичем?
– Да. Он очень милый человек.
– Так попросите его съездить сегодня с вами за вещами. Пусть прямо сейчас отвезет вас в Москву и вернется сюда. Чтобы завтра, в понедельник, об этом не думать.
– А это удобно?
– Конечно, он будет только рад. Завтра к вечеру, я думаю, я привезу сюда смотрителя с собакой. А днем, пока нас не будет на даче, мы будем вам звонить.