Стихотворения разных лет

Крестьянские дети


Опять я в деревне. Хожу на охоту,

Пишу мои вирши – живётся легко.

Вчера, утомлённый ходьбой по болоту,

Забрёл я в сарай и заснул глубоко.

Проснулся: в широкие щели сарая

Глядятся весёлого солнца лучи.

Воркует голубка; над крышей летая,

Кричат молодые грачи,

Летит и другая какая-то птица —

По тени узнал я ворону как раз;

Чу! шёпот какой-то… а вот вереница

Вдоль щели внимательных глаз!

Всё серые, карие, синие глазки —

Смешались, как в поле цветы.

В них столько покоя, свободы и ласки,

В них столько святой доброты!

Я детского глаза люблю выраженье,

Его я узна́ю всегда.

Я замер: коснулось души умиленье…

Чу! шёпот опять!

Первый голос

Борода!

Второй

А барин, сказали!..

Третий

Потише вы, черти!

Второй

У бар бороды не бывает – усы.

Первый

А ноги-то длинные, словно как жерди.

Четвёртый

А вона на шапке, гляди-тко – часы!

Пятый

Ай, важная штука!

Шестой

И цепь золотая…

Седьмой

Чай, дорого стоит?

Восьмой

Как солнце горит!

Девятый

А вона собака – большая, большая!

Вода с языка-то бежит.

Пятый

Ружьё! погляди-тко: стволина двойная,

Замочки резные…

Третий

(с испугом)

Глядит!

Четвёртый

Молчи, ничего! Постоим ещё, Гриша!

Третий

Прибьёт…

* * *

Испугались шпионы мои

И кинулись прочь: человека заслыша,

Так стаей с мякины летят воробьи.

Затих я, прищурился – снова явились,

Глазёнки мелькают в щели.

Что было со мною – всему подивились

И мой приговор изрекли:

«Такому-то гусю уж что за охота!

Лежал бы себе на печи!

И видно, не барин: как ехал с болота,

Так рядом с Гаврилой…» – «Услышит,

молчи!»

* * *

О милые плуты! Кто часто их видел,

Тот, верю я, любит крестьянских детей;

Но если бы даже ты их ненавидел,

Читатель, как «низкого рода людей», —

Я всё-таки должен сознаться открыто,

Что часто завидую им:

В их жизни так много поэзии слито,

Как дай бог балованным деткам твоим.

Счастливый народ! Ни науки, ни неги

Не ведают в детстве они.

Я делывал с ними грибные набеги:

Раскапывал листья, обшаривал пни,

Старался приметить грибное местечко,

А утром не мог ни за что отыскать.

«Взгляни-ка, Савося, какое колечко!»

Мы оба нагнулись, да разом и хвать

Змею! Я подпрыгнул: ужалила больно!

Савося хохочет: «Попался спроста!»

Зато мы потом их губили довольно

И клали рядком на перилы моста.

Должно быть, за подвиги славы мы ждали,

У нас же дорога большая была:

Рабочего звания люди сновали

По ней без числа.

Копатель канав вологжанин,

Лудильщик, портной, шерстобит,

А то в монастырь горожанин

Под праздник молиться катит.

Под наши густые, старинные вязы

На отдых тянуло усталых людей.

Ребята обступят: начнутся рассказы

Про Киев, про турку, про чудных зверей.

Иной подгуляет, так только держися —

Начнёт с Волочка, до Казани дойдёт!

Чухну передразнит, мордву, черемиса,

И сказкой потешит, и притчу ввернёт:

«Прощайте, ребята! Старайтесь найпаче

На Господа Бога во всём потрафлять:

У нас был Вавило, жил всех побогаче,

Да вздумал однажды на Бога роптать, —

С тех пор захудал, разорился Вавило,

Нет мёду со пчёл, урожаю с земли,

И только в одном ему счастие было,

Что волосы шибко из носу росли…»

Рабочий расставит, разложит снаряды —

Рубанки, подпилки, долота, ножи:

«Гляди, чертенята!» А дети и рады,

Как пилишь, как лудишь – им всё покажи.

Прохожий заснёт под свои прибаутки,

Ребята за дело – пилить и строгать!

Иступят пилу – не наточишь и в сутки!

Сломают бурав – и с испугу бежать.

Случалось, тут целые дни пролетали,

Что новый прохожий, то новый рассказ…

Ух, жарко!.. До полдня грибы собирали.

Вот из лесу вышли – навстречу как раз

Синеющей лентой, извилистой, длинной,

Река луговая: спрыгну́ли гурьбой,

И русых головок над речкой пустынной

Что белых грибов на полянке лесной!

Река огласилась и смехом, и воем:

Тут драка – не драка, игра – не игра…

А солнце палит их полуденным зноем.

Домой, ребятишки! обедать пора.

Вернулись. У каждого полно лукошко,

А сколько рассказов! Попался косой,

Поймали ежа, заблудились немножко

И видели волка… у, страшный какой!

Ежу предлагают и мух, и козявок,

Корней молочко ему отдал своё —

Не пьёт! отступились…

Кто ловит пиявок

На лаве, где матка колотит белье,

Кто нянчит сестрёнку, двухлетнюю Глашку,

Кто тащит на пожню ведёрко кваску,

А тот, подвязавши под горло рубашку,

Таинственно что-то чертит по песку;

Та в лужу забилась, а эта с обновой:

Сплела себе славный венок, —

Всё беленький, жёлтенький,

бледно-лиловый

Да изредка красный цветок.

Те спят на припёке, те пляшут вприсядку.

Вот девочка ловит лукошком лошадку:

Поймала, вскочила и едет на ней.

И ей ли, под солнечным зноем рождённой

И в фартуке с поля домой принесённой,

Бояться смиренной лошадки своей?..

Грибная пора отойти не успела,

Гляди – уж чернёхоньки губы у всех,

Набили оскому: черница поспела!

А там и малина, брусника, орех!

Ребяческий крик, повторяемый эхом,

С утра и до ночи гремит по лесам.

Испугана пеньем, ауканьем, смехом,

Взлетит ли тетеря, закокав птенцам,

Зайчонок ли вскочит – содом, суматоха!

Вот старый глухарь с облинялым крылом

В кусту завозился… ну, бедному плохо!

Живого в деревню тащат с торжеством…

«Довольно, Ванюша! гулял ты немало,

Пора за работу, родной!»

Но даже и труд обернётся сначала

К Ванюше нарядной своей стороной:

Он видит, как поле отец удобряет,

Как в рыхлую землю бросает зерно,

Как поле потом зеленеть начинает,

Как колос растёт, наливает зерно;

Готовую жатву подрежут серпами,

В снопы перевяжут, на ригу свезут,

Просушат, колотят-колотят цепами,

На мельнице смелют и хлеб испекут.

Отведает свежего хлебца ребёнок

И в поле охотней бежит за отцом.

Навьют ли сенца: «Полезай, пострелёнок!»

Ванюша в деревню въезжает царём…

Однако же зависть в дворянском дитяти

Посеять нам было бы жаль.

Итак, обернуть мы обязаны кстати

Другой стороною медаль.

Положим, крестьянский ребёнок свободно

Растёт, не учась ничему,

Но вырастет он, если Богу угодно,

А сгибнуть ничто не мешает ему.

Положим, он знает лесные дорожки,

Гарцует верхом, не боится воды,

Зато беспощадно едят его мошки,

Зато ему рано знакомы труды…

Однажды, в студёную зимнюю пору

Я из лесу вышел; был сильный мороз.

Гляжу, поднимается медленно в гору

Лошадка, везущая хворосту воз.

И шествуя важно, в спокойствии чинном,

Лошадку ведёт под уздцы мужичок

В больших сапогах, в полушубке овчинном,

В больших рукавицах… а сам с ноготок!

«Здорово парнище!» – «Ступай себе мимо!»

– «Уж больно ты грозен, как я погляжу!

Откуда дровишки?» – «Из лесу, вестимо;

Отец, слышишь, рубит, а я отвожу».

(В лесу раздавался топор дровосека.)

«А что, у отца-то большая семья?»

– «Семья-то большая, да два человека

Всего мужиков-то: отец мой да я…»

– «Так вот оно что! А как звать тебя?» —

«Власом».

– «А кой тебе годик?» – «Шестой миновал…

Ну, мёртвая!» – крикнул малюточка басом,

Рванул под уздцы и быстрей зашагал.

На эту картину так солнце светило,

Ребёнок был так уморительно мал,

Как будто всё это картонное было,

Как будто бы в детский театр я попал!

Но мальчик был мальчик живой, настоящий,

И дровни, и хворост, и пегонький конь,

И снег, до окошек деревни лежащий,

И зимнего солнца холодный огонь —

Всё, всё настоящее русское было,

С клеймом нелюдимой, мертвящей зимы,

Что русской душе так мучительно мило,

Что русские мысли вселяет в умы,

Те честные мысли, которым нет воли,

Которым нет смерти – дави не дави,

В которых так много и злобы и боли,

В которых так много любви!

Играйте же, дети! Растите на воле!

На то вам и красное детство дано,

Чтоб вечно любить это скудное поле,

Чтоб вечно вам милым казалось оно.

Храните своё вековое наследство,

Любите свой хлеб трудовой —

И пусть обаянье поэзии детства

Проводит вас в недра землицы родной!..

* * *

Теперь нам пора возвращаться к началу.

Заметив, что стали ребята смелей,

«Эй, воры идут! – закричал я Фингалу. —

Укра́дут, укра́дут! Ну, прячь поскорей!»

Фингалушка скорчил серьёзную мину,

Под сено пожитки мои закопал,

С особым стараньем припрятал дичину,

У ног моих лёг – и сердито рычал.

Обширная область собачьей науки

Ему в совершенстве знакома была;

Он начал такие выкидывать штуки,

Что публика с места сойти не могла,

Дивятся, хохочут! Уж тут не до страха!

Командуют сами! «Фингалка, умри!»

– «Не за́сти, Сергей! Не толкайся, Кузяха!»

– «Смотри – умирает – смотри!»

Я сам наслаждался, валяясь на сене,

Их шумным весельем. Вдруг стало темно

В сарае: так быстро темнеет на сцене,

Когда разразиться грозе суждено.

И точно: удар прогремел над сараем,

В сарай полилась дождевая река,

Актёр залился оглушительным лаем,

А зрители дали стречка!

Широкая дверь отперлась, заскрипела,

Ударилась в стену, опять заперлась.

Я выглянул: тёмная туча висела

Над нашим театром как раз.

Под крупным дождём ребятишки бежали

Босые к деревне своей…

Мы с верным Фингалом грозу переждали

И вышли искать дупелей.

Школьник

– Ну, пошёл же, ради Бога!

Небо, ельник и песок —

Невесёлая дорога…

– Эй! садись ко мне, дружок!

Ноги босы, грязно тело,

И едва прикрыта грудь…

Не стыдися! что за дело?

Это многих славных путь.

Вижу я в котомке книжку.

Так, учиться ты идёшь…

Знаю: батька на сынишку

Издержал последний грош.

Знаю: старая дьячиха

Отдала четвертачок,

Что́ проезжая купчиха

Подарила на чаёк.

Или, может, ты дворовый

Из отпущенных?.. Ну, что ж!

Случай тоже уж не новый —

Не робей, не пропадёшь!

Скоро сам узнаешь в школе,

Как архангельский мужик[2]

По своей и Божьей воле

Стал разумен и велик.

Не без добрых душ на свете —

Кто-нибудь свезёт в Москву,

Будешь в университете —

Сон свершится наяву!

Там уж поприще широко:

Знай работай да не трусь…

Вот за что тебя глубоко

Я люблю, родная Русь!

Не бездарна та природа,

Не погиб ещё тот край,

Что выводит из народа

Загрузка...