Булочки действительно оказались очень вкусными, а чай – в меру горячим. Какое-то время Амалия развлекала хозяйку сплетнями о графине Ольшански, та довольно хмыкала и вставляла весьма язвительные комментарии. Из них девушка поняла, что в свое время дамы были соперницами при дворе, и графиня Ольшанска претендовала на внимание барона Фриша, отца Эдмунда. Дамы постоянно строили козни друг другу, пока, наконец, выбор не был сделан в пользу ныне вдовствующей баронессы.
Под конец беседы, взглянув на часы, Амалия спохватилась, тепло попрощалась с хозяйкой и, пообещав зайти и рассказать, как прошло официальное оглашение её помолвки, в сопровождении горничной и двух лакеев, на которых настояла баронесса, девушка отправилась обратно во дворец.
Когда они были уже почти у ворот, раздался крик: «Поберегись!» Привратники засуетились, распахивая тяжелые створки, и мимо пронеслась карета с императорским гербом на дверцах: император Рудольф возвращался из здания парламента. Не желая попадаться лишний раз ему на глаза, Амалия отпустила своих провожатых и вместе с Гердой проскользнула в ближайший боковой вход, скорее всего, предназначенный для слуг. Слегка поплутав по коридорам, она уже поднималась по лестнице, ведущей к ее покоям, когда услышала визгливый голос графини. Та явно пыталась узнать у слуг, где находится вверенная ей невеста императора.
Встречаться со статс-дамой и окончательно портить себе настроение не хотелось. Амалия отдала Герде плащ и отослала, сказав, что хочет прогуляться в парке.
Эта часть дворца ещё не была ей знакома, и девушка пошла наугад. Желая срезать путь и оказаться в парке, около того самого дуба, который приглянулся ей несколько дней назад, она свернула в двери, богато украшенные позолотой.
Судя по пыли на зачехленной мебели, эти помещения использовались редко. Амалия с трудом узнала голубой салон – здесь во время балов ставились карточные столики. Кажется, два года назад именно здесь её брат Альфред просадил целое состояние. Отец тогда сурово наказал наследника, на три месяца сослав в дальнее имение и запретив появляться в свете. По окончании сезона Амалия с разрешения родителей поехала навестить брата, где и познакомилась с Клаусом. Грустно улыбнувшись воспоминаниям, девушка медленно пошла дальше.
Следом за карточным салоном был бальный зал. Его Амалия прекрасно помнила: светло-зеленые стены и лепнина под потолком – лебеди, держащие в клювах гирлянды из цветов. Белые стулья с изображением таких же лебедей на спинках были сейчас зачехлены, а наборный паркет из восьми пород дерева выглядел тусклым. Девушка прошлась по нему и нерешительно замерла у дверей, на створках которых был изображен герб Империи. Амалия знала, что за ними находится тронный зал.
Именно там представляли императрице дебютанток. Девушка помнила и то волнение, которое охватило ее, когда она впервые приблизилась к трону, стоявшему на ступенях, и как дрожали ее ноги, когда она делала церемониальный реверанс императорской чете. Тогда императрица беседовала с ней не более пяти минут. После этого необходимо было, не поворачиваясь спиной к царственным особам, спуститься со ступенек. Иногда, Амалия слышала об этом, особо злобная соперница старалась подставить подножку. У нее обошлось, никого не интересовала одна из младших дочерей эрцгерцога, к тому же не блиставшая особой красотой. Никого, кроме императора Франца.
Бетти тоже повезло, хотя, судя по злобным взглядам, желающих поставить подножку хрупкому белокурому созданию в белоснежном, украшенном серебряными розами платье было хоть отбавляй. Но эрцгерцогиня стояла за спиной младшей дочери, ограждая любимицу от возможных врагов. Беседа с императорской четой у самой Бетти не заняла и минуты, а вот с Амалией император Франц беседовал достаточно долго. Теперь стало понятно, почему.
Воздух вдруг словно сгустился. Девушке захотелось развернуться и бежать прочь, но тогда была вероятность попасться на глаза графине Ольшански, а Амалия еще до конца не решила, как себя вести с этой дамой. Да и не стоило упускать возможности рассмотреть трон, пока вокруг никого нет, даже вездесущих лакеев.
Испуганная собственной дерзостью Амалия вошла в зал и удивленно замерла. Она помнила, что императорские кресла с вышитыми на спинках инициалами стояли на возвышении, над ними был полог, украшенный копией имперской короны. Сейчас одно из кресел стояло криво.
Император Рудольф в белом мундире с золотыми эполетами слишком небрежно развалился в нем, закинув ноги в начищенных до блеска сапогах на второе кресло. В руке у правителя была открытая бутылка коньяка, к которой он прикладывался. В бирюзовых глазах плескались тоска и злость. Он впервые напоминал человека, который потерял кого-то очень близкого.
– Ваше Императорское Величество, – сердце тревожно забилось, понимая, что они одни в зале. Чтобы скрыть испуг, Амалия склонилась в глубоком реверансе и заметила еще одну бутылку, пустую, лежащую около ступеней. Девушка невольно вскинула глаза на мужчину, с мрачной решимостью смотревшего на нее.
– Контесса, встаньте! – Рудольф даже не попытался выпрямиться, лишь сделал несколько глотков. – Я же просил оставить эти формальности!
– Простите… – тихо сказала она и поспешно добавила. – Ваше Императорское Величество.
Мужчина скривился, точно от оскомины.
– Вы неисправимы! Что вы вообще здесь делаете?
– Я? – признаться, что заблудилась, было стыдно. – Я просто решила осмотреть парадные залы дворца, пока здесь никого нет…
– А здесь оказался я… Справляющий поминки… по дяде Францу… он ведь был моим дядей, впрочем, вы это знаете… – снова несколько глотков, пустая бутылка покатилась по ступеням, мужчина тяжело поднялся и протянул руку. – Поднимайтесь, присаживайтесь! Вам тоже пора привыкать!
– Спасибо. Возможно, в другой раз, – заученные фразы сами срывались с губ. Девушка попятилась, но Рудольф был быстрее. Он вскочил, на удивление быстро сбежал со ступеней и подошел вплотную:
– Пытаетесь ускользнуть от меня?
Он слегка пошатывался, запах коньяка смешивался с запахом дорого одеколона.
– Вы пьяны? – ахнула Амалия, пытаясь сообразить, как должна поступить. Правила поведения строжайше запрещали девушкам оставаться наедине с пьяными мужчинами, поскольку последствия могут быть непоправимы.
– Да, – Рудольф кивнул так, что светлые пряди упали ему на глаза, придав его лицу мальчишеское выражение. – У Эдмунда был коньяк, он дал его мне, и я напился. Еще в карете.
– Зачем?
– Надо же было как-то… отпраздновать… – он зло усмехнулся. – Император умер, да здравствует император… Это говорили в Парламенте… – он оглянулся, заметил пустую бутылку и скривился. – Почему они принесли мне только одну бутылку? Я же протрезвею, пока доберусь до своей спальни! Фриш!!!
– Ваше Величество, может быть, вам не стоит… – попыталась увещевать его девушка, но он отмахнулся:
– Ну хоть вы не указывайте, что мне делать!
– Как вам будет угодно, – она обронила это холодно и повернулась, намереваясь уйти, но император ухватил ее за руку:
– Постойте, я снова обидел вас, верно?
– Нет, что вы! – она решила, что отрицание поможет сбежать, но хватка не разжалась.
– Обидел… – пробормотал мужчина, разговаривая скорее с самим собой, – и вы ненавидите меня?
Девушка вздрогнула, вспомнив свои опрометчивые слова, сказанные в приемной.
– Вам показалось, – торопливо проговорила она.
– Нет, ненавидите… – император зло усмехнулся, – как и все эти…
Он кивнул головой в сторону двери, затем вновь посмотрел на Амалию, на этот раз задумчиво:
– Меня ненавидит красивая девушка… И что же теперь делать? Может быть…
Прежде, чем она успела воспротивиться, Рудольф резко схватил ее за талию, привлекая к себе. Одна рука скользнула по шее вверх, удерживая за затылок, девушка попыталась вырваться, но не смогла. Бирюзовые глаза приближались. Словно завороженная Амалия смотрела в них, прекрасно понимая, что сейчас произойдет. Она знала, что ей надо сопротивляться и закричать, но не могла издать ни звука.
Мягкие губы едва заметно коснулись ее губ, она успела уловить аромат спиртного, а затем вдруг тиски, сжимающие ее талию, разжались.
На дрожащих ногах девушка отпрянула, с тревогой всматриваясь в лицо своего мучителя. На его губах была загадочная улыбка. В какой-то момент у девушки закралось подозрение, что Рудольф не так уж и пьян, но она предпочла отбросить его. Какая разница, пьян император или трезв, его поведение было просто возмутительно. Странно только, что вместо праведной ярости Амалия испытывала лишь смущение и еще немного, и в этом следовало признаться самой себе, разочарование от того, что поцелуй не состоялся.
– Почему? – только и спросила она, голос звучал очень тихо. Император, казалось, наслаждался её изумлением:
– Почему я собирался поцеловать вас? Или почему я этого не сделал?
Опомнившись, она взмахнула рукой, пресекая возможные возражения.
– Неважно. Это не должно повториться.
Рудольф расхохотался.
– Амалия, – он произнес это имя, словно пробуя его на вкус. – Если вы останетесь и станете моей женой, то нам придется это повторить… и не только это! Уверяю вас, вам это понравится…
– Вы говорите так, словно у меня есть выбор, – пробормотала она, хотя при мысли о том, что ей придется лечь в одну постель с этим мужчиной, сердце учащенно забилось.
– Возможно… – Рудольф мрачно улыбнулся. – Например, вы можете сбежать из дворца, предпочтя размеренную жизнь с младшим сыном графа.
Кровь бросилась девушке в лицо. Он знал о ее невинных встречах с Клаусом, но наверняка считал их предосудительными. Именно поэтому император и вел себя с ней столь пренебрежительно и развязно. Обида захлестнула ее.
– Вы пьяны! – упрямо заявила она, чувствуя себя совсем глупой. Хотелось расплакаться, и лишь присутствие явно насмехающегося над ней мужчины заставляло сдерживаться.
– Верно, – кивнул он. – Пьян.
– Ваше поведение недопустимо!
– Что именно для вас недопустимо? – он уверенно протянул руку и провел пальцами по ее щеке. – Ваши глаза полны злости… Неужели вы рассердились за то, что я не поцеловал вас? Или за то, что упомянул о вашей первой любви?
– Отпустите меня, – попросила Амалия и, опомнившись, сразу же строго, как того требовали правила приличия, добавила, – уверяю вас, завтра вы будете сожалеть о своем поступке!
– Возможно, а может быть, протрезвев, я буду им гордиться, – снова усмешка. – Хотя, смотря о каком поступке идет речь…
– Вы… вы… – она попыталась сформулировать, что именно вызвало ее гнев, но все ответы были слишком двусмысленны или же чопорны. Поэтому Амалия просто выпалила: – Вы самый отвратительный мужчина, которого я когда-либо встречала в своей жизни!
Она ожидала, что император ответит, но он промолчал. Слегка пошатываясь, Рудольф прошел к ступеням своего трона, очень медленно наклонился и подобрал пустую бутылку, задумчиво посмотрел и снова отшвырнул, раздался звон стекла. Девушка невольно вздрогнула.
– Идите в свои комнаты, Амалия, – приказал император, даже не оборачиваясь. – Я должен напиться. И я благодарю вас за бутерброды, хотя они предназначались и не мне, а Эдмунду… Интересно, стоит ли мне начинать беспокоиться об этом?
Это было последней каплей. Она уже не знала, на что именно злиться: на его нахальное поведение или же на его явное пренебрежение.
– Не смейте так со мной разговаривать! – чувствуя себя на грани истерики, девушка топнула ногой. Император обернулся. На этот раз его улыбка была почти веселой:
– Вы так соблазнительны сейчас в гневе, что я уже начинаю жалеть о своем решении соблюсти приличия! Продолжайте в том же духе, и я точно вас поцелую!
– Вы смеетесь надо мной? – она задохнулась от всхлипов, так и рвавшихся из груди. – Что же вы за человек? Вы все время смеетесь! Даже эта свадьба для вас – всего лишь забава, и вам нет никакого дела до моих чувств!
– Почему же, – он снова шагнул в ее сторону. – Меня всегда интересовали чувства женщин. Хотите, я вам докажу это?
Амалия вздрогнула. Охваченная желанием убежать, она впервые не задумывалась об этикете. Подхватив пышные юбки, она резко повернулась и кинулась к дверям.
– Амалия! – негромкий голос остановил ее, девушка обернулась. Рудольф так и стоял у ступеней трона, весело смотря на нее. – Прошу вас, никому не рассказывайте о том, что происходило сейчас здесь, иначе вас, несмотря на все ваше сопротивление, вынудят выйти за меня замуж!
Он вновь улыбнулся, заметив ее возмущенный взгляд.
– Вы невыносимы! – выпалила девушка. Император нарочито медленно шагнул в ее сторону, и она позорно сбежала. В спину ей донесся издевательский хохот.
Амалия остановилась, лишь когда добралась до знакомой портретной галереи. Там она прислонилась к стене, стараясь просто вздохнуть. Сердце то неслось в бешеной скачке, то замирало.
Казалось, что ее талию все еще сжимают сильные руки. А на губах ощущался вкус несостоявшегося поцелуя. Девушка не могла понять, что заставило императора остановиться, когда победа над ней была так близка. Это не могли быть сострадание или уважение, нет, мужчина, только что державший её в своих объятиях, не знает жалости, это она осознавала, но тогда почему он не стал применять силу…