Россия вновь выбирала свой путь. И как и в прошлых веках, путь этот был кровавым и беспощадным. И оттого вновь побеждало зло. На великих просторах Евразии уже третий год шла братоубийственная война, именуемая гражданской. Она уносила миллионы и не жалела никого. Русские люди вновь, как и в былинные времена, остервенело уничтожали друг друга.
Но были и яркие проблески в этой войне. Весной-летом 1919 года Добровольческая армия Антона Ивановича Деникина одерживала победы на центральном направлении. 24 июня был взят важный город юга России – Харьков. Красные бежали. Белая армия стремительно освобождала обширную южнорусскую губернию…
Именно там, проходя по лесистым равнинам харьковской земли, артиллерийский Марковский дивизион под командованием полковника Федора Изенбека и вышел к разрушенной войной дворянской усадьбе. Был полдень. Всадники во главе с командиром остановились на пологом лесистом холме.
– Ваше благородие, может, дождемся нашей артиллерии да пальнем из батареи по усадебке? – предложил помощник Изенбека майор Чегаров. – Тут ведь красные на днях косой прошли, из господ никого не осталось…
– Думаешь, Павел Игнатьевич, залегли, ждут?
Майор пожал плечами:
– Да кто ж его знает! Видите, дымки? Стало быть, вчера тут все и было. А то и нынче утречком. Да хотя бы пулемет дождемся. Резанем по нехристям! Чем черт не шутит, Федор Артурович?
Два офицера, адъютант и вестовой смотрели с холма на усадьбу. Дворянское гнездо! Свитое прочно еще в прошлом девятнадцатом веке! Белокаменный дом с портиком и колоннами, длинные флигеля. Как, верно, хороша была эта усадьба прежде, вот так же, в начале осени, когда тут кипела жизнь, бегали детки в костюмчиках с белыми кружевными воротничками, сновали дворовые, мамки да няньки, когда хозяин сидел на террасе в плетеном кресле и курил трубку, а где-то под белым зонтиком мечтала о Петербурге изысканная хозяйка! Теперь это плетеное кресло, раздавленное, валялось у колоннады. Половина окон побиты. Парк перед усадьбой в дни войны захирел. Фонтан угас. У наяды голову как оторвало. Только фруктовые сады вдалеке и радовали глаз. А так – разруха кругом. Безлюдье.
– Смертью так и тянет от этой усадьбы, – сквозь зубы процедил полковник. – Как от всей матушки-России…
Живые дымки вились и косами уходили в синее и прозрачное осеннее небо. Там догорал сарайчик, поближе тлел изорванный диван.
Недавно все было, считаные часы назад…
А сзади командира уже подтягивались другие конники. Полковник Изенбек был еще марковским офицером, одним из самых надежных. Сергея Леонидовича Маркова, легендарного генерала из плеяды главкома Корнилова, год назад убили, и в честь командира его солдаты носили прозвание «марковцы». Погиб от прямого попадания снарядом в армейский штаб и сам Лавр Георгиевич. Теперь Вооруженными силами юга России командовал еще один герой гражданской войны – Антон Иванович Деникин, ветеран недавней Великой войны, и на него возлагали надежды по освобождению России от большевистского ига.
– Когда пулемет да пушки подтянете? – вполоборота спросил своих Изенбек.
– Да скоро будут, господин полковник, – ответил ему один из полевых офицеров. – Мы ж в седлах с ветерком! Они плетутся…
– Едем, – скомандовал Изенбек. – Чего тянуть, Павел Игнатьевич, от судьбы все равно не уйти! Тут, там, какая разница?
– Побереглись бы, ваше благородие, – тихонько бросил командиру вестовой Игнатий Кошелев.
– Разговорчики! – осадил его Изенбек. – Едем!
Офицеры переглянулись. И конный отряд двинулся рысью с лесистого холма к усадьбе. Многие держали наготове револьверы и винтовки. Но напрасно! Дом и впрямь был брошен, и было такое ощущение, что уже навсегда.
– Банников, осмотреться! – скомандовал Изенбек. – Флигеля, пристрои, сараи! Усадьба большая! Ни одного уголка не упустить! Не ровен час…
Во дворе всадники попрыгали с лошадей. Изенбек разглядывал иссеченный пулями фасад и колонны.
– А бабу-то каменную всю расстреляли, – вздохнул вестовой Кошелев. – Жалко…
Осколки расстрелянной головы лежали тут же.
– Не сдюжила наяда, – с горькой усмешкой заметил Чегаров. – Ой, варвары! – Майор подошел к ступеням. – Что ж. – Он перекрестился. – Мир этому дому! Заходим, Федор Артурович?
– Да чего уж у парадного толкаться, пошли, – кивнул Изенбек. – Игнатий, – позвал он вестового, – идем смотреть. Револьвер держи наготове. Может быть, тут и переведем дух…
Они вошли в дом. Просторный холл с колоннами был усыпан битым стеклом, изодранными книгами, рукописными листами, ломаной мебелью. Точно смертоносный ураган залетел в дом, прошелся по нему и вылетел вон…
Два офицера и вестовой двинулись по центральной лестнице наверх… И на втором этаже натолкнулись на того, кто должен был сидеть на веранде и курить трубку. Хозяин уткнулся лицом в паркет, в кровавую лужу. Его застрелили в затылок. Рядом валялось сломанное охотничье ружье. Было видно, что хозяин защищался. Чуть поодаль в огромном старомодном платье, раскинув руки, лежала зарубленная старуха в чепце. Крови было много…
– А-я-яй, – покачал головой вестовой Кошелев.
– Это ведь сегодня случилось, – сказал Чегаров. – Часа два-три назад…
– Именно так, – подтвердил Изенбек. – Кровь даже не запеклась…
За ними внизу в дом входили уже и другие офицеры и солдаты. Изенбек пошел в сторону библиотеки – увидел краешек стеллажей в открытые двери, а майор перешагнул порог гостиной.
– Бог мой! – воскликнул Чегаров, и голос его неприятно резанул Изенбека. – Жалость-то какая, горе-горькое, Федор Артурович, да что ж это такое? Не могу я привыкнуть к этому, хоть полжизни воюю! Никак не могу…
Вошел в гостиную и запричитал Игнатий.
– Да что там? – развернулся на полпути полковник.
– Девочки тут…
– Какие еще девочки?
– Да хозяйские дочки, видать, – вздохнул майор Чегаров. – Снасильничали их большевички, а потом штыками искололи…
Изенбек вошел в гостиную. Он видел многое. Но зрелище все равно оттолкнуло его. Оскорбило до глубины души! Несправедливо было это, страшно было…
Так они и простояли около минуты в молчании.
– Распорядитесь похоронить семью, – холодно процедил полковник и вышел прочь.
Изенбек шел в библиотеку, пытаясь выкинуть увиденную картину из головы. «Что толку убиваться? – зло думал он. – Мстить надо! Так же страшно, бескомпромиссно, так же наверняка! К черту все! К черту!..»
Уже скоро полковник Изенбек разглядывал старинные корешки роскошной библиотеки. Да, тут тоже похозяйничали вандалы и душегубы, часть книг валялась по полу, но все же библиотека была для большевиков чужой епархией. Ненужной им! Порвали штыками фолианты, и будет. Не сожгли, и то хорошо. А какие тут были книги! Не душещипательные романы, коими утыканы все библиотеки помещичьих усадеб. Тут были книги богословские, философские, труды по математике, истории, географии. Не простые читатели жили в этой усадьбе!
У рабочего стола с разбитой лампой под сапогами полковника Изенбека захрустели щепки. Он взглянул под ноги. Куски дерева. Разбитые дощечки. Рухлядь. Присмотрелся: на осколках – обрывки древних букв. И только затем у стены Изенбек увидел большой ящик, набитый деревянными дощечками. Часть их была рассыпана по полу.
Федор Артурович поднял одну из них. Странной была она! И очень старой… Шрифт непонятно какой-то, похожий и на руны, на черты и резы, и на санскрит, все буквы под линией и все друг за другом без интервала. То ли выжгли эти буквы, то ли прорези были засыпаны угольной пылью и затерты воском. Он, до войны человек искусства, и не знал и не ведал такой технологии! Да и не могли ведать о ней его современники! Изенбек понял сразу: дощечки были не просто старыми – древними! Их края обточились, как столетиями точится в прибрежных волнах морской камень о другие камни, пока не превратится в голыш…
Многие были раздавлены, по ним уже походили красные…
Прочитать надписи полковник Изенбек не умел, и оттого еще любопытней становилось содержание таинственных дощечек.
– Игнатий! – громко позвал вестового Изенбек. – Игнатий!
Тот очень скоро появился на пороге библиотеки.
– Слушаю, ваше превосходительство!
– Похоронить хозяев распорядились?
– Так точно! Мы еще покойников из домашних нашли.
– Кого?
– Хозяйку нашли, царство ей небесное, кухарку ихнюю, дворника что ли…
– Ты прав: царство им небесное, – мрачно проговорил Изенбек. – Ты вот что, Игнатий, найди мешок поплотнее и вот эти дощечки собери в него все до единой.
– Какие дощечки?
– А ты подойди сюда, – он поманил вестового пальцем.
– Мусор этот? – кивнул на дощечки вестовой.
– Это приказ. Понял, солдат? – В голосе полковника прозвучали строгие нотки, Игнатий хорошо знал, откуда они и к чему: командир, когда надо, был строг!
– Так точно! – щелкнул он каблуками.
– Выполнить немедленно. С убитыми и без тебя разберутся. И вот что, – он потер подбородок, – храни их так, как будто злато-серебро тебе досталось. Все понял?
– Так точно! – вновь гаркнул понятливый вестовой.
– Молодец. После похорон тризну устроим, заодно всех наших и покормим. Надо бы в подвалы заглянуть, может, вина какого раздобудем на поминки, хотя вряд ли: большевики ничего бы не оставили… – Он открыл двери на балкон, и одно из треснутых стекол рухнуло, едва руку не посекло. – Как же звали этих несчастных господ?
– А я знаю! – выпалил Игнатий. – Там, в саду, старик прятался. Их приживала, видать. Он и сказал…
– Ну? – обернулся с порога на балкон Изенбек.
– Задонские, господин полковник. Так старик сказал. Плачет сейчас. Древний совсем! Сокрушается, что хозяина пережил…
Наступая в разбитое стекло, Федор Изенбек вышел на балкон. Двор бурлил армейской жизнью. Туда же выносили тела убитых хозяев. Они были спеленаты в простыни и покрывала. Так их и положат в землю – гробы строгать времени нет. По округе неслись окрики его солдат, ржали уставшие от перехода лошади. Сюда же, к усадьбе, подходили и другие солдаты его дивизиона. Осенний ветер доносил пронзительную свежесть. На этом кладбище прошлой жизни и просто на кладбище, на одиноком островке их ждали отдых и короткий сон. А рано утром в поход.
«Они еще пойдут на Петроград и Москву! – так сейчас думали и полковник Изенбек, и майор Чегаров, и другие офицеры и младшие чины Доброармии. – Дай-то Бог, так оно и случится!»
Через три дня они возьмут Екатеринослав, еще через три дня – Царицын. А осенью – Курск, Воронеж, Чернигов, Орел… Белая армия и впрямь уже двинется на Москву и Петроград и попытается выбить нечисть с русской земли. Красные станут готовить бегство к Вологде. Но все изменится так быстро! Предадут союзники, белая армия источится бойцами. А Ленин и Троцкий террором и посулами большевистского счастья будут гнать русских на войну с русскими. И все перевернется вверх дном: история страны и жизнь ее людей. Самым роковым образом!
Стоя на балконе помещиков Задонских, полковник Изенбек еще не знал, что долгожданного чуда не случится. Не даст его своим беспокойным сынам Господь! Что не видать им ни Родины, ни счастья. Что великий корабль по имени Россия уже получил смертельную пробоину и медленно идет ко дну. Не знал полковник Изенбек, что уже к зиме большевики перейдут в наступление, и вновь Добровольческая армия покатится, но теперь назад, к спасительному Черному морю. К тому времени майора Чегарова уже не будет на свете – его убьют под Царицыным. Не знал Федор Изенбек и того, что в скорых боях, во время отступления, они растеряются с вестовым Игнатием Кошелевым, и он, полковник без полка, беглец, уже попрощается с таинственными деревянными табличками.
А потом на берегу Черного моря будет эвакуация, давка – так осколки белой армии уходили с родной земли. Все случится там, в Крыму, когда Изенбек уже сядет на корабль «Черноморец», и тот даст пронзительный гудок. И тогда он увидит Игнатия, пропавший вестовой будет искать, выглядывать кого-то в этой толпе. В руках Игнатия – вот же чудо! – будет знакомый мешок. Изенбек окликнет его – перекричит толпу! И вестовой увидит хозяина. «Федор Артурович! – крикнет он. – Я ж их, доски ваши, как зеницу ока берег! Нужны они вам еще?» – «Кидай! Кидай!» – что есть силы заревет Изенбек. А пароход, давая гудок за гудком, уже будет отходить от причала. И Кошелев, размахнувшись, бросит ему мешок, и полковник Изенбек поймает его. Он будет держать мешок с дощечками и смотреть, как слезы катятся по лицу его вестового, которого ему больше никогда уже не увидеть.
Как и его Родины, России…