Часть I Путешествие Alibaba
1 Начало пути: Сезам, откройся!
Мое детство прошло в Северной Калифорнии, и Китай в то время был для меня чем-то вроде висящего вдали фонаря. Я знал, что это место, откуда родом мои предки, но оно не имело никакого отношения к моей повседневной жизни. И в то же время его сияние освещало мой путь.
Я вырос в совершенно американской семье усердно трудившихся иммигрантов. По старшинству мой отец был четвертым из девяти детей, но именно он первым из своей семьи родился в Америке. Его родители раньше жили на юге Китая. Они придавали огромное значение получению образования и работе на благо общества, и в результате мой отец и несколько его братьев стали врачами. Семья моей мамы приехала в США еще раньше. Ее родители были крестьянами и поселились в окрестностях Сакраменто, где фруктовые деревья – абрикосовые, персиковые, яблоневые, вишневые – раскинулись ряд за рядом посреди живописных холмов, по которым я, будучи ребенком, любил гулять.
Мое приятное, типично пригородное детство прошло в Пало-Альто: я каждый день ездил в школу на велосипеде, играл в футбол в местной лиге, посещал церковь по выходным и никогда не сомневался, что тоже стану врачом. Но Китай, его ценности и культура были такой же частью моей идентичности, как и любимая кепка с логотипом бейсбольного клуба «Сан-Франциско Джайентс». Каждый год вся многочисленная родня со стороны папы собиралась вместе, обычно в доме моей тети Меган в Сиэтле, и отец всякий раз делился с нами своими мыслями о китайских ценностях, таких как сыновняя почтительность и важность образования. Это стало традицией. Нить, связывающая меня с моим происхождением, была значимой, но, по правде говоря, с годами несколько истончилась. Все изменилось в средней школе.
В 1985 году отца пригласили выступить с докладом на первой в Китае международной офтальмологической конференции в южном городе Гуанчжоу. Я учился в шестом классе, а конференция пришлась на зимние каникулы, и он предложил поехать вместе. Я ухватился за эту возможность, тем более что после мероприятия мы собирались посетить деревню, из которой папа был родом.
Когда конференция подошла к концу, мы сели в арендованный автомобиль и отправились из сверкающего современного города Гуанчжоу в сельскую местность, в деревню Тайшань, где родился мой дед по отцовской линии. Волнение все больше охватывало меня: это было путешествие в прошлое – мы отправились в совсем другой Китай, кардинально отличающийся от того, который встретился нам в конференц-залах отеля. Шоссе в конце концов сменилось ухабистой грунтовой дорогой, заполненной нескончаемым потоком потрепанных машин, перегруженных мотоциклов и велосипедов. Я впервые увидел трехколесные рикши[5], большинство из которых приводилось в движение натужно хрипящими двигателями и кренилось под огромными грудами вещей: туго набитых сумок и даже клеток с кудахчущими курами.
Когда мы наконец въехали на улицы Тайшани, нас встретили родственники. Мы переходили вслед за старейшиной семьи от одного небольшого дома к другому, и он знакомил нас с улыбающимися родными и соседями. Папа, в детстве выучивший местный диалект китайского, приветливо беседовал с ними, а я мало что понимал и потому молчал.
Позже, когда мы гуляли по деревне, я впервые познакомился с сельским Китаем. Это был совершенно новый для меня мир. Впервые я вышел так далеко за пределы привычной для себя среды американского среднего класса. По пыльным и неровным грунтовым дорогам бродили бездомные собаки, а повсюду вокруг были рисовые поля, где тяжело трудились жители деревни, чтобы прокормить свои семьи. Под послеполуденным солнцем играли мальчики и девочки, одетые в рваные свитеры и штаны, которые они получили по наследству от старших. Это не укладывалось в моем юном сознании, и я задавался вопросом, как можно улучшить эти, на мой взгляд, крайне скромные условия жизни.
Несмотря на разительный контраст с тем, к чему я привык, в лицах этих мальчиков и девочек я видел своих двоюродных братьев и сестер из Калифорнии. Я представлял, что сам играю среди деревенских детей, и воображал, каким могло бы оказаться мое детство, если бы мой дед так и не набрался смелости и не отправился в Америку несколько десятилетий назад.
Я впервые удивился многообразию мира, задумался о судьбе и теперь боролся с противоречивыми чувствами. Я одновременно ощущал себя и принадлежащим этой реальности, и чужим в ней. В тот миг ко мне пришло осознание: я мало что могу понять в их жизни, мне не под силу сравнить их с собой. И я пообещал себе это изменить.
Тогда, в деревне, я решил, что однажды вернусь в Китай.
Когда пришло время решать, куда поступать после школы, мой выбор пал на Суортморский колледж неподалеку от Филадельфии. Я по-прежнему был уверен, что, как и отец, стану врачом, и совмещал подготовительные медицинские курсы и изучение литературы с курсами по истории Китая и китайскому языку. После первого посещения родной деревни я начал учить китайский дома, в Пало-Альто, что стало первым шагом к свободному владению им. В колледже я взял за правило ездить в Китай на летние каникулы в качестве не только студента-лингвиста Пекинского университета, но и бесплатного преподавателя английского в провинции Юньнань.
Приближался выпуск из колледжа, мне не терпелось повидать мир, и я решил, что еще не готов приступить к изучению медицины. Один из преподавателей китайского, размышляя о том, чем еще я мог бы заняться, предложил мне подать заявку на годичную программу в Хопкинс-Нанкинском центре. Это было учебное заведение под совместным управлением Школы перспективных международных исследований Университета Джонса Хопкинса и Нанкинского университета. Без единого сомнения я согласился и сделал это первоочередной задачей.
Когда осенью 1996 года я переехал в Нанкин, у меня уже был план. Я решил изучать доступность здравоохранения в Китае, ведь это отвечало моему стремлению работать врачом в развивающихся странах. По моим ощущениям, так я обеспечил бы себе надежную карьерную траекторию, а также смог бы удовлетворить свое сильное желание внести личный вклад в общее благо, улучшить состояние здоровья бедных людей и их семей. В Китае, как мне казалось, я мог наилучшим образом реализовать свое стремление помогать не только отдельным людям, но и целым сообществам, а еще узнать, как улучшение здравоохранения способно повысить общий уровень жизни. На примере Китая у меня также была бы возможность понаблюдать за тем, как эта модель развития реализуется в развивающейся стране.
Китай 1990-х годов, будучи по-прежнему относительно бедным, переживал необычайные перемены. Благодаря государственным экономическим реформам, которые начались в конце 1970-х годов, облик городских центров стал преобразовываться. Там распространялись как частные, так и государственные предприятия, нацеленные на развитие производства, экспортных рынков и улучшение инфраструктуры. Рабочим на таких предприятиях платили в разы меньше, чем в западных странах, но зарплаты росли и были весьма щедрыми по китайским меркам того времени. Это обеспечило новый уровень благосостояния миллионам людей, которые раньше жили более чем скромно.
Чем дольше я был в Нанкине и путешествовал по стране, тем яснее понимал, что в таком развивающемся государстве, как Китай, уверенный рост деловой активности, должно быть, внес больший вклад в быстрое повышение качества жизни рядовых китайцев, чем система здравоохранения. Рост зарплат превращал рабочих в потребителей, которые с неожиданной готовностью раскупали популярные бренды, заполнявшие полки магазинов. Улучшалась система образования. Началось строительство современных зданий. Даже обычный обед в сети быстрого питания, таком как KFC или McDonald's, приобщал его клиентов к значительно более высоким стандартам обслуживания и санитарии, чем в традиционном китайском ресторане. В таких западных заведениях посетители могли помыть руки перед едой, там были внедрены стандарты по безопасности продуктов. Одновременно улучшались бытовые привычки китайцев и повседневная гигиена.
Эти наблюдения стали для меня откровением. Раньше я всегда скептически относился к коммерческой деятельности. Имея ограниченный опыт, я представлял мир бизнеса одномерно: для меня он состоял лишь из одержимых деньгами корпораций, делающих все для получения прибыли. Но в Китае я постепенно начинал понимать, что конкурентоспособные предприятия в силах вносить значимые изменения в жизнь как своих клиентов, так и работников. Бизнес может быть инструментом социальных перемен.
Расширению моих взглядов на экономический рост и бизнес способствовали некоторые дружеские связи, которые я завел за год жизни в Нанкине. Много раз во время выходных в Хопкинс-Нанкинском центре я ехал три часа на поезде, чтобы навестить моих новых друзей в Шанхае. Все они были частью увлекательного мира амбициозных предпринимателей и, работая в таких областях, как технологии, СМИ и финансы, часто находились на рубежах новых направлений и прорывов. От них я узнавал, как устроены различные предприятия, как они конкурируют между собой и растут, какая бывает деловая культура и какое влияние может оказать бизнес на окружающий мир.
Весной в кампус Нанкинского университета приехали рекрутеры из разных отраслей, чтобы провести собеседования. После череды информационных сессий и бесед за чашкой кофе я решил, что снова отложу изучение медицины. Я посчитал, что консалтинг будет увлекательным и хорошо оплачиваемым способом начать разбираться в том, как работает мир бизнеса. Вскоре я получил предложение, которое сулило именно то обучение, которого я жаждал: у меня появилась возможность стать специалистом по выходу на рынок в азиатской команде одной американской специализированной консалтинговой компании. Я говорил по-китайски, все больше узнавал об Азии и был рад возможности приобрести совершенно новый комплекс навыков.
Я все время проводил в разъездах, особенно по югу Китая. Переезжал из одного шумного молодого заводского города в другой, двигаясь вдоль обширного китайского побережья – от Фошаня до Фучжоу, Шуньдэ и Шаньтоу. Некоторые из моих заданий казались обыденными, но каждое из них позволяло мне по-новому взглянуть на экономическое развитие Китая и связанные с ним растущие возможности.
На одном из проектов мне поручили определить спрос в стране на промышленные водяные насосы, благодаря чему я изучил весь рынок – от застройщиков до индивидуальных подрядчиков. Другое задание требовало от меня освоить процесс закупки нейлоновых волокон в промышленности. Я начал с производства сырья – нейлоновых гранул – в Тайване, затем перешел к экструдерам[6] для получения волокон в юго-восточном Китае, а после – к шанхайским мастерским ткачей и вязальщиков, которые превращали волокна в промышленные ткани.
Нашими клиентами были в основном западные транснациональные корпорации, завороженные перспективами азиатских рынков. Причем Китай, теперь уже проснувшийся гигант, был главным призом из-за численности его населения и величины рынка.
Мы были первопроходцами, и наш относительно юный возраст не мешал нам – во всяком случае, некоторым из нас – браться за очень важные проекты. Молодой и энергичный, я с радостью выполнял задания в разных местах – от шикарных отелей мегаполисов до небольших промышленных городков, где часто оказывался на заднем сиденье жалобно стонущего мотоцикла, вцепившись в портфель, с бешено развевающимся на ветру галстуком.
Один из моих однокурсников по Хопкинс-Нанкинскому центру перешел в сферу здравоохранения и стал работать в недавно созданном предприятии – больнице, которая должна была принести в Китай передовые западные медицинские технологии. Вместе с ним я объехал ряд китайских больниц, известных в отрасли, где нас поразило примитивное устаревшее оборудование и обветшалые помещения. Такие условия были довольно типичны для Китая того времени.
Мой однокурсник со своей компанией быстро начали переговоры о получении зарубежного финансирования для строительства современной больницы в Пекине. Они приглашали на работу иностранных врачей мирового уровня, привлекая талантливых специалистов и приобретая передовые технологии по глобальным каналам, чтобы помочь Китаю удовлетворить его нужды.
Мой друг восхитил меня тем, что они с командой не просто заключали сделки, но и улучшали жизни бесчисленного количества китайцев. Их деятельность выходила далеко за рамки лечения болезней и спасения людей. Они закладывали фундамент для повышения социального благополучия. Их достижения развеяли остатки моих сомнений в полезности коммерческой деятельности. Я стал еще более уверен в том, что бизнес может стать мощной силой для развития и соответствовать моим давно сложившимся ценностям и стремлению к улучшению общества.
Это было бурное время на, может быть, самом широком рубеже современного экономического развития. Однако оно, как мне вскоре предстояло узнать, продлилось недолго.
Вскоре я выяснил, что кризисы могут быть вызваны неожиданными причинами. Азиатский финансовый кризис начался в июле 1997 года внезапным обвалом курса тайского бата[7]. Пока не стало слишком поздно, никто не предполагал, что это может вызвать цепную реакцию падения цен на других рынках, которая затронула целый ряд ценных бумаг и товаров.
Инвесторы по всему миру, обеспокоенные непредвиденной девальвацией и реакцией рынка, стали выводить средства из других стран Юго-Восточной Азии, ввергнув некоторые из них в рецессию. Котировки на товарных биржах начали падать. Рынки от России до Бразилии и США, опиравшиеся на торговлю сырьевыми товарами, пришли в упадок. После того как пошатнулось доверие к азиатским экономикам, иссякли и консалтинговые контракты. Мои разъезды по работе резко оборвались, и я обнаружил, что тоскую без новых проектов и заданий.
В конце 1998 года компания предложила мне новую должность в офисе в Сан-Франциско. Из-за внезапного изменения делового климата я был слишком сосредоточен на работе, чтобы радоваться возвращению домой. Я перешел в технологическое подразделение организации. Пока первый пузырь доткомов и интернета только начинал надуваться, наша фирма больше внимания уделяла старым телекоммуникационным предприятиям и устоявшимся интернет-провайдерам. Каждую неделю я летал в такие далекие места, как Канзас-Сити, чтобы работать для Sprint, или в Бостон, чтобы обслуживать MCI. Я больше не ездил по Сэнд-Хилл-роуд – сердцу венчурных фирм Кремниевой долины. Воздух словно гудел от обсуждений – все говорили об этой штуке под названием «интернет», но в моей работе она не играла заметной роли.
Работая консультантом в Китае, я чувствовал себя так, будто вспахиваю богатую почву, которая обещает принести реальные плоды. Быть консультантом в Америке означало переезжать из одного безликого сетевого отеля в другой, выступая с однообразными презентациями перед скучающей аудиторией. Я вернулся с другого конца света, приехал поближе к центру Кремниевой долины и технологическим инновациям, но застрял в своего рода корпоративном тупике с диапроекторами, типовыми конференц-залами и утренними коктейлями.
Что-то должно было измениться. Через друга по колледжу я случайно узнал, что мэр Сан-Франциско Уилли Браун ищет нового омбудсмена[8] для округов Ричмонд, Марин и Чайнатаун. Я подумал, что могу подойти благодаря опыту и происхождению, поэтому подал заявку и вскоре уже встречался с владельцами малого бизнеса и жителями. Особый интерес для меня представляла работа с семьями, уровень дохода которых был низким и которые нуждались в различных городских услугах и помощи. Я на собственном опыте убедился, насколько существенную роль может сыграть государственная поддержка в удивительно широком спектре областей, например в медицинском обслуживании или предоставлении субсидий на жилье. Меня переполняла благодарность за то, что я занимаю должность, которая дает мне возможность помогать в снабжении столь необходимым.
Однако в конечном итоге мне пришлось столкнуться как с преимуществами, так и с недостатками местных органов власти. Когда ряд групп с разными приоритетами борется за скудные ресурсы и внимание, возникают междоусобицы, которые могут парализовать даже самые благонамеренные программы. А в год выборов возникает постоянная необходимость в сборе средств на ведение избирательной кампании. Эта гипертрофированная зависимость от денег в политике обратила мое внимание на важное различие между государственной деятельностью и частным предпринимательством. Создать устойчивый бизнес всегда непросто, но когда появляется стабильный денежный поток, руководители могут осуществлять больший контроль над своими программами и приоритетами.
Я восхищался основной функцией государства – обеспечивать общее благо, но задавался вопросом, какой сектор лучше приспособлен для преодоления всех барьеров на пути к обеспечению справедливого и устойчивого процветания: государственный или частный. Над этими вопросами я раздумывал, когда осенью 1999 года получил письмо по электронной почте от Джозефа Цая.
Меня познакомили с Джо несколькими годами ранее на праздничной вечеринке, организованной моим наставником в Гонконге, и эта случайная встреча мне хорошо запомнилась. Джо учился в Йельском колледже и Йельской школе права, работал в крупной юридической фирме, а затем пришел в гонконгский офис Investor AB – известной шведской инвестиционной компании. Он излучал уверенность в себе.
Джо сказал, что приехал в Сан-Франциско в командировку на несколько дней, и спросил, есть ли у меня время встретиться с ним. Мне было интересно узнать, чем он занимается, и мы договорились пропустить по стаканчику в отеле «Сент Фрэнсис». Недавно я узнал от нашего общего друга, что Джо ушел из инвестиционной компании и неожиданно оказался в малоизвестном китайском интернет-стартапе. Джо предупредил, что возьмет с собой на встречу основателя компании – начинающего бизнесмена из провинциального прибрежного города Ханчжоу. Его звали Джек Ма.
Перед встречей я решил заглянуть на сайт стартапа, и меня позабавило его диснеевское название – Alibaba. Как я позже узнал, Джек считал заклинание «Cезам, откройся» из арабской народной сказки (в ней бедный дровосек по имени Али-Баба узнает, что эти волшебные слова открывают тайную пещеру воров, полную сокровищ) идеальным отражением его стремления открыть двери к материальному благосостоянию для владельцев растущего малого бизнеса Китая.
Тогда этот сайт не показался мне ключом к большому богатству. Передо мной была совершенно простая страница, испещренная текстом, на которой были представлены лишь списки продаваемых товаров. Иногда на ней встречались зернистые изображения повседневных предметов – от фенов для волос до садовых шлангов. У Alibaba не было даже логотипа.
Учитывая незамысловатый дизайн сайта, становилось ясно, что это далеко не те доткомы из Кремниевой долины, которые привлекали журналистов, инвестиции и талантливых профессионалов. Я вспомнил, что несколькими месяцами ранее друг рассказал мне о летней стажировке, которую он собирался проходить в компании с еще более глупым названием – Google. Он учился на врача на медицинском факультете Калифорнийского университета в Сан-Франциско, но бросил учебу, чтобы попробовать поработать в этой новой компании, занимающейся поисковыми системами. Тогда я услышал о Google впервые, но тот факт, что подающий надежды врач оставил карьеру, чтобы работать там, стало для меня олицетворением витавшего в воздухе ощущения возможностей.
Интернет-торговля в Китае была не сильно развита, но технологические инновации, наряду с появившимися в стране западными фильмами, музыкой, брендами бытовых товаров и модой, тоже пробивали себе дорогу на азиатские рынки. Самые известные китайские технологические компании представляли из себя всего лишь интернет-порталы. История успеха компании Yahoo! была самой вдохновляющей среди американских доткомов, поэтому лучшие интернет-предприниматели Китая стремились скопировать ее услуги в китайской языковой среде.
Три таких компании выбились в лидеры отрасли: Sina, Sohu и NetEase. Основатели всех этих компаний имели дипломы престижных университетов и блестящий послужной список в области программного обеспечения и технологий. Именно поэтому они стали магнитом для ограниченного объема капитала, который инвестировался в китайский технологический рынок.
Основатель Alibaba, Джек Ма, был совершенно другим человеком. Джек учился в третьеразрядном китайском университете в не слишком крупном городе и начинал в качестве преподавателя английского языка в скромном педагогическом колледже своей родной провинции Чжэцзян. Когда я вошел в холл «Сент Фрэнсис», чтобы встретиться с ним и Джо, я увидел субтильного, неприметного мужчину с широкой, уверенной улыбкой.
Джек свободно говорил по-английски и делал это в таком бешеном темпе, что я сразу понял, насколько он нестандартная личность. Пока он потягивал чай и рассказывал о своих планах для Alibaba, мы быстро нашли общий язык. Уже через несколько минут меня охватило чувство, что я нахожусь в обществе выдающегося мыслителя. Обаяние Джека проистекало из его страсти и высочайшей уверенности в себе: он с жаром рассказывал о своей компании. Она, казалось, имела мало общего с тем скучным сайтом, который я видел ранее. По его словам, он хотел сделать Alibaba платформой мирового класса для ведения онлайн-торговли по всему миру. Для начала Джек поставил себе задачу довести число пользователей компании до миллиона в течение одного года, а ведь на тот момент у компании было всего тридцать тысяч клиентов. Он провозгласил эту цель так весомо, что я даже не подумал усомниться в ней.
В год запуска Alibaba первоначальной целью Джека было создание централизованного каталога с удобным поиском, который позволил бы вывести в интернет китайские предприятия и поставщиков – от концернов в крупных городах до скромных малых предприятий в провинциях. Он говорил вовсе не о показателях эффективности, денежном потоке или рентабельности инвестиций, о которых часто упоминали стартаперы. Джек подразумевал свою миссию – дать талантливым и трудолюбивым китайским предпринимателям то, чем раньше пользовались немногие, – возможности. Это были его люди. Он знал их. И верил, что если предоставить этим мелким производителям и поставщикам более широкий доступ к покупателям, то все останутся в выигрыше, а инновации будут процветать.
Я согласился, что именно эта услуга нужна китайскому рынку, особенно иностранным компаниям, желающим найти возможности для ведения бизнеса в Китае. Во время моих поездок по Азии я посещал торговые выставки и часто часами листал печатные каталоги размером с телефонную книгу, чтобы найти нужных подрядчиков и поставщиков для своих проектов. Иногда мне везло и попадался компакт-диск, с которого я мог скачать данные, но даже тогда информация нередко бывала устаревшей.
В то время в Китае уже активно развивалось производство товаров по привлекательным ценам для экспорта. Однако требовалось преодолеть инфраструктурные и коммуникационные ограничения и предоставить поставщикам еще более эффективные средства взаимодействия с покупателями по всему Китаю и в других странах. Необходимо было сделать так, чтобы покупатели смогли легко найти необходимые им товары у нужных производителей или посредников, а не таскаться по региональным торговым выставкам с надеждой на лучшее. Джек понимал перспективность такой платформы и сформулировал удивительно дальновидную и позитивную стратегию достижения той роли, которую он задумал для Alibaba.
Слушая, как он излагает свой план, я пропускал слова Джека и через разум, и через сердце. Он обрисовал не обыкновенную стратегию, а видение того, как эта цифровая система сможет поддержать малые и средние китайские предприятия, а также раскрыть их исключительный потенциал.
Затем Джек отставил чашку с чаем и спросил, не хотел бы я присоединиться к ним. Как бы причудливо это предложение ни звучало, я знал, что должен отнестись к нему серьезно. Меня привлекали не только миссионерское рвение Джека и исключительная продуманность его бизнес-плана. Я оказался под впечатлением от энтузиазма недавно нанятого им финансового директора, Джо Цая. Если даже такой высококлассный инвестор, как Джо, с его солидной репутацией и осторожным подходом к бизнесу, был готов отказаться от своей стремительно восходящей карьеры и связать судьбу с Alibaba, то мне трудно было ответить «нет».
Я не стал давать определенный ответ, взяв время на раздумья, но в глубине души понимал, что хочу войти в команду. Через несколько недель я получил письмо с предложением от Alibaba и стал пятьдесят вторым сотрудником компании.
Меня не нужно было больше убеждать, но когда я услышал одну вдохновляющую историю об этом будущем титане интернет-торговли, то понял, что это судьба. Один мой друг детства работал в Goldman Sachs в Гонконге, в отделе прямых инвестиций. Он приехал домой в Пало-Альто на праздники и зашел к моим родителям, где мы и встретились, чтобы пообщаться.
Он рассказал мне, что его команда начала инвестировать в азиатские технологические компании, и случайно упомянул в качестве примера компанию, к которой они присматривались, – китайскую платформу для межкорпоративной электронной коммерции Alibaba. Я с трудом сдерживал волнение. Инвестиции от такой крупной фирмы с Уолл-стрит, как Goldman, значительно повысили бы доверие к компании. По крайней мере, подумал я, это гарантирует, что стартап просуществует еще какое-то время.
Охваченный волнением, я вернулся в Азию, чувствуя, что теперь по-настоящему реализую свои связанные между собой стремления. Я хотел быть причастным к Китаю, способствовать процветанию развивающейся страны и внести конструктивный и плодотворный вклад в развитие новых технологий.
С моего возвращения в США прошло два года, и я скучал по адреналину от нахождения на «дикой» территории той молодой и быстро развивающейся части мира. В Сан-Франциско я почувствовал вкус к государственной службе, наблюдая за расцветом интернета и волной новых интернет-компаний, преобразующих окружающий мир. Присоединяясь к Alibaba, я ловил волну, которая должна была распространить волшебство интернета гораздо дальше – на огромные, в основном еще не освоенные рынки. Я хотел помочь привнести в Китай дух инноваций и предпринимательства Кремниевой долины, а также понять, как реализовать свою приверженность служению этому интересному новому предприятию.
Я и не подозревал, что именно Китай откроет во мне этот дух.
2 Alibaba выходит в свет: Подъем цифровой экономики Китая
Ветреным сентябрьским вечером 2009 года я стоял за кулисами ведущего спортивного комплекса города Ханчжоу, Dragon Stadium, и смотрел из-за занавеса на 35 тысяч взволнованных сотрудников Alibaba и членов их семей. Это был юбилей в честь десятилетия компании, но он совершенно точно не походил на типичный нудный корпоративный праздник с монотонными речами о квартальных показателях и нестройными ободряющими возгласами. Сотрудники увидели Джека Ма в роскошном белом парике. Руководитель подпевал звучавшей из колонок песне Элтона Джона и увивался за наигранно застенчивым Джо Цаем, который был на высоких каблуках и в переливающемся коротком платье. Зрители одобрительно улюлюкали. Повсюду были командные флаги, гуделки, люди дули в свистки. Это было на сто процентов в духе Alibaba.
Перед нами была Alibaba. Цифровая экономика Китая, плывущая на волшебном облаке из нулей и единиц. Путь к модернизации Китая был, по сути, не чем иным, как чудом, и стремительный взлет Alibaba стал отражением этого успеха.
Всего за десять лет межкорпоративная (B2B) платформа, созданная на коленке причудливо разношерстной командой в квартире Джека, стала, пожалуй, самой мощной – и самой нетрадиционной – интернет-компанией Китая. Мы были дерзкими, но в этом не было случайности. Мы взращивали образ, который решительно отличался от других китайских компаний. Сотрудники Alibaba мыслили гигантскими скачками, а не постепенными изменениями. Вместо безликой монолитной корпорации мы стали очень заметной и уникальной организацией, созданной по образу и подобию нашего креативного основателя Джека Ма.
С тех пор как я, перешагнув через кучу пахнущей потом обуви, постучал в дверь квартиры в «Лейксайд-Гарденс» – скромного жилища, которое служило первым офисом Alibaba, – многое изменилось. Прошли тревожные ночи, когда я лежал без сна в своей квартире и думал, не совершил ли ужасную ошибку, отказавшись от некогда многообещающей карьеры, оставив свои амбиции стать врачом, бизнес-консультантом или государственным служащим и присоединившись к этому непроверенному стартапу. Теперь Alibaba никто не назвал бы непроверенной: она прошла множество испытаний, была на грани банкротства и на каждом повороте своего пути доказывала, что является конкурентоспособной и даже основополагающей китайской технологической компанией. Путь к этому дню был долгим.
Чтобы поместить события того периода в контекст, полезно уменьшить масштаб и посмотреть, что происходило на более высоком уровне как внутри Китая, так и в рамках непрерывных изменений в промышленности всего мира. Цифровая трансформация Китая и взрывное развитие инновационной цифровой экономики – последствия того, что историки называют четвертой промышленной революцией.
В некотором смысле Alibaba выиграла от того, что в течение нескольких столетий Китай находился в тени индустриального подъема Запада. Начиная с 1980-х годов он лихорадочно догонял развитые страны, пытаясь создать инфраструктуру и коммерческий дух, необходимые для развития современной экономики. Внедрению цифровых инноваций мешали ограничения старых систем и социальных групп.
Согласно описаниям историков, глобальное экономическое развитие прошло через серию промышленных революций, каждая из которых была вызвана технологическими инновациями и новыми возможностями для бизнеса. Первой революцией был переход от аграрных обществ к обществам с преобладанием промышленного производства и новой инфраструктуры. Начиная с XVIII века железные дороги, пар и использование энергии воды привели к появлению механизированного производства и фабрик. Вторая революция была вызвана электрификацией. Электроэнергия обеспечила более быструю и надежную механизацию в виде сборочных линий для массового производства, внедряя разделение труда и повышая эффективность.
Изобретение компьютеров стало катализатором для начала третьего этапа – автоматизации производства и управления предприятием. В конце 1960-х годов компьютеры впервые были соединены между собой, что открыло путь к созданию сетей – интернета. По мере стремительного роста вычислительных мощностей трансформировались экономика, деловая и даже социальная жизнь. Цифровая экономика вступала в свои права.
Рисунок 1. Характеристики четырех промышленных революций
Клаус Шваб, основатель Всемирного экономического форума, описал следующий шаг в этом историческом процессе – «четвертую промышленную революцию». По его мнению, она опирается на достижения третьей и «характеризуется синтезом технологий, стирающим границы между физической, цифровой и биологической сферами».
Основные элементы этой революции – компьютерное оборудование, программное обеспечение и сети – существуют уже несколько десятилетий, но сейчас они стимулируют разработку инновационных приложений, которые влияют на все аспекты бизнеса, управления, всевозможных личных и деловых отношений и даже на самоидентификацию людей. Профессора Массачусетского технологического института Эрик Бринолфссон и Эндрю Макафи обозначают этот период как «второй машинный век», тогда как другие используют термин «Индустрия 4.0».
В течение многих лет Джек Ма называл эти изменения технологией данных (DT). Она является продолжением последовательности информационных технологий (IT), которая помогла запустить новую эру цифровой экономики. Первоначальные методы IT основывались на проприетарном подходе: данные генерировались и анализировались в закрытых системах. DT придерживается иного подхода к технологиям, при котором доступ к данным открыт и их можно использовать для помощи другим участникам проекта и партнерам. Благодаря этим особенностям революция DT создает совершенно новые виды бизнеса – от торговли повседневными товарами до биотехнологий, от возобновляемых источников энергии до робототехники, от секвенирования генома до квантовых вычислений.
Одно из важных различий между третьей и четвертой промышленными революциями заключается в огромных масштабах внедрения и скорости инноваций. Как отмечает Шваб, ткацкому станку – знаковому изобретению первой промышленной революции – потребовалось более века, чтобы распространиться по Европе, а затем и за ее пределами. Интернет – главная инновация четвертой промышленной революции – завоевал весь мир менее чем за десятилетие. По мере глобального распространения компьютерных сетей огромные потоки данных обеспечивают беспрецедентные уровни связи и появление новых приложений.
Лучший пример как прогресса, так и перспектив четвертой промышленной революции – Alibaba. Из маленькой команды, работавшей в квартире Джека двадцать с лишним лет назад, она превратилась в компанию с более чем 200 000 сотрудников и рыночной стоимостью в сотни миллиардов долларов. В совокупности ее сайтов и платформ экосистема Alibaba поддерживает деятельность более десяти миллионов продавцов. Она помогла создать пятьдесят четыре миллиона рабочих мест и продолжает расти, превысив отметку в один миллиард активных пользователей.
В этой революции Джек Ма был необычным первопроходцем. Он не технолог, не программист, не инженер, даже не выпускник бизнес-школы. Он опирается на интуицию и обладает удивительной способностью понимать людей и их потребности. Кроме того, у него есть моральный компас, который указывает на его стремление поддерживать социальные изменения и экономическую инклюзивность. На первый взгляд кажется, что это не лучшие вводные данные для успеха, но на примере истории Джека я покажу, что они имеют значение.
Его путь, который хорошо описан в других источниках, начался с неожиданного приключения во время первой деловой поездки Джека в США в 1994 году. Он владел английским языком, и поэтому его наняли для того, чтобы помочь китайскому государственному предприятию взыскать долг со своего делового партнера в Калифорнии. У Ма было очень мало знакомых в США. Он отправился в Сиэтл навестить семью друга, зять которого случайно познакомил Джека с новым явлением – интернетом.
Это был первый раз, когда Джек вышел в Сеть. Он вспоминает, что оцепенел от восторга и поначалу боялся даже прикоснуться к клавиатуре, опасаясь, что сломает ее. Его уверили, что все в порядке, и предложили найти что-нибудь в поисковом браузере. Джек немного подумал, а затем набрал слова «пиво» и «Китай», чтобы посмотреть, какие китайские бренды появятся на экране. Поисковик не выдал ничего, даже экспортного бренда Tsingtao, что было показательно. Джек говорит, что это не расстроило и не разочаровало его, а, наоборот, вдохновило. Это указывало на возможность. Он решил, что этот инструмент – именно то, что нужно для экономики Китая, которая быстро развивалась в рамках государственной программы реформ. Джек понял, что Сеть ускорит прогресс и сделает китайскую продукцию более известной за пределами страны.
Он предчувствовал, что интернет может открыть рынки для зарождающихся малых и средних предприятий Китая. Вернувшись домой, Джек создал свою первую компанию – China Pages («Китайские страницы»). Это был простой сервис объявлений для китайских производителей, где они могли бы представить свою продукцию заказчикам. Созданное по образцу толстого телефонного справочника Yellow Pages («Желтые страницы») предприятие Джека должно было стать онлайн-каталогом со списком китайских компаний, заинтересованных в расширении своего рынка внутри страны и за рубежом.
Идея была здравой и перспективной, но предприятие столкнулось с трудностями, ведь в Китае слишком мало людей пользовались интернетом, а некоторые даже не знали, что это такое. В 1995 году менее чем 0,1 % населения Китая выходил в интернет. Чтобы удержать свой бизнес на плаву, Джек в итоге подписал договор о создании совместного предприятия с компанией Hangzhou Telecom, которую поддерживало государство. Однако он вскоре обнаружил, что потерял контроль над принятием решений. К осени 1997 года, истощенный трудностями, он избавился от своей доли в компании и ушел.
Спустя менее чем два года Джек был готов к новой попытке. В Пекине он устроился на работу в министерство, занимавшееся развитием электронной коммерции, но многослойная бюрократия сковывала его инициативу. Джек снова задумался о создании собственной фирмы. Убежденный, что революцию в китайской электронной коммерции возглавит частное предпринимательство, он уволился с государственной службы и основал новую компанию, которая помогала малому бизнесу связываться с миром.
В феврале 1999 года он собрал семнадцать близких друзей, бывших коллег и студентов в своей квартире в «Лейксайд-Гарденс» в Ханчжоу и запустил Alibaba.com. Джек никогда не ставил перед собой скромных целей. «Наши конкуренты не в Китае, – сказал он на первом собрании сотрудников компании. – Они в американской Кремниевой долине».
В то время Китай оставался преимущественно сельскохозяйственной страной, большинство людей жило в деревне и работало на земле. В 1999 году средний доход на душу населения составлял около 800 долларов, а во всей стране насчитывалось всего 8,8 миллионов пользователей интернета. Помню свой первый вечер в Ханчжоу, когда я ехал на такси в предоставленную компанией квартиру. Когда-то город славился своими пейзажами, но годы взяли свое – и от прекрасных видов не осталось и следа. Та зима в Китае стала испытанием для моих духа и выносливости. Расставленные по офису обогреватели не справлялись с пронизывающим холодом, и многие из нас, даже работая на компьютерах, сидели за столами в перчатках.
Помимо физического дискомфорта, мы столкнулись с еще одной трудностью: мир, представляемый Джеком, был далек от того, с которым нам приходилось работать в Китае 1999 года. В этой реальности не было ни розничной электронной коммерции, ни системы онлайн-платежей, ни частных логистических служб. Примитивной была не только инфраструктура интернета. Коммерческая также была неразвита во многих аспектах. Даже торговых центров и кредитных карт – базовых составляющих коммерции в США – почти не существовало. Через двадцать лет после появления первой китайской кредитной карты было выпущено всего 33 миллиона карт: они охватывали меньше одного процента населения. Это не шло ни в какое сравнение с ситуацией в США того времени, где более половины американцев имели кредитки.
В Ханчжоу я обнаружил, что очень немногие магазины принимают мою международную кредитную карту, и мне так и не удалось найти работающий банкомат – ближайший банкомат с международным соединением находился в Шанхае, в трех часах езды на поезде. Что касается потребительских товаров, то даже самые привычные в Америке вещи было практически невозможно найти. Когда я износил кроссовки, мне пришлось обойти четыре магазина, чтобы найти пару приличных Nike. Отыскать овсяные хлопья Quaker Oats, без которых не может обойтись в путешествии ни один настоящий калифорниец, оказалось еще сложнее.
Иногда мне приходилось напоминать себе, что я работаю в технологической компании. Новые яркие прорывы в Кремниевой долине, азарт и оживление тех лет, казалось, остались в другой вселенной. Тогда бесспорными фаворитами китайского интернет-сектора были местные поисковые порталы – Sina, Sohu и NetEase, офисы которых располагались в крупных городах, таких как Пекин и Шанхай.
Alibaba отличалась от них уже на стадии замысла. Она не собиралась подстраивать западную модель под китайский рынок. Вместо этого Alibaba в качестве своей цели выбрала создание оптового интернет-рынка нового типа, который позволил бы китайским малым и средним предприятиям налаживать контакты друг с другом и с клиентами. Для того чтобы успешно вести этот бизнес, необходимо было понимать, как привлечь более возрастных и традиционно настроенных владельцев предприятий – совершенно иную демографическую группу, отличающуюся от молодых городских «веб-граждан», – и помочь им. Джек интуитивно осознавал ограничения, с которыми сталкиваются небольшие предприятия, а также экономический потенциал Китая и уникальную способность интернета преодолевать эти барьеры.
«Ничего страшного, даже если я потерплю неудачу, – сказал он однажды. – По крайней мере, я познакомил других с этой концепцией. Если не получится у меня, то с этим обязательно справится кто-то другой».
Джек не скрывал, что его видение основывалось не на анализе рынка, тестировании продуктов или изучении фокус-групп. Оно шло от сердца. Он понимал огромный потенциал интернета, но также верил, что это всего лишь инструмент – средство для удовлетворения потребностей и исполнения желаний людей, помощи отдельным сообществам и миру в целом. Джек был сосредоточен на развитии возможностей человека и мало интересовался потоками электронов, благодаря которым существовали цифровые экосистемы. Его философия пронизывала всю корпоративную культуру Alibaba.
Это стало очевидным во время необычного разговора между Джеком и Илоном Маском, основателем Tesla, на публичной конференции в Шанхае в 2019 году. Два гиганта цифровой эпохи сошлись в дискуссии о важности различных аспектов новых технологий, начиная от искусственного интеллекта, космических путешествий и заканчивая изменениями, необходимыми в образовательных системах. Маск выразил глубокие опасения по поводу стремительного развития технологий и назвал ИИ, наряду с видеоиграми, потенциальной угрозой человечеству. Он был обеспокоен тем, что наши цифровые слуги легко могут стать опасными для нас.
«Надеюсь, они будут добры к нам», – сказал он, рассуждая о том, что могут сделать системы ИИ.
Джек отверг эти предупреждения и отказался даже обсуждать с Маском технические детали того, как эти инструменты могут постепенно или внезапно превратиться в угрозу.
«Внутри компьютеров только чипы, а у человека есть сердце, – сказал он. – Мудрость исходит от сердца».
Назвав себя оптимистом, искателем приключений во внутреннем пространстве, Джек добавил: «Люди будут использовать технологии, чтобы лучше понять себя, а не внешний мир».
Эти слова подчеркивают предпринимательский гений Джека: он следует за интуицией. Его природное чутье основано на глубоком сопереживании человеческим эмоциям и потребностям, а еще на удаче. Полезно знать, что любимый фильм Джека – «Форрест Гамп». Будучи человеком, который случайно столкнулся с великими цифровыми тенденциями нашей эпохи, но обладал интуицией, чтобы увидеть открывающиеся исключительные возможности, и уверенностью, чтобы воспользоваться ими, Джек иногда говорит, что похож на Гампа.
Поразительный прогресс Китая и рост Alibaba шли рука об руку. Сегодня Китай – первая в мире страна, где электронная коммерция превзошла традиционную офлайн-розницу, составив 52 % всех розничных сделок. В Китае насчитывается более миллиарда интернет-пользователей, 99,7 % из которых пользуются мобильными устройствами. Почти все они совершают и получают платежи с помощью смартфонов. В 2021 году объем продаж в электронной торговле Китая превысил 2,4 триллиона долларов, а в 2020 году Государственное почтовое бюро сообщило о более чем 60 миллиардах экспресс-посылок по всей стране. В том же году Почтовая служба США обработала 570 миллионов посылок.