Я застал Армана в постели.
Он протянул мне горячую руку.
– У вас жар! – сказал я.
– Пустяки, просто усталость от слишком быстрого путешествия.
– Вы были у сестры Маргариты?
– Да. Кто вам это сказал?
– Так, один человек; а вы получили то, что вам нужно было?
– Да; но кто вам сказал о моем путешествии и о цели его?
– Садовник на кладбище.
– Вы видели могилу?
Я не знал, отвечать ему или нет; тон его вопроса показал мне, что он все еще был взволнован и что всякий раз, как его мысли или чьи-нибудь слова будут возвращаться к этому тяжелому вопросу, он еще долго не в силах будет победить свое волнение.
И я ответил ему кивком головы.
– Он смотрит за могилой? – продолжал Арман.
Две больших слезы скатились по щекам больного, и он отвернулся, чтобы скрыть их от меня. Я сделал вид, что не заметил, и пытался переменить разговор.
– Вот уже три недели, как вы уехали, – сказал я.
Арман провел рукой по глазам и ответил:
– Да, три недели.
– Вы долго путешествовали?
– Нет, я не все время путешествовал, я был болен две недели, иначе я давно бы вернулся; едва я приехал туда, как схватил лихорадку, и она продержала меня в постели.
– И вы уехали, не дождавшись полного выздоровления?
– Если бы я остался там еще неделю, я бы, наверное, умер.
– Но теперь вам нужно поберечь себя; ваши друзья будут вас навещать. И я первый, если вы мне позволите.
– Через два часа я встану.
– Какое неблагоразумие!
– Мне необходимо.
– Какое у вас неотложное дело?
– Мне нужно пойти в полицию.
– Почему вы не передадите кому-нибудь этого поручения, ведь вы можете серьезно заболеть?
– Это может меня исцелить. Я должен ее еще раз увидеть. Я не могу спать с тех пор, как узнал о ее смерти, и особенно с тех пор, как увидел ее могилу. Я не могу себе представить, что эта женщина, которую я оставил такой молодой и красивой, умерла. Нужно, чтобы я сам в этом убедился. Мне нужно самому увидеть, что Бог сделал с той, которую я так любил, и, может быть, отвращение от этого зрелища вытеснит отчаяние от воспоминания; вы пойдете со мной, не правда ли?.. Это вам не очень неприятно?
– Что вам сказала ее сестра?
– Ничего. Ее, казалось, очень удивило, что какой-то чужой человек хочет купить землю, чтобы похоронить Маргариту, и она сейчас же дала мне на это разрешение.
– Поверьте мне, нужно с этим подождать до вашего полного выздоровления.
– Ничего, у меня хватит сил, будьте покойны. Кроме того, я с ума сойду, если не покончу с этим как можно скорее, ведь это стало для меня совершенно необходимо. Клянусь вам, я не успокоюсь, пока не увижу Маргариту. Может быть, меня сжигает лихорадочный жар, греза бессонных ночей, плод бреда; но я увижу ее, хотя бы мне пришлось после этого вступить в орден траппистов, как господину де Рансе.
– Я понимаю вас, – сказал я Арману, – и готов вас сопровождать; вы видели Жюли Дюпре?
– Да. Я ее видел в первый же день по возвращении.
– Она вам передала бумаги, которые Маргарита у нее оставила для вас?
– Вот они.
Арман вытащил из-под подушки связку бумаг и снова положил ее туда.
– Я знаю наизусть то, что там написано, – сказал он. – Все эти три недели я перечитывал их по десять раз в день. Вы тоже их прочтете, но позднее, когда я успокоюсь и сумею вам пояснить, насколько эта исповедь полна нежности и любви. Теперь я попрошу вас об одной услуге.
– Какой?
– Вас ждет внизу экипаж?
– Да.
– Пожалуйста, возьмите мой паспорт и поезжайте с ним на почту, там нужно получить для меня письма до востребования. Отец и сестра должны были написать мне в Париж, а я уехал так поспешно, что не мог справиться о письмах. Когда вы вернетесь, мы вместе поедем в полицию, чтобы предупредить о завтрашней церемонии.
Арман передал мне свой паспорт, и я отправился на улицу Жан-Жака Руссо. Там было два письма на имя Дюваля. Я взял их и вернулся.
К моему возвращению Арман был уже совершенно готов.
– Спасибо, – сказал он, беря у меня письма. – Да, это от отца и сестры, – добавил он, посмотрев на адрес. – Они, наверное, были очень удивлены моим молчанием.
Он распечатал письма и скорее угадал, чем прочел, их содержание, так как каждое было по четыре страницы, и через секунду он снова их сложил.
– Едем, – сказал он, – я отвечу завтра.
Мы отправились в полицию, и Арман передал чиновнику разрешение сестры Маргариты.
Чиновник дал ему пропускной лист к кладбищенскому сторожу; мы условились, что перенесение тела состоится на следующий день, в десять часов утра; я заеду за ним за час до этого, и мы вместе отправимся на кладбище.
Меня очень занимала мысль присутствовать при этом зрелище, и, признаюсь, я не спал всю ночь.
Судя по тому, какие мысли одолевали меня, для Армана это была долгая ночь.
Когда на следующий день в девять часов утра я пришел к нему, он был страшно бледен, но казался спокойным.
Он мне улыбнулся и протянул руку.
Свечи у него догорели до конца, и перед уходом он взял толстое письмо, адресованное отцу и заключавшее, по-видимому, его ночные впечатления.
Через полчаса мы были на кладбище.
Чиновник уже ждал нас.
Мы медленно пошли по направлению к могиле Маргариты. Чиновник шел впереди. Арман и я следовали за ним на некотором расстоянии.
Время от времени я чувствовал, как конвульсивно вздрагивала рука моего спутника, точно судорога пробегала внезапно по его телу. Тогда я взглядывал на него; он понимал мой взгляд и улыбался мне. Но с того момента, как мы вышли от него, мы оба не проронили ни одного слова.
Неподалеку от могилы Арман остановился, чтобы вытереть лицо, покрытое крупными каплями пота.
Я воспользовался этой остановкой, чтобы передохнуть, ибо мое сердце тоже было сжато, как в тисках.
Откуда появляется это болезненное удовольствие от подобного зрелища! Когда мы подошли к могиле, цветы уже были сняты, железная решетка убрана, и два человека копали землю.