После долгой и впечатляющей поездки через всю страну мы с Борисом прибыли, наконец, во Владивосток. Выйдя из вагона, пытались рассмотреть какие-нибудь окружающие здания, но в темноте южной ночи и в густом тумане даже на расстоянии больше полусотни метров все тонуло, как в дыму.
Уличные фонари старались что-то освещать, но из каждого из них получались только какие-то золотистые шатры с лампами на вершине, Все остальное окружение пропадало в вязкой туманной мгле. Так что первое впечатление от встречи с городом получилось смутным.
Шел конец июня, а это самая туманная пора в Приморье. О таких «вывихах» местной погоды нас просветили попутчики. А посему решили, что ночью бессмысленно ехать куда-либо с чемоданами, тем более, Институт биологии моря находился где-то у черта на куличках. Хорошо, что сразу договорились с Наташей – милой проводницей из студенческого отряда, чтобы до утра оставить в ее вагоне наши немудреные вещи.
Так что первые шаги по земле Приморья мы сделали налегке. Каждый из нас с некоторым волнением раздумывал о том, как предстоит здесь всерьез, и хорошо бы надолго, обосноваться. Естественно, надеялись, что у нас будет интересная работа, конечно, найдем хороших друзей и утвердимся в этом удивительном месте.
Нам, само собой, невольно хотелось взглянуть и на город, как на место осуществления этих планов. Можно сказать, что шли по нему, как в разведку.
Прямо от вокзала улица довольно круто шла в гору, едва различимые в тумане окружающие здания радовали глаз тем, что не испорчены суетливыми современными архитекторами.
Прокатившись по стране, невольно заметили, что многие привокзальные площади основательно осовременены, по понятиям амбициозных местных архитекторов, – «а чем мы хуже, вот и у нас есть новые „красивые современные“ здания».
Чуть не в половине городов и городков близ вокзалов, а иногда и сам вокзал представляли собой сооружения «из стекла и бетона», где летом часто душно, а зимой холодно.
Улица все еще шла круто и упрямо в гору. Она вела нас от вокзала все выше и выше, а скоро мы рассмотрели, что у нее невыразительное и случайное имя какого-то революционного деятеля.
Кстати, обычно их имена редко запоминаются, потому что все эти дыбенки, войковы, подвойские были, скорее, не революционерами, а лишь ревностными, но бездумными исполнителями злой воли революционных вождей.
Потом нас просветили друзья, рассказав, что прежде улица называлась Морской, это соответствовало месту расположения – у морского вокзала – да и сразу запоминалось.
После непривычно крутого подъема улицы, мы вышли к Спортивной гавани, но ничего не могли рассмотреть из-за наползавшей серой мглы. Покружив между домами, оказались на красивой улице Светланской, и довольно скоро обнаружили там управление Научного центра Академии.
Это обстоятельство обрадовало, так как полагали, что новое для города ведомство находится где-нибудь в Академгородке, стало быть, на окраине.
Еще побродили по улицам Владивостока, восхищаясь его красотами, неожиданно открывавшимися в рассеивающемся тумане, как вдруг оказалось, что уже около девяти утра.
Вернулись на вокзал, нашли там нужный вагон, и тепло распрощались с Наташей – проводницей. Разузнали заодно у нее дорогу, и поехали в наш Институт биологии моря.
Посмотреть на наше появление там сбежался почти весь народ, свободный от работы. Это любопытство, оказывается, имело под собой довольно веское основание по двум причинам.
Во-первых, еще никто из сотрудников не приезжал на работу на поезде из Ленинграда. Обычно, как нам потом поведали, все брали аванс на авиабилеты, а по приезде их сдавали вместе с отчетом. По этой причине наше путешествие железной дорогой выглядело почти геройским подвигом, но, как часто бывает, довольно бессмысленным.
Это обострение приступов героизма объяснялось просто – после подачи диссертаций для защиты, мы заметно вымотались. Поэтому наша недельная поездка, скорее, стала желанным отдыхом, чем тягостным сидением у вагонного окна.
Во-вторых, наш приезд выглядел не менее экзотически, ведь он слегка походил на явку с повинной. Дело в том. что примерно половина сотрудников института, окончивших вузы или аспирантуру, не сразу появлялись в институте и начинали работать. Они продолжали свои исследования, находясь за тысячи километров от Тихого океана. Через год-другой такой дистанционно работающий сотрудник либо все-таки прибывал в институт, либо под благовидным предлогом увольнялся.
Для института они оказывались полезны только тем, что все их публикации за период работы вдалеке включались в годовые отчеты. Надо признать, что некоторые из этих «трудяг» не спешили, и подолгу занимались своими делами и своей темой в Москве или Ленинграде, а две-три научные работы в год устраивали всех.
Нас почти сразу представили директору института А.В.Жирмунскому – обаятельному на вид и довольно говорливому. Он казался даже многообещающим, но впоследствии поняли, что эти многие посулы, скорее, мечтания вслух, чем реальные замыслы и планы.
Помимо этих качеств, Жирмунский имел удивительную память, как кратковременную, так и долговременную. Эти замечательные свойства директора восхитили нас уже на ближайшем собрании.
Его сообщение тогда показалось довольно продолжительным, витиеватым, со многими отступлениями от темы и с пространными вставками. Начиная обсуждение какой-нибудь проблемы, А.В.Жирмунский увлекался и переходил к двум или даже к трем близким темам. Иногда казалось, что он уже говорит о совершенно ином предмете, но постепенно А.В., сохраняя логику рассуждений, возвращался-таки к обсуждаемой проблеме.
Долговременная память директора тоже впечатляла. Он мог вспомнить о каком-либо давнем упущении своего подчиненного и тем самым в нужный момент разбить его притязания или доводы. Например, это проявилось при наборе участников для поездки «на картошку».
Думаю, что Алексей Викторович помнил и успехи подчиненных, но действовал, как везде у нас в Отечестве, где редко хвалят и воздают должное за заслуги. А чаще наказывают невиновных и награждают непричастных.
Нас зачислили в лабораторию физиологии и биохимии морских животных, поэтому мы в этот же день познакомились с нашим завлабом Леонидом Ефимовичем П. и с коллегами – приятными и душевными людьми. Наш завлаб оказался бывшим железнодорожником, простоватым на вид, но, на самом деле, большим хитрованом.
Почему-то слово лаборатория произносил он как «лаболатория». И еще Леонид Ефимыч удивительно смешно умудрялся приподнимать брюки локтями, не снимая пиджака. Это, пожалуй, и были его главные особенности и достоинства.
В ближайшие выходные дни новые коллеги пригласили меня поехать, а точнее, поплыть на рейсовом теплоходе в какие-то красивые места близ Владивостока, но пока совершенно неведомые мне.
Такой способ выезда на природу был для меня внове. Хотя что-то подобное встречалось и в Ленинграде. Но во Владивостоке морские вылазки оказались довольно распространенными и удобными.
Уже в ближайшую пятницу вечером мы встретились на пирсе Морского вокзала. Как принято, купили билеты, и в довольно плотной толпе поднялись на судно. Почти вовремя тронулись. Хорошо, что мы расположились на палубе, и многое поэтому удалось увидеть.
Картина города, проплывающего за бортом, а потом и удаляющегося за горизонт, поражала своеобразной красотой. Надо признать, что Владивосток на редкость красивый город. А в тот вечер как бы представлялся нам, и я был просто восхищен тем, как он галантно показывал прелесть окружающих гор, россыпь домов на них, а потом скалы и бухту Золотой Рог.
Как только мы вышли за маяк, так началась качка и довольно сильная. Мои коллеги посматривали на меня несколько испытующе, но я не знал тогда, что на качку никак не реагирую – качает и пусть себе качает – раз уж разгулялась такая волна.
Любопытства ради, вышел на палубу, чтобы посмотреть вокруг, и увидел настоящее море с большими волнами и пеной на них. И тут нас так хорошо окатило брызгами, что я успел почуять удивительный запах и вкус моря. Они стали совершенно новыми ощущениями!
Во время плавания по Белому морю мне, можно сказать, повезло, тогда обошлось без большого волнения и качки. А тут Тихий океан, а точнее, Японское море – его не самое любимое дитя – показывало свой капризный характер.
К своим спутникам я вернулся, облизывая соленые брызги с губ, и в полном восторге от увиденного. Мне показалось в этот момент, что я прошел первую проверку морем, и стал почти своим среди будущих коллег.