Кончилось и «бабье лето», и послебабское,
Берёзы листья гнут острым ножичком,
Зазубриной по сердцу, непрошено,
Вторгается жизнь залихватская.
Мне хеллоуины ваши не радостны,
То пугало чужое, не сытое,
Заполнят рот тягучею сладостью,
А быть мне горемычному битому.
И боль сверлит, что дело не сделано,
Отсрочил впопыхах горький пьяница,
И пляшут вкруг девицы дебелые,
И головами-тыквами пялятся.
Вот пруд блестит, как выдраен дочиста,
Вкруг жёлтый лист плетёт нитку тленную,
И кто-то пьяный с берега мочится
В водичку эту с века священную.
Не буду нашей верой бахвалиться,
Мол, коли православны, то правые,
Но кто на нашу Русь срамно пялится,
Того уж накажу, не побалую!
Что притомились, берёзы мои,
Что пригорюнились, к долу скукожились,
Кружево листьев, вчерашних, златых,
Дождями и ветрами смолото в крошево.
Торопит ночами октябрь седой,
К Раменке-речке кружа опереньем,
И будто чей голос, надсадный, больной,
Тихонько зальётся негромким пением.
И белые струны ваших стволов,
В пятнышках чёрных нот под сурдинку,
Тут же подхватят песню без слов,
Что ночью поют голоса-невидимки.
Пан ли древний, что сгинул-пропал,
Сбежал давненько в леса дремучие,
Или свихнувшийся псих-зубоскал,
Пробравшись сквозь проволоку колючую,
Вместе бы им дуэтом выть,
Один зачинает, другой растянет,
Другие подхватят, начнут голосить,
Сколько бездомных, и леших, и пьяниц.
Мелкую россыпь в картуз соберут,
Глядишь, и чуток наскребут на бутылку,
А похмелившись, себя понесут
К белым берёзам на чёрных могилках.
Фонари за окном сторожат уходящий рассвет,
Сквозь сплетение веток
мерцают в потёмках тревожно,
Подскажи осторожно, к вопросу,
что есть твой ответ,
Я так жду его долго,
терпенье сдержать невозможно.
В результате сомнений
и вычетов суммою ноль,
Здесь проста арифметика,
высшей и вовсе не надо,
Я смирился уже, по ночам неизбывная боль,
Заменила мне то,
что казалось извечной отрадой.
Жёсткий коврик, подушка косая,
огонь сигарет,
Фонари за окном,
что глазами следят за балконом,
Я как будто живу,
только вроде меня вовсе нет,
В этом ставшем чужим,
а когда-то так близким мне домом.
Затянулась так осень,
уж скоро морозом пахнёт,
Припорошится снегом
полянка с небритой травою,
Не уверен, надеюсь,
лишь только, что ты меня ждёшь,
Чтоб за руку вывести в зиму тропою прямою.
Жёлтая плеть берёзы,
Белой позёмкой снег,
Словно бредёт морозом
Лошадь из хмури в свет.
Упряжь везёт понуро,
В мороси не видна,
Чёлку чуть вскинет хмуро,
Близь никого, одна.
Вязнут копыта, зябко,
Тропку не угадать,
Кто бы сидел в запятках,
Лошадью управлять.
Наст только ночью сложен,
Не разберёшь пути,
Сколько кругом дорожек,
Верную бы найти.
Не саван белый – свадебный покров,
Переливается, мерцая отраженьем,
То неожиданное светлое творенье
Пришло внезапно в ночь из детских снов.
Раскрой глаза на мир, скорей в окно взгляни,
Ещё вчера под ветрами деревья гнулись,
Сегодня в инее блестят, остолбеней, замри!
Волшебной палочкой зима земли коснулась.
Грядёт декабрь – косматый снежный барс,
Не схож ни с кем, он баловень природы,
И медленною поступью
торжественно гордясь,
Проводит нас под менуэт к началу года.
Чуть светят фонари —
подспорье блеклых лун,
Их след протянут Раменки
долиной в вечность,
И каждый, годы сбросив, молод вновь и юн,
И, кажется, дорога вьётся в бесконечность.
Капелью на стекле растаял снег опять,
Что ж, поздняя бредёт, шатаясь, осень,
И близится пора зиму встречать,
А уж у этой снега мы попросим.
Сугробы пусть навалят, двери затворя,
Кусты укроют, спрячут в тёплых шубах,
И кольцами вновь задымится в темных трубах
Приветный дым прихода декабря.
А там, глядишь, грядёт и Новый год,
Так долгожданный, помните вы сами,
Полозьями по снегу скрипнут сани,
А в них чуть разгулявшийся народ.
И оживёт мохнатых елей тишь
От карканья лихой вороньей стаи,
И даже если в ночь слегка подтает,
То старый год уже не воротишь!
Стволы начистят белые одежды,
Берёзы, клёны, ели на парад,
И знаками таинственных наград
Блеснут снежинки новою надеждой.
Ты часто там поставишь точку,
Где я поставлю многоточие,
Не любишь, что решишь, отстрочить,
«Твои причуды, мол» и прочее…
Всё оценив во мне, развидев,
Склонна всё ж к преувеличениям,
Ложь и неправду ненавидя,
Не веришь ты моим сомнениям.
Они не следствия истерик,
Болезней часть моих таинственных,
Давно я перестал уж верить,
Что ход решений есть единственный.
Прийти они не могут мигом,
Закрались демонов в них происки,
Но не совру пред Светлым ликом:
Мой путь мучительный весь в поисках.
А что ищу – себя, наверно,
Давным-давно уж сжился с бедами,
Не на арене я ковёрный,
А лошадь, шоры что не ведает.
Ты негодуешь, коль пишу я о любви,
При всех перипетиях нашей жизни сложной,
«Писать», ты говоришь,
«тебе о ней нелепо, невозможно,
Абсурден результат, как всмятку сапоги».
Я исказил не раз, что жизнею живой
Сердца и души наши светом наполняло,
И часто много раз прощала ты: не знал он,
Что делает, то пьяный, то больной.
Мучительно дойдя до низа дна,
Себя до истощенья измочалив,
В притворство я играл без всяких правил
И получал за зло своё сполна.
Взрывая нашу жизнь, как динамит,
В безудержных и подлых развлеченьях,
Мне наяву иль в снах всё ж виделось виденье:
Кто нас венчал, тот нас соединит.
И обещал и каялся сто крат,
Теперь не дай мне Бог утратить веру,
Себя я потеряв, тебе лишь только верю,
Прости за всё, в чём горько виноват.
Валит снег лохматый,
Тропки замело,
Покормлю собаку,
Вычищу крыльцо.
Редкая возможность
В доме быть одним,
Кружит осторожно
В дальних трубах дым.
Осень позабыта,
Будто не была,
Замела сердито
Трав покров метла
Белых первоснежий,
Что снега гребут,
Белые одежды,
Время к декабрю.
В смятенье я. Давно здесь не был,
И дом как будто бы не мой,
Вот стены белые, но вроде не родной
И запах, и шуршанье прелых листьев,
И красных ягод смёрзшие кисти,
Я жил когда-то здесь, а может не жил.
Казалось бы, всё та ж герань на окнах,
Ветвей пересеченье за углом,
Я много раз и покидал сей дом,
И возвращался, званный и незваный,
Когда-то был ты близкий, долгожданный,
Порой встречал прохладным холодком.
Стук дятла по коре сосны продрогшей
От заморозков первых ноября,
Листва берёз, что, осерчавши, ропщут —
Им ветры вымели весь золотой покров,
И обнажились вновь в бесстыдной белизне
Стволы, хотя давно прошёл «Покров».
Но всё ж надеждой заглянула к нам удача,
Что раны старые возможно облегчит,
Хвостом сметает первый выпад снега
Игривая «щенячья» собачка,
Неправ, кто говорит, что время нас не лечит,
Целебнее оно бывает оберега.
И воздастся тебе по грехам,
А хотелось бы, чтоб по заслугам,
Обращаюсь в сомненье к стихам
Одержимый словесным недугом,
Неуверен хотя в этом сам.
Что они с давних пор для меня?
Упражнения в стихосложении,
Или исповедь? Стихотворенье
Может праздной забавою быть:
Покорить, обаять, удивить,
Бесполезным служить развлеченьем.
Я немало «поэтов» знавал,
Безнадёжно пустых острословов,
С их пленительно юным «уловом»,
Мотыльками порхающих муз,
Мне же в тягость сомнительный груз.
И совсем не к лицу состязанье
С возведёнными на пьедестал:
Я гордынею перестрадал,
И когда в иронической ссылке
Вдруг склоняюсь к признаниям пылким —
Это боле игра, чем притворство,
Ты в одном себе только потворствуй:
Так пиши, чтобы сердце скорбело,
Донеси, что давно наболело,
А оценят ли? Наше ли дело?
Так трудно жить, неправды сознавая,
Что грузом тёмным следуют за мной,
Вновь просыпаться с головой больной,
Куда идти, подчас совсем не зная.
Влечёт меня порой в какие дебри,
Так часто властен надо мной каприз,
А жизнь не ипподром, не скачки и не дерби,
Где ожидает столь желанный приз.
Среди сомнительных
и подлинных пророчеств,
Которым я последовать бы рад,
Одно лишь верно: тяга одиночеств
Теперь милее всяческих наград.
В себе забыться, затеряться в чаще,
Сказав: не торопись и не спеши,
Стихи писать, получше и почаще,
Они согреют холод мой души.
Заигрались что-то слишком
Зима-осень в кошки-мышки,
То накроет снегом лапы,
То крадётся мелкой сапой,
Ну а осень исподлобья
Даст теплу свои снадобья,
Выпал снег, да вдруг весь вышел,
Под листвой смеются мыши,
Осень свой отмерит срок,
Затаились и молчок —
Знай, зима, ты свой шесток.
Доверяя друзьям, отворяю я двери,
Приходите, владейте,
берите задаром богатства,
Отпишу я вам всё,
впрочем, пишется если, пиши,
Нет ценнее друзей
и содружества чистого братства.
Нам не к спеху делить,
всё равно будет всё пополам,
Пусть и радость и горе по-честному,
каждому ломоть,
И скажу откровенно я тайну сокрытую вам,
Если б не было дружбы,
взмолиться да с берега в омут.
Нам чужого не надо,
с улыбкой своё отдадим,
До последней копейки
расплатимся в сроки, и точка,
И недаром так тесно и честно сегодня сидим,
И мурлыкает кот,
под ногами свернувшись комочком.
А бокалы и прочее —
звон неуместный, пустой,
Сколько раз зарекались,
встречались, прощались, любились,
Коли кто нас обидит,
к тому навсегда ни ногой,
А вот другу отдай,
ведь не все же в сорочке родились.
Я сызмальства не верил мненьям,
Чужим всегда не доверял,
И в дебрях тягостных сомнений
Дорогой этой заплутал.
Не верил, пусть твердил нам кто-то,
Что человек – венец, кумир,
Рождён, как птица для полёта,
С высот взирая взором мир.
«Разверзни сомкнутые дали,
Стремись вперёд, не ведай страх», —
Но двусторонни все медали,
А низость стережёт в углах.
Где наказанье, где награда?
Порой никто не разберёт
И выскочит препон, преграда,
Как из коробки лысый чёрт.
Нашепчут, это путь твой тёрный,
Твой жизни покаянный крест,