Глава 2

Отца и матери Елецкой

Лишился в годы те, когда

Обыкновенно жизни светской

Нам наступает череда.

И свет узнал он, и сначала

Являлся в вечер на три бала;

С визитной карточкой порой

Летел на выезд городской.

Согласно с общим заведеньем,

Он в праздник пасхи, в Новый год

К дядям и теткам с поздравленьем

Скакал с прихода на приход…

Живее жизнью насладиться

Алкал безумец молодой

И начал с первых дней томиться

Пределов светских теснотой.

Ему в гостиных стало душно:

То было глупо, это скучно.

Из них Елецкой мой исчез,

И на желанном им просторе

Житьем он новым зажил вскоре

Между буянов и повес.

Развратных, своевольных правил

Несчастный кодекс он составил;

Всегда ссылалось на него

Его блажное болтовство.

Им проповедуемых мнений,

Иль половины их большой,

Наверно, чужд он был душой,

Причастной лучших вдохновений;

Но, мысли буйством увлечен,

Вдвойне молву озлобил он.

С Москвой и Русью он расстался,

Края чужие посетил;

Там промотался, проигрался

И в путь обратный поспешил.

Своим пенатам возвращенный,

Всему решительным венцом,

Цыганку взял к себе он в дом,

И, общим мненьем пораженный,

Сам рушил он, над ним смеясь,

Со светом остальную связь.

Тут нашей повести начало.

Неделя светлая была

И под Новинское звала

Граждан московских. Все бежало,

Все торопилось: стар и млад,

Жильцы лачуг, жильцы палат,

Живою, смешанной толпою,

Туда, где, словно сам собою,

На краткий срок, в единый миг,

Блистая пестрыми дворцами,

Шумя цветными флюгерами,

Средь града новый град возник —

Столица легкая безделья

И бесчиновного веселья,

Досуга русского кумир!

Там целый день разгульный пир;

Там раздаются звуки трубны,

Звенят, гремят литавры, бубны;

Паясы с зыбких галерей

Зовут, манят к себе гостей.

Там клепер знает чет и нечет;

Ножи проворные венцом

Кругом себя индеец мечет

И бисер нижет языком.

Гордясь лихими седоками,

Там одноколки, застучав,

С потешных гор летят стремглав.

Своими длинными шестами

Качели крашеные там

Людей уносят к небесам.

Волшебный праздник довершая,

Меж тем с веселым торжеством

Карет блестящих цепь тройная

Катится медленно кругом.

Меж балаганов оживленных,

Ежеминутно осажденных

Нетерпеливою толпой,

Давно бродил Елецкой мой.

Окинув взорами собранье,

В одном остановил вниманье

Он на девице молодой.

Своими чистыми очами,

Своими детскими устами,

Своей спокойной красотой,

Одушевленной выраженьем

Сей драгоценной тишины,

Она сходна была с виденьем

Его разборчивой весны.

Давно он знал ее заочно.

С его глазами ненарочно

Глазами встретилась она;

Их выраженьем смущена,

Покрылась краскою живою

И отвела тихонько взор.

Охвачен бедственной межою,

Не зрел Елецкой с давних пор

Румянца этого святого!

Упадшнй дух подъемля в нем,

Он был для путника ночного

Денницы розовым лучом.

Он к милой думой умиленной

Летит. Меж тем она встает;

Девице руку подает

Ее сосед, старик почтенный;

Из балагана идут вон —

И их в толпе теряет он.

Узнать, душою не в покое,

Он жаждет имя дорогое!

И незнакомка названа.

Гражданка сферы той она,

Того злопамятного света,

С кем в опрометчивые лета,

В избытке гордом юных сил,

Сам в бой неровный он вступил.

Смягчит ли идол оскорбленный

Он жертвой позднею своей?

Против него предубежденной,

Предстать осмелится ли ей?

И всех преград он сам виною!

Меж тем в борьбе его с молвою

Прошло, промчалось много дней.

Елецкой мыслил промежутком;

Полней других созрел рассудком

Он в самом опыте страстей,

И наконец среди пороков,

Кипевших роем вкруг него,

И ядовитых их уроков,

И омраченья своего

В душе сберег он чувства пламя.

Елецкой битву проиграл,

Но, побежденный, спас он знамя

И пред самим собой не пал.

Загрузка...