Магу, услышав слова богини Цветов, невольно засмеялась:
– Ишь ты, какая хитрая – хочешь меня подпоить да обыграть в шахматы, чтобы потом тебе было о чем позлословить! По-моему, вряд ли ты думаешь о том, чтобы вином продлить мне жизнь, а, наоборот, хочешь ускорить мою кончину! Ну, а если говорить об игре в шахматы, то хотя я и люблю играть с тобой, но все же отношусь к тебе с недоверием…
– А это почему? – перебила ее богиня Цветов.
– Мне нравится, как ты, играя в шахматы (а играешь ты неважно), забавно пытаешься предугадывать мои ходы; между тем я могу обыграть тебя без всяких усилий. Если бы играть, как говорится, «для удовольствия» [71], то, действительно, я могла бы позабавиться. К сожалению, обычно, когда дело доходит до половины партии и ты видишь, что у тебя положение не блестящее, ты или смешиваешь фигуры на доске, или под каким-нибудь предлогом убегаешь. В древности говорили: «До того, как состязаться умом, раньше следует упражнять свой характер». А ты, вместо того чтобы упражнять свой характер, смешиваешь фигуры да еще убегаешь! Поэтому-то я и отношусь к тебе с недоверием. Давай сегодня заранее договоримся: играем три или пять партий, но так, чтобы обязательно добиться решительной победы и не бросать игру недоигранной. Если у тебя есть дела, ты сначала закончи их и приходи, чтобы уже потом не хитрить.
– Я теперь учусь у старца-небожителя Наньцзи [72], – засмеявшись, сказала на это богиня Цветов. – Разве можно сравнивать мою теперешнюю игру с тем, как я играла прежде; пожалуй, я теперь стою на втором месте после моего учителя. Сыграем хоть десять партий – я и то не испугаюсь! Прикажите вашим небесным прислужницам подогреть вино да расставить шахматы, и мы с вами, запивая каждый выигрышный ход, выясним, кто из нас лучший игрок!
– Брось хвастаться, – ответила ей Магу. – Вот когда кончим игру, ты и узнаешь, кто из нас сильнее, и станешь жалеть о том, что села играть со мной в шахматы!
– Если вы сегодня выиграете, – возразила ей богиня Цветов, – то я спущусь в мир суеты поискать там знаменитого учителя – ибо я слышала, что среди людей много прославленных игроков, – и попрошу явиться сюда самого И Цю [73]. Посмотрим, не испугаетесь ли вы тогда.
– Ну, этого почтенного И Цю, – ответила Магу, – все, даже сам Мэн-цзы [74], глубоко уважают. Как же мне его не испугаться? Однако вот твоя фраза «спущусь в мир суеты поискать там учителя» невольно наводит на мысль о том, что тебя что-то тянет в этот мир и, боюсь, именно в мире людей тебя признают лучшим мастером по шахматной игре!
Рассмеявшись своей шутке, Магу велела небесным прислужницам подать закусок и вина и расставить шахматы. Обе богини тотчас же с увлечением занялись игрой.
Пока богиня Цветов играла здесь в шахматы, в мире людей некий властелин вдруг издал приказ сразу распуститься всем цветам, подчиненным этой богине.
Этот властелин, собственно, не был ни усатым, ни бородатым мужем, а это была вдовствующая императрица, взявшая в свои руки бразды правления. Это была мать танского императора [75] Чжунцзуна [76] по фамилии У, по имени Чжао [77], прозвавшая себя Цзэтянь, т. е. «Сообразующаяся с небом». Но на самом деле она была богиней-правительницей созвездия Лисицы, сошедшей на землю.
В свое время Тайцзу и Тайцзун [78] были сановниками при суйском дворе, впоследствии отнявшими у императора Ян-ди [79] его владения. Хотя на то было повеление неба [80], при этом произошла слишком жестокая резня, во время которой пострадали не только те, кто при дворе занимались блудом и интригами, но и многие родственники императора. Ян-ди со своими присными, используя эти злодеяния, жаловались в преисподней на всевозможные мучения, перенесенные ими из-за жестокостей и бесчинств, совершенных названными выше отцом и сыном из дома Тан [81]. Один из судей ада [82] доложил обо всем Верховному владыке. К счастью, все божества подробно разобрались в деле и предложили лучше послать какого-нибудь злого духа на землю и привести в полный беспорядок дом Танов, дабы они сами гибли от собственных рук, воздав им таким образом за учиненную ими резню, нежели допустить, чтобы глава рода Ян [83] вернулся в мир людей для отмщения и опять затеял бы такое, чего нельзя было бы разрешить и в будущих перерождениях [84].
Так как, кстати, как раз в это время своей тоской по суетному миру провинилась правительница созвездия Лисицы, они попросили Верховного владыку приказать ей переродиться в государя Танского дома и, нарушив в природе соотношение сил инь и ян, наказать тем самым Танов за их преступления.
Услышав эту новость, правительница созвездия Лисицы чрезвычайно обрадовалась и ожидала лишь счастливого дня [85] для сошествия на землю.
Когда наступил этот день, она прибыла в Лунный дворец проститься с богиней Луны. Чан Э, вспомнив в связи с этим о том, что мы рассказывали выше, грустно заметила:
– Ныне вы, правительница созвездия, отправляетесь в мир людей, чтобы стать там государем. Понятно, вы будете там иметь все самые изысканные яства со всего света. А вот если бы вы смогли в течение дня заставить все прославленные цветы, цветущие обычно в разные времена года, распуститься одновременно, и вся Поднебесная оказалась бы в ярких цветах, вот тогда можно было бы прославить вас как создательницу мира цветов, покрывшую парчовым узором небо и землю! И не только слава о вас передавалась бы в веках, но этим вы проявили бы свои волшебные чары.
– Что же тут трудного, – смеясь ответила правительница созвездия. – Когда я стану государем, не только все цветы не осмелятся ослушаться моего приказа немедленно распуститься, но даже и железное дерево [86], вообще никогда не цветущее, тоже у меня зацветет! Сейчас нечего говорить об этом попусту: придет время – сами увидите!
Закончив беседу, они распрощались. Впоследствии правительница созвездия спустилась в мир суеты и воплотилась в императрицу «Сообразующуюся с небом», мать танского императора Чжунцзуна.
Пока Чжунцзун был на престоле, все чтили и соблюдали древние законы и установления и в Поднебесной царил полный мир. Но, к сожалению, хотя император был человеком достойным и добрым, он не нравился вдовствующей государыне Ухоу.
Не прошло и года, как она отстранила его, лишила даже звания князя Лулинского [87] и, униженного, удалила в Фанчжоу [88]. Себя же Ухоу провозгласила императрицей, назвала свою династию Чжоу [89] и избрала для ведения счета годам своего правления девиз [90] «Гуанчжай» [91]. Случилось это в первом году правления императора Чжунцзуна, что носил девиз «Сышэн» [92], и под эгидой славы Танского дома ей это благополучно удалось.
Повелительница созвездия Лисицы, воплотившаяся в императрице Ухоу, потакала только своим родичам из рода У, а потомкам дома Тан всячески вредила. Тогда один герой – это был Сюй Цзин-е, внук инского князя Сюй Цзи [93], – вознегодовал и, собрав в провинции храбрецов, вместе с Ло Бинь-ваном издал воззвание, призывающее жителей Поднебесной покарать Ухоу. Государыня немедленно выставила сильное войско в триста тысяч человек и приказала командующему Ли Сяо-и [94] во главе всех полководцев выступить в поход и расправиться с мятежниками. Хотя у Сюй Цзин-е и было стотысячное войско, но, как говорится, малым числом не устоять против множества. К тому же он не послушался Вэй Сы-вэня [95], а необдуманно последовал плану Се Чжун-чжана и в результате потерпел полное поражение. Под конец у него, жестоко преследуемого войсками дома Чжоу, осталась лишь тысяча с лишним человек. У Сюй Цзин-е и Ло Бинь-вана было по одному сыну, которым не было тогда еще и десяти лет. Оба они находились в то время с отцами при войске. Сюй Цзин-е, видя, что положение уже никак не поправить, посоветовавшись с Ло Бинь-ваном, отобрал четырех самых сильных телохранителей для охраны обоих княжичей и велел им тайно бежать. При этом Сюй Цзин-е и Ло Бинь-ван отрезали полы от своих халатов, и, прокусив себе палец, каждый кровью переписал воззвание о походе против Ухоу на этих обрезках материи. Потом, передавая их сыновьям, они им наказывали помочь впоследствии государю вновь занять престол и этим выполнить волю своих отцов. В связи с этим оба их сына приняли одно и то же имя – Чэн-чжи, что значит «Воспринявший волю».
Тут Ло Бинь-ван отрезал еще кусок полы от своей одежды и наспех написал на нем своей кровью письмо. Вручая его сыну, он сказал:
– Это письмо потом передашь в Лунъю [96] военному губернатору, дяде Ши И. Это мой близкий друг, с которым мы когда-то побратались. Он человек верный и храбрый и хорошо умеет предсказывать судьбу по звездам. Он преисполнен желания послужить государю, но ныне у него войск мало, и поэтому он не решается поступить опрометчиво. Однако именно он первым подымет войска и уничтожит Ухоу. Отправляйся к нему, мой сын, и, если тебе удастся помочь нашему делу, я умру с улыбкой на устах. Обязательно отдай все силы этому делу.
Сюй Цзин-е тоже написал еще два письма и в свою очередь, вручая их сыну, сказал:
– Одно письмо ты передашь дяде Вэнь Иню, военному губернатору в Хуайнане [97], а другое – дяде Чжан Гэну, военному губернатору в Хэдуне [98]. Оба они люди горячие и ревностные и давно жаждут, подняв войска, уничтожить смуту и вернуть на трон истинного государя. Но они еще не начали дела, так как у них пока войск очень мало. Лишь бы тебе, мой сын, удалось спастись бегством и доставить эти письма или в Хуайнань, или в Хэдун, ты сможешь быть там в безопасности, а впоследствии безусловно наступит день, когда и ты начнешь действовать…
Не успел он кончить своего напутствия, как уже приблизились преследователи. Отцам с сыновьями пришлось немедленно расстаться, обливаясь слезами.
Впоследствии Сюй Цзин-е был убит своим бесчестным телохранителем Ван На-сяном, который потом сам сдался в плен с его отрубленной головой в руках. Все остальные сторонники Сюй Цзин-е были схвачены; его старший брат Сюй Цзин-лун с семьей бежал за море; Ло Бинь-ван скитался, не находя себе убежища, а его отец Ло Лун вместе с внучкой тоже бежал в заморские края. Остальные, как то: Тан Чжи-ци, Ду Цю-жэнь [99], Вэй Сы-вэнь, Се Чжун-чжан – также все бежали.
Разбив Сюй Цзин-е, государыня Ухоу все же боялась, что крепостные стены и рвы вокруг столицы недостаточно ее защищают, и, посоветовавшись со своими родичами, начала строить заставы за стенами города по всем четырем странам света, так что столица Чанъань [100] оказалась в середине, окруженная ими со всех сторон, и в нее, как говорится, и «вода не могла просочиться».
Охранять эти четыре заставы Ухоу назначила своих родичей. Северную заставу охранял У Сы-сы; а так как север относится к стихии воды [101], да к тому же у заставы протекала река в направлении на запад, сообщавшаяся с реками района Юян [102], то и назвали эту заставу заставой Ю-шуй [103]. Западную заставу оборонял У У-сы; запад же относится к элементу металла, который является прообразом орудия убийства; к тому же эта застава была расположена вблизи Башу [104], почему ее и назвали заставой Ба-дао [105]. Восточную заставу охранял У Лю-сы; восток же относится к элементу дерева, а так как в русле реки у заставы издавна водились раковины цзыбэй [106], то первоначально ее назвали заставой Му-бэй [107]; но потом, ввиду того что иероглиф «му» входил в посмертное имя [108] предка Ухоу, у этого иероглифа отбросили одну черту и стали писать иероглиф «цай» [109], потому и название заставы стало Цай-бэй [110]. Южную заставу охранял У Ци-сы; юг относится к стихии огня, но так как после возведения этой заставы в ней часто возникали пожары, то, опасаясь, что пламя слишком разбушуется, ее назвали заставой У-хо [111].
Все эти четыре сородича государыни обучались у магов и были весьма искусны в волшебстве. Поэтому каждый из них перед своей заставой построил еще по заколдованному укрепленному лагерю, служившему могучим укреплением. Уже одна молва об этом привела в трепет всех врагов, и, хотя в то время нашлось бы немало верных и честных домов, готовых послужить истинному государю, из-за страха перед этими заставами они не решались сейчас подымать войска и пока, подчиняясь дому Чжоу, выжидали время, когда можно будет начать восстание.
Ухоу, полагаясь на эти сильные заставы и на доблесть своих родичей, считала свое положение прочным, как гора Тайшань [112], и была очень довольна.
Однажды, как раз в конце зимы, она вместе с царевной Тайпин [113] попивала вино в теплом тереме и, распахнув окно и любуясь снегом, напевала и читала стихи со своей придворной Шангуань Вар [114]. Снег шел все гуще и гуще, и она радостно воскликнула:
– В древности говорили: «Снег предвещает урожайный год». Ах, какое счастливое предзнаменование, да еще когда мы только что взошли на престол! Стало быть, в будущем году все хлеба дадут богатый урожай, и страна будет наслаждаться полным покоем.
Царевна и Шангуань Вар со всеми придворными дамами поздравили ее с таким предзнаменованием и пожелали ей долгих лет царствования.
О том, что было дальше, вы узнаете из следующей главы.