Я люблю брусчатку. Куда бы я ни приехал, я готов лечь на пузо и целовать эти кусочки неправильной формы.
Ладно, не готов, это я фигурально. А то еще подумаете, что я ненормальный какой-нибудь. Просто брусчатка – это нечто, согласны? Кто не согласен – ну и ходите дальше по своему безжизненному асфальту, такому же серому, как ваши предпочтения в городском ландшафте.
В Старом городе Будвы потрясающая брусчатка. Немного плоская, в отличие от, скажем, римской, но это не изъян, а скорее изюминка. А еще в Старом городе здоровские сэндвичи и не менее здоровские рестораны с открытыми террасами, в которых их подают. Жаль, ребятам они вчера не понравились. А впрочем, не жаль. Они сидят в своем гостевом доме, едят крекеры и рады. Им небось и брусчатка не нравится, но это надо уточнить. Могу точно сказать насчет Элис – ей не нравится ничего вообще. По-моему, ей вся Черногория не улыбнулась, не говоря уж о брусчатке. А вот с Джули, возможно, будет что обсудить на этот счет, она вроде молодец, но с ней я знаком всего ничего, собственно, мы только в аэропорту и познакомились. Насчет Тома не знаю – мой школьный друг в целом поддержит любую беседу, но порой я подозреваю, что он делает это, лишь бы кайфовать, какой он, мол, коммуникабельный. Нарцисс.
Вы подумали, что я заговариваю вам зубы, верно? Так и есть. И это неспроста. Просто мне охренительно страшно. Прямо сейчас я нахожусь в небывалом ужасе. Сколько ни путешествую, такой дичи еще не встречал. На туристических форумах всякое пишут: и про дома с привидениями, и про следы дьявола поутру, и про отравленную воду в кранах отелей, но такое…
Ладно, давайте по порядку.
Мы приехали в Будву три дня назад. Я, Том, Элис (его невеста) и Джули (их общая знакомая, которой они меня пытаются сватать) арендовали двухэтажный гостевой дом. Не суперблизко к пляжу, зато с мангальной зоной. Напротив, через дорогу, в каменных коробках проживали местные – это я к тому, что райончик не туристический. Но милый и тихий, с цветами и деревьями.
Много кошек.
Всю дорогу от аэропорта Том горлопанил про футбол, а мы с девчонками просто смеялись. Поскольку мы прилетели рано утром, у нас было много времени погулять, выпить пива, покупаться. Правда, не смотрели на достопримечательности. Много об этом спорили – на мой взгляд, достопримечательности – это главное, но Элис так не считает. Она вообще не умеет отдыхать: постоянно отходит говорить по телефону, ей, как я понял, звонят коллеги, так как она не брала отпуск, а типа работает на удаленке, в отделе маркетинга чего-то там.
Вечером мы напились, и сегодня вся эта троица решила остаться дома. Мол, утомились, надо позагорать на веранде, книжку почитать и все такое прочее. Понимаю, но не принимаю. Мы даже поругались. Достопримечательности, как говорится, сами себя не пофоткают, а тут – целый Старый город! Или правильнее – Стари град. Иди, говорят, один. Мы ближе к вечеру присоединимся. Ну я и пошел. Себе на голову.
Я прогулялся по набережной. Стукнул разок по боксерской груше, набрал шестьсот сорок пять очков. Элис от подобных развлечений фыркает, поэтому я при ней не решался. Выпил кофе. А потом началось самое вкусное: мои любимые символы города. Я сфоткал скульптуру танцовщицы на отвесной скале, сплавал на остров Святого Николая, поднялся на стены цитадели и даже съездил в Котор, хорошо сохранившийся городок с древнеримскими приколами. Точнее, с древнеримской предысторией, а то еще обвините меня в незнании азов.
В Которе я прыгнул в автобус, вернулся в Будву и разместился в одном из ресторанчиков. Заказал пару сэндвичей, достал телефон и принялся пересматривать фотографии. Обожаю это занятие. Впечатления в квадрате: каждый момент проживаешь повторно. А потом постишь сторис и собираешь лайки.
Просмотр я начал «издалека» – как собирался в дорогу, кадр с разбросанными по квартире шмотками, вид с балкона. Постепенно я «приближался» и к Черногории. Такси, аэропорт, самолет, снова аэропорт, только другой. Оттуда было смешное селфи: я, Том, Элис, Джули и какая-то женщина, случайно попавшая в кадр. Потом много пьяного размазанного контента, и – ура! – сегодня! Десерт с вишней, так сказать. Танцовщица на скале. Святой Николай. Море. Мое селфи на острове. И…
Тут-то меня и пронзил ледяной ужас.
Вдалеке за моей спиной, средь гальковых камней, едва заметная, облаченная в традиционные черногорские одеяния – сукню, фартук, джечерму, – стояла женщина из аэропорта. Ее силуэт казался призрачным, и я не сразу понял, что взгляд ее направлен прямо на меня – еще ничего не подозревающего меня, беспечно лыбящегося в камеру.
Я только-только откусил от сэндвича, и проглотить этот кусок стоило мне больших трудов. Я вернулся к первой фотке. Это точно была она. Или нет? Совпадение? Как бы там ни было, я слишком впечатлительный, и сердце принялось колотиться, как старый будильник.
Я продолжал листать. Сотня видов из окон крепости под разным ракурсом. Не все суперклассные: некоторые стоило удалить, некоторые – подправить фильтром, но вроде никаких аномалий. Я успокоился и съел половину первого сэндвича, как вдруг – снова селфи. И снова она. Женщина. Узорчатый фартук. Белая сукня. Она стояла прямо посреди моря.
Я выплюнул добрый кусок, не обращая внимания на взгляды посетителей. Палец, не подчиняясь моему контролю, начал водить по экрану, и зловещая логика подтвердилась. На фотографиях обычной камерой – ничего. Там, где я фоткал себя на фронталку, появлялась женщина. С каждый разом – все мрачнее, а глаза – чернее. И все ближе и ближе ко мне.
А на фото в автобусе из Котора она сидела за моей спиной. И смотрела на мой затылок.
Я бы ее увидел! Я всегда смотрю на фон! Богом клянусь: ее не было в том автобусе! Там сидела молодая парочка. Но на фото – она. И больше никого.
Я бросил десять евро на стол и побежал домой, сквозь сувенирные лавки – туда, к ребятам. Стараясь не смотреть по сторонам, чтобы не видеть лиц, чтобы – ох! – чтобы не увидеть ее, теперь уже в реальной жизни.
На полпути я остановился.
Постойте-ка.
Я ведь знаю, кто эта женщина.
Нам о ней рассказал какой-то дедуля, бездомный, или на вид как бездомный, неважно, в общем, пока мы ждали наш утренний капучино «тейк эвэй» у окошка в кофейне, он завел шарманку. Слыхали, говорит, историю о Црне жене (черной женщине)? В давние времена в одном из городов Черногории жила красавица по имени Лена. В нее до одури был влюблен злой и могущественный человек по имени Павел, один из патриархов города. Лена не отвечала ему взаимностью, и Павел решил ей отомстить. Когда Лена, сказал дедуля, нашла своего суженого, Павел убил его накануне свадьбы. Пять лет горевала Лена, пока вновь не обрела способность любить и не встретила нового возлюбленного. Но Павел убил и его – из принципа. И еще трех человек убил и вроде расчленил, этого дедуля точно не знал, и тогда Лена покончила собой, не в силах совладать с черной своею судьбой. С тех пор ее дух преследует молодых парней, желая наконец найти себе жениха. Вот только всякого избранника Лены ждет смерть. Такова сила черногорских проклятий.
Закончив рассказ, бездомный расхохотался и опрокинул в себя стопку ракии. Всерьез его историю, конечно, никто не воспринял. Том невпопад попросил Элис, чтобы она его не убивала, Элис шутки не оценила и попросила Тома заткнуться. На том и разошлись. А вот если бы внимательно слушали и продолжили разговор, то, может, и выведали бы у незнакомца способ бороться с напастью. Почему мы никогда не думаем наперед и не просчитываем все варианты развития событий?
Ладно, кого я виню. Сам попался – самому отдуваться.
И тогда меня осенило. Кофейня-то находится аккурат по пути домой. Вдруг неопрятный знаток местных легенд ошивается там и сегодня? Я воспрял духом и уже представил, как участвую в средневековом ритуале изгнания нечисти. Жгу какие-нибудь травы, говорю заклинания на черногорском, а потомственная ведьма (и по совместительству – двоюродная сестра незнакомца) дает мне указания и громко сипит.
Дождавшись, когда группа туристов пройдет мимо, я побежал. Голова моя работала в режиме ночного кошмара: казалось, все туристки смотрят на меня исподлобья, все они – Лена, и все хотят меня задушить белыми костлявыми руками, вспороть мне живот и отрубить голову.
Тьфу!
Хватит! Думай о хорошем! Думай о брусчатке! И беги!
Мое фирменное везение: возле кофейни никого не оказалось. Кошки только, да и те – рыжие. Рыжих я меньше всех котирую. Котирую от слова «кот» – ха-ха, поняли, да? Надо будет рассказать Тому, он обожает тупые каламбуры. Иногда мне кажется, что вся его жизнь – тупой каламбур, но не будем. Друг все-таки.
Я спросил у баристы, не знает ли он, где человек.
– Какой человек? – не понял бариста. Типичный хипстер: татуированные предплечья, усы с завитками. Я думал, так уже не модно, но в Черногории ленива даже мода: ходит медленнее, чем часы в ожидании праздника.
– Да вот, мы с друзьями покупали у вас вчера кофе. Днем, часа в три. Тут был человек. В старой серой футболке и порванных джинсах. Седой, подвыпивший. Пока вы взбивали овсяное молоко, он рассказывал нам местную легенду о Црне жене.
Бариста почесал вздыбленную укладку и нахмурился. Затем воскликнул:
– А, помню! С вами еще две девушки было, да? Одна из них, светленькая такая, в розовом топе, попросила ice-какао. Я еще удивился, такого у меня никогда не заказывали.
– Это была Джули. Но вообще у нее вкус хороший.
В последней реплике я намекал на себя, но было бы опрометчиво считать, что бариста меня поймет. Он нахмурился, почесал шею и ответил. Его ответ меня не порадовал:
– Сорри, мужик, не помню, что вы тут с кем-то разговаривали. Я обычно прошу отойти куда-нибудь тех, кто не заказывает. Тебе кстати кофе сделать? Или, может, ice-какао? Отнесешь Джули.
– Спасибо, не надо.
Я отошел от окошка. Солнце уже зашло за горизонт, и жара немного спала. Но мне все равно было жарко – и холодно одновременно. Склизкая ледяная ладонь ковырялась в моих внутренностях. Бариста, занимаясь своими делами, продолжал на меня поглядывать. Понять его можно: вероятно, на моем лице было написано очень многое. И притом черными красками. Не иначе, портрет кисти Франса Халса.