С утра голова моя была пуста, как тыква, из которой выгребли мякоть с семечками, – ни одной стоящей мысли, которая бы проросла хоть из одного, случайно позабытого в этой самой тыкве девственно-белого, влажного и скользкого семечка. Что, интересно, что я скажу своему начальнику майору Мироненко, который ласково, как бы по-дружески посоветовал: «Подумай, подумай, Максим, у тебя впереди целая ночь, авось, что и осенит». Александр Андреевич был цепким, придирчивым, ничего не забывающим человеком, и рассчитывать, что он вдруг проявит понимание и несвойственную ему мягкость к подчиненному – ладно, мол, Денис, не падай духом, где попало, время у нас еще есть, не приходилось.
Я уныло обвел взглядом свою холостяцкую, в общем и целом прибранную, но как-то по-мужски, без излишнего тщания, не говорю уж о фанатизме, кухню, вздохнул и поставил на самую маленькую конфорку электроплиты с теплым названием «Грета» – наверное, немки с этим именем обязательно согревают своей любовью каких-нибудь счастливых Фрицев и Гансов, уже наполненную водой кастрюльку, на дне которой умещалось ровно три яйца, засек время, чтоб они варились не больше пяти минут и обязательно получились всмятку. Параллельно включил кофеварку – чашечка с крепким дымящимся напитком оказалась в моих руках гораздо раньше основного завтрака.
Аппетит не прослеживался, поэтому хватило одного вяло прожеванного яйца. А вот вторая порция кофе оказалась очень кстати, дельных мыслей, правда, в моей голове она не прибавила. Надо бы съесть пару яблок, они ведь стимулируют умственную деятельность, но таковых среди моих скудных припасов не обнаружилось.
Сидя в троллейбусе, я думал о преступлении, которое предстояло распутать. Очень странным оно казалось на первый взгляд. Вчера после обеда в заброшенном здании (старую трехэтажку не в центре, конечно, но и далеко не на окраине Киева умышленно, видимо, подожгли, чтобы заполучить лакомый кусочек земли и возвести потом там очередной торгово-развлекательный центр или жилой дом-небоскреб, на большее фантазии у нынешних толстосумов не хватает) ребятишками, игравшими этим погожим и ласковым сентябрьским деньком в войнушку, был обнаружен труп молодого парня. Испугались, конечно, оповестили о мертвеце родаков, те, естественно, позвонили в полицию… Никаких документов при нем не нашли, деньги, не так уж много, триста пятьдесят семь гривен, в сумочке, которую носят через плечо, лежали, скорее всего, нетронутыми, стало быть, убийство было совершено не ради ограбления. А в том, что приходится иметь дело с убийством, сомневаться не приходилось, об этом свидетельствовала странгуляционная бороздка на шее, а еще кровавая вмятина на лбу, она могла появиться после удара каким-либо тяжелым и тупым, вроде молотка, предметом. А еще судмедэксперт Дюжев, внимательно осмотрев труп, предположил, что смерть наступила не в результате механической асфиксии, похоже, что несчастного только слегка придушили, а добили уже здесь, в этих закопченных развалинах.
– Выводы, Макс, пока что предварительные. Более точную картину узнаем после всесторонней экспертизы. Вскрытие, дорогой мой, покажет, что к чему, – не удержался, чтобы не ввернуть свою коронную фразу, Дюжев. Он и в самом деле был дюжим мужиком – огромного роста, с широченными плечами, квадратной физиономией, как раз Виктору Павловичу больше подходила роль не судмедэксперта, а какого-нибудь бандита-громилы. Однако добродушнее его во всей нашей конторе вряд ли удалось бы кого-нибудь найти, что подтверждало старую истину – сильные люди, как правило, злым нравом не отличаются.
По большому счету, ничем особым картина этого преступления не впечатляла, если бы не одно «но» – у лица покойника, почти впритык к нему, к подбородку, к самому, считай, рту, находилась белая пластиковая тарелочка, из разряда разовых, их обычно берут с собой в вылазки на природу, на шашлыки, а в тарелочке – аккуратно, ровно вырезанная четвертинка пиццы, обыкновенной, аппетитной, на первый взгляд, пиццы.
Более чем странно – почему, зачем здесь эта пицца? Почему, зачем – именно четвертинка? Что хотел сказать этим убийца? Весьма часто подобные «автографы», этакие замысловатые знаки оставляют маньяки, люди, у которых не все в порядке с головой, которые одержимы той или иной навязчивой идеей.
– Ишь ты, – недоуменно усмехнулся Дюжев при одном лишь взгляде на угощение. – Прямо-таки – смерть с пиццей на закуску. А может, он нам, ментам, угощение предложил? Знаю, мол, ребята, что работа у вас собачья, некогда даже перекусить, так что отведайте, не побрезгуйте пиццей-то…
Шутки шутками, но «роспись» у злодея странная и зловещая, ничего в связи с ней в бедную мою голову не приходило, хотя я и напряженно думал, не замечая, что проносится за окном троллейбуса.
Переступив порог «конторы», я первым делом заглянул к Дюжеву. Широким жестом гостеприимного хозяина он указал мне на стул, одиноко стоявший у стенки, стянул с рук перчатки, потом снял марлевую повязку с лица:
– Ну, повторять, что это было убийство, видимо, не надобно. Совершено оно примерно позавчерашним вечером, даже, скорее всего, ночью, то есть за полсуток до того, как на мертвеца наткнулись пацанята. Опять же, Максим, я не ошибся, когда предположил, что парнишку этого несчастного слегка придушили, он, естественно, потерял сознание, ну, а расправились с ним не в развалинах этих, а где-то в другом месте – сначала отбили почки, удары ногой были мощными, целенаправленными, а потом звезданули беднягу по лбу, скорее всего молотком, ну, которым обычно забивают гвозди. Этот-то удар и оказался смертельным. Здесь обрати внимание на такую деталь: боек у молотка не квадратный, не прямоугольный, а идеально круглый…
– Как думаете, Виктор Павлович, сколько лет этому парню?
– Предположительно двадцать пять-двадцать шесть. Может быть, студент или просто бездельник, каких сейчас навалом. По крайней мере, на руках у него ни мозолей, ни каких-либо других следов, когда орудуешь, и весьма часто, каким-нибудь рабочим инструментом. Да, скорей всего, повторюсь, это молодой безработный, выйди на улицу, плюнь в любую сторону и обязательно попадешь в такого…
– А что с пиццей?
– А ничего. Я ее съел, – пошутил Дюжев. – Вкусная, пальчики оближешь… Хотел и тебе кусочек оставить, да не удержался, съел целиком…
– Я серьезно, Виктор Павлович, – произнес я, думая уже о предстоящей встрече с майором Мироненко.
– Ну, ладно, Макс, и правда – шутки в сторону.
– Что-нибудь конкретное можно сказать об этом кулинарном изделии? Удивляюсь вообще-то, как его не сожрали какие-нибудь голодные псы…
– Макс, тебе что-нибудь говорит такое имя – Марк Апиций?
– Марк Аврелий – да, такого знаю… А этого… Апиция – нет. Могу разве лишь догадаться, что он тоже был римлянин.
– Да, Макс, ты не ошибся насчет его гражданства, а жил этот товарищ в первом веке до нашей эры, и известен тем, что его перу принадлежит опять же первая, можно сказать, книга о пицце, вернее, о ее многочисленных «прабабушках» – много Марк Апиций приводит вкусных таких рецептов. Я, конечно, не смею считать себя суперэкспертом по такому популярному яству, порция уже ушла к специалистам узкого профиля, единственное, что скажу навскидку – сдается мне, что эту лепешку-пирог испекли в домашних условиях, и весьма неплохо, очень даже умело. Вернее, саму лепешку купили где-нибудь в супермаркете, замороженный полуфабрикат, а все остальное – самодеятельность. Тесто, Максим, дрожжевое, начинка, или покрытие, как хочешь – колбаса, расплавленный сыр «моцарелла», сладкий болгарский перец, помидоры, естественно. Кстати, классический, нынешний, так сказать, вид пицца приобрела в 1522 году, когда Европа узнала, что такое помидоры, ну, а вообще, способов приготовления пиццы существует сотни, даже тысячи…