Слово 4 О душе, о страстях и о чистоте ума в вопросах и ответах
Вопрос. Что такое естественное состояние души? Что такое состояние противоестественное? Что такое состояние сверхъестественное?
Ответ. Естественное состояние души есть ведение Божиих тварей, чувственных и мысленных. Сверхъестественное состояние есть возбуждение к созерцанию пресущественного Божества. Противоестественное же состояние есть движение души в мятущихся страстями. Как сказал божественный и великий Василий, душа, когда оказывается сообразной с естеством, пребывает горе, а когда оказывается вне своего естества, является долу на земле; когда же бывает горе, оказывается бесстрастной; а когда естество низойдет от свойственного ему чина, тогда открываются в нем страсти. Итак, явствует наконец, что страсти душевные не суть душевные по естеству.
Если душа в охуждаемых телесных страстях приходит в такое же движение, как и в голоде и в жажде, то, поскольку в рассуждении этих последних не положено ей закона, не столько бывает она достойна порицания, как в прочих страстях, заслуживающих порицания. Случается, что иногда иному бывает попущено Богом сделать что-либо по видимости неуместное, и вместо порицания и укоризн воздается ему благим воздаянием. Так было с пророком Осией, который поял в жены блудницу, с пророком Илией, который по ревности Божией совершил убийство, и с теми, которые по велению Моисея мечом убили своих родителей. Впрочем, говорится, что в душе и без телесного естества естественно есть похоть и раздражительность, и это суть страсти души.
Вопрос. То ли сообразно с естеством, когда вожделение души воспламенено Божественным или когда обращено на земное и телесное? И для чего душевное естество обнаруживает ревность свою с раздражительностью? И в каком случае раздражение называется естественным? Тогда ли, когда душа раздражается по какому-либо плотскому вожделению, или по зависти, или по тщеславию, или по чему подобному, или когда раздражает ее что-либо противное этому? Пусть отвечает, у кого слово, и мы последуем ему.
Ответ. Божественное Писание многое говорит и часто употребляет именования не в собственном смысле. Иное свойственно телу, но сказуется о душе. И наоборот, свойственное душе сказуется о теле. И Писание не разделяет сего, но разумные понимают это. Так и из свойственного Божеству Господа иное, неприменимое к человеческой природе, сказано в Писании о всесвятом Теле Его. И наоборот, уничижительное, свойственное Ему по человечеству, сказано о Божестве Его. И многие, не понимая цели Божественных словес, поползнулись в этом, погрешив неисправимо.
Так, в Писании не различается строго свойственное душе и свойственное телу. Потому если добродетель естественным образом есть здравие души, то недугом души будут уже страсти – нечто случайное, прившедшее в естество души и выводящее ее из собственного здравия. А из этого явствует, что здравие предшествует в естестве случайному недугу. Если же это действительно так (что и справедливо), то значит уже, что добродетель есть естественное состояние души, случайное же[13] – вне естества души.
Вопрос. Страсти телесные естественно ли или случайно приписываются телу? И страсти душевные, принадлежащие душе по связи ее с телом, естественно ли или в несобственном смысле ей приписываются?
Ответ. О страстях телесных никто не осмелится сказать, что принимаются в несобственном смысле. А о душевных страстях, как только дознано и всеми признается, что душе естественна чистота, должно смело сказать, что страсти нимало не естественны душе, потому что болезнь позднее здравия. А одному и тому же естеству невозможно быть вместе и добрым, и лукавым. Поэтому необходимо одно предшествует другому. Естественно же то, чем предварено другое, потому что обо всем случайном говорится, что оно не от естества, но привзошло извне; и всем случайным и привзошедшим следует изменение, естество же не переиначивается и не изменяется.
Всякая страсть, служащая к пользе, дарована от Бога. Страсти телесные вложены в тело на пользу и возрастание ему; таковы же и страсти душевные. Но когда тело, лишением свойственного ему, принуждено стать вне своего благосостояния и последовать душе, тогда оно изнемогает и терпит вред. Когда и душа, оставив принадлежащее ей, последует телу, тогда и она терпит вред, по слову божественного апостола, который говорит: Плоть бо похотствует на духа, дух же на плоть: сия же друг другу противятся (Гал. 5, 17). Потому никто да не хулит Бога, будто бы Он в естество наше вложил страсти и грех. Бог в каждое из естеств вложил то, что служит к его возрастанию.
Но когда одно естество входит в согласие с другим, тогда оно обретается не в том, что ему свое, но в противоположном этому. А если бы страсти были в душе естественно, то почему душа терпела бы от них вред? Свойственное естеству не вредит ему.
Вопрос. Почему телесные страсти, взращающие и укрепляющие тело, вредят душе, если они не свойственны ей? И почему добродетель утесняет тело, а душу взращивает?
Ответ. Не примечаешь ли, как то, что вне естества, вредит ему? Ибо каждое естество исполняется веселья, приблизившись к тому, что ему свойственно. Но ты желаешь знать, что свойственно каждому из этих естеств? Примечай: что вспомоществует естеству, то ему свойственно, а что вредит, то чуждо и привзошло извне. Итак, поскольку дознано, что страсти тела и души одни другим противоположны, то уже всё, сколько-нибудь вспомоществующее телу и доставляющее ему отдохновение, свойственно ему. Но когда сдружилась с этим душа, нельзя сказать, что это ей естественно, ибо что свойственно естеству души, то – смерть для тела.
Впрочем, в несобственном смысле сказанное выше приписывается душе. И душа, по немощи тела, пока носит его на себе, не может от этого освободиться, потому что естественно вступила в общение со скорбным для тела по причине того единения, какое непостижимой Премудростью установлено между движением души и движением тела. Но хотя они и в таком взаимном общении, однако же отличны и движение от движения, и воля от воли, а также и тело от духа.
Впрочем, естество не переиначивается. Напротив, каждое из естеств хотя и крайне уклоняется, в грех ли то или в добродетель, однако же приводится в движение собственной своей волей. И когда душа возвысится над попечением о теле, тогда вся всецело цветет духом в движениях своих и среди неба носится в непостижимом. Впрочем, и в этом состоянии не воспрещает телу помнить свойственного ему. И также, если тело оказывается в грехах, душевные помышления не перестают источаться в уме.
Вопрос. Что такое чистота ума?
Ответ. Чист умом не тот, кто не знает зла (ибо такой будет скотоподобным), не тот, кто по естеству находится в состоянии младенческом, не тот, кто принимает на себя вид чистоты. Но вот чистота ума – просветление Божественным по деятельном упражнении в добродетелях. И не смеем сказать, чтобы приобрел это кто без искушения помыслами, потому что иначе он был бы не облеченный телом. Ибо не отваживаемся говорить, чтобы наше естество до самой смерти не было боримо и не терпело вреда. Искушением же помыслов называю не то, чтобы подчиняться им, но чтобы положить начало борьбе с ними.
Движение помыслов в человеке бывает от четырех причин: во-первых, от естественной плотской похоти; во-вторых, от чувственного представления мирских предметов, о каких человек слышит и какие видит; в-третьих, от предзанятых понятий[14] и от душевной склонности, какие человек имеет в уме; в-четвертых, от приражения бесов, которые воюют с нами, вовлекая во все страсти, по сказанным прежде причинам.
Поэтому человек даже до смерти, пока он в жизни этой плоти, не может не иметь помыслов и брани. Ибо, рассуди сам, возможно ли, чтобы прежде исшествия человека из мира и прежде смерти пришла в бездействие какая-либо одна из этих четырех причин? Или возможно ли телу не домогаться необходимого и не быть вынужденным пожелать чего-либо мирского? Если же неуместно представлять себе что-либо подобное, потому что естество имеет нужду в таких вещах, то значит уже, что страсти действуют во всяком, кто носит на себе тело, хочет ли он того или не хочет.
Поэтому всякому человеку, как носящему на себе тело, необходимо охранять себя не от одной какой-либо страсти, явно и непрестанно в нем действующей, и не от двух, но от многих страстей. Победившие в себе страсти добродетелями, хотя и бывают тревожимы помыслами и приражением четырех причин, однако же не уступают над собой победы, потому что имеют силу, и ум их восторгается к благим и Божественным памятованиям.
Вопрос. Чем отличается чистота ума от чистоты сердца?
Ответ. Иное есть чистота ума, а иное – чистота сердца. Ибо ум есть одно из душевных чувств, а сердце обнимает в себе и держит в своей власти внутренние чувства. Оно есть корень, а если корень свят, то и ветви святы, то есть если сердце доводится до чистоты, то ясно, что очищаются и все чувства. Если ум приложит старание к чтению Божественных Писаний или потрудится несколько в постах, в бдениях, в безмолвиях, то забудет прежний свой образ мыслей и достигнет чистоты, как только удалится от скверного жития; однако же не будет иметь постоянной чистоты, потому что, как только он очищается, так же скоро и оскверняется.
Сердце же достигает чистоты многими скорбями, лишениями, удалением от общения со всем, что в мире мирского, и умерщвлением себя для всего этого. Если же достигло оно чистоты, то чистота его не осквернится чем-либо малым, не боится великих, явных браней (разумею брани страшные), потому что приобрело себе крепкий желудок, который может скоро переварить всякую пищу, несваримую в людях немощных. Ибо врачи говорят, что всякая мясная пища неудобоварима, но много силы сообщает телам здоровым, когда приемлет ее крепкий желудок.
Так всякая чистота, приобретенная скоро, в короткое время и с малым трудом, скоро теряется и оскверняется. Чистота же, достигнутая многими скорбями и приобретенная продолжительным временем, не страшится какого-либо не превышающего меру приражения в какой-либо из частей души, потому что укрепляет душу Бог. Ему слава во веки веков! Аминь.