Зверь не сразу сгрызает кость, сначала он облизывает ее.
Ночь не сразу становится ночью. Ей предшествует полумрак.
Страх не сразу будет страхом. Сначала ты почувствуешь только легкий дискомфорт.
И яд, случается, тоже действует не сразу.
Девятнадцатое ноября 2020 года.
До сих пор помню этот день, как будто он был вчера: лил дождь, мое платье промокло до нитки, струи размывали пятна крови на асфальте, и незнакомец – пристальные голубые глаза, черный капюшон, из-под которого выбивались мокрые пряди волос, – коснулся моего плеча и задал вопрос, который перевернул мой мир…
Я возвращалась с работы затемно. Ехала на машине из сити-центра домой, в Черчтаун, где жила вместе с парнем. Бушевала непогода, струи дождя заштриховали пространство, ничего не возможно было разобрать, кроме воды и воздуха, воздуха и воды.
Машин было мало, я проехала Миллтаун, свернула на Дандрум Роуд, и вдруг увидела, как девушка на велосипеде далеко впереди потеряла управление. Ее вынесло с велосипедной полосы на дорогу, и она упала.
Я загнала машину на тротуар, включила аварийку и выбежала под дождь. Велосипедистка уже перевернулась на бок и села – все лицо было залито кровью. Кровь хлестала из носа, подбородок был стесан, губы разбиты. Она была в полной дезориентации, не могла говорить. Я пыталась помочь ей встать, но она не могла удержаться на ногах, теряла равновесие.
Я заподозрила сотрясение и вызвала скорую. Крови было так много, что у меня ком подкатил к горлу. Я прикладывала платок к ее носу, но с таким же успехом можно было пытаться осушить им реку.
В такие минуты никто не спрашивает, готова ли ты прийти на помощь, сможешь ли быть полезной истекающему кровью человеку. Такие моменты наступают без предупреждения и испытывают тебя на прочность.
Я не была крепким орешком, испугалась и запаниковала. Мне казалось, что я вот-вот отключусь вместе с велосипедисткой. Но, на мое счастье, рядом оказался какой-то парень в черной куртке со светоотражающими полосами. Сел рядом, посветил фонариком телефона женщине в глаза, осмотрел ее лицо и руки. Смог привести ее в чувство и был рядом до самого приезда скорой.
На его куртке был логотип службы доставки, он вез кому-то заказ, но плюнул на все, чтобы остаться рядом с нами. Наверняка у него в багажной сумке стыла еда, так что заказчик будет недоволен и менеджер устроит ему разнос, но тут на дороге человек сидел в луже крови – и он выбрал его.
Скорая ехала долго, минут пятнадцать. Дождь успел смыть с асфальта всю кровь, и мы втроем вымокли до нитки. Когда велосипедистку увезли, курьер коснулся моей руки, заглянул в глаза и задал вопрос, который я совершенно не ожидала услышать:
– Ты в порядке?
Меня трясло от холода, волосы липли к лицу, руки дрожали – должно быть, любой на его месте поинтересовался бы. Это была обычная вежливость, формальность, до ужаса простой вопрос – но он вогнал меня в состояние, близкое к эйфории. Внутри растеклось тепло. Мгновение назад хотелось плакать, забиться в угол, спрятать лицо – и вдруг все прошло.
Незнакомый парень, с глазами, голубыми, как газовое пламя, которого я видела впервые в жизни, одним вопросом погасил мое волнение и испуг.
Я не могла понять, что со мной творится. И что в этом вопросе такого, что у меня сердце бьется как бешеное? И почему мне и больно, и хорошо одновременно? И уж не схожу ли я с ума, насмотревшись на кровавые ручьи и продрогнув до боли в мышцах?
– Я в норме, – ответила я, кивая.
– Не сильно разнервничалась? Сможешь сесть за руль?
Я снова кивнула, подавив в себе порыв обнять его за то, что он так внимателен.
– Поезжай не спеша, – сказал он, сел на велосипед и уехал.
Я вернулась в машину, включила кондиционер на максимум и растерла лицо. Голова кружилась, то ли от холода, то ли от волнения.
На экране телефона высветилось несколько пропущенных звонков и сообщений:
«Где ты?» – спрашивал у меня мой парень.
«На дороге был небольшой инцидент», – написала я.
«Инцидент, растянувшийся на три часа? Ничего, что уже девять?»
«Я поздно выехала, было много работы».
Он ничего не ответил.
Я смотрела на нашу переписку несколько минут, и только тогда поняла, что же меня так зацепило в вопросе курьера: он был внимателен. В его голосе угадывалась забота, почти нежность. Словно ему было не все равно, как я себя чувствую и смогу ли доехать домой. При этом мы даже не были знакомы.
А Дерек, мой парень, не поинтересовался, как я, даже после слов «инцидент на дороге».
Это был невыносимый контраст, прожигающий как раскаленная спица. В тот вечер я прочувствовала его настолько остро, что уже не смогла выбросить из головы.
Мы с Дереком познакомились год назад на одном из корпоративных банкетов. Мой отец владеет крупной юридической фирмой, а Дерек был одним из его партнеров. Ему было тридцать три, он на девять лет старше меня. Нас познакомил отец. Я помню, как Дерек протянул мне руку, я в ответ протянула свою и, краснея, представилась: «Ванесса Энрайт, очень приятно». А Дерек ослепительно улыбнулся и ответил: «Просто Дерек. Или, может быть, тот, о ком ты будешь думать сегодня ночью, лежа в постели?»
Помню, я страшно смутилась, услышав это. Еще не зная меня, он уже позволил себе откровенный, почти интимный комментарий. Однако я все же посчитала такое знакомство романтичным. Тогда мне было двадцать четыре. У меня все еще не было большого опыта отношений. Я встречалась несколько раз с такими же зелеными, как и я сама, мальчишками из университета, но по-прежнему оставалась очень наивной. Я часто смущалась в компании мужчин повзрослее, когда они обращались ко мне, робела перед незнакомцами. Моих знакомых парней можно было пересчитать по пальцам, в основном это были бывшие однокурсники. На улице я не знакомилась и редко бывала в клубах…
Однако отец жаждал как можно скорее «пристроить» меня, передать в серьезные и надежные руки, которые позаботились бы и обо мне, и о втором его детище – фирме Enright Solicitors. Меня он по умолчанию считал неспособной управлять компанией. «Олененок не сможет тянуть стотонную телегу. Только тягловый жеребец», – так он однажды и сказал.
Возможно, эти две вещи – моя неопытность и железная отцовская хватка, которая распространялась на все, включая меня, – и определили мою судьбу. Отец не просто познакомил меня с мужчиной что надо, как он выразился. Он еще и сделал все, чтобы Дерек получил ко мне постоянный доступ.
Дерек стал часто появляться у нас в гостях, неизменно приглашался на все банкеты. Отец то и дело звал меня в офис фирмы, а когда я приходила, то выяснялось, что он страшно занят, или должен уйти на совещание, или любая из сотни других причин – и ко мне тут же выходил Дерек, звал на обед, осыпал комплиментами, отвозил домой…
Я присматривалась к нему. Он был высоким, темноволосым, зеленоглазым. Щетина была такой темной, что даже когда он брился начисто, подбородок и щеки сохраняли синеватый оттенок. В нем угадывалось нечто властное, неумолимое. Он умел ухаживать и не понимал слово «нет»: если я отказывалась от чего-либо, он настаивал до тех пор, пока я не сдавалась, будь то ужин, поход в кино или подарок.
Тогда я еще не знала, что если слово «нет» для мужчины – пустой звук, то это скорее повод бежать от него, нежели падать в объятия.
Однажды мы должны были поехать в Корк, в семейный загородный дом на рождественские праздники. Моя семья отправилась туда отдельно – отец сказал, что у машины какие-то неполадки, и ее лучше не нагружать. А мне он предложил поехать вместе с Дереком, которого пригласили тоже. К вечеру выяснилось, что машина родителей сломалась по дороге и они заночуют в Портлише. А я по прибытии оказалась одна в доме вместе с Дереком.
Помню, что мы пили чай, играли в шахматы, сходили вместе в ресторан, где он без конца мурлыкал песню «All I Want For Christmas Is You» [1]. Домой мы вернулись за полночь, замерзли, он налил мне немного вина. А потом еще. Я стремительно пьянела, но чувствовала себя в безопасности в нашем семейном доме. Что может случиться? Это мой дом. Родители знают, что мы здесь. Дерек работает на отца – он не просто незнакомец с улицы. Все будет хорошо.
Дерек начал целовать меня после третьего бокала. Я не могла понять, нравится мне или нет. Не была уверена, что хочу этого. Его рука скользнула ко мне под юбку, и тогда я решила, что делаю ошибку. Я попросила его притормозить, сказала, что не готова. Меня будто посадили на болид, который разогнался до скорости света, когда я хотела лишь неторопливой прогулки.
Дерек только улыбнулся в ответ и снова наполнил мой бокал…
Я не помню, что было потом. Проснулась в своей постели посреди ночи от рвотных спазмов, приподнялась на локтях и меня стошнило прямо на пол. Тогда же я заметила, что на мне нет одежды. Рядом спал Дерек, тоже абсолютно голый. В промежности все горело. Я поняла, что произошло: до Дерека у меня было несколько партнеров, так что я прекрасно знала, что ощущаешь после секса.
Утром я была сама не своя. Плакала, была напугана и не могла собраться с мыслями. Мне казалось, что мной воспользовались, подсыпали что-то в вино. Я не пила так много, чтобы попросту отключиться, но тем не менее это случилось! Меня сводили с ума паника, злость и страх, но…
Дерек тоже был расстроен и подавлен. Бродил из угла в угол, опустив в пол красные глаза. Сказал, что, как и я, ничего не помнит. Что все случилось спонтанно и неожиданно даже для него самого. Сказал, что ненавидит себя и что уедет сразу же после того, как приедут мои родители. Которым он конечно же расскажет, что произошло. Как же иначе. Потому что он не насильник и не злодей. Он друг семьи. Он коллега отца. И он влюблен в меня.
Безумно.
Он вышел из дома и вскоре вернулся с кошмарно дорогим букетом: лилии, ирисы, фрезии – и… встал передо мной на колени.
– Я все испортил, Ванесса… Я думал предложить тебе стать моей девушкой на этих каникулах. Даже сказал об этом твоим родителям. Они так обрадовались. И я с ума сошел от радости, не мог ни о чем думать. И теперь все испортил, идиот… Я уже отнес свои вещи в машину. Скоро они приедут и… Я наверно даже уволюсь из фирмы. Не смогу смотреть твоему отцу в глаза.
Я остановила его на середине монолога. Заставила встать с колен и попросила ничего не говорить родителям.
Я испытывала стыд. Боялась, что упаду в их глазах, как только они узнают, что я отдалась Дереку после третьего бокала. Тот факт, что я была пьяна, почему-то казался важным. Переворачивал все на сто восемьдесят градусов. Словно вопиющее доказательство того, что я сама была не против раздвинуть ноги. Сейчас я понимаю, что это была несусветная чушь, но тогда именно так я чувствовала и думала. А жаркое раскаяние Дерека заставило меня и вовсе проглотить боль и обиду.
Он не был похож на злодея. Злодеи не могут быть друзьями семьи или партнерами отца. Злодеи поджидают за углом, бьют по голове, угрожают ножом. И они не плачут потом и не приносят букеты. Так?
Это тоже было чушью. Плохие парни могут носить любые маски и, как правило, носят. Но, опять же, тогда я была ужасно, катастрофически наивна.
Родители ни о чем не узнали. Дерек засыпал меня извинениями, подарками, и провел со мной и моей семьей все рождественские праздники. Было очень много слов, эмоций, заверений в любви и аккуратного, завуалированного прессинга. Его раскаяние, внимание, настойчивость, то, как он говорил со мной, как ежедневно просил прощения, – все это обрушилось на меня, как океанический шторм.
Известно, что перед штормом могут устоять только укрепленные гавани. Я же была тонкой полоской песка на берегу – неуверенным и доверчивым человеком – так что, будем считать, меня просто смыло. Я всему верила. Я со всем соглашалась. Я все простила.
А потом и вовсе стала его девушкой.
Таково было начало моих отношения с Дереком Линчем: манипуляции, интриги и секс, который я не запомнила. Самая ужасная завязка из всех возможных. Но на этом мои проблемы не закончились.
На этом они только начались.
Я вытерла насухо волосы в машине, немного отогрелась, успокоилась и медленно влилась в поток. Капли дождя стучали по ветровому стеклу, диджей на 95FM рассказывал, что ирландцы вовсю записываются к стоматологам на Тенерифе – и вовсе не для того, чтобы полечить зубы, а чтобы втихую обойти ограничения на вылет и провести пару недель на курорте. Поездки на отдых были запрещены, а вот лечение – это же совсем другое дело!
Мне эти хитрости показались забавными. Я завидовала людям, которые ничего не боятся: ни эпидемии коронавируса, ни штрафов, ни проблем с полицией. Потому что сама жила в постоянном страхе.
Страхе, что могу сделать что-то так, не то сказать, не так посмотреть.
Дерек был очень раздражительным. Воспламенялся, как спирт, как разлитый бензин. Не проходило ни дня без крика или унижений. Любая моя ошибка была поводом устроить мне взбучку или такой неистовый секс, что я потом едва ходила. В буквальном смысле: мне было больно ходить. Однако я всему могла придумать оправдание. Буквально всему.
Грубый секс, заканчивающийся синяками и кровоподтеками? Прекрасно, таким вроде бы и должен быть секс. Жажда тотального контроля и желание доминировать? Отлично, скорее всего это значит, что я очень любима. Власть и уверенность, которые Дерек проявлял во всем? Да это же черты, свойственные настоящему мужчине.
Я была настолько наивна, что смогла бы увидеть прекрасное даже в пощечине. А если меня что-то и не устраивало, то я умело закрывала на это глаза. Мне казалось, что только истерички постоянно чего-то требуют, скандалят, добиваются какого-то особенного отношения, пока не вытопят из отношений всю любовь. А умные женщины поступают иначе: не придираются, умеют идти на компромисс, терпят и не зацикливаются на негативе.
Так я думала и была искренне уверена, что права.
До сегодняшнего дня. Когда вдруг, сидя в машине после инцидента на дороге, поняла, что мне не хочется возвращаться к Дереку. Что я скорее готова поменяться с велосипедисткой местами и отправиться в госпиталь, чем снова оказаться с ним под одной крышей. Что его дом, в который я переехала после начала наших отношений, вызывает у меня не больше радости, чем тюрьма или комната пыток.
В доме было тихо. Дерек сидел в полутемной гостиной, освещенной одинокой настольной лампой. Он захлопнул ноутбук, как только я переступила порог, и перевел на меня взгляд.
Многие считали его красавчиком. Высокий, широкоплечий, всегда стильно подстрижен и хорошо одет, идеальный одеколон, первоклассное чувство юмора. Я тоже когда-то купилась на это все.
– Не прошло и полгода, – протянул он.
Я повесила пальто на крючок в гардеробной, сняла туфли и аккуратно поставила их на подставку для обуви. Мои движения автоматически замедлились, будто я собиралась войти в клетку к неприрученному зверю.
– Прости, было много работы, а потом еще и авария на дороге. Я же уже объяснила в сообщении.
– Объяснила? – прищурился он. – А по-моему, просто отмахнулась от меня эсэмэской.
– А что мне нужно было сделать? Отправить тебе официальный, заверенный нотариусом запрос, что я задержусь?
Дерек обошел стол и встал напротив, закрывая проход в гостиную.
– Меня раздражает, что ты даже не пытаешься выглядеть виноватой. Я сижу как на иголках три часа, пока ты ходишь черт знает где, места себе не нахожу, а ты…
– Дерек, я ехала домой.
– Все это время?! Уже почти десять!
– Да! Все это время! Я выехала с работы в восемь! Прошу, давай не будем!
Дерек натянуто рассмеялся и стиснул двумя пальцами мой подбородок – почти жест нежности, если бы не сила нажима. Он сжимал мой подбородок все сильнее и сильнее, заставляя смотреть на него, пока мне не стало больно. Я ударила его по руке, оттолкнула и переступила порог гостиной. Он шумно выдохнул и схватил меня за волосы, заставив остановиться.
– Дерек, пожалуйста! – вскрикнула я.
Он резко развернул меня, схватил за ягодицы и притянул к себе.
Наши ссоры всегда возбуждали его. Он вмиг заводился, хватал меня за руки, задирал юбку. Становился злым и молчаливым, или наоборот, слишком разговорчивым: принимался отчитывать меня, грубить, называть сучкой и шлюшкой.
В начале наших отношений его вспыльчивость, всегда заканчивающаяся яростным сексом, казалась чем-то киношным, стильным и классным. Даже стоя на коленях и некрасиво давясь его членом, я умудрялась находить в его поведении какую-то темную романтику. И только спустя время начала осознавать – в том, что он делает, нет романтики и меня это совсем не возбуждает. Наоборот, пугает. Я контролировала ситуацию не больше, чем человек, стоящий посреди железнодорожных путей и силой мысли пытающийся остановить поезд, – то есть я не контролировала ничего вообще. Обычно, если я начинала возражать, то распаляла его еще больше. Даже отсутствие возбуждения с моей стороны и сухость в промежности не останавливали его. Он раздвигал мои ноги и тут же входил.
– Сегодня ничего не будет, – сказала я, отступая и пытаясь сбросить с себя его руки.
– И почему же? – ухмыльнулся он.
– Мне не нравится это, Дерек. Не нравится, что я не могу контролировать смены твоего настроения.
– Это и не должно быть в твоей власти – контролировать меня, – усмехнулся он, снова подходя так близко, что я ощутила жар его тела.
– Тогда надеюсь, это хотя бы в твоей власти? – спросила я. – Ты-то сам в состоянии контролировать свой гнев?
Он припер меня к стенке и низко склонил голову.
– У моего гнева есть причина. И если бы он по-настоящему пугал тебя, то ты бы вела себя соответствующе и старалась не провоцировать меня. Но глядя на твои выходки, я думаю, что мой гнев – это как раз то, чего ты добиваешься.
– Неправда. – Я сделала шаг в сторону, но Дерек схватил меня за запястье и заставил остановиться.
– Не смей уходить, когда я говорю с тобой.
– Я не ухожу, – ответила я, прикидывая в голове, как быстро смогу добраться до входной двери. На улице шел дождь, так что если Дерек решит бежать за мной, то непогода его охладит. Если же не охладит, то я просто поймаю такси и сбегу домой к родителям.
– Вот и умница, – сказал Дерек. – А теперь послушай меня: еще раз ты пропадешь с радара без предупреждений – и пожалеешь. Ты не будешь делать из меня идиота.
– Я не делаю из тебя идиота!
– Конечно, всего лишь исчезаешь на три часа, не удосужившись позвонить. – И он снова схватился за мой подбородок.
Я отпихнула его руку и бросилась в сторону. Он вцепился в мою одежду, сжал предплечья и швырнул на диван. Пока я боролась с ним, протестуя и пытаясь выскользнуть, он успел расстегнуть ремень и забрался на меня сверху. Он был тяжелым и массивным – невозможно сопротивляться. Его руки сжали мои запястья, как железные клещи. Я закрыла глаза и прекратила борьбу. Он стянул с меня белье и быстро овладел мной, резко выдыхая на каждом толчке.
Мне снова было больно, душили слезы. Только вот ни мои слезы, ни просьбы еще ни разу не остановили его.
Когда он закончил, я выбралась из-под него и, задыхаясь от обиды и на бегу поправляя юбку, рванула к двери. Распахнула ее, бросилась наружу и… врезалась в кого-то. Чьи-то руки остановили меня, на мгновение задержавшись на моих плечах. Волна холодного воздуха отбросила волосы с моего лба, мои ладони коснулись чужой куртки, и я не сразу убрала их, словно боялась остаться без опоры.
Передо мной стоял тот самый парень, который помог мне сегодня на дороге и чуть не довел меня до экзистенционального кризиса одним лишь вопросом о моем самочувствии… Половину лица скрывала тень от капюшона, но я все равно узнала его.
– Доставка из «Кей-Тауна», – проговорил он, пристально разглядывая мое лицо.
Я уже слышала его голос, но сейчас он показался мне особенно приятным. Вообще все в нем почему-то показалось приятным. Возможно только потому, что он пришел снаружи. Явился оттуда, куда я так сильно хотела убежать.
А курьер узнал меня.
– Кажется, у меня дежавю, – улыбнулся он и протянул бумажный пакет с едой.
Я не улыбнулась в ответ, не смогла. И пакет не взяла тоже. Мои руки тряслись, опустились вдоль тела и обвисли, словно обесточенные. Если я возьму протянутый пакет, то он уйдет, а я испытывала страшную нужду в том, чтобы он остался. Присутствие чужого человека – пусть всего на несколько минут – вернет мне почву под ногами.
– Что-то случилось? – спросил курьер, должно быть читая на моем лице совсем не те эмоции, с какими люди обычно встречают еду из ресторана.
Я облизала пересохшие губы, даже не пытаясь сказать что-то в ответ. С черного неба вовсю лило. Фонари раскачивались на ветру на противоположной стороне улицы, один из них то гас, то зажигался снова, как в фильме ужасов. Ветер задувал в дверной проем.
– Ну наконец-то, – сказал Дерек у меня за спиной, тоже подошел к двери, сунул курьеру наличку и забрал пакет.
Он как ни в чем ни бывало взял меня за руку, завел домой и захлопнул дверь прямо у курьера перед носом, даже не сказав «спасибо». Он понес еду в гостиную, напевая, будто вообще ничего не произошло.
Я не последовала за ним, прислонилась лбом к запертой двери и медленно выдохнула. Глаза жгло, я моргнула, и слезы скатились по щекам вниз.
– Я заказал роллы, креветки в панировке и корейское пиво.
Я обернулась через плечо и увидела, как Дерек раскладывает еду на столе. Неторопливо и напевая мелодию себе под нос. Он достал тарелки и наполнил два пивных бокала.
– Так что там случилось на дороге? Машина цела? – спросил Дерек как ни в чем не бывало, спокойно и благодушно.
Стоило ему выместить на мне злость и оттрахать, и он сразу же успокаивался. Становился таким, каким его знали другие: знаменитым адвокатом, примерным сыном, приятным соседом и завидным бойфрендом.
Я не ответила. Развернулась и вышла под козырек дома, на свежий воздух. Достала из кармана пачку сигарет и закурила. Горький дым наполнил рот, и эта горечь показалась приятной: наверно потому, что перебила привкус слюны Дерека и ощущение его губ и щетины на моем лице.
Я вообще никогда не курила до отношений с ним. Начала после того, как он в первый раз накинулся на меня, проигнорировав протест, и больше не смогла бросить. Сигареты успокаивали, дарили ощущение, что я бунтарка, которая ни черта не боится, даже смерти от рака легких, – а бунтарки обычно сами управляют своей жизнью, не так ли? Наверно курение было неким способом убедить саму себя в том, что у меня все под контролем.
Курьер не успел уехать, стоял перед домом, разглядывая карту в телефоне. Я поискала в карманах мелочь, чтобы оставить ему чаевые, но ничего не нашла, а возвращаться в дом не хотелось: там был Дерек, его голос, запах, его тьма, воспоминание о его руках на моем затылке и такая тяжесть в груди, будто на нее положили гранитную плиту.
Курьер оглянулся, когда я вышла на крыльцо.
– Все окей? – снова спросил он.
Ветер играл клочком его волос, выбившихся из-под капюшона: они потемнели от дождя и липли ко лбу.
– Да, – солгала я, утерла лицо рукавом и вымученно, с усилием улыбнулась.
Дверь позади меня распахнулась, и Дерек бросил мне с тихим рыком:
– Он еще тут? Скажи, что они снова забыли положить чек к заказу. Ну что за кретины. – И он захлопнул дверь, не желая тратить на это свое время.
Курьер к тому времени уже схватился за руль велосипеда и собирался исчезнуть.
– Простите, у вас не осталось чека к заказу? – окликнула я его.
– Если в пакете нет, то я могу скинуть его на электронную почту. Вы указали ее при заказе? – спросил он, и я снова поймала себя на мысли, что мне нравится его голос. И тембр, и выговор. У него было очень чистое дублинское произношение: каждое слово будто полировали до блеска, прежде чем оно сходило с его уст.
– Я не знаю. Не я делала заказ, а мой парень. Можно я дам вам свою почту?
– Без проблем, – ответил курьер и вытащил телефон. Я спустилась по ступенькам, ежась от холода, и подошла к нему.
На костяшках его пальцев были набиты буквы в готическом стиле с завитыми уголками – по одной на каждый палец. Татуировки всегда казались мне чем-то вульгарным и отталкивающим. Ни у меня, ни у Дерека не было ни одной. Но сейчас я устыдилась своей неприязни: в конце концов, этот человек только что привез нам еду, вымокнув до нитки.
– Мой адрес: «Ванесса-Энрайт-джимейл-точка-ком», – продиктовала я, по-прежнему пялясь на его руки.
– «Ванесса»? – переспросил он, повернув ко мне лицо. Я снова поразилась оттенку его глаз: светло-голубой, как синтетические кристаллы. Над правой бровью было тонкое серебряное кольцо, а левую рассекал надвое тонкий шрам – казалось, что бровь перечеркнута невидимым штрихом.
– Да, – кивнула я. – С двумя «с».
Курьер закончил записывать мой адрес, шутливо отдал честь и сказал:
– Я скину чек сегодня.
– Спасибо.
– Лучше не стойте под дождем, сегодня слишком холодно, – добавил он, сел на велосипед и через пару минут растворился во мраке ночи.
Я осталась на пороге, пока его светоотражающая куртка не исчезла за поворотом. Моя сигарета к тому времени догорела до фильтра, и я бросила ее в лужу. Ежась, я вернулась в дом. Дерек уже прикончил один бокал пива и налил второй.
– Я думал, ты уже не вернешься, – усмехнулся он, забрасывая в рот креветку и отпивая пиво из бокала. – Растаешь, моя сахарная, под дождем.
Я не ответила. Поднялась наверх в спальню и села за рабочий стол. Мои руки пахли сигаретным дымом и мокрые волосы липли к лицу. В отражении на черном экране лэптопа я увидела свое лицо – заостренное и бледное, словно его склеили из треугольных обрезков бумаги. На нижней губе запеклась темная капля крови. Должно быть, я прикусила ее, когда боролась с Дереком.
Сам он явился чуть позже. Откинул покрывало с кровати и расстегнул рубашку, косясь на меня пристальным взглядом из-под тяжелых век. Подошел сзади, опустил голову на мое плечо и коснулся губами кожи на моей шее – спокойно и ласково.
– Прости меня, – сказал он. – Ты знаешь, мне бывает тяжело контролировать себя, особенно когда ты исчезаешь, не считая нужным сообщить, где ты, и не сразу отвечаешь на сообщения. В такие минуты мне хочется сделать тебе больно. Но потом пелена спадает, и я чувствую, что перегнул палку. Как ты? Что-то болит?
Я ничего не ответила. Включила ноутбук и автоматически раскрыла почтовый аккаунт. Кроме рабочих писем и спама из магазинов одежды там больше ничего не было.
– Ванесса, я уже объяснял тебе тысячу раз, что со мной творится, когда ты делаешь из меня дурачка.
– Я ничего не делаю! – бросила я ему. – Ничего, что дает тебе право так поступать со мной!
– Как так? Это был просто секс.
– Не просто, и ты знаешь это! Это была месть, наказание!
– И что? Разве ты не любишь пожестче? Разве предпочитаешь унылую возню в постели? Я удивлюсь, если да! Я же вижу твое лицо, твои глаза, когда я делаю это с тобой. Ты горишь, ты на небо улетаешь.
Я нервно рассмеялась, но посреди смешка из горла вырвался всхлип, потом еще один. Самообладание покинуло меня, я уронила голову, и слезы потекли по лицу ручьями. Я захлебывалась, так много их было. Дерек обхватил меня руками, неистово целуя место за мочкой уха.
– Прости, если перестарался. Ну детка… Наши темпераменты немного не совпадают, но я буду стараться держать себя в руках. Ладно? Иди ко мне. Я никогда не сделаю тебе больно. По-настоящему больно – никогда. Только до того предела, который будет тебе нравиться. Обещаю.
Обычно Дерек каялся после каждого подобного происшествия и божился, что в следующий раз все будет иначе. И ему всегда удавалось найти те самые нужные слова, которые меняли и искажали все, что между нами происходило. Мои собственные боль и обида после его пламенных извинений начинали казаться чем-то эгоистичным и несущественным – чем-то, что нужно забыть и проглотить. Ведь так делают взрослые женщины?
Затем Дерек приносил мне бокал вина, ложился рядом, рассказывал об очередном деле, за которое взялся. Или о том, куда нам стоит съездить на выходных. Или о том, как ему нравится моя кожа и веснушки на спине и плечах.
Все странным образом возвращалось на круги своя раньше, чем сходили синяки с моих запястий. Я начинала видеть все произошедшее в ином свете: что, если мой парень действительно такой, как есть, и это не его вина? Да, ему сложно контролировать себя в иные моменты, но ведь у меня тоже случаются минуты, когда я теряю самообладание. Например, я на дух не переношу грязь и бардак. Злюсь, когда Дерек оставляет сущий хаос в ванной комнате после того, как искупается, или бросает грязное белье куда попало.
Нам нужно принимать друг друга и относиться с пониманием к тем или иным чертам характера. А если невмоготу, то можно раз обратиться к психологу. Взрослые люди не меняют партнера, чуть столкнувшись с трудностями. Взрослые люди помогают друг другу стать лучше.
Я в очередной раз убедила себя, что все в порядке, еще до того, как закончился день. Намекнула Дереку, что я не прочь снова сходить на встречу с психологом, – и тут же отказалась от идеи, увидев, как он закатывает глаза.
– Прости, Ванесса, но нет ни единого шанса, что мы снова будем тратить на это деньги. Если ты надеешься, что разговоры с этой трухлявой колодой сделают нашу жизнь лучше, то я даже не знаю, что сказать.
– Она показалась мне профессионалом, и после консультаций с ней все действительно стало лучше.
Впрочем, ненадолго.
– Если ты находишь какой-то особенный кайф в том, чтобы рассказывать незнакомой старухе, пусть хоть трижды дипломированному психологу, о том, как именно я кончаю тебе в рот, то вперед. Но меня там не будет. И тем деньгам, что ты потратишь, можно найти гораздо лучшее применение.
– Например, какое? – спросила я, с усилием заставляя себя успокоиться и не принимать его слова близко к сердцу.
– Не знаю, сделай грудь. Ты же говорила, что хочешь.
Я никогда не говорила Дереку, что хочу увеличить грудь. Спрашивала пару раз, не считает ли он ее слишком маленькой, на что он всегда туманно отвечал, что моя задница все равно нравится ему гораздо больше. Видимо он воспринял мои вопросы иначе: как неуверенность и жажду перемен.
– Я не буду увеличивать грудь, – ответила я. – У меня и так все в порядке.
– Верно. Лучше пусть на твои денежки грудь себе сделает та старая карга, – усмехнулся он. – Все лучше, чем оладьи в декольте.
– Поверить не могу, что ты успел заглянуть ей в вырез. – Я погасила свет и натянула одеяло до самого подбородка. Весь этот разговор был попросту неприятным.
– Я не заглядывал. И так могу представить, что там все плачевно.
– Мы все однажды постареем. К чему глумиться?
– А какой смысл постоянно на все делать серьезную мину? – усмехнулся Дерек. – Ванесса, будь попроще.
Я перевернулась на бок и закрыла глаза. И почему-то снова вспомнила, как курьер попросил меня не стоять под дождем. В этой просьбе было слишком много заботы и теплоты. Так много, что я до сих пор не могла ее усвоить. И уж тем более забыть.