В которой генерал Кочергин встречает эмиссаров из Москвы, а Наталья напоминает о том, что такое чума, показывая штабу РПН старинные гравюры
Военно-транспортный Ан-26 с ревом вырулил по бетонной полосе, оставляя после себя запах перегоревшего керосина. Пилоты выключили турбины, и они затихли с понижающимся воем. Воздушные винты вращались все медленнее и наконец замерли.
В таких самолетах для пассажиров никакие удобства не предусматривались, кроме длинных жестких лавок вдоль борта, предназначенных для размещения личного состава. Впрочем, и пассажиров было всего двое. Седовласый мужчина лет пятидесяти на вид, облаченный в строгий черный костюм, несмотря на жару, и женщина, возраст которой определить было не так-то просто. На ее лице и шее не было ни единой морщинки, фигура выглядела молодой и подтянутой, даже спортивной, но во взгляде на круглом чуть осунувшемся лице читался опыт руководителя, железная воля и внутренняя дисциплина. Несмотря на такое несоответствие, женщина выглядела вполне гармонично. Росту в ней было чуть больше ста пятидесяти сантиметров, а весила она, на вид, килограммов сорок – сорок пять. На ней красовался легкий серый брючный костюм, а ее короткие каштановые волосы были уложены в предельно простую, но весьма аккуратную прическу, вызывавшую ассоциации с плотно сидящей на голове шапочкой для плавания. На коленях женщина держала серебристый алюминиевый кейс.
– Как ты? – заботливо спросил мужчина у спутницы.
– Уже получше.
– Хорошо, что Головин вернул перед отлетом пакет с твоим недоеденным запасом. Я, конечно, слышал термин «голодный обморок», но чтобы у человека при мне щеки ввалились и он едва не упал кверху лапками, это уж совсем.
– Надо будет еще купить, – пробурчала женщина. – Именно спортивного питания. Там отличный баланс углеводов, белков и минералов.
По бетонке к самолету подкатил «УАЗ Патриот» с полицейской раскраской и проблесковыми маяками на крыше. Из него вышел солидный мужчина, одетый в гражданское, а водитель остался за рулем. Авиационные техники выкатили из капонира алюминиевый трап и установили его у открывшегося люка.
Завидев пассажиров, мужчина в гражданском поспешил встретить их у трапа.
– Генерал полиции Кочергин Станислав Аркадьевич, – представился он, когда прибывшие сошли на бетонку. – А вы, насколько понимаю, эмиссары из Москвы?
– Эмиссары – звучит слишком громко. – Женщина улыбнулась, но ее улыбка выдала некоторую усталость. – Меня зовут Наталья Викторовна Евдокимова. Я от РПН. А это Олег Иванович Пичугин.
– Ну, на его счет мне уже доложили с самого верхнего верха. – Генерал Кочергин ткнул пальцем в безоблачное небо и усмехнулся. – Рассказали вкратце о ваших подвигах в Москве. Неужели действительно удалось предотвратить? Ее самую?
Пичугин жестом намекнул, что не стоит продолжать.
– Давайте условимся, товарищ генерал, пока, без крайней необходимости, слово «чума» не произносить, – попросил он. – Но да. Удалось. Силами Натальи Викторовны в основном. Моя роль там была весьма рутинной.
– У меня о вас менее скромная информация. И не от моего начальства, а прямиком из ФСБ, – ответил Кочергин. – Так что велено оказывать вам всяческое содействие и непременно вас, Олег Иванович, завезти в местное управление безопасности для передачи необходимых полномочий по их линии.
Наталья без стеснения потянулась, разминая мышцы, затекшие за время полуторачасового перелета.
– Пробежаться бы пару километров, – серьезно прикинула она. – Но ведь вспотею, как лошадь. А когда доберусь до душа, пока не ясно. Так… Насчет слова «чума». Тут не так все однозначно. Дело в том, что в Москве нам сильно сопутствовала удача и было достаточно рассеянной информации для предотвращения масштабной чумной эпидемии. У вас, как сообщил мне Думченко, ситуация совершенно иная. Информации почти никакой.
Генерал жестом пригласил гостей в «УАЗ». Наталья с Пичугиным разместились на заднем сиденье, а Кочергин устроился рядом с водителем и развернулся на сиденье к пассажирам.
– Вы правы, у нас тут пока состояние полной неизвестности, – признался Кочергин. – Зацепиться не за что.
Машина тронулась с места.
– Запись с камер просматривали? – спросила Наталья.
– Их у нас не так уж много, – со вздохом ответил Кочергин. Да и что просматривать? Знали бы, что искать, давно бы искали.
Пичугин вмешался в разговор:
– Я слышал, что на больном была довольно приметная футболка, ну и другие приметы, простите за тавтологию. Вы выяснили, вообще такая футболка была в продаже на ваших рынках? Парень может быть местным? Вообще опросы дворников, таксистов, людей в близлежащих дворах проводились?
– Это наши люди сделали сразу, как только подняли тревогу по чу… Ну, по нашей инфекции. Отчеты присылают мне, зам мой сортирует, но раз не позвонил, значит, ничего нет пока.
– Тревогу подняли в шесть? – уточнила Наталья.
– Так точно…
– И если не точно, тоже так… – подколола Евдокимова генерала.
– Не понял, простите, – удивился Кочергин.
– Ничего. Шучу. Сейчас восемь семнадцать. – Она посмотрела на сгущающиеся сумерки за тонированными стеклами. – Значит, сбор и обработка информации идут два часа. Давайте обойдемся без общих обтекаемых фраз. Что конкретно удалось узнать? Камеры с автовокзала, с железнодорожного вокзала, из торговых центров обработали? Попадал в поле зрения молодой человек в похожей одежде?
Кочергин крякнул досадливо. Наталья поняла, что этого еще не сделали.
Она хотела съязвить, но сдержалась, а в груди уже закипало. Пичугин почувствовал ее раздражение и положил руку на руку спутницы. Полицейский не без удивления отметил, что этого банального жеста оказалось достаточно, чтобы успокоить женщину. Она задумалась, затем продолжила намного спокойнее, но с такой интонацией, словно читала лекцию не очень понятливым студентам:
– Станислав Аркадьевич, вы изначально приняли версию, что он не местный. Я это понимаю и не буду спорить. Хотя бы потому, что эта версия и меня устраивает. Но вы должны были обоснованно доказать, что он не местный, полностью исключить другую линию, что дало бы нам возможность без оглядки опираться на версию о приезжем и выяснять путь его проникновения в город. Вместо этого вы приняли догмат «нет информации».
Кочергин развел руками, мол, кто из нас не без греха.
– Я не могла такой сбор информации провести во время событий в Москве, но тут, в Воронеже, условия позволяют. Значит, и действовать здесь придется иначе. Понимаете, нам в Москве важно было не дать истинной информации дойти до сознания обывателя. Иначе бы все бросились из города, включая пассажиров зараженного авиарейса. Как их потом отлавливать? Поэтому руководство штаба при РПН Москвы приняло решение слово «чума» не произносить, журналистам выдавать диагноз атипичная пневмония, а вместо эпидемической ситуации объявить режим масштабных учений. Практика показала, что это оправданно. Но то Москва. Ее, как Воронеж, не закрыть!
– Да, у нас население от эпидемической ситуации в панику не впадет, – подтвердил Кочергин. – Были случаи, когда по ветеринарным соображениям приходилось закрывать город. Люди с пониманием относятся.
– С пониманием? Возможно. Но я думаю, что если сейчас дать должностным лицам расслабиться, беды не миновать, – спокойно заявила Наталья.
– Так вы приехали, чтобы мы не расслаблялись? – с едва заметной иронией уточнил Кочергин.
– Мы приехали вам помочь сделать то, что удалось нам в Москве, – ледяным тоном ответила женщина. – И подтолкнуть, если начнете тормозить. Речь ведь не о креслах и не о портфелях, а о жизнях людей. Возможно, об очень многих жизнях. Мне очень хорошо известен подход чиновников. Они предпочитают решать вопросы по мере их поступления. Чума такого нам не позволит и очень дорого спросит. Сотнями, если не тысячами жизней!
Евдокимова открыла кейс и достала несколько цветных фотографий, на которых Пичугин увидел труп умершего от легочной чумы казаха. Она протянула фото Кочергину.
– Вот такие трупы будете собирать по квартирам! – сообщила.
Генерал посмотрел на фото, побледнел, но ничего не ответил. Но Наталья про себя отметила, что ее продуманная атака на воображение генерала прошла успешно. Иногда должностным лицам не хватает именно этой малости – воображения.
«УАЗ» через КПП выехал за пределы военного аэродрома и направился по дороге в сторону Воронежа.
– Вас, Наталья Викторовна, мне велели доставить в местное отделение Роспотребнадзора, а вас, Олег Иванович, в местное управление ФСБ. РПН по пути, высадим Наталью Викторовну и поедем дальше. Ну а там уже по обстановке и обстоятельствам.
– Город точно закрыли? – напрямую спросила Наталья.
– Ну… – Кочергин замялся. – Пока неофициально, да. Людмила Сергеевна, наш руководитель РПН, по совету вашего Думченко, пока тоже объявила вроде как учения.
– И каков результат?
– В смысле?
– Как люди работают в этом режиме?
– Я как бы не задавался этим вопросом. Никто в таком виде его передо мной не ставил. Если вы ставите, то я отвечаю, что пока у меня нет данных. Впрочем, я понимаю, что вы хотели узнать, Наталья Викторовна, понимаю. Вы хотите узнать, насколько серьезно воспринимают ситуацию те или иные должностные лица. Так?
– Да. – Наталья кивнула.
– За всех я сказать не могу, но полиция настроена очень серьезно. Им же неважна причина, понимаете? Сказано перекрыть въезды в город и выезды из него, они стоят и перекрывают. У нас с этим просто. Приказ, и все.
– Я так понимаю, что вы намекаете на структуры, где приказ не значит так много? – уточнил Пичугин.
– Ни на что я не намекаю, – Кочергин поморщился. – Но за своих ребят я ручаюсь, на силы МЧС тоже можно положиться. За остальных сказать ничего не могу.
– К счастью, на данном этапе много зависит именно от ваших ребят, – произнесла Наталья. – И от сил МЧС. Которые выполняют приказы и вопросов не задают.
Пичугин не без удивления покосился на Наталью. Прошлой ночью она иронизировала по поводу полицейского, ответившего ей «не могу знать» на въезде в больничный корпус. Мол, солдафоны бездумные, не могут даже по-человечески разговаривать. Но тут, похоже, серьезность ситуации заставила ее несколько иначе взглянуть на такое положение дел и увидеть в воинской дисциплине не замеченные ранее достоинства.
«Чем серьезнее ситуация, тем меньше приходится полагаться на эмоции и больше на простые, почти рефлекторные, мотивации», – подумал Пичугин.
Он заподозрил, в каком направлении мыслит сейчас спутница и почему цепочка этих размышлений началась с обсуждения возможности или невозможности произнесения слова «чума».
– Посмотрите документы. – Кочергин передал через плечо прозрачную папку с бумагами. – Это отчеты от «Скорой» и копия из истории болезни – со слов сотрудников бригады, при осмотре в больнице. Людмила Сергеевна просила передать.
Наталья взяла бумаги, прочла несколько листов. Нахмурилась.
– Что там? – спросил Пичугин.
– Ничего хорошего. – Она передала часть бумаг. – Отчет бригады я видела, Думченко перебросил на смартфон электронной почтой. Там фигурирует версия, что потерпевший был избит. Драка? Это по вашей части, Станислав Аркадьевич.
– По моей. Но толку мало. Зацепиться не за что. Кто бил, за что били… Ни личность не установить… Вообще ничего. Скверно. Опера прошлись по всем ночным клубам, камеры во дворах посмотрели, хотя у нас их не больше десятка. Нигде ничего.
Возле здания Роспотребнадзора водитель остановил машину.
– Прибыли, – сообщил Кочергин. – Вам, Наталья Викторовна, выходить, а нам чуть дальше. На вахте вас ждут. Удостоверение при вас?
– Разумеется, – ответила женщина.
Она была одета в гражданский костюм, потому что не успела привести в порядок бордовый мундир офицера РПН, когда срочно вылетела из Москвы. Впрочем, форменную одежду она вообще не особо любила.
Пичугин открыл дверцу и выбрался из машины, пропуская Наталью с кейсом.
– На пару слов отойдем, – шепнул он ей.
Они удалились от машины метров на десять в сторону лестницы, ведущей к главному входу.
– Ты решила не скрывать больше слово «чума»?
– Не знаю. Не решила еще, а что?
– Мне бы хотелось придерживаться с тобой общей политики.
– Вспомни ночное совещание штаба РПН в Москве после пресс-конференции. Чем закончилось?
– Все, кроме нас, разъехались по домам.
– Верно. А что было бы, если бы и мы с тобой так расслабились?
– Все пассажиры рейса из Оренбурга стали бы источниками заразы и разнесли бы ее по всей Москве и России.
– Верно. Представляешь, сколько людей пришлось бы буквально отлавливать и насильно перемещать в эпидемиологические лагеря, спешно развернутые за городом? А сколько бы неизбежно погибли при имеющемся проценте смертности? Те, кого не успели бы найти?
– Твою роль в спасении города я вообще считаю ключевой, – признался Пичугин.
– Дело не в этом, а в том, что и Думченко как руководитель РПН, а с ним и Пивник как заместитель главного врача московской «Скорой» по эпидемиологии прекрасно знали, с чем мы столкнулись. Уже были результаты анализов таксиста Ширяева, и не было сомнений, что это именно чума в легочной форме. Это для журналистов мы придумали обтекаемую фразу «атипичная пневмония». Но даже в такой ситуации люди позволили себе спокойно поехать домой, удовлетворившись такой версией событий, которая позволяла им особо не напрягаться. Придумав обман для других, руководство штаба подсознательно само поверило в эту обтекаемость. Подсознательно, понимаешь? Если они там решили идти по следу болезни, закрывая очаги по мере их возникновения, то и тут будет то же самое. А знаешь, как та же ситуация стала бы развиваться в Европе, случись такое там, а не в Москве?
– Ну, там бы не стали раздумывать, конечно. Объявили бы эпидемию, привлекли бы армейские подразделения.
– Именно так. А знаешь, почему?
– Ну, менталитет…
– Менталитет тут ни при чем, – жестко ответила Наталья. – На эффективную борьбу с террористами им решительности не хватает, но с чумой все будет совсем иначе! Тут дело в генетической памяти об опустошительных эпидемиях, выкосивших, без преувеличения, половину населения средневековой Европы. Там слово «чума» подействовало бы не столько на разум, сколько на то самое подсознание, доводя действия насмерть перепуганных должностных лиц до простых, но эффективных рефлексов.
– Вроде армейских? – Пичугин не удержался от язвительного тона.
– Да. Я понимаю, что у тебя вызывает иронию. Да, я нелестного мнения о военных и других людях, бездумно выполняющих приказы. Но это в обычной жизни. На войне, скорее всего, только такое поведение и допустимо. Вот я и думаю, что всех этих людей, гражданских, не знающих слово «приказ» и давно уже позабывших о «черной смерти», можно мотивировать на предельную сосредоточенность только одним способом.
– Произнеся слово «чума»?
– Да. И напомнив, что именно оно означает. Я хочу им напомнить, что костехранилище в Чехии построено из останков погибших именно во время этой эпидемии! Кощунство, конечно, но это память ужаса.
– Понятно. Ну, тогда и я стесняться не буду. Пусть шевелятся. Решено?
– Решено. Мне даже без экспертизы понятно, что это чума. Если в Москве была чума, значит, и здесь она. И занесли ее именно от нас. Упустили мы кого-то. Или из пассажиров, или из вторичных контактных. И теперь нам предстоит понять, кто и как преодолел расстояние от Москвы до Воронежа и кого успел заразить по дороге? Для этого нам тут надо, как говорится всем хвосты накрутить.
– Теперь я понял, зачем ты перед отлетом сделала копии иллюстраций из справочника. Хочешь вызвать визуальный шок?
– Я попробую. Образная информация быстрее доходит до подсознания. – Она еле заметно прикоснулась к руке Пичугина, негромко проговорив: – Если сможешь, организуй покупку спортпитания, боюсь, мне будет некогда.
Тот кивнул, усмехнулся, вернулся в машину к заскучавшему было генералу и забрался на заднее сиденье.
Наталья направилась ко входу в Роспотребнадзор. За ее спиной хлопнула дверца внедорожника и донесся шум мотора отъезжающей машины. Не сбавляя шаг, она вынула удостоверение. Ее томило скверное предчувствие. Интуиция подсказывала, что ситуацию не получится купировать так же легко, как в Москве. Там столько всего сплелось, но все случайности, если связать и проанализировать цепочку событий, все же больше помогали, чем мешали. Не стала бы их частью злая воля Ковалева, решившего банально заработать на ситуации, было бы еще легче. Но из песни, как говорится, слова не выкинешь. Генерал ФСБ Ковалев в самый критический момент показал свое истинное лицо предателя, пытаясь под шумок эпидемии выкрасть и продать секретные данные американцам. Так что Наталье не только болезнь пришлось останавливать, но и Ковалева выводить на чистую воду. И даже лично задерживать.
– Вас ждут! – сообщил охранник на вахте, изучив удостоверение. – Проходите на второй этаж. Я позвоню, и вас встретят.
Наталья забрала удостоверение и молча кивнула. Не было ни времени, ни малейшего желания вступать в разговоры только ради вежливости. К тому же обморок в самолете стал тревожным звоночком. Теперь все время придется контролировать работу тела. Хотя к внутренней дисциплине Наталье было не привыкать. Нельзя отмахиваться от внутренних ощущений. Если не давать уровню адреналина подняться выше допустимого уровня, то и метаболизм будет в норме. Нужно следить за дыханием, не позволять себе злиться, и все будет в порядке.
Вот только сохранять спокойствие в складывающейся обстановке совсем непросто. В Москве Евдокимова понимала, что не сможет никому ничего доказать, никого не сможет расшевелить, поэтому осталась сама распутывать картину распространения чумы. Благо совершенно чужой, казалось бы, человек, Олег Пичугин, присоединился к ней и очень во многом помог. Но другие…
Наталья ощутила, как пульс снова начинает переходить на повышенные обороты, сделала пять глубоких вдохов и взяла себя в руки.
Здесь, в Воронеже, все может оказаться намного хуже. В Москве еще вчера изначально были все данные о первом обнаруженном заболевшем. Тот был таксистом и мог многих заразить, из-за чего все в полной мере понимали степень опасности. А тут один безымянный больной. И никаких иных сигналов. Это может создать иллюзию безопасности, иллюзию того, что беда как бы сама собой рассосалась. Вот этой иллюзии в головах местных руководителей Наталья боялась больше всего.
В коридоре ее встретила секретарь Людмилы Сергеевны Шиловской.
– Пройдемте в помещение штаба, – девушка жестом пригласила Наталью за собой. – Народ постепенно прибывает, скоро начнется первое совещание.
Женщина кивнула и проследовала в зал для пресс-конференций, рассчитанный примерно на сто журналистов. Внутри работали кондиционеры и было прохладно. Собравшиеся начальники и заместители, человек пятнадцать, заняли места не в пространстве для журналистов, а вокруг стола у трибуны. Чтобы их разместить, пришлось доставить разномастные офисные стулья и кресла из других помещений. Но пока свободных мест оставалось вдвое больше, чем занятых.
Завидев Наталью, из-за стола поднялась дама лет сорока пяти на вид и громко представила вошедшую.
– Товарищи, это представитель головного РПН, Наталья Викторовна Евдокимова.
Наталья добралась до стола и кивнула.
– А вы, как я понимаю, Людмила Сергеевна Шиловская?
– Совершенно верно. Мы виделись на республиканских совещаниях, но не нашлось повода для личного знакомства, – ответила та.
Она пригласила Евдокимову занять место за столом и обратилась к присутствующим:
– Коллеги! У нас не было времени заготовить на всех таблички с именами и должностями, поэтому просьба ко всем, называйте, пожалуйста, имя и должность перед выступлением. А вы, Наталья Викторовна, присаживайтесь где удобно.
Наталья выбрала кресло рядом с Людмилой Сергеевной, достала из портфеля несколько чистых листов бумаги, ручку и цифровой диктофон. Диктофон она сразу включила и положила перед собой, чтобы ничего из сказанного не упустить безвозвратно, а ручкой приготовилась записывать фамилии и должности, чтобы никого не перепутать. На самом деле ничего этого ей было не нужно, все атрибуты она выложила исключительно, чтобы не порождать слухов о своих необычных способностях.
– Мы с главным врачом станции «Скорой» как раз обсуждали необходимые меры, чтобы незамедлительно выявлять подозрительные симптомы, если будут вызовы на лихорадку и респираторные заболевания, – поделилась Людмила Сергеевна.
– От выявления очага прошло больше двух часов! – Наталья с упреком покачала головой. – От вашего доклада руководству РПН прошло два тридцать пять, и все это время диспетчеры и бригады «Скорой помощи» еще не получили всех необходимых инструкций?
– Нет, нет! Мы действуем по инструкции! Первичный инструктаж для линейных бригад и врачей поликлиник мы провели сразу, и в целом… Ну, они в курсе. – Людмила Сергеевна несколько стушевалась. – Правда ведь, Селиван Ерофеевич?
– Ну… Да! – Селиван Ерофеевич тоже замялся. – Больной-то пока всего один! Зачем поднимать панику в городе лишними расспросами на вызовах? Итак, город мы закрыли, люди, конечно, встревожены… Мы стараемся держать ситуацию под контролем. На вокзалах и на постах ДПС стоят приборы, которые измеряют температуру всем выходящим из города. Людей переписывают, предупреждают. Руководителям всех служб, кто должен работать за городом, приказали подготовить списки рабочих. В общем, если где-то появится атипичная пневмония, мы готовы. Отделение на тридцать коек в инфекционной больнице уже в дежурном режиме. Приказы написали и подписали. Мэр в курсе сразу был.
– Лишними расспросами, вы сказали? – Наталья еле сдержалась, чтобы не сжать кулаки. – Нет, Селиван Ерофеевич, они не лишние. И больной, судя по озвученным результатам микробиологии, не один. Он не может быть один. И не будет один… То, что вы готовы, – это хорошо. Но что вы сделали для предотвращения расползания инфекции, кроме пикетов на дорогах и медицинских постов?
– Я не согласен с вами, Наталья Викторовна! Больной один. И может быть один и дальше! Мы тут все на ушах стоим, меры принимаем, город несет колоссальные убытки! – уверенно заявил незнакомый толстощекий мужчина лет пятидесяти, не представившись. – Кто знает, сколько он пролежал там, у дороги? Когда его выкинули из машины? Где теперь эта машина? Вы, милочка, знаете, что псовые не болеют чумой и не разносят ее? Пострадавшего ведь обнаружила только собака, а ее хозяйка, судя по показаниям, к больному даже не приближалась и не прикасалась. Бригада «Скорой» уже изолирована, весь контактировавший с больным персонал изолирован, сам больной тоже переведен в отдельную палату…
– Переведен? – Наталья обреченно вздохнула. – Понятно. Сколько вы его держали в коридоре?
– До получения результатов микробиологии, – ответила за толстощекого Людмила Сергеевна. – Успокойтесь, Наталья Викторовна. Поставьте себя на место врачей-травматологов. Откуда им было знать? Пока он ими расценивался как обычный избитый бомж, они сделали все, что должны были. Кто ждет чуму каждую минуту? Для всех это был шок. Они и сейчас в себя никак не придут.
– То есть утром из Москвы к вам приходит циркуляр по атипичной пневмонии. В больницу доставляют человека с явной двусторонней пневмонией, харкающего кровью, и ваши спецы его кладут в коридоре? И сейчас вы предлагаете мне успокоиться? По-вашему, это нормально?
– Если мы каждого харкающего кровью бомжа будем класть в отдельную палату… – опять не представившись, проворчал толстощекий.
– Так, стоп! – Людмила Сергеевна хлопнула ладонью по столу. – Вы, Сергей Семенович, тоже не перегибайте палку! Наталья Викторовна права, циркуляр был! А вы с ним не ознакомились, когда было положено. И терапевт, судя по ее объяснительной, указала вам на возможную опасность, а вы отмахнулись.
Мужчина хмыкнул.
– Сергей Семенович Герасименко у нас исполняет обязанности заведующего травматологией в больнице «Скорой помощи», – представила его Людмила Сергеевна. – Да, он разместил больного с некоторыми огрехами. Но он руководствовался обстоятельствами и тем, что пациент неизвестный, без полиса.
– Это не огрехи! – спокойно заявила Наталья. – Это преступная халатность. Халатность, способная привести к очень серьезным последствиям. Надо признаться, что я ожидала нечто в этом роде. Это мне понятно, и это предсказуемо. По сути, мы не готовы к подобным ситуациям. Мы позабыли…
– Позабыли что? – поморщился Герасименко.
– Позабыли, что кроется за словом «чума». Для нас уже давным-давно за ним кроются только природные очаги и редчайшие случаи одиночного заражения. Бубонная форма для нас нечто вроде страшилок на ночь, так как не осталось черных крыс, способных ее переносить. Мы позабыли, что бывает и легочная форма, способная выкашивать мегаполисы при имеющемся уровне смертности и при почти полном отсутствии возможностей ее заметно снизить.
Она достала из портфеля пачку бумаг и одним стремительным движением раскинула их на столе, так что они оказались перед каждым участником совещания. Это были копии древних гравюр на тему чумы. Средневековые врачи в жутковатых масках, женщина в черных лохмотьях, верхом на крысе, танцующие скелеты, телеги, полные трупов.
– Я вам напомню, что такое чума, – пообещала Наталья. – В первую очередь это высокая смертность. Древние понимали важность наглядной агитации и выполняли ее, как умели, но весьма эффективно.
Она выложила на центр стола две гравюры. Одна изображала сожжение горы трупов, другая телегу, заполненную мертвецами.
– Если не лечить, то при легочной форме мы получаем почти сто процентов смертности. Если лечить антибиотиками, то девяносто пять. Эта статистика – неизбежность. Заболел – умер.
Она выдвинула на центр стола гравюру с танцующими скелетами.
– Вы нас запугать решили? – пробурчал Герасименко. – Мы тут, знаете ли, пуганые.
– Незаметно. Два часа! Два! А вы только думаете, какие меры принять! Хорошо хоть Кочергин город перекрыл.
– Наталья Викторовна… – Людмила Сергеевна старалась не смотреть на гравюры. – Мне кажется, вы сгущаете краски. Нет никаких данных, позволяющих сделать заключение о распространении очага. У нас один больной. Уже много часов. И нигде в городе больше не проявилось ничего подозрительного. Нигде.
– О чем это, по-вашему, говорит? – не скрывая иронии, спросила Наталья.
– Мы как раз до вашего прихода обсуждали это.
«Обсуждали они! – закипая от гнева, подумала Наталья. – Беседовали! Еще бы самовар на лужайке растопили».
– И к какому выводу пришли? – не выдавая эмоций, спросила она.
– Смотрите сами. О пропаже парня никто не заявил. Нашли его около автомобильной дороги, со следами побоев, а также со следами перцовой вытяжки. Что это значит? Значит это, что была потасовка, драка. Кочергин проверил все ночные клубы и дискотеки, ничего не было, а он докладывал еще до вашего приезда и предположил, что, вероятнее всего, из Москвы на юг ехала компания. Эдакие любители активного отдыха, они разъезжают на микроавтобусах в погоне за ветром, волнами, скалами… Ну, за чем они там гоняются? По дороге повздорили, например, из-за девушки. Парня избили, а потом выкинули на обочину и поехали дальше.
– Вы правда в это верите? – с легким нажимом спросила Наталья. – Или пытаетесь убедить себя, что все вот так и было и что ваш город беда миновала? Ведь куда уехали еще несколько гарантированно зараженных, уже не ваша головная боль, а моя. Так?
– Дело не в головной боли, а в компетенции, – уточнила Людмила Сергеевна. – В этом случае действительно это будет уже не в нашей компетенции, а в вашей как представителя головной организации.
– Красивая картинка, да. Не то что эти. – Наталья показала на копии гравюр. – Но, чтобы делать такие выводы и чтобы на них можно было опираться, вам бы не мешало познакомиться с «черной смертью» поближе. С ее коварством. Побродить по степям в противочумном костюме при температуре за сорок. Посмотреть в глаза двенадцатилетнему киргизскому мальчику, которого уже не спасти, потому что он от голода поймал зараженного суслика, зажарил на костре и съел. А потом за двое суток сгнил от септической чумы, успев перед смертью заразить родителей и братьев с сестрами. А так, боюсь, эта картинка существует только в вашем воображении. Знаете почему?
– Ну, просветите нас, заблудших, – фыркнув, предложил Герасименко.
Остальные члены совещания не встревали в разговор. Кто-то рассматривал картинки, кто-то внимал, приоткрыв рот, кто-то морщился, живо представляя себе все описанные Евдокимовой ужасы.
– Он не мог приехать на автомобиле, – уверенно заявила Наталья. – И я вам это, как говорится, на пальцах докажу. Не мог, потому что в его состоянии он был болен уже около суток. Или даже больше. Это значит, что мог он заразиться только в московском аэропорту «Домодедово», куда в воскресенье вечером прилетел борт из Оренбурга. Ну, или в самолете, что менее вероятно. Во-первых, потому что мы нашли всех прилетевших и изолировали их, и во-вторых, у него болезнь была бы в другой стадии. Затем он, по вашей версии, сел, надо полагать прямо в аэропорту, в машину и отправился на юг. То есть прямо тогда – а это уже никак не вяжется по времени! Допустим, он приехал к кому-то на квартиру, а утром или днем понедельника уже катил сюда с веселой компанией. Для чего и прилетел в Москву. Так?
– Вполне правдоподобно, на мой взгляд, – вставил реплику один из участников совещания. – Прошу прощения, не представился, заместитель руководителя Департамента здравоохранения Берман Давид Осипович. Я полагаю, версию с компанией вполне реальной. За иные виды транспорта зацепок нет, нам дали сводку из аэропорта, автостанции и с вокзала. За прошедшую ночь никто, похожий на заболевшего, в город не прибывал.
– И по характеру травм его точно били! – Герасименко покивал соглашаясь.
– До этого места правдоподобно, – согласилась Наталья. – Но дальше что? Судя по состоянию гематом и перелома, по вашему же отчету, кстати, Сергей Семенович, пострадавший получил побои ночью, то есть они свежие. Выходит, что до этого времени он ехал в одной машине с кем-то еще, но, главное, с водителем этой машины. И при этом его болезнь не прогрессировала?!
– И что здесь такого? – Людмила Сергеевна тоже не поняла ход мысли Натальи. – Мало ли наших больных легкомысленно относятся к простуде?
– А то, что они ехали почти сутки. Вместе. А продрома у этого серовара[10] в девяноста процентах наблюдается уже через двенадцать часов. И мы с вами знаем, что это была совсем не простуда! Им бы уже было бы не до драки, понимаете? С температурой тридцать девять, кашлем и болью в легких! Им было бы всем уже очень плохо. Нарастающий озноб, головная боль. И это не клиника обычной простуды! Любой нормальный человек, поняв, что болезнь не проходит на фоне приема бисептола, не поехал бы на юг, искать ветра, солнца и волн морских, а обратился бы к врачу. Тем более что боль в груди нарастает от часа к часу. Сработал бы банальный инстинкт самосохранения даже у последнего беспечного раздолбая, простите за вульгаризм.
– К чему вы клоните? – В голосе Людмилы Сергеевны послышалась дрожь.
– К тому, что те, с кем он ехал в машине, не могли его избить. Это во-первых. А во-вторых, они никуда не поехали бы из Воронежа. Они должны были бы остаться и обратиться к врачу. С такими же симптомами.
– Но ведь не было никаких подобных обращений!
– А что, если они не в больницу обратились… – Наталья не без удовольствия заметила, что Людмила Сергеевна побледнела. – Что, если просто в аптеку?
– Господи! Максим Федорович! – дрожащим голосом откликнула она.
– Да? – Худощавый мужчина в очках оторвал взгляд от разбросанных по столу гравюр.
– Сколько у нас аптек работает ночью?
– С ходу и не скажу. Надо узнать? Это я через полчаса сообщу. – Максим Федорович достал телефон и с извиняющимся видом принялся бубнить в трубку.
– Срочно! – велела Людмила Сергеевна и наконец тоже посмотрела на страшные рисунки.
«Проняло, – подумала Наталья. – Теперь начнут работать. Уже лучше».
– Так, коллеги, я должна навестить больного и всех зараженных. Они лежат в одном отделении? – Наталья подняла кейс. – Сколько их всего?
– По сводке дежурного инфекциониста, – не заглядывая в бумаги, отозвалась Людмила Сергеевна, – пятьдесят семь человек, исключая больных травматологии, которые никак не контактировали с пострадавшим.
– Хорошо, – ответила Наталья. – На это количество больных моего комплекса хватит!
Она посмотрела на большие часы, висящие на стене в зале. Они показали двадцать часов сорок три минуты.