Глава 4 Бурундук Сема
Назавтра было воскресенье. В этот день Чукля не мыла полы: у нее был выходной. Потому Алеша не ждал ее появления.
Зато в воскресенье всегда приходил папа!
Пришел он и в этот раз – как всегда, после обеда. И принес все то же: апельсины (никак не мог запомнить, что Алеша больше любит хурму) и клубничный йогурт (а не любимый черничный). Но это пустяки, главное – пришел.
Папа передал привет от мамы и ее обещание скоро приехать. Алеша покивал, улыбаясь. Затем папа спросил, как сынок себя чувствует. Алеша честно ответил, что иногда неплохо, а иногда побаливает спина и голова. Если болит сильно, он зовет медсестру Зиночку или Нину, и они делают ему укол. После укола всегда легче. После его обстоятельного ответа в разговоре наступила пауза. Правда, мальчик при этом очищал от кожуры апельсин, поэтому можно было и помолчать.
– Папа, а что означает слово «Чукля»? – спросил Алеша, прожевав одну дольку.
– «Чукля»? – переспросил папа. – Не знаю. А откуда ты взял это слово?
– Слышал, – уклончиво ответил сын. – Совсем-совсем не знаешь?
– Чукля, мукля, букля, пукля, – пробормотал папа. – Нет, не знаю. Думаю, что-то смешное. Вроде пакли.
– Это на языке коми, – пояснил мальчик.
– Ну вот, а я русский. Языка коми не знаю. Наверное, мама знает.
– А ты не можешь у нее спросить, когда она позвонит в следующий раз?
– Спрошу обязательно, – пообещал папа. – Надо только слово не забыть. И где только откопал такое…
Папа вытащил из кармана записную книжку и вписал в нее незнакомое слово.
– «Чук-ля». Самому интересно стало. Как только позвонит – тут же и спрошу.
Алеша раздумывал, рассказать ли папе про странное знакомство. Будь перед ним мама, он бы ничуточки не колебался. Выложил бы со всеми подробностями: и про осиновый пропуск, закатившийся под батарею, и про запах тайги, и про сладкий подарок. Мама бы расспрашивала, ахала, удивлялась. Растолковала бы, что означает странное прозвище. Отведала меда, причмокнув и похвалив угощение…
Впрочем, медом можно угостить и папу – отчего эта мысль сразу не пришла ему в голову?
– Пап, смотри, что у меня есть! – Алеша достал из тумбочки баночку с ложечкой. – Попробуй! Это сладко.
– М-м-м… – Папа попробовал и облизнулся. – Мед! Действительно сладко. Откуда он у тебя?
– Угостила санитарка. Которая пол моет.
– Добрые здесь санитарки. Но знаешь, это очень необычный мед.
– Еще бы! Он не с пасеки, а из дупла дуба. Его медведи едят.
– Вот как? Знаешь, сынок, нужно спросить у Игоря Петровича, можно ли тебе это есть. При твоей болезни можно далеко не все, а это особенный продукт. К тому же не покупной, а самодельный.
– Самодельный, – подтвердил мальчик. – Его пчелки сами делали. – Он испугался, что папа заберет баночку и не отдаст до разрешения врача. – Я завтра спрошу на обходе. Обещаю! А до этого есть не буду, ни капельки.
– Нет, сынок, я спрошу. Завтра по телефону. Я ведь и без того звоню, справляюсь о твоем самочувствии. Надо бы прийти лично поговорить, но – работа проклятая. Не отпустят меня никак.
К счастью, папа не стал забирать баночку, и Алеша благополучно вернул ее в тумбочку.
А вечером пришла Чукля. Хотя Алеша совершенно ее не ждал: во-первых, у нее выходной, во-вторых, вчера она так обиделась на его незнание языка коми и так возмущенно унеслась прочь…
Но она пришла, вопреки всему. Видно, не умела долго держать обиду. И пришла не одна, что самое удивительное.
– Это кто? – потрясенно спросил Алеша, когда из ее рук на кровать к нему выпрыгнуло нечто маленькое и шустрое с пушистым хвостом и пятью темными полосками вдоль спинки.
– Бурундук! – гордо объявила Чукля. – А знаешь, как его кличут? Сема!
– Это мне?! А откуда он взялся?
– Из тайги, откуда ж еще? Тебе, кому ж еще?
Чукля была оживленная и румяная. И всегдашний ее запах усилился: словно и вправду пришла она прямиком из заснеженной тайги.
Бурундук Сема тем временем с кровати перескочил на тумбочку, с нее на подоконник, взобрался, цепляясь когтистыми лапками, по шторе на карниз, пронесся по нему, как канатоходец в цирке, и спикировал на стол. Поумерив прыть, принялся исследовать его поверхность.
– Ух ты! – восхитился Алеша, глядя на ловкого и отважного зверька.
– Дружок-корешок тебе будет, – объяснила Чукля. – А то все один да один. Неладно это.
– Ко мне папа сегодня приходил, – сообщил мальчик.
– Раз в неделю на полчаса? А этот все время с тобой будет. Богат Ермошка: есть собака да кошка. Бурундучок-то и веселый, и смышленый. Золотой малец. Ты только с завтрака-обеда ему чуток откладывай да водички наливай. Вот сюда. – Она вынула из кармана блюдечко и маленькую мисочку. – Он спасибочки говорить не умеет, но зато по-другому отблагодарит.
– А его у меня не заберут? – с опаской спросил мальчик.
– А я его научила, что делать. Как шаги за дверью заслышит – нырк под кровать да и затихарился там. Не боись, он умный. Поумнее многих, что здесь бока на кроватях отлеживают.
Алеша протянул к зверьку руку.
– А погладить его можно?
– Это как он сам решит. Он зверь самостоятельный: станет тебе доверять – и погладить даст, и за ушком почесать. Только не обижай мальца и кормить не забывай.
Бурундучок доверился мальчику и не убежал, когда тот осторожно провел пальцами по полосатой спинке.
– А мед он будет есть?
– Мед не будет. Мед сам лопай – как эта банка кончится, еще притащу. А вот кашку и молоко будет за милую душу.
– А Семой ты его назвала?
– С какой стати? Мамка его так назвала. Ой, забалакалась я с тобой, а мне ведь еще трех своих оглоедов кормить. Побегу я: с утра не лопавши, бедные.
– У тебя есть оглоеды? – удивился Алеша. – А какие они? Они с тобой живут?
– Со мной, где же еще? Я ведь тут, при больнице обитаю: каморка в подвале. И они со мной. Ух и весело нам вчетвером! Ежиха Наташка, хорек Глебушка и заяц Валера.
– Ничего себе! Красота… Целый зверинец.
– А то. Когда тебе получшает и доктор из палаты разрешит выходить, позову в гости. Благо на улицу идти не надо, рядышком тут. На всех поглядишь. А сейчас прощевай: зверье оголодалое, того и гляди друг дружкой покушают.
