Центральный аппарат Главного управления имперской безопасности располагался в Берлине в комплексе массивных зданий на Принц-Альбрехтштрассе. В действительности хозяйство управления было значительно шире и включало еще тридцать семь зданий, разбросанных по всему городу. Некоторые из строений, с дворянскими гербами на фасадах, были весьма приметны и знамениты: имели многовековую историю прусских королей, и еще сравнительно недавно в них располагалась кайзеровская администрация. Другие здания, построенные накануне войны, не имели даже вывесок. Однако охрана, стоявшая у дверей, своим видом красноречиво давала знать, что здесь размещается серьезная организация.
Кабинет начальника Главного управления имперской безопасности обергруппенфюрера Кальтенбруннера располагался в центральном аппарате, но в каждом из семи управлений он имел удобные комнаты, в которых можно было проводить работу.
Возникновение Главного управления имперской безопасности было не случайным – Гитлер хотел устранить давнее соперничество между службой внешней разведки и государственной тайной полицией. Прежде разведку возглавлял любимец фюрера обергруппенфюрер СС Рейнхард Гейдрих, но после его гибели два года назад близ пражского города Либень от рук чешских диверсантов дело перешло к Эрнсту Кальтенбруннеру.
Жесткий, не терпевший компромиссов Кальтенбруннер показался фюреру наиболее подходящей кандидатурой, ему под силу было устранить всякие противоречия между спецслужбами по мере территориального расширения Рейха. Но обергруппенфюрера Кальтенбруннера ожидало значительное разочарование – большую часть полномочий, оставшихся после смерти Рейнхарда Гейдриха, рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер забрал себе.
Гауптштурмфюрер СС Вильфрид Штольце прибыл в Берлин ровно в восемь.
В половине девятого он подошел к массивному длинному зданию с колоннами, уверенно поднялся по высокой боковой лестнице, остановился у медного коня, гордо вскинувшего голову, и, как бы случайно, коснулся его приподнятой ноги. Так Штольце поступал всегда, когда наведывался в Главное управление имперской безопасности, всерьез полагая, что конь, застывший в меди, принесет ему удачу. Примета его ни разу не подводила, и он очень надеялся, что так будет и на этот раз.
Показав удостоверение в приемной, гауптштурмфюрер Штольце получил пропуск от дежурного офицера и уверенным шагом пересек мраморный холл, как поступает человек, не однажды здесь бывавший. Поднялся по широкой, устланной ковром лестнице и зашагал в направлении приемной начальника Главного управления имперской безопасности.
Остановился в конце коридора перед высокой дверью с надписью «Приемная», потом уверенно потянул массивную резную ручку. Дверь подалась на удивление легко: мягко скользнула на металлических шарнирах и приоткрылась, предоставив вошедшему возможность рассмотреть двух генералов и одного полковника, сидевших на широких с высокими спинками стульях.
Энергично поприветствовав офицеров, Штольце опустился на свободный стул около стены. У окна за небольшим столом расположился секретарь Кальтенбруннера майор Гольц, аккуратно перелистывавший страницы в черной папке. Отыскав нужный протокол, он сделал пометку в своем блокноте и посмотрел на Штольце.
– Гауптштурмфюрер Штольце? – спросил майор.
Вильфрид Штольце оставался серьезным, принимая предложенную игру. В действительности они были знакомы с сорок первого года, когда служили в Абвере-2, в самом засекреченном отделе под началом полковника Гросскурта. Впоследствии их дороги несколько разошлись: майор Гольц вошел в группу 2А, в подразделение, отвечавшее за организацию диверсий в странах Востока и Севера, откуда затем был назначен референтом Кальтенбруннера, а гауптштурмфюрер Штольце был переведен в соединение «Бранденбург-800», а уже из него был направлен в полк «Курфюрст».
Даже проходя службу в разных подразделениях, они не теряли связи друг с другом: временами перезванивались, а последние два года вместе отмечали Рождество, едва ли не до упада напиваясь пуншем. Так что их дружбу можно было назвать крепкой.
– Да, господин майор, – энергично отвечал Штольце.
– Господин обергруппенфюрер распорядился пропустить вас сразу по прибытии. Сейчас он разговаривает с генерал-майором Бентивеньи, потом – ваша очередь.
Генералы и полковник выглядели невозмутимыми: видно, у гауптштурмфюрера действительно имеются весьма веские основания для немедленного визита, если его пропускают раньше генералитета, проигнорировав при этом предварительную запись.
Вильфрид Штольце едва кивнул, понимая, что подобная привилегия не была дружеской любезностью. Гольц вообще отличался редкой педантичностью, следовательно, таково было распоряжение самого Кальтенбруннера. А значит, разговор будет особо важным.
Появление в кабинете Кальтенбруннера Франца фон Бентивеньи было весьма примечательно. Что же такого интересного хотел поведать шефу Главного управления имперской безопасности старый и опытный разведчик?
Несколько месяцев назад он возглавлял Третий контрразведывательный отдел Абвера, но после отстранения Канариса от руководства военной контрразведкой был вынужден уйти в резерв. Похоже, что фон Бентивеньи не терял надежды вернуться на место прежней службы, на что требовалось личное разрешение Эрнста Кальтенбруннера. Хотя вряд ли ему это поможет – обергруппенфюрер недолюбливал старую гвардию адмирала Канариса.
Поднимающееся солнце опалило желтым светом кожаный диванчик, стоявший напротив окна; длинной желтой полосой разделило стену кабинета на две неравные части. Надвигалось душное жаркое лето с обильными проливными дождями, какие могут быть только в Восточной Пруссии.
Гауптштурмфюрер Штольце предпочитал самый юг Германии с мягким климатом, где природа лишена столь редких перепадов. По Обербауерну, затерявшемуся в Баварских Альпах, Вильфрид скучал и не упускал возможности побывать на малой родине.
Поднявшись, Штольце подошел к окну и посмотрел на улицу, не слишком оживленную в этот ранний час. Его внимание привлекли две девушки, одна из которых, одетая в красное длинное приталенное платье, в соломенной шляпке на хорошенькой ухоженной головке, очень напоминала ему Эльзу. Разве что была чуток помоложе. Подруги о чем-то энергично разговаривали, не зная печали, как если бы вовсе и не было войны. Они быстро с веселым смехом перебежали улицу перед надвигающейся колонной грузовых автомобилей, спешащих на Восточный фронт.
Дверь кабинета обергруппенфюрера Кальтенбруннера распахнулась, из него вышел генерал-майор Франц фон Бентивеньи. Выглядел он задумчивым, немного встревоженным. Рассеянно кивнув на прощание офицерам, быстро вышел из приемной.
– Прошу вас, господин гауптштурмфюрер, – произнес майор Гольц. – Заходите.
Вильфрид Штольце одернул китель, распрямил спину и твердым шагом кадрового военного прошел в кабинет начальника Главного управления имперской безопасности.
В ноздри тотчас ударил застоявшийся запах горького табачного дыма. Обергруппенфюрер был известный курильщик и, не считаясь с неудобствами окружающих, выкуривал в день не менее четырех пачек.
Вскинув руку, Вильфрид Штольце энергично и громко поприветствовал обергруппенфюрера. Выглянув из-за облака дыма, Эрнст Кальтенбруннер небрежно бросил:
– Хайль! – После чего предложил: – Садитесь, Штольце.
Вильфрид сел на свободный стул, распрямил спину и в ожидании посмотрел на Кальтенбруннера. Преисполниться большей преданности ему мешал едкий дым, который буквально раздирал ноздри. Неудобство посетителей Кальтенбруннера не заботило, он даже не удосуживался открыть форточку, чтобы выпустить застоявшийся дым наружу.
Положив сигарету на край пепельницы, Кальтенбруннер спросил:
– Как вы добрались?
Вильфрид Штольце невольно проследил за тонкой струйкой дыма, легкой волнистой змейкой поднимавшейся кверху, где-то у самого потолка она медленно рассеивалась легким серым облачком.
– Без происшествий, господин обергруппенфюрер, – произнес Штольце.
– Как давно мы с вами знакомы?
Поднимающийся от сигареты дымок слегка колыхался от дыхания Кальтенбруннера.
– Уже два года.
– Два года… Для войны это большой срок.
– Так точно, господин обергруппенфюрер, – браво согласился Штольце. – На фронте за один день узнаешь человека, как не узнал бы его за целую жизнь.
– Все так… Вы ведь летите из Баварии?
– Да.
– Сколько вы сделали пересадок, чтобы добраться сюда?
– Три, – отвечал гауптштурмфюрер Штольце, вспомнив, что на последнем отрезке самолет пересекся с двумя русскими истребителями: после короткой перестрелки ему удалось оторваться. Но такими деталями обременять обергруппенфюрера не стоило.
Кальтенбруннер кивнул, соглашаясь:
– Я так и думал. Добраться сюда было непросто. Не всегда удается добраться прямыми сообщениями – в небе сейчас хозяйничают англичане с американцами. Я бы не удивился, если бы вы опоздали к назначенному сроку. Но в этом случае наша встреча просто бы не состоялась… Совсем! И все-таки вы успели! Значит, мой выбор сделан верно. Но признайтесь: после того, что вам удалось повидать, дорога в Главное управление вам представляется почти детской прогулкой.
– Я больше опасался другого…
– Чего же?
– Находясь в самолете, я никак не мог повлиять на ситуацию. Все зависит от умения пилота управлять самолетом и от удачи. А на земле моя судьба находится чаще всего в моих собственных руках.
– Все так… Буду с вами предельно откровенен. Недавно я был на совещании у фюрера. Наши дела на Восточном фронте идут не самым лучшим образом. Русские в Белоруссии и, как мне уже сообщили, уже взяли Минск… Нам с вами предстоит непростая задача, как это ни пафосно звучит, но именно нам доверено переломить ход предстоящего сражения. Русские очень многому научились в этой войне, действуют непредсказуемо, их разведка нередко вводит нас в заблуждение. Служба Абвера оказалась бессильной перед их ухищрениями, именно поэтому фюрер принял решение реорганизовать все наши ведомства и усилить внешнюю разведку таким образом, как того требует нынешнее время. К чему я это говорю… Фюрер дал нам задание выяснить направление следующего удара русских. Сейчас на фронте короткое затишье, но у нас имеются данные, что наступление русских на белорусском направлении продолжится, несмотря на нашу глубоко эшелонированную оборону. Но где именно, нам неизвестно. Внимать слухам и домыслам мы не имеем права, мы должны опираться на документы самого высокого уровня. Желательно за подписью командующих Первым и Вторым Белорусскими фронтами: Рокоссовского и Захарова. Или Жукова, координатора Первого и Второго Белорусского фронтов. Буквально пару часов назад я получил сообщение, что наиболее уязвимым будет архив Девяносто первого стрелкового корпуса Первого Белорусского фронта. Расположен он в поселке Яровичи, это юго-западнее Минска… Разумеется, о наличии в поселке секретных документов знает только ограниченный круг людей. Для всех – это вещевой склад. Он даже не особенно охраняется, чтобы не привлекать к себе внимание. Прорыва русские не боятся, у них очень хорошо налажена оборона. С воздуха этот район надежно прикрыт, но вот о диверсионной группе никто из них не думает, этим мы можем воспользоваться. Я подробно ознакомился с вашим делом, вы ведь, кажется, бывали там?
– Так точно. Местность мне знакома. Насколько большая должна быть группа?
– Нет смысла забрасывать большой отряд, он будет мгновенно обнаружен русской контрразведкой. Такое задание больше подходит для небольшой мобильной группы, которая может легко затеряться в прифронтовой полосе. Вам предоставляется право собрать группу, разработать план операции и представить его мне для утверждения. После чего вы будете немедленно переправлены через линию фронта. Вам все понятно?
– Так точно, господин обергруппенфюрер. Сколько у меня времени на разработку операции?
– Операция должна начаться в самые ближайшие дни, у нас нет времени на раскачку. Даю вам четыре часа, чтобы вы написали подробный план действий. Меня уверили, что вы – не без талантов, – улыбнулся Кальтенбруннер, отчего шрам на его левой щеке вытянулся в длинную, глубокую белую полоску.
– Этого вполне достаточно, господин обергруппенфюрер, – поднялся Штольце.
– Тогда приступайте. Мой секретарь отведет вас в комнату, где вам никто не помешает. Как только напишете, дайте мне немедленно знать.
Майор Гольц проводил Штольце в небольшую уютную комнату, всего несколько дней назад принадлежавшую Эриху Коху, одному из руководителей Второго отдела. Кальтенбруннер посчитал, что на Восточном фронте в качестве командира полка тот окажется более полезным.
Кабинет еще хранил запах прежнего хозяина, замешанный на крепких сигарах. На столе в рамке стояла фотография, где было запечатлено целое семейство: женщина и трое малолетних детей: два мальчика и девочка, немного в стороне на чистых листах бумаги лежала ручка.
– На несколько часов, Вильфрид, это твое рабочее место.
– Я это оценил, Карл, – едва улыбнулся Штольце.
Как только за майором Гольцем закрылась дверь, Штольце сел за стол. Забытая Кохом фотография мешала сосредоточиться, притягивала взгляд. Чтобы не отвлекаться от уже созревшего решения, Вильфрид перевернул ее изображением вниз. Оставалось непонятным, почему полковник позабыл на столе семейный снимок. Обычно такие вещи забирают в первую очередь. А может, и не было никакого перевода на фронт, может, его держат в одном из подвалов СД, допытываясь о связях Канариса с английской разведкой?.. Ведь всем известно, что ранее руководителя-референта связывали с вице-адмиралом дружеские отношения.
От пришедшей внезапно мысли Вильфрид Штольце невольно передернул плечами. Потребовалось еще долгих пять минут, чтобы создать нужный настрой. Когда же наконец было написано первое слово, Штольце позабыл и о фотографии, и даже о месте, в котором находился, всецело сконцентрировавшись на задании.
Через два часа Вильфрид Штольце поставил точку в конце предварительного плана. Перечитав внимательно написанное, остался доволен. После чего уложил листы бумаги в белую папку, лежащую здесь же, на столе. Поставил фотографию на прежнее место. Мимоходом отметил, что женщина, несмотря на крупные черты лица, весьма привлекательна, и вышел из кабинета.
Приемная была пуста: время визитов закончено, поэтому она выглядела несколько просторнее; у окна по-прежнему сидел майор Гольц и что-то писал. Увидев вошедшего приятеля, удивленно произнес:
– Так скоро, Вильфрид? У тебя еще два часа.
– Мне нечего добавить, – произнес гауптштурмфюрер.
– Хорошо, я сейчас доложу господину обергруппенфюреру, – сказал Гольц. Пружинисто поднявшись, он уверенно прошел в кабинет руководителя Главного управления имперской безопасности. Вышел через несколько минут, широко улыбаясь, произнес: – Господин обергруппенфюрер в хорошем настроении, а может, просто благоволит тебе. Заходи!
– Надеюсь, что это так, – ответил Штольце и решительно распахнул дверь.
Вошедшего Вильфрида встретил заинтересованный потяжелевший взгляд обергруппенфюрера. Вынув из уголка рта дымящуюся сигарету, он спросил:
– Значит, вы уже написали?
– Так точно, господин обергруппенфюрер, – шагнул вперед Вильфрид и положил на стол Кальтенбруннера тонкую белую папку с исписанными страницами.
– Вы могли бы не торопиться, у вас есть еще два часа, – Кальтенбруннер не спешил брать папку.
– Мне нечего добавить, я написал все, что считаю нужным.
Кальтенбруннер, откинувшись на спинку кресла, впился взглядом в исписанные страницы. Гауптштурмфюрер Штольце внимательно наблюдал за выражением лица начальника: тот выглядел спокойным, величественным, как древнеегипетский сфинкс. Вот он перевернул страницу, через минуту еще одну. В какой-то момент Вильфриду показалось, что обергруппенфюрер нахмурился – морщина на его лбу изогнулась в неправильную острую дугу, но уже в следующее мгновение лоб разгладился, осталась лишь тоненькая, едва различимая черточка.
Гауптштурмфюрер сдержал вздох облегчения. Перевернув очередной лист, Кальтенбруннер вновь углубился в чтение. В какой-то момент начальник Главного управления имперской безопасности глянул на Штольца, сидевшего в напряжении, как если бы хотел задать вопрос, но потом сделал карандашом небольшую пометку и принялся читать далее. Когда был перевернут последний лист, Эрнст Кальтенбруннер аккуратно положил карандаш на место. Грубоватое лицо, обезображенное чередой бескомпромиссных студенческих дуэлей, ничего не выражало.
– Вы уверены, что все вами написанное осуществимо?
– Так точно, господин обергруппенфюрер, – с готовностью отозвался Штольце. – Архив находится в глубине советской хорошо охраняемой территории, незамеченными можно подойти только таким образом.
– Ну что ж… Мне нравится ваш план. Вижу, что вы все продумали. Он даже лучше, чем это представлялось мне самому. В людях, которые будут с вами, вы тоже уверены? Ведь вас ожидает не прогулка по Александерплатц.
– Всецело! Каждому из них есть что терять. Уверен, что они будут слушаться меня беспрекословно.
– Я вижу, вы не без способностей. Все, что мне о вас говорили, правда. Только у меня есть одно небольшое дополнение: вы пишете о том, что на осуществление акции вам нужно семь дней, – он показал на отмеченный карандашом абзац.
– Все так, господин обергруппенфюрер, и это не считая предварительной подготовки, которую нужно провести с группой.
– Как долго вы планируете проводить подготовку?
– Каждый участник группы – с большим опытом. Не однажды бывали в русском тылу. Думаю, что нам будет достаточно десяти дней.
– Итого семнадцать дней?
– Получается, что так.
– Мне нравится ваш план, гауптштурмфюрер, он хорошо продуман даже в деталях. В каждой строчке чувствуется ваш солидный диверсионный опыт. Что мне не нравится, так это сроки! Сделаем вот что… Даю вам три дня на подготовку агентов и еще пять дней на осуществление акции. Всего восемь дней! Ситуация на фронте меняется каждый час, и нам нужно опередить русских.
– Сделаю все, что в моих силах, господин обергруппенфюрер. Но в этом случае мне нужен человек, который бы мне подробно рассказал об охраняемом объекте.
– У меня есть такой человек, – после некоторого колебания произнес Кальтенбруннер. – Он служит в штабе Девяносто первого стрелкового корпуса. Начиная со второго дня операции, он будет ждать вас в шесть часов вечера у разрушенной церкви поселка Яровичи.
Вытащив из кармана коробок спичек, Кальтенбруннер нарисовал на этикетке три восьмерки и положил его перед Штольце.
– Как я его узнаю?
– Одет он будет в форму офицера Красной армии. Высок, худощав, крепок. Он подойдет к вам и попросит закурить. Вы покажете ему вот этот спичечный коробок и скажете: «Дедовский самосад, если он вас устроит». Он должен ответить: «Мне все равно, главное, чтобы дымило хорошо».
– Он будет знать о нашем плане?
– Это ему не нужно. Мы не можем так рисковать. Расскажете ему все сами, когда встретитесь. Он объяснит, как лучше организовать нападение на архив. Узнаете от него другие важные детали: когда смена караула, сколько человек остается в здании в ночное время и прочее. При необходимости он сможет даже помочь людьми.
– Это хорошо.
– Значит, вы собираетесь перебираться через линию фронта под Несвижем?
– Да. Сейчас там бои, это лучшее время, чтобы пройти незамеченными и затеряться.
– В оперативном плане я прочитал, что вы хотите отправиться к капитану военной разведки Хольцу?
– Так точно! Шестьсот сорок первый моторизованный пехотный батальон. Он хорошо знает район и может нас перевести через линию фронта.
– Я бы посоветовал вам обратиться к майору Шрадеру. Он служит в третьей пехотной дивизии, седьмой противотанковый батальон. Правда, находится там недавно… Прежде служил в центральном отделе «Абвер-Заграница». Весьма ценный работник, он хорошо знает этот район, ему приходилось там бывать в тридцать девятом. Он поможет вам перейти границу.
– Я так и поступлю, господин обергруппенфюрер.
– Правда, в его биографии имеется одно небольшое «но»… Шрадер фанатично предан Канарису, и у меня на его счет имеются весьма нехорошие подозрения… Не исключено, что он завербован английской разведкой. После того как он вас проведет на другую сторону, устраните его!
– Слушаюсь, господин обергруппенфюрер, – не моргнув глазом ответил Штольце.
– Какой будет ваш псевдоним для радиосвязи?
– Заубер. Большинство удачных операций проходили под этим псевдонимом. В разведшколах меня тоже знали как гауптштурмфюрера Заубера.
– Хорошо, пусть так и будет, не будем ничего менять. И еще… Эта операция будет находиться непосредственно под контролем фюрера. И последний вопрос: вы, кажется, бывали на Тибете?
– Да. По личному распоряжению фюрера.
– Насколько мне известно, ваша экспедиция прошла очень успешно?
– Более чем… Мы сделали все, что от нас зависело. Артефакты были доставлены фюреру.
– Это очень хорошо, что вы интересуетесь эзотерикой. Надеюсь, что эти знания будут востребованы. Что ж, можете быть свободны.
Вильфрид Штольце бодро поднялся. При этом он почувствовал, что взвалил на свои плечи большую ответственность. Распрямился еще больше, чтобы обергруппенфюрер Кальтенбруннер не заметил на его плечах тяжесть, и твердым уверенным шагом вышел из кабинета. На выходе из здания ему вдруг показалось, что на углу он рассмотрел сухощавую долговязую фигуру полковника Эриха Коха. Но оборачиваться не стал: скверная примета, пусть все идет так, как предначертано.
Обергруппенфюрер открыл папку и вытащил копию записки, отправленной Шелленбергом рейхсминистру Гиммлеру. Еще раз внимательно перечитал.
Вальтер Шелленберг просил у Гиммлера, чтобы ему передали штаб «Валли». Допустить этого Кальтенбруннер не мог – в штабе «Валли» были собраны лучшие агенты «Абвер-Заграница», многих из которых он знал лично. Если дело зайдет далеко, придется напрямую обратиться за поддержкой к фюреру, но сначала следовало переговорить с самим Шелленбергом и подыскать подходящие слова, чтобы тот отказался от идеи расширить свое хозяйство за счет него и не пытался склонять на свою сторону рейхсминистра внутренних дел Генриха Гиммлера.
У обергруппенфюрера о Шелленберге давно сложилось собственное представление: весьма беспринципный малый, без всяких правил приличия, хотя в обаянии ему не откажешь. Умеет собеседнику заглядывать в глаза и говорит настолько искренне, что даже беспардонная ложь выглядит в его устах святой правдой. Умеет получать желаемое и для достижения цели идет на любую подлость. Все его действия глубоко просчитаны и выверены, он ничто не оставляет на волю случая, а такой лакомый кусочек, как штаб «Валли», тем более не пропустит мимо себя.
Не далее как вчера они повстречались в приемной Гиммлера, и Шелленберг с печальными интонациями произнес, что чувствует себя обманутым. Причем голос его был настолько проникновенным, что обергруппенфюрер едва удержался от желания утешить его добрым словом. В действительности Шелленберг был гениальнейший актер и большой манипулятор, и сыгранная роль была всего-навсего прелюдией к каким-то конкретным действиям. Его следовало опередить…
Неожиданно в комнату вошел побледневший адъютант и растерянно произнес:
– Господин обергруппенфюрер, только что сообщили: на фюрера в «Вольфшанце» было совершено покушение.
– Что? – невольно ахнул Кальтенбруннер. – Фюрер жив?!
– Да, жив. Ушибы и легкие ранения обеих ног.
– Как это случилось?
– Во время совещания под столом взорвалась бомба.
Вскочив с места, Кальтенбруннер заторопился к выходу:
– Я выезжаю в «Вольфшанце», немедленно!