– Как она?
Дориан одновременно и переживает, и нет. С одной стороны, Блю – самый интересный человек в этой мусорной куче, а с другой – она подвергла опасности жизнь всех своих образцов несколькими дилетантскими строками кода. Слишком много взрослых ловцов погибло в огне Кауфманна. С точки зрения науки каждое из существ было бесценным, но, судя по отчетам Компании, стоимость их доходила почти до миллиона долларов за штуку: закупка, обеспечение содержания, снабжение электроэнергией, логистика. После успешного окончания исследования Блю будет вынуждена компенсировать ущерб, или ее проект принесет одни лишь катастрофические убытки.
Марсалис могла попросить кого-то более квалифицированного помочь с написанием кода для системы безопасности, однако она этого не сделала. Но почему? Почему она настояла на том, чтобы делать все самой?
– Состояние стабильное. Она умирает, – говорит Энн, скрестив руки. – Ничего нового.
– Не шевелитесь, – просит Дориан.
Энн стоит в дверном проеме, прислонившись к косяку. После того как Маркус интубировал Блю, Энн пришла к Садлеру, чтобы предоставить ему свежую информацию. Дориан установил табурет и собирался изобразить просачивающийся в комнату звездный свет, но тут же потерял к нему всякий интерес. Когда зашла Энн, директор все еще сидел перед разложенной газетной бумагой, но вместо звездного света он начал рисовать ее.
– Не шевелитесь, – повторяет Дориан. – Сложите руки. Я рисовал вас в таком положении, но вы слишком сильно изменили позу.
Энн сужает глаза:
– Что? Вы меня рисуете?
Директор улыбается и склоняет голову:
– Вы настоящая картина. Я просто обязан вас изобразить.
Векслер улыбается кокетливее, чем он ожидал. Она, наверное, надеялась услышать «дешевый» комплимент вроде этого. Дориан чувствует влечение к Энн на уровне влечения к порноактрисе – похотливое, молчаливое, о котором впоследствии можно забыть. Она обладает несколькими его фетишами: хорошей спортивной формой, цепким взглядом и грубым потенциалом. По отношению к женщинам Дориан всегда чувствовал только похоть и ни разу не испытывал эмоциональной привязанности. Раньше он старался избегать женщин, потому что они укрепили его веру в то, что с ним что-то не так. Сейчас, однако, Энн может стать прекрасным развлечением, поэтому ему необходимо избавиться от разлившегося по венам раздражения.
Дориан замечал ее взгляд. Энн – существо приземленное. Она любит заниматься спортом и испытывает слабость к стройным, мускулистым мужчинам. Садлер заметил, что так же она смотрела и на Маркуса – провожала андроида взглядом, когда тот уходил, и переводила взгляд на грудь синтета, когда тот скрещивал руки. Телосложение Дориана определенно даст ему некоторые преимущества.
Прическа, чистая кожа без единого волоска и манера разговаривать делают Садлера похожим на синтета. Неужели именно это привлекает Энн? Она всех своих мужчин рассматривает как пластиковые объекты? Энн спит с Маркусом, когда Блю им не управляет? Или, может быть, Блю и Энн предпочитают наслаждаться компанией друг друга?
Дориан протягивает руку за пачкой сигарет и обнаруживает, что у него заканчиваются спички. Он еще более раздражен, потому что вспоминает, что так и не нашел кусок картона с напылением для розжига. Но не это важно – у него есть и электрическая зажигалка. Он просто любит сам ритуал.
– Пожалуйста, не надо, – говорит Энн, но при этом не поворачивается, чтобы уйти или остановить его.
– Курить? – спрашивает он.
– Рисовать меня. Я никогда этим не занималась, – говорит она, но все же опускает руки, как и раньше. – Сегодня я еще не была в душе и вообще плохо выгляжу.
– Я думаю, что это прекрасно, – лжет он с задумчивой улыбкой. – День был трудный, и он оставил отпечаток на вашем лице.
На самом деле ему не нравится запах пота. Если она клюнет на его приманку, он возьмет ее прямо в душе.
– Могу я задать вам вопрос?
– Валяйте.
Садлер смотрит ей в глаза с другого конца комнаты и представляет, как он сейчас выглядит – на фоне неистовой звезды видна темная фигура долговязого парня спортивного телосложения, одетого в костюм. Какая чудесная композиция. Ей, должно быть, нравится этот вид.
– Почему вы так любезны со мной, хотя все остальные меня не любят?
В каком-то смысле это ложь. Энн ничуть не доброжелательнее и не враждебнее, чем любой другой член персонала, за исключением Блю. Если бы Садлер выбирал объект за почтительное отношение, то должен был попытаться переспать с Люси, а если бы основывался на уважении, то должен был бы трахнуть коммандера Кардозо.
Дориан надеется укрепить идею особой связи между ними. Сначала Энн решит, что он заблуждается на счет ее вежливости, но в его фразе есть подтекст: «Благодаря тебе я чувствую себя не таким одиноким». Поскольку Дориан холоден по отношению к остальным, Энн задумается, что, возможно, она здесь единственный способный на дружелюбие человек.
– О чем вы говорите? Коммандер Кардозо…
– Выполняет свою работу, – перебивает Дориан. – Он военный, который встретил начальника.
– Я тоже служила в Колониальной морской пехоте, – отвечает она, приподнимая бровь. – Не забывайте.
– Но вы более приспособлены. Он самоутверждается при помощи военной карьеры, а вы больше похожи на человека, который самоопределяется за счет… потенциала.
– Вы что, хотите обидеть морских пехотинцев?
– Я бы не посмел.
– Черт, вы действительно не посмеете, – кивает она. – Долго мне еще тут стоять?
Это оказалось не так просто. Она не должна чувствовать себя загнанной в ловушку или понять, что ее пытаются соблазнить, иначе все резко закончится.
– О, извините. Я просто шутил… о рисовании. Вы не обязаны оставаться, если вы этого не хотите.
Печально, что он вынужден скрывать свои намерения за правдоподобным отрицанием, постоянно прикрываясь разными потребностями. Он понимает, почему Компания не хочет, чтобы он спал с субъектами своих проверок: они считают, что люди вынужденно вступают с Садлером в отношения, лишь бы сохранить свою работу. В сущности, постельная сторона вопроса достаточно скучная. Для Дориана это равносильно разрушению обороны противника. Использовать свою власть – жульничество. Домогательство – это игра, в которую играют только старые руководители-импотенты.
Дориан выше этого. Однако он хочет дать понять, что Энн играет против него. Было бы забавно увидеть ее подлинную реакцию, если бы она узнала, что именно поставлено на карту.
– Правда? – интересуется она с разочарованным видом. – Я-то думала, вы на самом деле меня рисовали.
– Рисовал, – говорит он, – но не могу же я задерживать вас, если вам нужно куда-то идти.
Она делает несколько шагов вперед.
– Моя работа на сегодня закончена. «Джуно» находится в автономном режиме, и Хавьер сейчас все восстанавливает. Дик пытается убедиться, что клетки смогут работать дальше. На данном этапе ничего больше не сделать, остается только ждать.
Дориан опускает взгляд на карандашный рисунок на газетной бумаге и видит размазанные черные полосы жестов. Они выглядят женственно и сильно: резкие диагональные линии бедер, контрастирующие с вертикальным дверным проемом. Рисовать позу – это представлять человека голым до самых костей, освобождая его от неправильного выбора одежды, прискорбных шрамов от подростковых прыщей и других проявлений индивидуальности.
– Я мало поработал над рисунком, – говорит Садлер, – но хотите посмотреть, что получилось?
Она движется в его сторону и смотрит на бумагу. Что она видит? Всего лишь фигуру из линий с наложенными геометрическими объемами. Он вытирает руки о тряпку.
– Почему вы не рисуете в цифровом формате?
– Потому что тогда я не смогу прочувствовать рисунок.
Это самая правдивая вещь, которую он сказал после прибытия в «Холодную кузницу». Садлера мало заботят реальные люди, и он считает это безразличие своим самым сильным преимуществом. Однако иногда он может прослезиться за-за рассказанной ему истории. Когда он смотрит в глаза портрету, ему даже на кратчайшее время кажется, что изображение оживает. Для Дориана созерцание портрета похоже на процесс археологических раскопок, где чистый белый песок сметают, чтобы найти скрытые под ним формы. Только его инструментами являются карандаш и уголь, стержень и ластик.
Это грязный процесс.
Экран компьютера добавляет лишний стерильный слой. Он уничтожает ту субстанцию, с которой Дориан мог бы получить связь. Возможно, поэтому он с такой легкостью причиняет людям боль посредством электронных таблиц. Цифры не имеют ни запаха, ни жизни, ни красоты.
– Красиво, – говорит она.
Сейчас в картине нет ничего красивого. Это все равно что назвать красивым комок глины, из которого только предстоит родиться керамическому изделию. Энн лжет, так как думает, что Дориан гордится своим рисунком. Стало быть, она заинтересована в его одобрении.
Садлер ждет, когда ей станет неловко, и она сядет.
– Вы не ответили на мой вопрос, – говорит он. – Почему вы так добры ко мне?
– Я думаю, что вы все не так поняли, – отвечает она.
Садлер сдерживает усталую улыбку. Он бы хотел поведать ей о каждом человеке, который когда-либо называл его корпоративным «подставным лицом», наемным убийцей или бессердечным сукиным сыном, и о том, что все они были правы. Ему нравится взаимодействие созданных и разрушенных шаблонов. Он любит побеждать, и в моменты трансцендентной прямолинейной искренности Дориан понимает, что любит, когда другие проигрывают. Это единственный способ сделать игру значимой.
– Как так? – удивляется он.
На самом деле директор знает ответ, пусть она еще ничего и не сказала. «Это тяжелая работа. Кто-то должен ее делать. Это Компания, а не благотворительная организация». Все это бессмысленно, так как лишает его функции в данном уравнении. Он любит закрывать проекты. Он наслаждается каждой минутой своей работы. Он восстанавливает равновесие огромного механизма, принося хаос в отдельные его части.
– Не возражаете, если я попробую еще раз? – спрашивает он, предлагая подвинуть стул и сесть напротив.
Энн соглашается.
Дориан начинает с общих черт лица: линии бровей, губ, линии челюсти и уха, а также формы головы. Он торопится добраться до ее глаз – главного атрибута. Как только он начнет рисовать эти синие стеклянные шарики, он сможет смотреть в них столько, сколько захочет, без какого-либо предлога.
Дориан расспрашивает Энн о ее детстве и слушает историю о жизни на затопленном побережье Мексиканского залива, обо всех ураганах, торнадо и трагедиях жизни в маленьком городе. Он отличный слушатель и умеет сделать так, чтобы собеседник чувствовал себя не только услышанным, но и по достоинству оцененным. Садлер смеется над ее шутками, не смущается, когда она его разглядывает. Он смотрит прямо в глаза и следит за ее взглядом.
Она рассказывает о самоубийстве отца, произошедшем во времена ее учебы в старшей школе. Рассказывает о наркотической зависимости матери и о сестре, которая работает в Нью-Йорке в рекламном агентстве. Говорит о колледже Пердью и о том, что недолго встречалась с профессиональным спортсменом. Наконец, она рассказывает о вступлении в Корпус морской пехоты США и бесчестном увольнении оттуда за то, что находилась в состоянии алкогольного опьянения в общественном месте во время осады.
Она не расспрашивает Дориана о его жизни. Если бы она это сделала, то для него это стало бы неким предупреждением. Никто не должен знать, какой он – какой он настоящий.
Когда она полностью прониклась его ложной снисходительностью, он смотрит ей в глаза, наклоняется вперед и целует. Энн не протестует, наоборот, она явно хочет его. Она горит от его прикосновения, и Садлер никак не ожидает, что девушка настолько смелая и сильная. Она сталкивает его на пол и показывает ему все чудеса своего тела, пожирая каждый дюйм его плоти. Энн купает его в своих фантазиях, доводит его до экстаза. Она показывает ему, что он слишком долго отсутствовал в ее станционной жизни.
Он поражен.
Он возбужден.
Ему оказано доверие.
Он борется с ней за доминирование на раскладывающейся кровати в своей комнате, на тумбочке и на раковине. Она сражается без правил, кусается и царапается, и, в конце концов, Дориан признает ее настоящую силу. Она держит его в подчинении и прижимает его, пока они снова не достигают кульминации.
Энн Векслер выиграла, но на этот раз проигравших нет.
Ближе к утру, когда Дориан пробуждается, он видит Энн. Она смотрит на него, подпирая рукой подбородок. Сначала он беспокоится, что это может быть следствием серьезной привязанности, так как все это напоминает сцену, когда любовник смотрит на своего спящего партнера. Поэтому Садлер не может не радоваться, когда видит на лице Энн слабые признаки беспокойства.
– Что случилось? – спрашивает он.
– Это было весело.
Он вопросительно смотрит на нее:
– Так вот какое лицо ты делаешь, когда находишь что-то веселым?
– Извини, – говорит она. – Я просто знаю, что не должна была этого делать.
Изображая подобие сочувствия, он отвечает:
– Ты же не занималась этим в одиночку. Я тоже не должен вступать в неофициальные отношения со служащими станции. Это может повлиять на мою работу.
Она сворачивается клубочком на сгибе его руки. Этот жест поражает Садлера, так как он совершенно не вяжется с ее прозаичной склонностью доминировать в сексе. Дориан надеется, что не обнаружил ее слабости – это бы стало настоящим разочарованием.
Ему нравится Энн, или, вернее, ему нравится ее компания. Она принимает правильные решения и не похожа на человека, который все время ноет. Если бы она оставалась при нем, они могли бы друг друга развлечь.
Энн гладит его обнаженную грудь теплой рукой и вздыхает.
– И каково твое суждение? – спрашивает она, прикасаясь к его нежной коже губами.
То, что Энн так быстро поинтересовалась данным вопросом после того, как они переспали, раскрывает ее сущность. Она думает, что он глуп, или, по крайней мере, надеется на это. Человек, находясь под дофаминовым кайфом, может поделиться личной информацией или указать на свои уязвимые места. Конечно, Дориан наиболее податлив, когда им движет усталость – после секса, или хорошей, тяжелой тренировки.
Он восхищается готовностью этой женщины поделиться своим телом, чтобы получить эту информацию, хотя, по его мнению, в проигрыше она не осталась: Дориан знал, как угодить ей, понимал ее потребности. Он просто «нажал на нужные кнопки».
Какие еще интриги плетутся на этой станции?
Дориан никогда никого не любил, и, конечно же, не любит Энн. Однако своим вопросом она кое-что ему напомнила – он ведь тоже пробрался к своей должности через постель.
– Вчерашний побег «Серебряной улыбки» подверг всех на станции серьезной опасности, – сейчас он говорит правду. – С одной стороны, это был успешный тест проекта, но с другой стороны – ужасный провал. Эволюционные характеристики, о которых говорила Люси, были многообещающими, и тем не менее бесконтрольное оружие – это большая ответственность.
– Вот именно, – соглашается Энн. – Возможно, на Земле Люси и блестящий сотрудник, но она однозначно не создана для контрактной сферы. Она больше похожа на любителя покурить кальян в Пало-Альто.[15]
Наверняка это не просто наблюдение, учитывая положение Дориана в Компании. Она пытается убедить его закрыть проект Люси. Но почему? Из-за ненависти к Люси, или потому, что хочет сохранить финансирование Блю?
Зачем нужно убрать Люси, ему понятно: она слабая и ставит под угрозу все предприятие.
– Коммуникационные антенны доктора Яноша разваливаются. Он может потерять данные и резервные копии. Впрочем, доктор лично заверил меня, что способен все исправить. Может, я глупый, но очень сомневаюсь, что у него получится. Я удивлюсь, если сохранится хоть один из проектов.
– Это печально, – говорит Энн. – Он ведь уже почти закончил. Годы работы просто… спущены в унитаз.
Дориан останавливается, умышленно пропуская «Блестящее сооружение». Он хочет понять, как женщина интерпретирует его молчание. Садлер проводит пальцами по ее мускулистому плечу и вниз по руке. Эти руки одолели его в постели.
– А что скажешь по поводу проекта доктора Марсалис? – по голосу Энн слышно, что она притворяется, будто ее это не заботит.
– На «Блестящее сооружение» уже потрачена круглая сумма, а доктор Марсалис не желает или не может дать результаты. Она не показала своих методов и не сделала никаких открытий относительно биологии существ. Вдобавок ко всему она потеряла подавляющее большинство своих данных из-за вируса, – он с отвращением качает головой. – Так и хочется конфисковать ее проектные активы, поместить ее в криохранилище и продолжить проект под новым руководством.
Он в курсе, что Блю работала с Элиз Кото, но еще не знает, в чем именно заключалось их сотрудничество. Просто уволить Марсалис было бы не так интересно, как разоблачить ее секреты. Дориан смотрит на Энн и задается вопросом, как еще он может воспользоваться этой женщиной.
– Я знаю, что Блю… эмм, доктору Марсалис, должно быть, трудно, – защищает ученую Энн. – Я думаю, что во многом она просто так себя позиционирует. Уверена, она добилась бо́льших успехов, чем рассказывает.
– Энн, – говорит он, – я могу судить об успехе только по результатам, а не по расплывчатым предположениям о компетентности. Ее проектные данные сфальсифицированы, ее босс находится под арестом. А теперь – очень кстати – исчезают все локальные резервные копии.
– Что?
– Да, – говорит Дориан и садится. – Я не сомневаюсь, что отличный доктор выполняет свою работу, но какую работу и для кого?
– Боже, – бормочет она. – Послушай, мне не нравится говорить об этом, когда она сражается за свою жизнь в соседней комнате.
– Энн, – продолжает Дориан, стараясь не сводить с нее глаз, – Блю находится на медицинском обслуживании, которое оплачивает Компания. Если она потеряет работу, то не переживет путешествие на Землю. Если ты знаешь что-то, что сделает ее для нас ценным сотрудником, сейчас самое время рассказать об этом.
Слегка отпрянув, Энн прикрывает руками грудь. Дориан находит этот жест странным. Физическая уязвимость проявилась из-за психологической угрозы. Может быть, это случилось из-за того, что он употребил слово «нас», имея в виду «Вейланд-Ютани»? Что ж, он загладит свою вину позже, когда вновь захочет секса. Садлер просто подразнит ее лакомой информацией, и она вновь попытается добыть ее через постель. Теперь их отношения взаимовыгодны, и ему от этого максимально комфортно.
Любовь – игра дураков.
– Слушай, – говорит она. – У Блю был резервный сервер, в котором она работала без чьего-либо контроля. Я уверена, что она нашла что-то важное, так как никогда не рассказывала мне об этом до вспышки «Серебряной улыбки».
– Что бы она ни скрывала, ей нужно этим поделиться, – говорит он. – Компания – это не личная копилка.
Энн расслабляется, и ее рука снова опускается.
– Просто… не увольняй ее. Вероятно, она сделала какую-то глупость. Точнее, я знаю, что она время от времени совершает глупые поступки…
– Я не собираюсь ее увольнять.
Во всяком случае, пока он не убедился в достаточной защищенности сервера и не отправился обратно домой.