Чужая земля - читать онлайн

Дела судебные

© Астахов П., Устинова Т., 2025

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2025

Домофон и телефон зазвонили одновременно, и тут же из-за закрытой двери спальни раздался требовательный рев. Мишка проснулся. Стоит ли добавлять, что именно в это время я, стоя у плиты, снимала пену с закипевшего бульона, так что отойти просто не могла.

Невольно вспомнился дурацкий тест, позволяющий определить жизненные приоритеты, он же – загадка на логику, много лет назад вычитанный в каком-то журнале. «Вы сидите на диване. Одновременно звонит телефон, плачет маленький ребенок, раздается стук в дверь, в кухне из открытого крана течет вода, а на улице, где вы повесили сушиться белье, начинается ливень. Что вы сделаете в первую очередь?»

Кажется, результаты теста утверждали, что если кинуться к телефону, то главным жизненным приоритетом у вас является работа, если к ребенку, то семья, если к дверям, то друзья, если выключать воду, то деньги, а если снимать белье, то секс. А правильный ответ заключался в том, что в первую очередь нужно встать с дивана.

Звонки и плач сделались более настойчивыми, а пена над бульоном поднялась над краями кастрюли, угрожая выплеснуться на конфорку и залить огонь. Этого еще не хватало.

– Мам, я открою.

Ну надо же. Сашка дома. В круговерти повседневных дел, в которую невольно затягивается любая мать, находящаяся в отпуске по уходу за ребенком, я совершенно упустила из виду, что сегодня воскресенье, а потому моей старшей дочери не надо в институт.

Я решительно повернула вентиль плиты, выключая газ. Ничего не случится с бульоном, если я процежу его попозже. Вытерев руки о заправленное в спортивные штаны полотенце, я схватила заливающийся мобильник. Дима. Мой бывший помощник, а ныне без пяти минут судья, дожидающийся подписи президента под указом о своем назначении. Так, Дима вполне может подождать. Я отбила звонок, отправив сообщение «перезвоню позже», бросила телефон обратно на стол и помчалась в спальню, успокаивать Мишку.

По дороге я бросила взгляд в сторону входной двери, которую Санька успела открыть. На пороге стояла моя любимая подруга Машка.

– Проходи, я сейчас, – выпалила я и скрылась в спальне, где в кроватке отчаянно привлекал к себе внимание мой двухмесячный сын.

Точнее, два месяца ему должно исполниться через два дня, и по этому поводу мы даже запланировали небольшую семейную пирушку. Проснувшийся Мишка при виде меня перестал плакать и улыбнулся широко, искренне и безмятежно, как умеют только маленькие дети, наполняя материнское сердце радостью, счастьем и покоем. Я уже в который раз подумала, что одно из самых больших удовольствий в жизни – видеть обращенную к тебе улыбку твоего ребенка. Беззубую, от уха до уха, посылающую солнечные лучики тебе прямо в сердце. Я улыбнулась своему малышу в ответ.

– Проснулся? Доброе утро, мой сладкий.

Несмотря на все страхи, связанные с поздней беременностью, родила я легко и без осложнений, а ребенок появился на свет полностью здоровым. Девять из десяти баллов по шкале Апгар. Да и то балл сняли из-за меня, «возрастной» матери, а не потому, что с малышом было что-то не так.

Сына я назвала Мишкой – с той минуты, как я его увидела, он напоминал мне маленького умильного медвежонка. Он много спал, сося во сне лапку, то есть свой маленький крепко сжатый кулачок, а в период бодрствования выглядел степенным, размеренным, немного медлительным, а главное, спокойным. Ну точь-в-точь Потапыч в берлоге.

Его все время хотелось гладить, тормошить, прижимать к себе. В пушистом костюмчике и шапочке с ушками он был так похож на мягкую игрушку, что становилось смешно. Когда Мишка спал, я могла долго-долго сидеть рядом с кроваткой и любоваться моим маленьким медвежонком. Конечно, если домашние дела позволяли.

Надо признать, что за двадцать лет, прошедшие с того момента, как я родила Сашку, детская индустрия скакнула так далеко вперед, что неизбежные хлопоты, связанные с появлением в семье малыша, оказались несравнимы с тем, через что мне, как и другим родителям, пришлось проходить в первый раз.

Памперсами, конечно, пользовались уже тогда, но сенсомоторные коврики, разнообразные игрушки, тренирующие внимание и тонкую моторику, самоукачивающие креслица, многочисленные предметы, облегчающие материнский быт, были для меня внове. Добавлю, что двадцать лет назад у меня просто не имелось на это все денег, а сейчас Виталий Миронов, казалось, скупил весь «Детский мир», приобретя все нужное, ненужное и хотя бы отдаленно имеющее отношение к грудным детям.

Все эти «приблуды», признаться, очень облегчали быт и экономили массу времени, позволяя просто сидеть у кроватки и любоваться на спящего сына.

– Иди к маме, маленький.

Я достала сына из кроватки, поцеловала в теплый, вкусно пахнущий молоком, детским кремом и чем-то еще неуловимым, но очень родным лобик. Стащила трикотажный комбинезончик и сняла памперс. Тяжелый, основательно заполненный за длинную ночь. Достав влажные салфетки, я быстро провела все необходимые гигиенические процедуры, нацепила новый подгузник, вернула на место комбинезон, а сверху натянула тот самый костюмчик из искусственного плюша, который придавал Мишке особое сходство с медвежонком.

Март в этом году выдался холодный, и в квартире из-за этого довольно прохладно, а один из самых сильных моих материнских страхов был связан с тем, что мой мальчик может простудиться и заболеть. Пока ни одной детской простуды у нас не случалось. Тьфу-тьфу, чтоб не сглазить.

– Сейчас кушать будем.

Я удобно расположилась в стоящем в спальне кресле, подложила под левый локоть подушку, устроила Мишку так, чтобы нам обоим было удобно, вытащила из специального аппарата, поддерживающего нужную температуру, бутылочку с заранее приготовленной смесью.

Мишка у меня на искусственном вскармливании. К моему огромному огорчению, моего молока для полноценного грудного вскармливания не хватало. Как сказала наша участковая педиатр, «а что вы, мамочка, в таком возрасте хотите?». При чем тут возраст, я не поняла, но спорить не стала. Выбор смесей на рынке детского питания, к счастью, был огромен.

По совету опытного платного педиатра, которого нам, в противовес неприятной врачихе из районной поликлиники, нашла Тамара Тимофеевна Плевакина, мы подобрали самую лучшую, подходящую именно Мишке на сто процентов, и Миронов закупил целую партию, чтобы не бояться, что смесь пропадет из-за каких-нибудь санкций.

Сын обхватил губами соску и благостно зачмокал. Аппетит у него был отменный. На радость папе и маме. Минуты кормления я очень любила, потому что в это время мы оставались с Мишкой совсем-совсем наедине. Я еще немного полюбовалась его сосредоточенным личиком. Ел сыночек с усердием, как будто выполнял важную и ответственную работу. Впрочем, так оно и было.

Работа. Мои мысли тут же привычно соскочили на мои собственные дела, с которыми нужно было что-то решать. Послеродовой больничный мне закроют ровно через две недели, а дальше надо определяться, выхожу я на работу или оформляю декретный отпуск. Больничный оплачивался по среднему, то есть был вполне сопоставим с моей зарплатой, а вот пособие по уходу за ребенком ни в какое сравнение с ней не шло и потребностей моей семьи не закрывало.

Конечно, Миронов уже несколько раз предлагал мне полное содержание, чтобы я могла не думать о работе, а полностью сосредоточиться на воспитании сына, но, во‑первых, содержанкой я быть категорически не хотела, а во‑вторых, по своей трудной, неблагодарной, требующей огромных нервных затрат работе я, признаться, скучала.

Мне не хватало утреннего кофе с моим помощником Димой, периодических вылазок с Машкой в кафе неподалеку или в магазин за очередным платьишком для моей подруги. Планерок в кабинете председателя райсуда Анатолия Эммануиловича Плевакина, зала заседаний, атмосферы судебного процесса и пресловутого «Встать, суд идет!». Миронов утверждал, что у меня профессиональная деформация, и я с ним не спорила. Глупо спорить с очевидным.

В общем, сидеть дома я не хотела, но и уйти на полный рабочий день, оставив дома Мишку, точно не могла. Сашка учится очно и ведет свой блог. Да и не дело это – бросать второго ребенка на старшую дочь, лишая ее нормальной жизни. Нужна няня. Но и это непросто. Во-первых, хорошую няню, которой можно доверить такого кроху, днем с огнем не сыщешь. А во‑вторых, стоят ее услуги столько, что никакой зарплаты судьи не хватит. После оплаты коммунальных платежей, разумеется.

Этот ребус крутился у меня в голове с того момента, как Мишке исполнился месяц, но никакого решения я по-прежнему не видела. Я вздохнула и обвела глазами комнату, заваленную медведями и медвежатами всех цветов, фактур и размеров. Виталий, с радостью подхвативший мою идею фикс, в каждый свой визит приносил все новые и новые игрушки.

Маленькие пушистые комочки, способные уместиться у меня в кулаке, похоже, размножались делением на полке у зеркала, а двухметровый меховой гигант сидел на полу у батареи. Иногда, вставая ночью к ребенку, я забывала о том, что он там сидит, и каждый раз пугалась, вообразив, что в комнату пробрался злоумышленник.

Мыслями я то и дело возвращалась к напугавшей меня коробке с яблоками, посланными мне неизвестным «доброжелателем» в день выписки из роддома. Я никак не могла отделаться от чувства, что Марат Казимирович Эппельбаум, сумевший ускользнуть из лап правосудия и из-под сурового ока Фемиды, захочет отомстить мне за разрушение его успешного бизнеса и налаженной жизни. Точнее, в его случае, повязка на глазах Фемиды была особенно плотной [1].

Говорили, что Эппельбаум уехал из страны и обосновался то ли в Германии, то ли в Израиле, но в безопасности я себя все равно не чувствовала, и каждый раз при виде огромного мехового чудища у окна испытывала острый укол страха. Нет, надо попросить Виталия вывезти это чудище куда-нибудь, пока я не умерла от разрыва сердца. Я уже как-то сказала в сердцах, что этому медведю нужна отдельная квартира, на что Миронов, разумеется, отреагировал сообразно своему менталитету.

– Так давай я куплю вам с Мишкой отдельную квартиру, а медведя оставим в этой. Будет сторожить Сашку.

От сделанного (уже в который раз) предложения я, помня предыдущий печальный опыт, категорически (уже в который раз) отказалась.

Мишка поел и теперь, поставленный вертикально, чтобы срыгнуть лишний воздух, удовлетворенно урчал мне в шею.

– Пойдем к гостям, маленький, – сказала я сыну, вставая с кресла. – Надо же выяснить, чего хочет тетя Маша.

Тетя Маша хотела посоветоваться.

– Слушай, Кузнецова, вот я прямо испытываю дискомфорт от того, что не могу прийти к тебе в кабинет и за чашкой кофе получить совет друга. Пришлось тащиться к тебе домой, – сказала она, вдоволь насюсюкавшись над Мишкой.

– Будет тебе совет друга, – засмеялась я. Машка оставалась Машкой, и эта стабильность мне нравилась. Должно же хоть что-то в этом безумном мире быть неизменным. – Мишка минут через двадцать уснет, я его на балконе уложу, и мы поговорим. Правда, извини, не за чашкой чая, а за варкой обеда. Тебе, правда, я чаю налью, если захочешь.

– Домашние хлопоты. Понимаю, – кивнула Машка. Моя подруга, как прекрасная хозяйка, мать двоих подростков и жена своего мужа, знает, что это такое – управляться с маленьким ребенком и с бытом одновременно. – А на улицу вы не ходите? На балконе спите?

– Если погода позволяет, то ходим, конечно, – вздохнула я. – Но зачем приучать ребенка спать только на ходу? Я с Сашкой в этом вопросе ужасно намучилась. Она спала, только когда коляска ехала. А Мишка прекрасно спит на балконе, давая мне возможность за это время переделать кучу дел.

Через полчаса, одев сына потеплее и уложив его в выставленную на балкон коляску, я усадила Машку за кухонный стол, поставила перед ней чашку с чаем и тарелку с печеньем курабье, которое подруга очень любит, а сама вернулась к процессу варки бульона, с которого так и не успела снять пену.

– И какое замысловатое дело тебе подсуропил Плевакин в этот раз?

Машка вздохнула.

– Квартиру, купленную у фальшивой наследницы. Ты представляешь, почти девять лет этой истории. Ответчица в 2015 году купила однокомнатную квартиру в центре Москвы за без малого семь миллионов рублей.

Я вздохнула, потому что прекрасно знала, сколько стоят такие квартиры сейчас. Даже вторичка в убитой хрущевке обходится в девятнадцать миллионов минимум.

– Сделку удостоверил нотариус, – продолжала свой рассказ Машка. – А через восемь с лишним лет, то есть сейчас, Департамент городского имущества подал иск о признании права собственности на эту однушку за муниципалитетом.

– На каком основании? Квартира что, была не приватизирована?

– Нет, квартира находилась в собственности у пожилой дамы, коренной москвички. Вот только она была старая дева, одинокая и бездетная. А квартиру продала мошенница, у которой не было никаких прав на это жилье. Она подделала свое свидетельство о рождении, выдала себя за дочь умершей женщины, а нотариус не проверила документ и в положенный законом срок без вопросов оформила этой мошеннице свидетельство о праве на наследство. Та, не став долго ждать, тут же продала эту квартиру. А ты же понимаешь, что, если умирает одинокий человек, то его собственность переходит государству? В данном случае Департаменту городского имущества. Вот он и пытается отсудить эту квартиру у покупательницы.

– Сложная тема, – пожала плечами я. – С моей точки зрения, ответчица является добросовестным приобретателем. Она купила квартиру, заключив договор купли-продажи, заверенный официальным лицом. Что с того, что продавец не имел никаких прав на сделку? Против мошенницы нужно возбуждать уголовное дело, а в рамках суда потребовать возмещения убытков в адрес ДГИ. Она же нанесла ущерб бюджету, вот пусть его и компенсирует. Причем в нынешних ценах, разумеется. Что тебя смущает?

– Меня смущает тот факт, что мы не знаем, была покупательница заодно с мошенницей или нет, – ответила Машка, отхлебнув чай. – Ой, горячо. Даже если и нет, то, с моей точки зрения, эта женщина сама виновата в том, что недостаточно хорошо проверила жилье перед покупкой. И поэтому считаться добросовестной приобретательницей не может.

– Спорно, – не согласилась я. – У подобного решения, если ты его вынесешь, есть все шансы не устоять в кассационной инстанции. А уж в Верховном суде, если до него дойдет, и подавно. Кроме того, Маш, есть же простая справедливость. Отнять квартиру, рекомендовать покупательнице обратиться в суд с собственным иском к продавцу в целях компенсации ущерба. Это будет длиться невесть сколько времени, потребует денег на адвоката, а закончится компенсацией в лучшем случае потраченных восемь лет назад денег и судебных издержек. Что эта бедолага сегодня купит на семь миллионов? Это у бюджета есть хотя бы минимальный шанс отсудить деньги с учетом коэффициента инфляции, а у простой гражданки его нет. Да и что с мошенницы взять? На ней наверняка не числится никакого имущества.

– И почему меня, как судью, должно это волновать? – повысила голос Машка.

– Ты спросила мое мнение, я тебе ответила. Департамент городского имущества имеет полное право обращаться с иском о возмещении понесенного материального ущерба к виновнице всего этого безобразия. Это будет по совести. А отнимать квартиру у несчастной, которой «повезло» напороться на негодяйку, ну это так себе справедливость.

– Вот всегда ты так, – Машка явно расстроилась. – Я думала, ты скажешь, что я здорово придумала, как пополнить казну квартирой. Ее можно было бы отдать нуждающимся или отправить в маневренный фонд. По закону это квартира государства.

– Да, – согласилась я. – Но государство в лице нотариуса ее прошляпило, а ДГИ в свое время не почесалось, чтобы проследить за своим потенциальным имуществом. А наказать за это ты хочешь ни в чем не повинную женщину, которая выложила за квартиру огромные деньги, а сейчас может ее потерять за здорово живешь. А если тебя расстраивает мое мнение, так ты его и не спрашивай. Принимай решение сама. Ты же федеральный судья.

– То есть, думаешь, в кассации не устоит? – на всякий случай уточнила Машка.

– Уверена.

– Ладно, подумаю еще, – сдалась Машка. – Налей мне, пожалуйста, еще чаю.

Дожидаться обеда подруга не стала, потому что дома ее ждали собственные семейные дела. Пообедали мы вдвоем с Сашкой. К счастью, дочкины закидоны, связанные со здоровым питанием, остались в прошлом, что теперь очень кстати. С Мишкой на руках готовить отдельно пророщенную пшеницу и соевые котлеты мне было бы затруднительно. То ли дело куриный супчик с фрикадельками и запеченная под сыром цветная капуста на второе. После обеда Сашка убежала к подружке, а я снова покормила веселого и улыбающегося Мишку, выждала положенное до следующего сна время, собралась и пошла с коляской на улицу, чтобы тоже подышать свежим воздухом.

Вечером должен был приехать Миронов, и надо признать, о его визите я думала с улыбкой и даже некоторым удовольствием. Нет, окончательно его простить я еще пока не готова, но то, что он занимает важное место в моей жизни, признавала. И не хотела снова это менять.

У Натки голова шла кругом. Пост председателя ТСЖ она занимала уже год и вроде бы за это время научилась справляться и с документами, и с отчетностью, и с собраниями жильцов, и с уборкой подъездов, и с управлением сантехниками, электриками и прочим мужским персоналом, изначально вгонявшим ее в ступор.

Натка всегда считала, что она «девочка-девочка», а тут принимаемые решения должны быть по-мужски быстрыми, да и сленг такой – брутальный, в общем. Немного поразмыслив и испробовав разные модели поведения, Наталья Сергеевна Кузнецова выбрала свою собственную, здраво решив остаться собой.

Она по-прежнему ходила на работу в коротких юбках, обтягивающих кофточках и на каблуках, используя свою яркую внешность, но руководила твердо и бескомпромиссно, умея в случае необходимости и мат применить, и томный взгляд из-под ресниц. Бояться ее не боялись, но уважали и даже по-своему любили. Все работающие в ТСЖ мужчины считали своим долгом защищать и оберегать Наталью Сергеевну, так что разборки с нерадивыми исполнителями устраивали зачастую сами, не втягивая в них начальницу.

С жильцами трех домов комплекса «РАЙ-ОН» у нее тоже установились чудесные отношения. После того беспредела, которое творило прежнее руководство [2], Натку были готовы носить на руках только за то, что она вместе со своим мужем-полицейским избавила жильцов от этой напасти и огромных поборов. Ну, и то, что в домах и на территории все время было чисто, стриглась трава летом, вывозился снег зимой, исправно работали все лифты и камеры видеонаблюдения, а в квартирах сохранились тепло и вода, сказывалось на позитивном настрое жителей комплекса. В общем, Наталью Кузнецову на работе любили.

Она так привыкла к своему спокойному существованию, когда ежедневные дела давно превратились в рутину, не требующую не только нервного напряжения, но даже и личного присутствия в офисе пять дней в неделю, что внезапно надвинувшиеся перемены этого спокойного графика наполняли ее душу ужасом.

Дело в том, что в ее ТСЖ начался ремонт. Сданные несколько лет назад дома требовали обновления краски на стенах подъездов и ремонта кое-где пооббившейся плитки. Деньги на это были, как и бригада ремонтников, которую удалось вовремя найти. Конечно, Натка бы предпочла делать ремонт не в начале весны, а летом, когда люди в отпусках или на дачах, да и общая картина за окном повышает настроение. Сейчас, в конце марта, талые грязные сугробы, голые ветви деревьев, мокрый снег, переходящий в дождь, вводили в легкую депрессию даже такое позитивное существо, как Наташка. А тут еще и ремонт в подъездах. Однако ремонтные бригады на весь летний период давно расписаны, и найти маляров-штукатуров и плиточников она могла только сейчас, с конца марта по начало мая. Среди мигрантов, разумеется.

Когда она только заикнулась подрядчику, взявшемуся за организацию ремонта, что хотела бы, чтобы на ее объекте работали местные, он поднял ее на смех.

– Вы что, Наталья Сергеевна, с луны свалились? – иронически уточнил он. – Если мы вам привезем бригаду из Вологды или, скажем, Пскова, так ваше ТСЖ по миру пойдет. Наши мужики жить в неотапливаемых вагончиках и питаться дошираком за копейки не будут. Да и нет там таких бригад. Работать руками и дышать краской никто не хочет. Проще курьером устроиться и пиццу развозить или продукты из магазина. У курьеров заработки от ста тысяч рублей в месяц. А труд гастарбайтеров фактически очень дешев. Это ж удобно. Выполнил объем работы – получил деньги. И никакой тебе социалки, медицины и ответственности.

В общем, вот уже неделю каждое утро на территорию ТСЖ заезжал автобус с бригадой, состоящей из трудовых мигрантов, приехавших в Россию из Таджикистана и Киргизии. Наверное, они чем-то отличались между собой, но для Натки все были на одно лицо, и это вносило в процесс управления рабочими некоторую путаницу.

Да, Наталья сама руководила ремонтом и принимала все работы, не очень доверяя подрядчику, все больше казавшемуся ей слишком ушлым и, как бы это помягче выразиться, чересчур предприимчивым. Поэтому она снова каждое утро приезжала в «РАЙ-ОН» и обходила все подъезды, определяя фронт работ, которые к вечеру самолично и принимала. Работающих в подъездах людей она никак не могла запомнить. Ей все время казалось, что каждое утро она видит совершенно разных людей, и собственная неспособность запоминать лица ее удручала.

– Кость, это совершенно невозможно, – рассказывала она за ужином вернувшемуся с работы мужу. – Как будто передо мной колония муравьев. Все одинаковые, снуют туда-сюда, быстро так, ловко, шустро.

– Наташ, а какая тебе разница? Если те задачи, которые ты утром нарезала, к вечеру выполнены, то имеет ли значение, кем именно.

– Ну, это же неправильно, – возмутилась Натка. – У каждого косяка есть автор, я должна знать, с кого мне спрашивать. Там же, помимо всего прочего, еще и материальные ценности. Краска, плитка, клей, смеси… Это все на деньги жильцов куплено, а потому я должна понимать, кому и что выдается.

– Ты все выдаешь подрядчику, и это его забота отвечать, чтобы материалы не растащили, – не согласился Таганцев. – Ты просто по своей привычке быть со всеми вежливой хочешь здороваться с каждым работником по имени, а такой возможности у тебя нет. Вот ты и злишься. А эти ремонтники – не твои сантехники и электрики, у которых ты знаешь не только их имена, но еще и жен с детьми.

Конечно, в чем-то Костя был прав, но Натка все равно чувствовала себя совершенно запутавшейся.

– Мы, когда эта бригада зашла на объект, собрали их паспорта и ксерокопии сделали, – проговорила она, вздохнув. – И вот вроде там и фотографии есть, и имена, а все равно мне это не помогает. Словно все эти документы на одно лицо.

Таганцев неожиданно засмеялся.

– Наташ, ты не поверишь, но вполне возможно, что так оно и есть.

– В смысле? – не поняла Натка.

– В прямом. Помнишь анекдот, старый такой, с бородой, еще из нашего советского детства. Оленеводам в тундре решили выдать паспорта. Но никак не могли собрать их для того, чтобы сфотографировать. Они то на пастбищах, то на охоте, то пьяные. В общем, сфотографировали одного и вклеили всем в документы. Спустя месяц приезжает один недовольный оленевод, спрашивает, почему ему чужой паспорт выдали. А участковый ему отвечает: «Имя твое?» – «Мое». – «Фамилия твоя?» – «Моя». – «Дата рождения твоя?» – «Моя». – «Лицо твое?» – «Похоже, мое, начальник». – «Тогда что не так?» – «Рубашка не моя, однако».

Натка смеяться не стала, потому что ей было не смешно.

– Не горюй, Натуся, – мягко успокаивал Костя. – Составь их список по именам и разбей на столбцы в таблице, кто у тебя на каком объекте работает. В конце концов, человек важнее бумаги.

Так Натка и сделала, хотя проблемы с запоминанием лиц это не решило. Работали мигранты хорошо. Перекуры устраивали строго по часам, пьяными не являлись, без дела не сидели, к жильцам не приставали. И все-таки ощущение, что это все неправильно, не проходило.

– Лена, это какая-то кривая реальность, – рассказывала она по телефону сестре во время ежевечернего разговора.

Обычно их беседа крутилась вокруг Мишки, ну, и, конечно, Наткиных детей Сеньки и Настеньки, а также вокруг душевного состояния Сашки, недавно расставшейся со своим молодым человеком Фомой Гороховым. Именно эти семейные темы волновали обеих сестер больше всего, но в последнее время Натка не могла удержаться, чтобы не обсудить с разумной и спокойной Леной свое нервное напряжение в связи с работой.

– Что именно? – уточнила Лена.

Как судья, она ценила точность формулировок.

– Ну, вот смотри. Я зашла на сайт вакансий для мигрантов в России. Им предлагается зарплата в строительстве в размере восьмидесяти тысяч, в такси от ста двадцати, у швей – шестьдесят три тысячи. И для сравнения: в одном из крупнейших оборонных предприятий на юге страны ищут техника по обработке материалов с зарплатой в двадцать пять тысяч. А в его трудовые обязанности, на минуточку, входит обработка и оформление материалов испытаний и технологических тренировок. Автоматчику холодно-высадочных автоматов готовы платить двадцать восемь тысяч, а квалифицированному инженеру-программисту – тридцать три. Лена, это ненормально. Куда катится этот мир?

– Ты и без меня знаешь, куда он катится, – вздохнула Лена, – только вот зачем обсуждать то, на что ты никак не можешь повлиять? Иностранные работники остаются реальностью России, во многом обеспечивая развитие нашей экономики. Во всем мире нарастает конкуренция за трудовые ресурсы, и хорошо, что в Средней Азии в бывших республиках СССР остался такой демографический потенциал, который может быть привлечен именно на российский рынок. А вот слабость нашей миграционной политики нужно признать и сделать соответствующие выводы. Она у нас как минимум непоследовательная. Миграция может стать дестабилизирующим фактором, потому что ее организацией занимаются не государственные институты, а теневые структуры, этнические организации и диаспоры. И все эти копящиеся, но не решаемые вопросы и превращают миграцию в болезненную для общества тему.

От большого числа «сложных» слов Натка быстро заскучала. Все-таки умная у нее сестра. И кругозор у нее широкий. Вот и про миграционную политику знает, хотя вряд ли когда-то ее касалась. Однако, может быть, у нее были заседания, касающиеся мигрантов?

На заданный ей вопрос Лена ответила положительно.

– Да, я как-то не очень давно рассматривала дело о наличии трудовых отношений с иностранцами при отсутствии разрешений на работу. Индивидуальному предпринимателю после проверки УФМС и выявления фактов осуществления трудовой деятельности мигрантов без оформления необходимых разрешений назначили штраф в четыреста пятьдесят тысяч рублей, а он обратился в суд, чтобы его оспорить. Суд его не поддержал, конечно. А вообще, принимая на работу иностранца, работодатель оказывается между двух огней: с одной стороны, он должен соблюдать правила Трудового кодекса, а с другой – требования миграционного законодательства. Конкуренция этих норм часто приводит к судебным процессам. Но в основном ими занимается арбитражный суд. Так что большого опыта в рассмотрении таких дел у меня нет.

– Костя велел мне спокойно жить и не париться, – сказала Натка жалобно.

– Так послушай его, живи спокойно и не парься, – даже на расстоянии, по голосу сестры, Натка слышала, что та улыбается. – Ремонт идет, сроки пока не сорваны, качество тебя устраивает. Отношения у тебя с подрядчиком, а не с рабочими напрямую, так что юридически ты прикрыта. А как у этого человека налажены рабочие процессы внутри организации, тебя не касается.

– Лена, но у него могут быть оформлены, например, десять человек. Я имею в виду, с соблюдением всех необходимых формальностей, а на самом деле работают пятьдесят. Просто они нигде не учтены.

– Наташа, а ты у нас представитель миграционной службы, налоговой инспекции или общества защиты прав мигрантов? – уточнила Лена. – Ты работаешь с юридической фирмой, которую наняла, в рамках правового поля. А как выкручивается твой подрядчик и какую ответственность он понесет, если выяснится, что он нарушает закон, тебе должно быть до лампочки. Я надеюсь, ты не собираешься влезать в какое-нибудь расследование. Неприятностей нам и в прошлом достаточно.

– Не собираюсь я никуда влезать, – вяло огрызнулась Натка. – Лена, я просто боюсь, что произойдет что-то плохое. Куча чужих людей, все на одно лицо, их даже не пересчитать. А у меня вокруг семьи с детьми, пожилые одинокие бабушки. А я читала, что количество преступлений, совершенных мигрантами, растет. За последний год чуть ли не на треть увеличилось. И тяжких среди них становится больше. Я же отвечаю за безопасность жителей.

– Натуся, милая, не бери ты на себя ношу, которая тебе не по силам, – вздохнула Лена. – За безопасность жителей в домах твоего ТСЖ отвечает полиция, а не ты. И ксенофобия – не самый лучший советчик. Ты сама нагнетаешь страхи в своей голове. Сколько у тебя уже работает эта бригада?

– Вторая неделя пошла.

– И ничего пока не произошло, как ты видишь. И дальше, я уверена, не произойдет. Так что успокойся и сосредоточься на приемке качества выполняемых работ. Если хочешь, попроси Костю поговорить с твоим подрядчиком. Пусть выяснит, откуда у него эти рабочие. Как долго он с ними работает. Какие работы и на каких объектах они уже выполняли. Лишняя информация не повредит, а тебе явно будет спокойнее.

Таганцев, с которым Натка после разговора с сестрой поделилась советом, вздохнул, но в целом идею поддержал.

– Любите вы с Леной навесить на меня дополнительную работу, – проворчал он, впрочем, без особого недовольства. – Вся Москва в трудовых мигрантах. Они и улицы метут, и в такси ездят, и на стройках работают. И только в ТСЖ моей жены должно обязательно что-то произойти. Ладно-ладно, я разберусь. Не сердись.

На том и порешили. Брошенное Леной вскользь слово «ксенофобия» почему-то задело Натку, зацепилось в мозгу, как кусочек вырванной с мясом откуда-то ткани на сухом сучке дерева. Неужели все ее тревоги, связанные с ремонтом, вызваны именно этим, надо признать, не красящим приличного человека качеством? Неужели у нее настолько косные взгляды, что она проявляет нетерпимость к чужому для нее народу, воспринимая его как потенциально неприятный и опасный?

Назавтра, придя на работу, Натка попыталась взглянуть на работающих в подъездах людей по-новому. Результатом стали какие-то подмеченные малозначительные детали. К примеру, у рабочего, красящего перила, прохудилась подошва на правом ботинке. Натка вдруг подумала, что в сырую погоду у него, наверное, промокают ноги и он так и ходит потом целый день с хлюпающей в ботинке водой, а оттого еще и шмыгает носом от не проходящей в таких условиях простуды.

Еще двое рабочих, присев на площадке второго этажа, обедали, поделив три вареных картофелины на двоих и обмакивая их в соль, завернутую в газету. Даже без хлеба. И почему они так скудно питаются? Зарплаты у них, конечно, меньше, чем были бы у бригад из российской глубинки, это Натка с подрядчиком выяснила еще на этапе составления договора, но все-таки не настолько, чтобы жить впроголодь. Или они все отправляют семьям, оставляя себе самый минимум?

По природе обладая живым и неугомонным характером, Натка не могла оставить возникший у нее вопрос без ответа. Один из двоих поедающих холодную картошку рабочих показался ей смутно знакомым. Он был чуть старше остальных, лет под пятьдесят, с седыми волосами и внимательным взглядом темных глаз.

– Что же вы холодное едите, – обратилась к нему Натка. – Пойдемте ко мне в офис, там микроволновка есть.

– Не надо, хозяйка, – ответил он на довольно хорошем русском языке. Акцент у него, конечно, был, но правильное построение фраз Натка машинально отметила. – Мы придем, потом другие придут. Толпа будет. Нехорошо это. Неправильно.

– Я пока только вас зову, – сказала Натка настойчиво. Она и сама не знала, зачем это делает. – Вас, простите, как зовут?

– Адиль. Это в переводе на русский «справедливый».

– Ну вот, тем более. Справедливость заключается в том, чтобы есть разогретую картошку. И еще у меня там хлеб есть. А товарищу вашему нужны сухие носки, а ботинки на батарею поставить. Пойдемте.

Второй рабочий был чуть младше Адиля, но тоже не совсем юнец. За их разговором он наблюдал внимательно и с какой-то легкой тревожностью, словно не до конца понимая, о чем речь. Адиль что-то сказал ему по-таджикски, тот с готовностью встал с маленького складного стульчика, на котором сидел.

– Его Муратбек зовут. Он по-русски плохо говорит, – пояснил Адиль.

– Ну, значит, будете переводить. Пойдемте.

Втроем они вышли из подъезда и дошли до помещения с отдельным входом, в котором располагался офис Наткиного ТСЖ. У крыльца стояла Клара Захаровна, жительница четыреста двадцать второй квартиры, когда-то открывшая ту битву с ТСЖ во главе с братьями Клюшкиными, в результате которой бразды правления перешли в Наткины руки.

Клара Захаровна характер имела вредный и въедливый, и хотя Наткины заслуги она оценивала по достоинству, все равно придиралась регулярно. Ссориться с ней было себе дороже.

– Ты чего это басурманов этих в офис тащишь? – ахнула она, увидев возглавляемую Наткой процессию. – Или сперли чего? Так надо полицию вызвать. Ты же женщина, нельзя тебе с ними наедине. Надругаются еще. У них ихние-то бабы все завернутые с ног до головы ходят. В эту, как ее, паранджу. Вот они на наших и кидаются.

Натка заметила, как у Адиля заходили желваки на щеках. Ой, как неудобно. Он же все понимает.

– Не говорите глупостей, Клара Захаровна, – ответила она сердито. – Чтоб вы знали, в Таджикистане официально запретили носить хиджаб и никаб. А паранджу вообще сейчас мало где носят. И если вы уж об этом рассуждаете, то хотя бы разницу изучите. А то некрасиво получается – говорить о том, в чем не разбираешься. И вообще у вас какое-то дело?

– Хотела сказать, что вчера перила у нас в подъезде красили, а ленту не навязали. Я перчатку испортила. Хоть и старенькая, а жалко. Пусть возмещают. Вы уж им, Наташенька, так и скажите.

– Клара Захаровна, я лично развесила на все подъезды объявления, что идут покрасочные работы и нужно быть внимательными, – сообщила Натка. – Так что хвататься за покрашенные перила – верх неразумности. Вы старые перчатки попробуйте отстирать. Растворителем потереть, я не знаю. Или лучше купите новые. Договорились? Адиль, Муратбек, проходите.

Она отперла дверь офиса и посторонилась, пропуская рабочих вперед.

– Допрыгаешься, Наталья, – припечатала Клара Захаровна, – что они убьют тут кого-нибудь или, еще хуже, изнасилуют.

На мгновение Натке стало смешно, что в иерархии страхов Клары Захаровны изнасилование хуже, чем убийство.

– Всего доброго, – ответила она, зашла в офис и закрыла за собой дверь, отсекая Клару Захаровну с ее глупостями.

В офисе было тепло, сухо и светло. Натка прошла в закуток, где оборудовали маленькую кухню, и щелкнула кнопкой чайника.

– Проходите в мой кабинет! – крикнула она топчущимся на пороге рабочим. – Сейчас я напою вас чаем с ватрушками. Я сегодня по дороге на работу купила чудесные ватрушки. Они с творогом. Вы любите такие, Адиль?

Она невольно заметила, какими голодными глазами мужики смотрели, как она выкладывает ватрушки на тарелку. Издав мелодичный звон, выключился чайник, Натка заварила ароматный чай с кусочками апельсина, быстро и споро накрыла стол для совещаний в своем кабинете. Про холодную картошку, ставшую поводом для визита, она благополучно забыла или рабочие просто успели съесть ее под шумок.

Разлив чай по чашкам, она поставила их перед своими гостями, сделала приглашающий жест и плюхнулась на свой стул.

– И как давно вы в России, Адиль? – спросила она, чтобы начать беседу.

Мы с Мишкой собирались на прогулку, когда позвонил мой помощник Дима, сообщивший, что они с Женькой и малышкой едут к нам в гости. Женька – это Димина жена, которая, надо признать, изменила закоренелого холостяка и плейбоя в лучшую сторону. В частности, именно Женя сдвинула с мертвой точки ситуацию со сдачей квалификационного экзамена, а то Дима так и остался бы в вечных помощниках судьи, не помышляя о том, чтобы строить самостоятельную карьеру.

Я задумалась, что делать. С одной стороны, я уже нацелилась погулять с коляской по окрестностям, с другой – ко мне ехали гости, значит, прогулку придется заменить еще одним сном на балконе. Ничего страшного.

– Не надо ничего отменять, Елена Сергеевна, – успокоил ее Дима, с которым я поделилась результатом своих размышлений. – Наша Маруся тоже как раз поспит, так что мы с удовольствием с вами погуляем. Дети будут спать, а мы поболтаем.

Марусей звали дочь Димы и Жени, которой недавно исполнилось полгода. Она уже вовсю уплетала прикорм, сидела в подушках и громко гулила, пуская обильные слюни от режущихся зубов. Все это я знала из видео, которые Женя выкладывала в своих социальных сетях. После рождения Мишки мы еще ни разу не виделись с Димой и его семьей. И вот первый визит – и на улице?

– Ничего страшного, – Дима засмеялся. – Погода сегодня теплая, ветра, дождя и снега нет, асфальт сухой, а дышать свежим воздухом полезно. У вас парк неподалеку, вот там и встретимся. Мы подъедем минут через двадцать. Идет?

– Идет, – с облегчением сказала я и отправилась собираться на прогулку.

Я как раз выкатывала коляску в подъезд, когда открылась дверь квартиры напротив, и из нее не вышла, а, скорее, просочилась молодая женщина, почти девочка. Худенькая, с азиатским разрезом глаз, с платочком на голове, завязанным сзади, на манер косынки у женского персонажа скульптуры «Рабочий и колхозница», она смотрела в пол, не поднимая на меня глаз, но тем не менее поздоровалась.

– Здравствуйте.

– Здравствуйте, – вежливо ответила я, пытаясь вспомнить, видела ли девушку раньше.

Кажется, пару раз видела, но это не точно. Интересно, кем она может быть. Впрочем, сейчас думать над этим мне некогда, до встречи в парке оставалось всего семь минут, а до него еще дойти нужно. Нехорошо, если Диме и Жене придется меня ждать.

– Вам помочь? – так же тихо спросила девушка.

– Нет, спасибо. У нас хорошая коляска, я справлюсь.

Она кивнула и молча начала спускаться по лестнице, уступив мне возможность ехать в лифте в одиночку. Ну да, в нашем не очень новом доме в лифте с коляской не очень-то развернешься, а ехать, прижавшись вплотную к незнакомому человеку, неприятно.

Выйдя из подъезда, я неожиданно увидела стоящих напротив Диму и Женю с их коляской. Странно, мы же в парке договорились встретиться.

– А я решил, что мне в вашем дворе удобнее припарковаться, – жизнерадостно сообщил Дима. – Так что в парк вместе пойдем. Ну что, можно в коляску заглянуть, посмотреть на вашего карапуза, Елена Сергеевна?

– Да, конечно, – улыбнулась я. – Я и сама с удовольствием погляжу на вашу принцессу. Я же ее только один раз видела. А вы вон как выросли.

Толстощекая Маруся лежала в своей коляске и спала, улыбаясь во сне. Девочка была чудо какая хорошенькая, о чем я и не преминула сказать молодым родителям. Дима расплылся в довольной улыбке, а Женя продолжала стоять, глядя куда-то в другую сторону. Я проследила за ней взглядом и поняла, что она провожает глазами молодую женщину с раскосыми глазами, которая за мгновение до меня вышла из нашего подъезда. Ту самую, с которой я столкнулась на своей лестничной площадке.

– Ты чего, Жень? – спросила я. – Ты ее знаешь, что ли?

Женя отмерла. Вид у нее стал менее напряженный.

– Нет, конечно, не знаю. Я просто удивилась, увидев, что она выходит из вашего подъезда. Район старый, население в основном коренное. В центре Москвы не часто встретишь мигрантов. Это в новых комплексах на окраине они селятся массово, а тут все-таки приличный район. И все равно никуда от них не деться.

Я слегка удивилась. Насколько я знала, Женя из приличной интеллигентной семьи и образование у нее неплохое. Откуда такая нетерпимость к людям другой национальности?

– Я просто боюсь их теперь ужасно, – ответила Женя на мой незаданный вопрос, который, похоже, прочитала в моих глазах. – После этой трагедии в «Крокусе» очень страшно. И за себя, и за детей. Ведь никогда не знаешь, что им еще в голову придет.

Конечно, тревожные настроения Жени я понимала. Страшный теракт, унесший жизни более сотни человек, случился всего несколько дней назад. Кровоточащая рана была еще слишком свежа, чтобы рассуждать рационально. Но нельзя же переносить свои гнев и боль на всех людей без разбора только за то, что у них иной разрез глаз.

– Пойдемте в парк, – сказала я мягко. – Женя, дорогая, миграционный вопрос очень сложный и тонкий. Тут, как ни разрежь, а все равно получится по живому.

– Мы их принимаем, гражданство даем, места в детских садах, работой обеспечиваем, а они теракты устраивают. – В голосе Жени вдруг зазвучали близкие слезы. Кормящая мамочка, эмоциональный фон неустойчивый, что тут поделать. – Так не должно быть, Елена Сергеевна.

– Вот и я ей говорю, что терпимее надо быть, – вздохнул Дима. – За свою безопасность и безопасность своих детей каждый должен отвечать сам. К примеру, я в массовые скопления народа не пойду. Понимаю, что время сейчас беспокойное и лучше не рисковать. И к коляске с моим ребенком никого не подпущу. И на рожон не полезу. А безопасности в мире нет, так что, если всего бояться, в том числе случайных соседей, то лучше вообще из квартиры не выходить. Да и то нет никаких гарантий, что поможет.

– Так странно, – поделилась я. – За последние несколько дней уже два близких мне человека поднимают тему трудовой миграции и связанных с ней проблем. Первой была моя сестра Натка, у которой сменная бригада таджиков и киргизов в ТСЖ делает косметический ремонт. А теперь вот вы. И весь мой жизненный опыт говорит о том, что это не просто совпадение.

– И что это означает? – заинтересовался Дима.

– Да то, что, во‑первых, это достаточно наболевшая для общества тема, раз она всплывает с завидной регулярностью в моем окружении. А во‑вторых, что в самое ближайшее время я обязательно получу какие-то связанные с этим неприятности. Давно подмечено, что так всегда бывает. Почему-то я и моя семья все время оказываемся в самой гуще событий. По нам просто социологический срез жизни общества и его настроений можно делать.

Дима засмеялся, думая, что я шучу. А я вовсе не шутила. Внутри я ощущала какой-то зуд, который у меня всегда был предвестником некоей новой истории, которую мне придется, что называется, разгребать. Я вздохнула. Ладно, поживем – увидим. И со всем разберемся.

Мы медленно пошли по улице по направлению к расположенному в двух кварталах парку, толкая перед собой наши коляски с мирно сопящими младенцами.

– Если вернуться к теме разговора, то трудовая миграция в России растет. Об этом свидетельствуют официальные данные, – рассуждал Дима. – И в том, что граждане страны традиционно относятся к тем, кто приехал в нее работать, с подозрением и недоверием, нет ничего нового. Как и в том, что работодатели видят преимуществом найма мигрантов в первую очередь возможность не устраивать их на работу официально. Точнее, не платить необходимые отчисления с зарплаты в соцстрах и налоговую. Я при подготовке к экзамену поднимал статистику. Если пять лет назад в России находилось двенадцать миллионов иностранных граждан, то в 2021 году уже тринадцать миллионов. Преимущественно, как мы понимаем, это как раз выходцы из Центральной Азии. Пять миллионов узбеков, три миллиона таджиков и один миллион киргизов. И это речь идет обо всех, кто находится в стране, в том числе и нарушивших сроки выезда. А уже в 2023 году в Российскую Федерацию въехало более девяти миллионов мигрантов из стран СНГ, на учет поставлено восемь миллионов.

– Димочка, молодым родителям на прогулке положено обсуждать консистенцию детского стула, – засмеялась я. – Ну ладно, у нас с тобой профессиональная деформация, нас хлебом не корми, а дай пообсуждать законотворческие нормы и статистику, но Женя-то чем провинилась?

– Нет, мне интересно, – не согласилась молодая женщина. – Елена Сергеевна, я последние дни ни о чем другом думать не могу. Ведь куда ни пойдешь, везде женщины в хиджабах и платках, дети, которые не говорят по-русски. Есть классы, в которых таких учеников семьдесят процентов. О каком качественном образовании можно говорить?

– В 2022 году у иностранцев, живущих в России, родилось сорок пять тысяч детей, – продолжил сыпать статистикой подкованный Дима. Я знала, что мой бывший помощник дотошен в хорошем смысле слова – до последней мелочи. Этим его качеством, а также способностью запоминать огромные объемы информации, я пользовалась в своей работе, и они очень меня выручали. – При этом всего в России в том году родилось девятьсот тысяч детей, то есть на иностранцев пришлось почти пять процентов рождений.

– И все они получили гражданство? – спросила Женя.

– Ну, сам факт рождения на территории Российской Федерации не влечет за собой автоматическое присвоение гражданства, – покачал головой Дима. – Если я правильно помню, то из стран Центральной Азии гражданство за семь лет получили полмиллиона таджиков, около ста тысяч узбеков и крайне незначительное число выходцев из Киргизии и Туркмении. Не так уж и много для страны с населением в сто сорок пять миллионов человек. А трудовая миграция давно уже представляет собой вполне себе квалифицированный труд. Времена, когда мигранты только метлами махали, давно прошли. По данным Высшей школы экономики, на протяжении многих лет зарплаты иностранных рабочих не уступают зарплатам их российских коллег. В 2019 году средняя зарплата мигрантов составляла 42,7 тысячи рублей, в то время как россиян – 44,9 тысячи.

– А чему тут удивляться? – не поняла я. – Если человек годами выполняет определенную работу, то его мастерство растет и квалификация неизбежно повышается. Он становится конкурентен на рынке труда не за счет демпинга цены, а за счет своих умений и навыков. Я тоже видела некоторые исследования рынка труда, поэтому знаю, что женщины-иммигрантки занимают такую же долю рынка, как и местные дамы. В торговле занято 33 процента иммигранток и 33 процента местных, в образовании и медицине 19 процентов и 22 процента соответственно, на заводах, в энергетике и сельском хозяйстве 20 процентов и 14 процентов, в транспорте по 6 процентов, в культуре по 3–4 процента, в управлении по 3 процента. А вслед за этим и зарплата неизбежно подтягивается.

– Не все так просто, Елена Сергеевна, – снова покачал головой Дима. Я улыбнулась. Прошли те времена, когда молодой юрист боялся спорить с федеральным судьей Кузнецовой. Сейчас он уже сам без пяти минут судья, а потому, не стесняясь, высказывает свое мнение, даже если оно и не совпадает с моим. Что ж, примерно это я и имела в виду, когда говорила о неизбежном росте опыта и мастерства. – Вы говорите о феномене, который попадает в официальную статистику, то есть о тех людях, которые трудоустроены и работают официально. А большинство мигрантов по-прежнему работают без оформления, то есть нелегально.

– Ты уверен? – удивилась я. – Ведь без справки об официальном трудоустройстве невозможно получить гражданство.

– Так не все, как мы с вами видим, и получают. Нелегальный труд и нелегальная миграция выгодны обеим сторонам. И бизнесу, и самим приезжим.

– Почему? – не поняла Женя. – Нет, с бизнесом как раз все ясно. Трудовые договоры официально не заключаются, что позволяет работодателям не платить в фонды и бюджеты всех уровней. Разница в затратах при этом достигает тридцати-сорока процентов, что для любого бизнесмена вполне комфортно, поскольку позволяет и убогие общежития оплатить, и сверхприбыль извлечь.

– Вот именно, – согласился Дима. – А еще не забываем о такой штуке, как оплата сверхурочных часов, которые в официальном трудовом законодательстве жестко регламентированы. Пятьдесят процентов мигрантов работают более десяти часов в день, почти треть трудятся шесть дней в неделю, а примерно восемнадцать процентов не имеют выходных дней вообще. И за это никто не платит по двойному тарифу и не дает отгулов и дней к отпуску. Так что иностранные рабочие создают не нагрузку на российскую экономику, а саму эту экономику, когда строят дома, собирают урожай в полях и прокладывают дороги.

– Это я как раз понимаю. Не дурочка! – воскликнула Женя. – А мигранты почему на это все соглашаются? Им же должно быть выгодно находиться в стране и работать легально. Это же защита их прав в первую очередь.

– Нет, ты ошибаешься. – Дима снова вздохнул, но я видела, что объяснять Жене азы ему нравится. – Российские правила совершенно сознательно делают для иностранных рабочих переход на легальную занятость невыгодной. Если срок трудового договора составляет менее полугода – а на стройках и в полях так и бывает, работа-то там в основном сезонная, то НДФЛ для таджика или узбека составит не тринадцать, а тридцать процентов. Это потеря денег. С правом на пенсию ситуация еще интереснее. В российском законодательстве оно возникает при наличии стажа в пятнадцать лет и при выработке не менее двадцати восьми баллов. Один балл выдается за год работы на минимальной зарплате. То есть иностранные работники, на протяжении трех, пяти или десяти лет отчисляя деньги в Пенсионный фонд, на пенсию рассчитывать все равно не могут, а на их родине годы работы в России при начислении пенсий тоже не учитываются. Те, кто работает легально, ежегодно отчисляют в Пенсионный фонд России порядка ста пятидесяти миллиардов рублей. Это официальные данные, а взамен из Пенсионного фонда не получают ничего. И какой смысл им легализовываться?

– А медицина? – не отступала Женя.

– Права на медицинскую страховку иностранцу официальная занятость в России тоже не дает. Полис надо покупать. Ну и зачем таджикскому рабочему официальный трудовой договор, если платить придется больше, а ни пенсии, ни медицинской страховки он все равно не увидит?

– Как-то это все выглядит несправедливо, – задумчиво сказала Женя. – С этим всем нужно же что-то делать. И их жалко, потому что получается, что иностранцы совершенно бесправны. Но и себя жалко. Они же преступления совершают, наркотиками торгуют. И чем больше среди них нелегалов, тем страшнее.

– И опять ошибочка, – Дима довольно улыбнулся, а я подумала, что любой мужчина остается ребенком. Ему ужасно нравится выглядеть умным, знающим и бывалым. Что ж, дадим ему это право. – Возвращаемся к официальной статистике. Если принять за данность, что иностранцев в нашей любимой стране тринадцать миллионов, а все ее население – сто сорок пять миллионов, то получается, что доля иностранных граждан составляет девять процентов. Вполне логичным тогда кажется, что на них должно приходиться и девять процентов совершаемых преступлений, но это не так. В 2020 году в России было совершено более двух миллионов преступлений. Из них, по данным МВД, иностранцами и лицами без гражданства совершено 34 тысячи преступлений. То есть 1,6 процента от общего числа и 3,3 процента от числа расследованных.

– Зато они чаще совершают тяжкие преступления.

– Нет, Женечка. Данные УФСИН свидетельствуют, что среди осужденных иностранцев за убийства и тяжкий вред здоровью сидит 21 процент, а среди россиян – 23 процента. Аналогичная пропорция сохраняется и по другим преступлениям против личности. Правда, среди преступников с иностранным гражданством почти нет мошенников, зато очень высока доля наркоторговцев. Сорок процентов осужденных иностранцев сидит за реализацию наркотиков, в то время как среди россиян их всего одиннадцать процентов.

– Вот, – Женя явно обрадовалась, что хотя бы одно из ее убеждений находит подтверждение в цифрах. – А наркотики – это страшно. И вовлекаются в них в первую очередь самые беззащитные – подростки. Так что делать все равно что-то надо. Я имею в виду, наводить порядок в этой сфере.

– Надо, кто же спорит, – согласился Дима. – Вот только никто не понимает, как именно.

– Слушайте, давайте сменим тему, – предложила я. – Случайно увидев во дворе молодую женщину, мы развили целую дискуссию, которая все равно ничем не кончится. Расскажите мне лучше, как вы живете? Как дела на работе? Дима, я так соскучилась по нашему кофе с пирожными, вы себе даже не представляете.

Мы гуляли еще час, обсуждая свежие сплетни из родного Таганского суда, а когда дети проснулись, вернулись ко мне домой. Покормив Мишку и уютно устроив его в слинге, повешенном у меня на груди, я вернулась к своим гостям. Маруся, перекусившая изрядной порцией жидкой манной каши, прыгала у Димы на коленях. Женя с улыбкой наблюдала за резвящейся дочкой. Я напоила их чаем и в районе восьми часов вечера проводила домой, оставшись с притихшим малышом вдвоем в пустой квартире.

Только глянув на часы, я вдруг осознала, что уже довольно много времени. Отсутствие дома Сашки меня не напрягало. Я была даже рада, что период, когда она часами просиживала в своей комнате одна после расставания с Фомой, закончился, и дочка снова начала, что называется, «выходить в свет» и общаться с подругами. Но вот почему до сих пор не приехал Миронов?

Отец моего ребенка слыл крайне обязательным человеком. Я ждала его в районе шести, в крайнем случае семи часов вечера, но он не только не приехал, но даже не позвонил. Это было настолько странно, что против воли я начала волноваться. Несмотря на то что я дала себе слово не навязывать этому человеку ни свое общество, ни сына, я набрала его номер.

«Телефон абонента выключен или находится вне зоны действия сети», – сообщил мне бездушный механический голос. Ну, и что все это значит? Раздался звонок в дверь, и я, облегченно выдохнув, помчалась в прихожую открывать. Сейчас Виталий объяснит мне, почему задержался. А телефон у него наверняка просто разрядился, и ничего страшного не произошло.

Распахнула дверь – и лицо у меня непроизвольно вытянулось. Вместо Виталия Миронова на пороге стояла Тамара Тимофеевна Плевакина.

Тяжелее всего оказалось то, что больше не с кем было делиться своими мыслями и чувствами. За те несколько лет, на протяжении которых Фома Горохов неизменно присутствовал в жизни Александры Кузнецовой, она привыкла рассказывать ему обо всем. Об успехах блога, забавных или, наоборот, агрессивных подписчиках, «траблах» с мамой, очередных выкрутасах Натки, трудных экзаменах и тестируемых для рекламы продуктах. В голове то и дело вспыхивала конструкция «А ты представляешь…», она даже рот открывала, чтобы произнести ее вслух, и тут же вспоминала, что сказать это больше некому. Ее дела и заботы никого не интересуют. Конечно, оставалась мама, но она не в счет. Во-первых, далеко не все вещи можно обсудить с мамой, а во‑вторых, у той и своих забот хватает. Особенно теперь, когда на свет появился Мишка.

К младшему брату Сашка не ревновала. В свои почти двадцать лет она понимала, что это глупо. Она и Мишка навсегда будут в мамином сердце, и любит она их, разумеется, одинаково. Просто старшая дочь – уже взрослый человек, причем самостоятельно зарабатывающий и крепко стоящий на ногах, а Мишка – двухмесячный младенец, зависящий от мамы целиком и полностью. Разве можно их сравнивать? Разве можно обижаться, что вся мамина жизнь сейчас крутится вокруг Мишки с его физиологическими потребностями, а Сашка и ее душевное состояние существуют, нет, не на втором плане, но просто отдельно.

Горохов пытался ей писать, точнее, пару раз спросил, как дела, но Сашка не ответила и внесла его в черный список. Дверь в прошлое она закрыла и заколотила досками. Возврата туда для нее не существовало. Будущее лежало перед ней широкой морской гладью, под которой скрывались омуты и отмели, невидимые под маслянистой толщей воды. Где-то там, за линией горизонта, возможно, существовало и счастье. Сашка шла к нему маленькими шажками. Один, второй, третий, вот только горизонт, как ему и положено по законам природы, отодвигался все дальше и дальше.

Позади уже зимняя сессия второго курса, которую Сашка сдала на «отлично» скорее от привычки не сдаваться, чем из искреннего желания. Позади также и каникулы, как раз пришедшиеся на выписку мамы из роддома, так что первые дни Сашка была на подхвате, чему искренне радовалась. Возня с малышом ее успокаивала и отвлекала от мыслей об измене Фомы.

Как ни странно, сам факт измены Сашку абсолютно не тревожил. То, что Фома предпочел ей Аэлиту Забрееву, не делало ее саму хуже. Просто их пути разошлись. Так бывает. У Забреевой есть какие-то качества, оказавшиеся нужными Горохову на данном этапе жизни. У Александры Кузнецовой их нет, ну и что ж с того. У нее есть другие, которые обязательно кто-нибудь оценит по заслугам.

К концу марта она потихоньку начала вылезать из своей раковины, постепенно возвращаясь в привычный мир, в котором есть светские вечеринки, жизненно необходимые автору блога о женской красоте, встречи с подружками, девичий щебет, вообще-то совершенно нормальный, когда тебе двадцать лет.

В это воскресенье они тоже договорились встретиться с однокурсницами, чтобы, как это ни странно звучит, погадать на Таро. Одна из институтских подруг закончила какие-то курсы тароведения и горела желанием погрузить остальных в волшебный мир предсказаний. Разумеется, ни в какое Таро Сашка не верила, поскольку обладала слишком рациональным умом, но почему бы и не провести вечер за подобным занятием. Хотя бы ради прикола.

На импровизированной вечеринке заказали пиццу и открыли несколько бутылок шампанского. Сашка вначале пить не собиралась, поскольку в гости приехала на машине. За руль она принципиально не садилась даже после одного бокала шампанского. Однако девчонки быстро убедили ее, что нельзя отрываться от коллектива, а домой вполне можно вернуться и на такси. Сашка легко позволила себя уговорить.

Подружка Анфиса долго и нудно рассказывала о значении карт в колоде Таро. Сашка сначала слушала вполуха, потому что ей это все было неинтересно, но потом неожиданно втянулась. В голове у нее появилась мысль о том, что новому модному направлению вполне можно посвятить один из ее прямых эфиров.

Если слушатели будут делиться тем, как сбылись или не сбылись у них предсказания, то это будет довольно интересно. Кроме того, если люди настолько тянутся к предсказаниям, что готовы платить за расклады значительные суммы, значит, это благодатная тема, которая точно поднимет охваты и просмотры. А что еще нужно успешному блогеру?

Придя к такому выводу, Сашка стала слушать более внимательно. После объяснения азов Анфиса начала раскидывать карты на каждую из присутствующих девочек. Очередь тянули по жребию, Сашке выпало быть третьей. Глядя на то, как Анфиса тасует колоду, она вдруг испытала легкий трепет, как будто происходило и впрямь что-то очень важное, практически судьбоносное.

«Успокойся, это самовнушение, – одернула сама себя Сашка. – Ты же не собираешься и правда поверить во всю эту чушь? Ты пошла на это только для того, чтобы потом во время прямого эфира рассказать о своих ощущениях. Не более».

Выпавший ей расклад предсказывал новое знакомство с мужчиной, который будет ей по судьбе. Карты показывали, что мужчина старше ее, высок, светловолос, открыт и доброжелателен, а сферой его деятельности значилась работа с людьми. Также карты обещали начинающуюся светлую полосу в жизни, стабильность и спокойствие в личных делах, а еще финансовое процветание, правда, в долгосрочной перспективе.

– Довольно размыто, – заявила Сашка, выслушав результат гадания. – И, в принципе, подходит к чему угодно. Понятно, что рано или поздно я познакомлюсь с каким-нибудь новым для меня человеком. То, что он будет старше меня, тоже очевидно. Тут же не сказано, насколько старше, может, на месяц. То, что он высок и светловолос, – это теория вероятностей. Опять же «высокий» – понятие относительное, понятно, что с карликом встречаться я не буду. А уж то, что человек «работает с людьми», так это можно сказать про кого угодно. Сантехник тоже работает с людьми. Так что беспроигрышный результат, вот что я тебе, Анфиса, скажу.

– Зря не веришь, – спокойно ответила подружка, ничуть не обидевшись. – Но это нормально. Большинство людей поначалу не верят, а со временем убеждаются, что карты говорили правду.

– Ага, – весело согласилась Сашка, – особенно если учесть, что со временем дословный текст предсказания забывается. Остается лишь общее очертание, которое, как пресловутую сову, можно натянуть на любой глобус.

– Если хочешь, запиши, – пожала плечами Анфиса. – Потом сможешь сверить результат с пророчеством. А сбудется оно довольно быстро. Это карты тоже говорят.

– До конца весны, в этом году, до следующего воскресенья? – Сашка уже даже не пыталась скрыть свой скепсис. – Анфиска, ну, брось. Ты же сама во всю эту чушь не веришь. Закончила курсы, чтобы зарабатывать на Таро. Это не хорошо и не плохо. Это жизнь. Раз есть спрос, то будет существовать и предложение. Это нормальный закон экономики. Мы же все это понимаем, как-никак получаем экономическое образование.

– Я бы не стала втюхивать людям то, во что не верю, – парировала Анфиса. – Ты же не рекламируешь в своем блоге продукцию, о которой знаешь, что она некачественная. Вот и я бы не стала.

– Брейк, девочки, – вмешалась в разговор еще одна подружка, Марина. – Сашка, если ты сама не веришь, так другим не мешай. Давай, Анфиса, гадай теперь мне. Я следующая.

Саша посидела в компании еще часок, послушав еще несколько предсказаний, которые, как и следовало ожидать, мало чем отличались друг от друга и обладали минимумом конкретности, а потом решила, что пора домой. Увлечение новомодными гаданиями ее совсем не увлекло. Ко всему прочему, она отчетливо понимала, что вторжение в сферу предсказаний, гаданий и прорицаний – нечто совсем сакральное и не подвластно людям, какие бы курсы они ни закончили. А как утверждают во многих понравившихся ей программах на телеканале СПАС, вообще опасно для здоровья и души! Понимание, что ей нужно встать и уйти, обрушилось на нее внезапно. Еще пять минут назад Александра Кузнецова нацеливалась еще на один кусочек пиццы с морепродуктами и раздумывала, можно ли позволить себе еще бокал шампанского, кажется, третий по счету. И вот сейчас какая-то неведомая сила гнала ее на улицу, прочь от комнаты с колодой Таро на столе.

– Я пойду, девочки, – решила Сашка, вставая.

– Да ты чего, еще даже девяти часов нет. Время детское.

– Помогу маме уложить Мишку спать.

Предлог был так себе, если честно. Сегодня вечером мама ждала в гости Миронова, а он, когда приходил, всегда принимал участие в вечернем купании и укладывании сына в постель. Сашкина помощь не требовалась.

– Нет, твоя мать – это, конечно, полный улет, – сказала Анфиса. – В таком возрасте решиться родить, да еще без мужа. Я, конечно, всегда знала, что есть еще женщины в русских селеньях, но то, что такое возможно в Москве, для меня новость.

Обсуждать маму Сашке уж точно не хотелось. Не Анфисиного это ума дело. Но не ссориться же с подругами, тем более что на самом деле ничего плохого они в виду не имеют.

– Я пойду, – повторила твердо Сашка, в коридоре натянула кроссовки и куртку, рванула дверь и выскочила сначала на лестницу, а потом и на улицу.

Там было довольно прохладно. Днем воздух прогревался уже до плюс семи градусов, но к вечеру температура значительно падала. Не до заморозков, конечно, но воздух все же был колкий, кусачий. Сашка зашла в приложение для вызова такси и обомлела: ну и цены. Впрочем, чего еще ждать в воскресенье вечером, когда все разъезжаются по домам накануне новой трудовой недели.

Она покосилась в сторону своей машины, скучающей под раскидистым тополем. Нет, за руль она не сядет. Хотела шампанского – траться теперь на такси. Она вызвала машину, которая нашлась не сразу. Водитель должен был приехать лишь через одиннадцать минут. Что ж, и цена, и время ожидания прямо пропорциональны количеству машин на линии. Ясно, что сейчас их немного. Сашка поплотнее закуталась в шарф и приготовилась ждать.

Минут через семь, когда она уже успела основательно замерзнуть, приложение звякнуло, принеся сообщение от водителя, которого звали Гаданфар. «Где стоите не вижу», – гласило оно. Знаки пунктуации, разумеется, отсутствовали. Странно, он что, геолокацией пользоваться не умеет?

Правда, Сашка тут же вспомнила, что в последнее время службы геолокации в столице работают хуже некуда. Ну да. Если связь заглушена, то ее местонахождение у водителя на смартфоне не отражается. И как ей ему объяснить, где она? Немного подумав, Сашка скинула точный адрес дома, у подъезда которого стояла. Хотя она же во дворе, а табличка с адресом прикручена со стороны улицы. Ладно, придется обогнуть дом.

«Я выйду на улицу, – отбила Сашка новое сообщение неведомому Гаданфару. – Во двор можете не заезжать».

Новое сообщение пришло тогда, когда она уже стояла на тротуаре, ровно под табличкой с адресом. Ветер здесь был еще сильнее, и Сашка чувствовала, что окончательно замерзает.

«Мне далеко до вас ехать», – прочитала она. И что это значит? Время ожидания еще больше увеличивается? Общение по переписке явно не было сильной стороной Гаданфара, поэтому, выждав еще две минуты, Сашка набрала указанный в приложении телефонный номер. Сначала гудки долго ввинчивались ей в ухо, но потом водитель все-таки взял трубку.

– Вы где? – нетерпеливо спросила Сашка. – Через сколько времени мне вас ждать?

– Я не приеду. Мне до вас далеко. Я же сказал.

Сашка отняла телефон от уха и тупо уставилась на экран, где по-прежнему отображался ее заказ. Не отмененный, между прочим.

– Как не приедете? – спросила она. – Но вы же не отменили заказ.

– Сама отмените, – сказал водитель. – С меня штраф будет, если я отменю.

– И не подумаю, – решительно отказалась Сашка. – Я вас жду уже пятнадцать минут. Если я сейчас отменю заказ, то с меня спишется его полная стоимость. А с чего бы я должна платить за не оказанную услугу.

– Я не приеду, – повторил водитель и отключился.

Сашка осталась стоять на холоде, вне себя от гнева. Ну, почему этих мигрантов берут на работу, оформляют им водительские лицензии, а они так по-скотски поступают с пассажирами? Что значит, ему далеко? Он разве не видел расстояние, которое ему нужно преодолеть, когда брал заказ? А если, правда, не видел из-за неработающей геолокации, то зачем соглашался? Ее бы давно уже забрал кто-то другой.

Заказ по-прежнему высвечивался на телефоне как активный. И что ты будешь делать? Если его отменить, то потеряешь деньги, а без этого не вызвать новую машину. Нет, отменять заказ она не будет. Не на такую напал этот самый Гаданфар. Даже интересно посмотреть, как он будет выкручиваться. Что ж, раз новое такси не вызвать, значит, придется возвращаться домой на метро.

Мест с большим скоплением людей Александра избегала, боялась терактов. Береженого, как говорится, Бог бережет. Но выхода не было, поэтому она покорно пошла в сторону ближайшего метро. Хочется верить, что она еще помнит, как им пользуются. Хорошо еще, что ехать всего пару остановок.

До метро было минут семь быстрым шагом, и пока Сашка шла, она согрелась. Остановилась перед входом, чтобы достать из сумочки банковскую карту. Дернула за замок как-то неаккуратно, сумка выпала из рук, упала на мокрый асфальт, ее содержимое посыпалось наружу. Ругнувшись, Сашка присела, чтобы все собрать, надеясь, что ничего ценное не потеряется.

Так, вот телефон, вот кошелек, вот паспорт, вот ключи от дома, вот студенческий билет, вот косметичка. Фу, вроде все цело.

– Давайте, я вам помогу.

Сашка перевела взгляд с земли, на которой она внимательно рассматривала свои безусловные ценности, на лицо присевшего рядом с ней человека. Это оказался молодой парень, хотя и старше ее. Высокий, с красивым и каким-то хорошим лицом, вызывающим абсолютное доверие. Одет он был довольно модно и дорого, но без излишнего выпендрежа.

– Спасибо, я вроде уже справилась.

Он легко поднялся и протянул Сашке руку. Она оперлась на нее и тоже встала. Теперь ей приходилось слегка задирать голову, чтобы на него смотреть, потому что парень был довольно высокий, не ниже метра девяноста.

– Я Антон.

– Очень приятно. Я – Саша.

– Вы в метро?

– Да, обычно я им не пользуюсь, но машину вынужденно оставила во дворе у подруги.

– Поломка или вечеринка?

– Второе, – Сашка улыбнулась. – Довольно давно не пользовалась метро, поэтому немного неуверенно себя чувствую.

– А я, наоборот, всем видам транспорта предпочитаю метро, потому что это очень удобно. Так что готов быть вашим проводником в непонятном подземном мире.

Сашка рассмеялась.

– Спасибо. Воспользуюсь вашим предложением.

На перроне Антон сел с ней в один вагон, даже не спросив, куда ей ехать. Внутренне Сашка немного напряглась, потому что случайные знакомства зачастую бывают опасными. Впрочем, в таком людном месте, как метро, с ней вряд ли могло случиться что-нибудь страшное. А когда они приедут в точку назначения, она ни за что не разрешит провожать себя до дома. Распрощается сразу у выхода. Вот и все.

В вагоне Сашка рассказала о неприятности, приключившейся с такси. Ее заказ до сих пор висел на экране как не отмененный. До чего же все-таки упертый баран этот Гаданфар. Он же тоже не может взять нового клиента, пока не закроет предыдущего. То есть она, Александра, вынуждена просто ехать в метро, а он-то теряет заказчиков и деньги.

– Отмени заказ и сразу напиши в службу поддержки, – посоветовал ей Антон. – Объясни ситуацию, они обязательно вернут тебе списанную сумму и еще какой-нибудь бонус за причиненные неприятности. А водителя накажут.

– Ты думаешь? – с сомнением спросила Сашка.

– Уверен.

Она поступила так, как он советовал, и действительно получила ответ в чате поддержки, который содержал извинения, промокод на скидку одного из сервисов компании-агрегатора, а также уведомление, что контракт с этим водителем будет расторгнут.

– Ну вот, лишила человека средств к существованию, – пробормотала Сашка.

Антон с любопытством посмотрел на нее.

– Тебе его жалко?

– Нет, не в этом дело. Я не могу жалеть человека, обстоятельств жизни которого не знаю. Да, он поступил по отношению ко мне очень некрасиво, но, может, его что-то вынудило поступить именно так? И в любом случае наказание должно быть пропорционально проступку, а терять работу только потому, что подвел одного клиента, как-то слишком жестоко.

– Ты же не знаешь, со сколькими клиентами он так поступил до тебя. Ладно, давай больше не будем о нем думать. Расскажи мне о себе.

– Я Александра Кузнецова, – сказала Сашка, уверенная, что он сейчас обязательно переспросит: «Та самая?»

По крайней мере, большинство ее новых знакомых поступали именно так. Но Антон, похоже, слыхом не слыхивал про популярного блогера, потому что в ответ только снова представился.

– Антон Соколов. Учусь на факультете фундаментальной медицины МГУ. Пятый курс.

– А я в финансово-экономическом. На втором курсе.

– Живешь в общежитии?

– Нет. Я москвичка. Живу с мамой и младшим братом. Тут, недалеко. А ты?

– А мне родители, когда я поступил учиться, купили квартиру, но сначала она строилась, поэтому я поселился в общежитии, а потом, когда дом был сдан, я решил, что нет никакого смысла тратить столько времени на дорогу туда и обратно. Общежитие расположено очень удобно, а в комнате я уже несколько лет один. Так что оформлять московскую прописку не стал и остался в общаге.

Общая картина становилась понятнее. Наверное, не будет ничего страшного, если разрешить новому знакомому ее проводить до дома. На маньяка он явно не похож. Студент, а еще и медик. И раз его родители в состоянии купить ему квартиру в Москве, пусть даже и в отдаленном районе, значит, не маргинал.

– А скажи-ка мне, Александра Кузнецова, молодой человек у тебя есть?

Вообще-то задавать такие вопросы в лоб было неприлично. Сашка хотела съязвить, но почему-то не стала.

– Нет. Мы недавно расстались. А у тебя есть девушка?

– Нет. Мы тоже недавно расстались. Она учится в Ярославле, и любовь на расстоянии ей надоела. Дело в том, что я не самый романтичный человек на этой земле. На всякие танцы с бубнами у меня просто нет времени. Я стараюсь прилежно учиться, потому что собираюсь стать хорошим врачом, параллельно получаю второе высшее образование, чтобы разбираться в экономике и финансах, а с нового года еще и работаю. Так что времени на личную жизнь у меня не так много. Не каждая девушка готова с этим мириться.

– Ясно, – кивнула Сашка. – Я, конечно, посвободнее буду. Но тоже работаю. Веду свой блог, на котором неплохо зарабатываю.

– Блог? Так ты блогерша, значит? – Антон развеселился. – Никогда не понимал, что это такое и почему люди тратят свое время на то, чтобы потреблять этот контент. Ты извини, – спохватился он, – я не хотел тебя обидеть.

– И все-таки обидел, – сухо проговорила Александра. – Если ты не разбираешься в какой-то сфере жизни и даже если она кажется тебе глупой и странной, необязательно выкладывать свое мнение человеку, для которого это часть жизни. Вполне возможно, что ты просто не владеешь всей необходимой информацией. Ладно. Я приехала. Спасибо, что помог. До свиданья.

Поезд остановился на нужной Сашке станции. Она вскочила и направилась к выходу. Антон рванул за ней.

– Саша, погоди.

– Не надо, – твердо сказала она, вышла из вагона и скорее ощутила, чем услышала, как двери закрылись за ее спиной, а поезд снова начал набирать ход.

Новое знакомство. Молодой человек старше ее. Высокий и привлекательный, с русыми волосами. И сфера его будущей работы связана с людьми. Он же врач. Неужто карты Таро помогли?! Или просто Вселенная подкинула одно из удивительных совпадений, на которые она щедра. Вот только смысла в этом нет никакого. Ни в картах, ни в совпадениях, ни в мимолетном знакомстве.

Она запретила Антону следовать за ней, и он послушался, даже не попытавшись ее догнать. И телефон не попросил. Так что предсказанное знакомство оказалось кратковременным и безрезультатным. Ну и ладно. Не больно-то и хотелось. Сашка побрела к эскалатору, чувствуя, как на глаза отчего-то наворачиваются слезы.

– Леночка, прости, что я без предупреждения, но я решила, что вечером тебе просто больше негде быть. Только дома. Пустишь?

Тамара Тимофеевна Плевакина улыбалась мне через порог самой обезоруживающей улыбкой. Я опять вспомнила, как еще совсем недавно подозревала ее саму и ее мужа, моего уважаемого начальника Анатолия Эммануиловича Плевакина, в сговоре с преступниками, занимающимися торговлей детьми, и в который уже раз вздрогнула от мучительного стыда. Все-таки беременность и связанный с ней гормональный шторм здорово влияют на мозг [3].

– Здравствуйте, Тамара Тимофеевна, – пробормотала я. – Заходите, пожалуйста, я очень рада вас видеть.

– А так по тебе и не скажешь, – заметила Плевакина, от острого глаза которой ничего нельзя было скрыть. – Лена, ты расстроена. Что-то случилось?

– Миронов должен был зайти, но отчего-то не пришел, – честно призналась я. – И телефон у него выключен.

– А ты уже с нетерпением ждешь его визита, – констатировала гостья, снимая уличные туфли и лукаво улыбаясь. – Какой прогресс. Совсем недавно ты даже слышать о нем не хотела. Леночка, неужели ты взрослеешь и мудреешь?

– Мне кажется, я уже настолько взрослая, что это даже немного неприлично. Особенно для матери двухмесячного младенца. Тамара Тимофеевна, вы представляете, Мишке послезавтра уже два месяца. Так время летит. А что делать с работой, я так и не придумала.

– Сколько больничного осталось?

– Две недели. Я, конечно, попросила девочек в суде поднять документы и выяснить, сколько у меня еще от отпуска осталось. Оказалось, что сорок девять календарных дней. Так что пока я отпуск по уходу за ребенком оформлять все-таки не буду. Формально выйду с больничного на работу и тут же уйду в отпуск. Если, конечно, Анатолий Эммануилович мне его подпишет. Но в целом это проблему не решит, просто даст еще два месяца отсрочки.

– Конечно, подпишет. Даже не сомневайся, – замахала руками Плевакина. – А два месяца в твоем положении это очень много. Оставить с няней двухмесячного малыша – это одно. А четырехмесячного – совсем другое. Просто, Лена, надо не откладывать все на последний момент, а уже сейчас заняться поисками подходящей няни для Мишеньки. На это нужно время. Чтобы подобрать человека, посмотреть на него в деле, убедиться, что он подходит.

– Я не уверена, что смогу позволить себе няню, – вздохнула я. – Хорошая няня стоит дорого, и у меня просто нет таких денег. А плохая мне не нужна, тут вы правы.

– А Виталий не хочет тебе помочь? Или он хочет, но ты ему не позволяешь? – Взгляд Тамары Тимофеевны был острым и ласковым одновременно.

– Я не могу строить жизненные планы, которые опираются на действия Виталия, – призналась я. – Вот он сегодня обещал прийти, но не явился и даже не предупредил. Как только я допущу конструкцию, которая опирается на него, так тут же не смогу быть в ней уверена. Нет, я должна принимать решения, опираясь только на себя. Все, что сверху, дополнительный бонус.

– Что ж, тогда поговорим о бонусах, – согласилась Плевакина. – Собственно говоря, для этого я пришла. Чаем напоишь?

Я спохватилась, что совершенно забыла о правилах хорошего тона и правильном поведении радушной хозяйки. И наличие маленького ребенка совсем меня не оправдывает. Извинившись, я провела Тамару Тимофеевну в кухню, в очередной раз щелкнула кнопкой чайника и начала накрывать на стол, прислушиваясь к звукам, доносящимся из радионяни.

Мишка не спал, но и не плакал. Лежал в своей кроватке, разглядывая включенную над ним вертушку с яркими игрушками, и гукал. Все-таки с ребенком мне повезло. Он гораздо спокойнее Сашки в таком же возрасте.

– Леночка, я пришла не просто так, а с миссией, – торжественно сообщила Тамара Тимофеевна, отпив чаю и водрузив чашку на блюдце.

Я удивленно воззрилась на нее. С миссией? Это что-то новенькое.

– Дело в том, что, зная твою бескомпромиссность и независимость, все остальные просто не рискнули. Даже Анатолий Эммануилович спасовал. А я, как известно, ничего не боюсь, включая тебя.

– Начало многообещающее, – пробормотала я.

– Лена, ты, наверное, в курсе, что пользуешься в Таганском районом суде уважением. Более того, твои коллеги тебя любят.

– Надеюсь, что так. – Я все еще не понимала, к чему клонит моя гостья. Мои коллеги не хотят, чтобы я выходила из декрета? Или, наоборот, с нетерпением ждут меня обратно на работу?

– Рождение ребенка – это очень важное событие в жизни. Сопоставимое с большим юбилеем или выходом на пенсию, – продолжала Плевакина. – А потому все работники суда очень хотят тебя с этим знаменательным событием поздравить.

Видимо, гормональный фон у меня все еще не пришел в норму, потому что доносимую до меня информацию, да еще подаваемую с такой торжественностью, я воспринимала плохо. Я должна позвать всех в ресторан? Или принять дома? Но у меня на это нет ни сил, ни времени, ни денег. Чтобы не позориться окончательно, задавать глупых вопросов я не стала. Решила ждать, пока все разъяснится.

– Твои коллеги решили скинуться тебе на подарок. На хороший, запоминающийся подарок, который мог бы тебе не просто пригодиться, а принести значительную пользу.

Я слегка расслабилась. Так, речь идет всего-навсего о подарке. Видимо, Тамара Тимофеевна прислана выяснить, что именно мне нужно. Что ж, ответ у меня наготове. Сейчас закажу памперсов разных размеров, чтобы надолго хватило. Это такая вещь, которая точно пригодится и не пропадет.

– Мы долго совещались, решая, что именно подарить, – продолжала Плевакина. – И решили, что в наше нестабильное время лучший подарок – это деньги. Впрочем, они не лишние в любое время.

Я улыбнулась.

– Конечно, что еще можно подарить судье, если не деньги?! Тамара Тимофеевна, я, конечно, очень благодарна, но вы же знаете, насколько щепетильно я отношусь к подобным вопросам. А тут прям анекдот какой-то. – Я очень сильно старалась не обидеться на это предложение и обратить все в шутку.

– Знаю. И все знают. Именно поэтому парламентером и выдвинули меня. Лена, все в курсе, как ты бережешь свою репутацию и относишься к вручаемым конвертам, но поверь, что это совсем другой случай. Тебе же не дают взятку, чтобы ты закрыла глаза на обстоятельства какого-нибудь рассматриваемого тобой дела. Это подарок от всей души, собранный твоими коллегами, единомышленниками, можно сказать. И в этом нет ничего незаконного или постыдного.

– Тамара Тимофеевна, скоро двадцать лет, как в России действует Федеральный закон «О противодействии коррупции». Пункт седьмой части третьей статьи 12,1 гласит, что лица, замещающие государственные должности Российской Федерации, в том числе судьи, для которых федеральными конституционными законами или федеральными законами не установлено иное, не вправе получать не предусмотренные законодательством Российской Федерации вознаграждения, а также подарки от физических лиц. Также никто не отменял и положения закона «О статусе судей в Российской Федерации», которому уже двадцать два года. И пункт десятый части третьей статьи номер три гласит, что судья не вправе получать подобные вознаграждения. А подарки, полученные судьей, признаются собственностью субъекта Российской Федерации и передаются судьей по акту в суд, в котором он занимает должность.

Плевакина засмеялась.

– Толя знал, что именно это ты и скажешь. Молодец!

– Кто? – не поняла я.

– И ты и Толя, конечно же, – невозмутимо констатировала Плевакина.

– Согласна. Ваш муж – очень достойный человек и судья.

– Леночка, не о нем сейчас речь. Послушай, я, конечно, не юрист, поэтому он подробно проинструктировал меня, как именно я должна проводить работу с возражениями. Все нормы закона, на которые ты ссылаешься, имеют отношение к вознаграждениям и подаркам, полученным в связи с протокольными мероприятиями, служебными командировками и прочей официальной деятельностью. Согласись, что Мишку ты родила не как судья, а как просто женщина. Так что под действие закона твой случай не подпадает. Помнишь, как в фильме «Служебный роман»? «Люди, сдаем по пятьдесят копеек. У Маши Селезневой пополнение семейства». Это то же самое. Твои коллеги из самых лучших побуждений решили скинуться и передать тебе коллективный подарок. В этом нет ничего плохого и противозаконного. Более того, ты обидишь людей, которые искренне желают тебе добра.

Я с сомнением смотрела на гостью. Действительно, у нас регулярно проходили сборы денег. Но обычно это было связано с юбилеями, с похоронами, упаси Господи, или с проблемами со здоровьем. К примеру, моему помощнику Диме на рождение ребенка денег никто не собирал.

– Во-первых, собирали. Просто ты в это время уже была в отпуске, – развеяла мои сомнения Плевакина. – А во‑вторых, Дима и работает в суде не так давно, как ты, и статус у него, извини, пониже, и люди к нему еще так не прикипели душой, как к тебе. Да и ребенка родил все-таки не он, а его жена. И семья у него, в отличие от твоей, извини, полная. В общем, Лена, это не подарок, а материальная помощь, и я не выйду из твоей квартиры, пока ты не скажешь, что ты ее принимаешь.

И Тамара Тимофеевна протянула мне конверт, довольно пухлый. Я взяла его, открыла, оценила сумму на глаз. Она была явно слишком велика для обычного дружеского подарка.

– Сколько здесь? – спросила я.

Тамара Тимофеевна вздохнула.

– Заходим на второй круг. Лена, здесь два миллиона.

– Сколько?!

Я не верила собственным ушам. Это по сколько же скидывались мои коллеги? По двадцать-тридцать тысяч? У судей не такие зарплаты, чтобы они могли себе это позволить, а уж про весь остальной персонал я даже и не говорю.

– Лена, выслушай меня, пожалуйста, спокойно. Чуть меньше половины этой суммы вложили мы с Толей. Дело в том, что, когда мы давали тебе деньги на клинику «Райский плод», мы изначально решили, что обратно их не возьмем. Ты знаешь, мы не бедствуем. Дети наши давно выросли, работают в хороших местах, полностью состоялись в жизни и в нашей помощи не нуждаются. Мы относимся к тебе как к дочери и очень хотим помочь. Так уж вышло, что Виталий компенсировал все расходы клинике, так что наши деньги вернулись обратно на счет. Все до копеечки. Вот их мы и вложили в этот общий подарок, а остальное собрали твои коллеги, которым, поверь, было не жалко, потому что ты – это ты.

– Тамара Тимофеевна, ну, вы же понимаете, что я не могу принять эти деньги, – чуть ли не со слезами сказала я. – Это неправильно.

– Это как раз правильно. И ты можешь их принять и использовать так, как считаешь нужным. Например, оплатить услуги няни. Тут до Мишенькиных двух лет точно хватит. А ты вернешься на работу, и все будут довольны и счастливы.

У меня перехватило горло и защипало глаза. Какие все-таки удивительные люди меня окружают, а я их так мало ценю.

– Спасибо, – сказала я сдавленным голосом. – Тамара Тимофеевна, я не знаю, чем я это все заслужила, но передайте всем огромное спасибо. Я обязательно найду няню и выйду на работу. Вот еще чуть-чуть Мишку подращу, чтобы быть спокойной, что я отдаю его в чужие руки.

– Вот и отлично, – Плевакина отставила чашку и встала, – а теперь пойдем, покажешь мне Мишку. Я успела по нему соскучиться.

Тамара Тимофеевна потетешкалась с моим малышом и ушла. Ее визит отвлек меня от тревожных дум о том, куда подевался Виталий, но, к счастью, он появился собственной персоной на моем пороге спустя десять минут после ее ухода. Спрашивать, куда он пропал, я не стала, потому что не имела никакого права задавать вопросы. Я сама исключила этого человека из своей жизни, теперь он ходит в дом на правах отца Мишки, а потому я не могу вести себя словно ревнивая жена.

Выглядел Миронов уставшим. Скорее всего, так оно и было.

– Проходи, – сказала я, проглотив свои вопросы. – У меня чайник горячий. Будешь?

– Я бы что-нибудь поел, – признался Виталий. – Вот только, наверное, уже пора Мишку купать. Давай сначала его уложим, а уже потом все остальное.

Я кинула взгляд на часы.

– Минут десять-пятнадцать есть, – успокоила я своего гостя. – Я сейчас быстро все разогрею. Ты пока мой руки.

– Хорошо, вымою руки и с Мишкой поздороваюсь.

В кухне Виталий появился с сыном на руках. Тот улыбался, вертел головой и пускал слюни. Я улыбнулась тому, что эти двое так хорошо ладят друг с другом. У меня уже все было готово. Миронов довольно осмотрел накрытый стол и уселся, прижав Мишку к плечу.

– И зачем ты его из кроватки вытащил? Теперь ни за что не согласится полежать спокойно, пока ты не поешь. Давай, я его подержу.

– Своя ноша не тянет, – отозвался он. – Я и так прекрасно поем. Слушай, Лена, ты представляешь, этот твой Яблочков начал вставлять мне палки в колеса.

Я, разумеется, сразу поняла, что речь идет о докторе Эппельбауме. Ну да, дотянуться до судьи Кузнецовой, особенно с учетом, что она сидит дома с ребенком и не ведет никаких дел, ему не по зубам, а вот нагадить Виталию Миронову, пользуясь своими связями в Министерстве здравоохранения, Марат Казимирович вполне может. Вот ведь гад какой. А еще говорили, что он за границу уехал.

– Уехал на пару месяцев, пока весь шум улегся, а потом вернулся, – ответил на мое замечание Миронов. – За границей, знаешь ли, работать надо. Начинать все с нуля, доказывая, что ты действительно врач. Там дельцов от медицины и своих хватает. Чужие негодяи не требуются.

– Что-то серьезное? – с тревогой спросила я.

– Ничего такого, с чем бы я не справился, – пожал плечами Миронов. – Особенно, когда у меня за спиной вы с Мишкой. Просто времени съедается куча. И нервов. Наслал на меня очередную проверку соответствия деятельности моей клиники выданным лицензиям. У меня с этим все в порядке, но отчетности и писанины требуется много. Вот я и сегодня чуть из-за этого к купанию Мишки не опоздал.

Он примерился и с чувством чмокнул сына в поросшую тонкими нежными волосиками макушку.

– А телефон у тебя почему выключен?

Виталий вытащил аппарат из кармана и уставился на него.

– Точно. Выключен. Не телефон. Связь отключена, в авиарежиме стоит. Готовили с ребятами документы к завтрашнему визиту проверяющих, я отключил, чтобы не отвлекаться, и забыл совершенно. А ты мне зачем звонила? Что-то случилось?

Он стал с тревогой оглядывать Мишку.

– Нет, просто хотела уточнить, когда ты придешь, – отделалась полуправдой я. – Чтобы понимать, купать мне Мишку самой или дождаться тебя.

– Лена, ты меня потеряла? И начала волноваться? – в голосе Миронова звучала неприкрытая радость. – Неужели я могу надеяться, что еще хоть что-то для тебя значу?

Мишка заегозил на руках у отца и захныкал. Хотел спать.

– Купаться пора, – воспользовавшись этим, ушла от ответа я и встала с табуретки. – Доедай, я пока ванночку наполню.

В четыре руки мы выкупали Мишку, после чего Миронов принес его в спальню, завернутого в большое голубое полотенце, а я смазала все складочки на теле малыша детским маслом, одела ему свежий памперс и ночную пижамку.

– Иди, пей чай, а я сейчас покормлю его, уложу и приду, – шепотом сказала я, устраиваясь в своем удобном кресле для кормления.

– Может, я домой пойду?

– Нет, мне нужно с тобой поговорить.

– Тогда я с удовольствием остаюсь. Только не отправляй меня в кухню, я лучше побуду здесь и посмотрю, как ты кормишь нашего сына. Тебе говорили, что ты в этот момент очень похожа на Мадонну?

– Виталий, все кормящие женщины на нее похожи, – засмеялась я. – Вот только Мишка у нас искусственник, так что Мадонна с бутылочкой – это новое слово в мировом искусстве. Ладно, оставайся, только сиди тихо, нужно, чтобы Мишка быстро поел и заснул.

Виталий улегся на кровать и устроился поудобнее, чтобы мы с сыном находились в поле его зрения. Впрочем, очень быстро он заснул. Видимо, и правда устал за день. Мишка съел положенную ему порцию, я прижала его к плечу, тихонько напевая песенку, чтобы малыш срыгнул воздух. Довольно быстро сын начал клевать носом, тоже засыпая. Я встала и уложила его в кроватку, прошла к двери, бросив взгляд на Миронова. Тот мирно спал. Ладно, будить не буду.

В коридоре раздался шум, означавший, что вернулась Сашка. Я вышла в коридор, действительно обнаружив там явно расстроенную дочь.

– Привет, Санька. Что-то случилось?

– Нет, просто столкнулась с неприятным человеком.

– Где?

– В метро. Я выпила шампанского с девочками, поэтому оставила машину у дома Анфисы. А с такси вышла скверная история, так что я пошла в метро.

– И что, этот неприятный человек тебя обидел? – насторожилась я. – Приставал?

– Нет, – поспешила успокоить меня дочь. – Просто невежливо поступил по отношению ко мне. Сказал, что блогерство – это ерунда и к настоящей работе отношения не имеет.

Не признаваться же мне сейчас, что с этим незнакомым мне человеком я, в принципе, согласна.

– Проходи, ужинать будешь?

– Нет, я у Анфисы поела. Мишка спит?

– Да. И Мишка спит, и его отец тоже спит. Если в течение часа не проснется, то я приду ночевать к тебе в комнату. Извини, но с радионяней, чтобы проснуться, если Мишке что-то будет нужно.

– Хорошо, – усмехнулась дочь. – Прогресс на лицо. В одной кровати с Виталием Александровичем ты пока не спишь, но ночевать у нас он уже остается.

– Я вовсе не собиралась оставлять его ночевать, но что ж делать, если он уснул? – начала оправдываться я, но Сашка остановила меня, подняв ладонь.

– Проехали, мам.

Ночь прошла спокойно. Мишка проснулся всего два раза. В первый я попоила его водой, во второй поменяла памперс и покормила смесью. Миронов спал так крепко, что ничего этого не слышал. Проснулся он только в семь утра, одновременно с сыном. Когда я, разбуженная призывными возгласами Мишки, пришла в спальню, Виталий сидел в кровати, очумело вертя головой по сторонам.

– Я что, тут у тебя уснул, что ли?

– Да. Я не стала тебя будить. Или надо было? Тебя дома кто-то ждал?

– Я надеюсь, это ревность? – осведомился отец моего ребенка.

– Не дождешься.

– Ладно. Но на вопрос твой отвечу. Нет, дома меня никто не ждет. Я, как ты знаешь, живу один, правда, предпочел бы проснуться в своей кровати хотя бы потому, что нуждаюсь в свежей одежде.

– Я сейчас покормлю Мишку, а потом приготовлю завтрак и отпущу тебя – иди к своей чистой одежде, – пообещала я.

– Ты ведь хотела поговорить.

– Да, но я же понимаю, что тебе на работу. Еще и эта проверка.

Виталий посмотрел на часы.

– Работа подождет. Проверка тоже. Ты не виновата, что я вчера так по-свински заснул. Корми Мишку, я сам приготовлю завтрак. За столом и поговорим.

– Я уже и забыла, каким ты можешь быть идеальным мужчиной. Если, конечно, захочешь, – фыркнула я.

Через час покормленный и довольный жизнью Мишка снова заснул. Завтрак был позади, и мы с Виталием расслабленно уселись за столом, чтобы выпить кофе. Сашка еще спала. Ей по понедельникам в институт ко второй паре. Я рассказала Миронову про визит Плевакиной и неожиданный весьма солидный для моего бюджета подарок, который нужно было применить с умом.