Екатерина Горбунова Чуду не слабо

1

«Раз в крещенский вечерок девушки гадали» – и дальше по тексту, известному со школы: собрались девчонки, в количестве пяти штук на квартире одной из подруг – Ники Чудовой – и стали придуриваться. Сначала раскладывали карты. Вернее, раскладывала Радка Вакулина, черноокая красотка с угольными цыганскими косами, а остальные пялились, ахали и охали, и ржали, сопоставляя королей и валетов и их масти с реальными знакомыми мальчиками. Потом Елка (в миру Дмитриева Елена Павловна) предложила сделать коридор из зеркал, но с маленькими показалось не интересно, а больших в квартире Ники имелось только два: одно на входной двери, другое в комнате родителей на дверцах шкафа, ни первое, ни второе, понятно, не транспортабельные.

– Ну, бли-и-ин! Криповенько бы получилось! – разочарованно пробасила Елка и надула и без того пухлые щеки.

– Тогда духов будем вызывать! – решила, тряхнув копной каштановых кудрей вторая признанная красавица, не только среди подруг, но и со всего их курса, Виолетта Ляхова, и скомандовала: – Ника, тащи уиджу1! Надеюсь, не выбросила?

– Это чего еще? – переспросила Елка, смешно выпячивая оба своих подбородка.

– Доска для общения с призраками, – между прочим пояснила Рада и горделиво взглянула на Ляхову, даже не успевшую раскрыть рот.

Между этими двумя всегда чувствовалось какое-то соперничество. То одна пыталась другую уесть, то наоборот. Не все время, конечно, к счастью, ни то бы как с ними общаться?

– А у Ники есть эта доска? – восхищенно ахнула Ася Ладынина, милая простушка с короткими пепельными волосами и курносым носиком.

– Да, – Ника махнула рукой и смущенно засмеялась, – самодельная, дедушка сделал, когда мы еще в школе учились.

Она приставила табурет-лесенку к шкафу и принялась рыться на верхних полках, куда, как, наверное, у всех, складировали всё, что и выкинуть жалко, и годами не используешь. Доска нашлась под старыми фотоальбомами и коробками с настольными играми. Протянув ее Виолетте, Ника шагнула на первую ступеньку, но оступилась, потеряла равновесие, и едва не свалилась на руки подруг.

– Чудова, ты, как всегда, сама грациозность, – съязвила Виолетта.

Ника постаралась не заметить резких интонаций подруги и не обиделась, в конце концов, со школы вместе, теперь в одной группе в колледже учатся, чего им ссориться?

– Итак, кого вызываем? – обвела задорным взглядом подруг Ляхова. – Пушкина и Лермонтова – банально.

– У меня соседка недавно умерла, баба Шура, – задумчиво предложила Ася.

– Еще скажи, что она тебе стольник задолжала, – хохотнула Елка.

– Нет, – смутилась Ладынина, – просто хорошая бабушка была.

– Соседки тоже отпадают, – решила Виолетта. – Надо того, кого мы все знаем. Актера, например какого-нибудь, или певца.

Рада, флегматично тасующая карты, зевнула и показательно закатила свои черные томные очи:

– Тогда чем тебя Пушкин с Лермонтовым не устроили? – но ее фраза утонула в сыплющихся, как из рога изобилия, предложениях: и Ахматова, и Дюма, и Калиостро, и Майкл Джексон, и куча прочих своих и зарубежных.

Елка, Ася, Виолетта и Рада галдели так, словно их было не четверо, а по крайней мере, восемь. Пожалуй, одна Ника только никого не предлагала. Она вообще ко всем гаданиям относилась, как к игре, но другим не мешала – резвятся девчата, развлекаются – водила пальцем по узорам, любовно вырезанным дедушкой, и будто мысленно с ним общалась, с улыбкой поглядывая на возбужденных подруг.

В итоге, онипоспорили чуток, и сошлись на Раневской2. Возложив пальцы на ромбовидный указатель, принялись завывать в унисон:

– Фаина Георгиевна, вы тут? Придите к нам, госпожа Раневская!

Указатель не сдвигался ни на миллиметр, не чувствовалось ни дрожи, ни какого-то потустороннего присутствия, просто обычная типовая трешка, а в ней пятеро ошалевших от собственной смелости девчонок.

– Надо не госпожа, – вдруг пробасила Елка, – тогда господ не было.

– А кто был? – насупилась Рада, изначально и оговорившая призывные фразы.

– Ну-у-у, товарищи, – протянула Дмитриева.

Попробовали с «товарищ Раневская». В какой-то момент всем вдруг показалось, что указатель слегка повело. Он как-то очень неуверенно двинулся сначала к «Да», а потом, будто испугавшись общего восхищенно испуганного вздоха, к «Нет».

– И что это значит? – шепнула Ася.

«Я-т-у-т» – быстро перескочила по буквам стрелочка указателя.

– О-у-у! – громогласно восхитилась Елка.

«Ц-и-р-к-д-о-л-ж-е-н-г-а-с-т-р-о-л-и-р-о-в-а-т-ь» – разразилась доска.

И никто не понял, к чему это она, издевается, дает совет или просто развлекается.

– И что спрашивать будем? – забеспокоилась Ася, ее тоненькие бровки будто взлетали, губки жалобно кривились, и так становилось ее жалко, что просто кошмар.

– Я похудею в этом году? – решилась Дмитриева.

Судя по этой неделе, когда она вместо чипсов и бургеров стоически жевала морковку и яблоки – для нее это было очень актуально. Но доска (или Раневская) не оценили:

«Ж-и-з-н-ь-с-л-и-ш-к-о-м-к-о-р-о-т-к-а-ч-т-о-б-ы-т-р-а-т-и-т-ь-е-е-н-а-д-и-е-т-ы-ж-а-д-н-ы-х-м-у-ж-ч-и-н-и-п-л-о-х-о-е-н-а-с-т-р-о-е-н-и-е».

– Не скажите, – Елка, похоже, немного обиделась.

А вот Радка, напротив, воодушевилась:

– Среди нас есть не девственницы?

«Е-с-л-и-у-ж-е-н-щ-и-н-ы-е-с-т-ь-г-о-л-о-в-а-т-о-у-н-е-е-е-с-т-ь-л-ю-б-о-в-н-и-к»

Ася Ладынина смущенно хихикнула. А Вакулина обвела девчонок любопытным взглядом. В общем-то пока никто ничем «таким» не хвастался, всем по семнадцать, учатся на втором курсе строительного колледжа, достаточно серьезные девушки, ну если не считать сегодняшний вечер.

– А кто из нас самая красивая? – жгла напалмом Радка.

«П-о-д-с-а-м-ы-м-к-р-а-с-и-в-ы-м-х-в-о-с-т-о-м-п-а-в-л-и-н-а-с-к-р-ы-в-а-е-т-с-я-с-а-м-а-я-о-б-ы-ч-н-а-я-к-у-р-и-н-а-я- ж-о-п-а» – ничуть не меньше отжигала и доска.

– Скажи, кто из нас первой выйдет замуж?

«В-с-ю-ж-и-з-н-ь-я-с-т-р-а-ш-н-о-б-о-ю-с-ь-г-л-у-п-ы-х-о-с-о-б-е-н-н-о-б-а-б» – задвигался молнией указатель, но в какой-то момент Вакулина отпустила его и со всего размаха врезала по плечу Виолетте:

– Это ты! Я чувствовала – ты!

– Чего? – закатив глаза, отозвалась Ляхова.

– Двигаешь!

– С чего бы?

– Потому что ты заносчивая стерва!

– А ты не стерва? Задаешь вопросы и ждешь, что тут будут восхвалять тебя и только тебя.

– А должны тебя? Это же ты у нас…

Ссора накалялась. Девчонки сыпали друг на друга обвинениями. Радка припомнила, что Виолетта не раз цитировала наизусть афоризмы, к случаю и без случая. Последняя шипела, что надо иметь мозги и выдержку, а не думать только в одном направлении. Ася едва не плакала. Елка хмурилась.

Да, с вызовом духов что-то пошло не так. И Ника не нашла ничего лучшего, как сложить уиджи и убрать с глаз долой. Если управляла и впрямь Виолетта, то шутку затягивать не стоило. Память дедушки оскорблять не хотелось. Лучше вспоминать, не то, как две девицы едва ни выцарапали друг другу глаза, а то, как Ника впервые попробовала кого-то вызвать на этой доске вместе с ним. Наверное, дедушка тоже намеревался пошутить: предложил пообщаться с домовым и, видимо, за него сам и отвечал. Потом тоже самое провернул уже и с Веточкой, как тогда еще позволяла называть себя Виолетта. У дедушки все выходило легко и с юмором, не то, что сейчас.

– Брейк, девочки, – проронила Ника как бы между делом. – Сегодня все-таки Крещение, а вы…

Девушки замолчали. Рада отошла к окну, снова схватила колоду карт и принялась разглядывать изображения, будто только сейчас увидела. А Виолетта отвернулась к книжным полкам в шкафу.

– Может чай? – предложила Ника. – Мама перед отъездом там нам французскую ватрушку испекла.

– Круто! – оценила Елка, тут же забыв про свою диету, потом заметила насмешливый взгляд Виолетты, и опустила голову. – Можно ведь просто чай пить, без ничего, – пробубнила тихо.

– Там творог же! – одобряюще улыбнулась Ася. – Значит, если позволить себе немножко, то вреда точно не будет. Я читала, даже при ПП возможность читмилов3предусматривается.

Рада хмыкнула и заявила, будто поддразнивая:

– Я точно буду не немножко. Моей фигуре ничего не повредит!

– И самооценке, – парировала Виолетта.

Но, к счастью, Вакулина на этот раз решила просто не заметить наезда, сделав вид, что ничего не слышала. Вот чего они вечно?

Ника ушла на кухню и только там поняла, как устала. Когда в колледже, на переменах, на занятиях общаются – это одно, и даже когда готовятся к чему-нибудь, или по полтора часа ползут домой после занятий, хотя живут недалеко и друг от друга, и от колледжа. А вот так, в квартирном формате – приходится слишком стараться, и получается не айс. Все какие-то слишком разные.

Накрыв на стол, позвала подруг. Те единодушно оценили мамину ватрушку. Налетели на нее, как голодные синицы, только крошки остались. Елка сначала выбрала малюсенький кусочек, а потом вздохнула и потянулась за вторым. А остальные вообще, наверное, кусочка по четыре умяли.

– Какие там еще есть гадания? – поинтересовалась Ася.

– А ты что-то конкретное узнать хочешь? – облизнув пальцы, спросила Радка.

– Да, хоть в какой стороне мой суженный живет, – смущенно хихикнув ответила девушка.

– Можно туфли, что ли, бросать? – наморщив лоб, вспомнила Елка.

– Ага! Туфли? Зимой? Ты с собой вторую обувь принесла? – хмыкнула Виолетта.

Ника глянула на подругу. Что же ту сегодня все раздражает? Вроде бы на занятиях было все нормально. Узнав, что родители Чудовой уезжают на несколько дней по делам, первая же и предложила пойти к ней и погадать на Крещение. Говорила, что в этот день открывается какое-то там тонкое окно между мирами и можно, если не увидеть свое будущее, то хотя бы заглянуть в него глазком, а сейчас все бухтит и бухтит, и то и дело дергается проверять телефон.

– У меня полно обуви, – снова выступила в роли кота Леопольда Ника. – Новую, конечно, не дам в снегу валять, а старую – пожалуйста.

Девушки воодушевились. Пришлось снова залезать на лесенку и потрошить на сей раз антресоль, куда во время ремонта сложили всю обувь, которая казалась более-менее по состоянию. Папа, конечно, тогда предложил все просто взять и выбросить, но мама воспротивилась. Обещала, что отвезет все при случае в общественный центр.

– Да, конечно! – скептически хмыкал папа. – Там обязательно пригодятся твои туфли на десятисантиметровом каблуке.

– Ну, на свадьбу кому-нибудь, – не сдавалась мама.

И складывала все в коробку, куда до этого положила Никины балетки, несколько пар мокасин немыслимых расцветок, облупившиеся кроссовки и еще кучу всего.

Именно эту коробку Ника сейчас и достала. Елка подхватила ее и поставила на пол.

– Можно выбирать? – Рада тут же сунула нос внутрь. – Чур мне то, что покрасивее!

– Ты же не ходить в этом будешь, а выбрасывать, – не удержалась от шпильки Виолетта.

– Не выбрасывать, а бросать. И делать это с туфлей как-то прикольнее, чем с разношенной тапкой, – Вакулина показательно достала Никину балетку, надеванную от силы раза три, и пластиковый папин шлепанец, похлопала ими друг об друга и выразительно глянула на Ляхову.

– А это вообще будет считаться? – засомневалась Ася. – Если бросим не свое?

– При чем тут это? – удивилась Елка, уже даже примерившая какую-то обувку.

– Ну, энергетика там, – пространно объяснила Ладынина.

– Девчат, мы же просто играем! Ведь никто же всерьез ничего не думает? – высказала свое мнение Ника, но его вряд ли услышал хоть кто-то, кроме Виолетты, потому что все вдруг как-то разом принялись облюбовывать себе, то одно, то другое.

Надевали, кружились в коридоре перед зеркалом, цокали каблуками, теми самыми десятисантиметровыми, как лошади подковами, и казались дошкольницами, дорвавшимися до маминого гардероба. В этом празднике жизни не участвовали только хозяйка квартиры и Ляхова. Последняя смотрела на все с ехидной улыбкой взрослой женщины.

– Все! Нашей энергетики на все хватит! – резюмировала минут через пятнадцать запыхавшаяся Елка. – Можно бросать.

– А куда? – не унималась Ася. – И как?

Вот уж точно, кто сегодня вел себя, как дорвавшийся до чудес ребенок. У нее горели глаза, раскраснелись щеки.

– Выйти на улицу, – ответила Виолетта, порывшись в интернете, – и бросить вперед себя обувь с левой ноги. Куда носок укажет, оттуда твой суженный и придет. Если укажет в твою сторону, замуж тебе пока не судьба.

– Страхово как-то, – насупилась Дмитриева, и с сожалением стянув с ног кроссовки, кинула их обратно в коробку.

Ладынина поступила так же, видимо, глядя на нее. Но в ее действиях не хватило решительности. Показалось, или она и впрямь даже погладила лакированный, похожий на конфету мысок?

– А вот я рискну! – заявила Рада.

Подхватила балетку с левой ноги и потопала к балкону. Распахнула, поежившись от холода, завернулась в плед с дивана, и с показным хохотом выскочила наружу.

– Не с балкона же! – вдогонку попыталась вразумить Ника, но Вакулина уже открыла окно и кинула балетку вперед.

А потом вдруг со смущенным визгом заскочила обратно.

– Чего ты? – поинтересовалась Елка, все пытающаясяразглядеть хоть что-нибудь, пока Радка закрывала балконную дверь, хохоча и икая.

Озорница не признавалась, но не иначе попала в кого-нибудь. С чего бы в противном случае вести себя, как малолетка? Ника сгорала со стыда, представляя, как придется извиняться перед каким-нибудь припозднившимся соседом. Конечно, не факт, что заметили, откуда вылетела балетка, но всеравно неприятно.

– Куда носок-то показал? – улыбаясь, спросила Ася.

– Туда! – неопределенно махнула рукой Радка.

И тут раздался звонок в дверь.

Нике почему-то показалось, что он какой-то особенно пронзительный и даже обвиняющий. Ну, вот, поиграли, подурачились. Может вообще Радка в машину зарядила! В стекло! То-то родители обрадуются!

Ника прикинула, сколько удалось отложить со степешки, и хватит ли это на возмещение ущерба, в случае чего. Стыдоба!

Может, не открывать? Притвориться, что никого нет дома? Или все легли спать, а свет просто забыли выключить?

Мысли перескакивали с одного на другое, а разум отмечал, как к двери направляется Виолетта, поворачивает защелку и…

– О! Ляхова, привет! Вы чего тут, с ума сходите? Так ведь и убить человека ненароком можно. А соседка моя где? – раздался с самого детства знакомый голос.

2

Вовчик Ольховский курил на подъездном общем балконе, когда хлопнула дверь. Оглянувшись, заметил родителей Ники.

– Здрасьте! – крикнул, по-мальчишески пряча электронную сигарету за спиной.

– Здравствуй, Володя! – отозвалась с улыбкой тетя Юля.

– Владимир, – дядя Слава отсалютовал рукой. Обычно протягивал и пожимал со всей важностью, но не подбегать же ради этого. – Мы за город, по делам, на пару дней. Так что бди.

– Ага. Буду бдить, – пообещал Вовчик.

– Там сегодня к Николь девочки придут, девичник у них что ли, – махнула рукой тетя Юля. – Если будут громко хохотать, можешь шугануть.

– Ладно, – разулыбался парень на все тридцать два зуба.

Девичник – это прикольно. Жаль, не позовут. А то могли бы, по-соседски. Надо намекнуть Нике, что он мужик холостой.

Шутка, конечно. Ни на что не стал бы Вовчик намекать Нике. Это же, как расписаться в том, что у него могут быть какие-то проблемы. А разве у Ольховского могут быть проблемы? Да, ни в жизнь!

Тем более, для Ники, соседки, которую Вовчик знает, фактически, с самого рождения. Она, практически, как сестра, как Янка. Только та старше Вовчика на шесть лет, а Чудо (от Чудова) – на шесть месяцев. Одно время Вовчику казалось, что он влюблен в Николь, но ровно до того момента, пока не влюбился в другую, потом в третью и так далее. Соседка же сразу почему-то посчитала его неподходящим объектом для девичьих грез, буквально с первого знакомства, и после того, как они отучились вместе девять классов, а потом поступили в один строительный колледж, на архитекторов, просто оказались в разных группах – своего мнения не поменяла, хоть и не сомневалась, что Вовчик парень далеко не глупый, с мозгами у него полный порядок, это девушки все не те попадаются.

Впрочем, это все лирика.

Дождавшись, пока за родителями Ники закроются двери лифта, Вовчик снова затянулся и выпустил изо рта ароматное облачко. Глянул с балкона вниз. По дороге чапала еще одна соседка, правда, не с этажа, просто из подъезда. В руках полные пятилитровые баллоны. За водой что ли ходила? А помнится, еще летом разорялась, что люди с жиру бесятся, из водопровода не пьют, минералку покупают.

Но, едва додумав до конца эту мысль, сообразил, что сегодня Крещение. Точно! Святую воду несет, значит. Будет пить и бесов изгонять.

Хмыкнув, убрал сигарету и достал телефон. Пока залипал в интернете, замерз. Зайти домой погреться чаем с бутерами и на репу.

Только зашел домой, завопил телефон. Маму-у-уля.

– Да? – проворковал ласково.

– Чего делаешь, Пупсик? – мама, как всегда.

Иногда казалось, что она просто забывает, какое у сына имя, поэтому использует любое более-менее подходящее прозвище.

– Собираюсь на репетицию.

– Допоздна?

– Как обычно.

– Зайчик, не теряй тогда меня сегодня. Я у тети Гали переночую.

Понятно. Еще один девичник. В более старшем исполнении. Хотя Вовчик подозревал, что тетя Галя – это давно уже какой-то «дядя Гал». Раньше мать так часто подругу не навещала.

– Ок, мам. Не потеряю.

– Напишешь мне, когда вернешься с репетиции.

– Зачем? – удивился он.

– Чтобы я не волновалась.

– Ла-а-адно.

Когда Янка внезапно кинула универ на третьем курсе и уехала в какую-то Тьмутаракань работать, чего от нее совсем никто не ожидал – мать иногда перегибала палку, видимо, боялась упустить еще и сынулю. Хорошо, что приступы заботы у нее случались не слишком часто, а то с ума сойти.

– Перед репетицией поужинай. Там суп в кастрюле. В судочке котлеты. В жаровне пюре. Сухомяткой не питайся.

– Слушаюсь, mongénéral4!

Наконец, закончив с наставлениями, матушка отключилась.

Бережно упаковав басуху, поставил чайник, порезал колбасу щедрыми кусищами, хлеб, сыр, сложил пирамидкой и сунул в микроволновку – какое-никакое горячее получится, значит, уже не сухомятка. Но спокойно поесть не получилось, позвонил Артемон – Артем Самойлов и попросил прийти на полчасика раньше, там у него какие-то планы, задумки, как всегда, туда-сюда, с пятого-на десятое. Пришлось одеваться и на ходу, обжигая нёбо, ужинать. А потом еще проталкиваться в полный из-за часа пик автобус, с басухой и мордой кирпичом, не топать же две остановки по морозу.

Разумеется, Вовчика первым делом встретила недовольная фраза Артема:

– Ольховский, ты как всегда! Не можешь булками побыстрее шевелить!

– У кого еще булки, – бурча под нос принялся распаковывать бас-гитару парень. Сказал бы громче, но с Самойловым лучше не спорить, он хоть и ниже на голову, и с причесоном, как у не стриженого пуделя, однако группа его, договаривается о месте репетиций и концертах – тоже он, сделает ручкой и прощай, музыка. – Я готов, кстати.

И понеслась! Пашка Юзов – солист, орал до хрипоты. Валька Толстой, а по-простому – Толстый – выдавал кренделя на клавишах, Самойлов долбил аккордами на ритм-гитаре, а Лешка Волков (Леший) – просто пытался подстроиться подо всех на ударных.

Всё, как всегда. Потому что Артемон уже всех завел и достал. Стабильно раз в месяц он приносил новую песню своего сочинения, а когда ему пытались намекнуть, что она снова похожа на что-то старое и давно известное – жутко обижался. Вот и сегодня – история повторилась.

У матери Вовчика было какое-то любимое кино, то ли «Ширли-Мырли», то ли «Ландыш серебристый», где герой Валерия Гаркалина играл композитора, который весь фильм периодически вваливался к продюсеру с криками, что написал шедевр, и играл то Морриконе, то Мориа. Самойлов из этой оперы.

Когда же ребята предлагали что-то свое – делал оскорбленное лицо.

Может, ну его нафиг – этот мазохизм?

Басуха Вовчика испустила какой-то немыслимый визг. Совершенно невыносимый звук, даже не опишешь.

– Ошалел? – Юзов вытаращил глаза.

– Я что, специально что ли? – огрызнулся Вовчик.

Артемон драматически закатил глаза. Приготовился уже завести привычную шарманку, что если кому-то нет дела до музыки, то никто никого не держит насильно… Но вплыла Вера Пална. Окинула всех волооким взглядом.

– Ну, что, мальчики? Получается? Сбацайте мне чего-нибудь для души! – и кокетливо запахнулась в цветастую шаль с кисточками.

Самойлов тут же растаял и поплыл, тоже, как обычно, хотя Вера Пална была старше, наверное, лет на пятнадцать. Она вела колористику в колледже, но еще и всю культмассовую работу, так что периодически курировала музыкантов. Артему льстило ее внимание, он млел и пытался в лепешку расшибиться, чтобы ей угодить.

Вот и сейчас пообещал показать все, на что способна ЕГО группа. («Его» и «эго» – слова случайно похожие? Или нет?)

От делать нечего, разумеется, заиграли то, что репетировали до прихода Веры Палны. Той, похоже, не очень понравилось. Она как-то сморщилась вся, отчего лицо ее приняло сразу капризно-озадаченный вид.

– Ребят, у нас вообще-то восьмое марта на носу. Мы на вас рассчитывали.

Кто бы знал! Но, судя по немного смущенному виду Самойлова, он был в курсе, и новость новостью для него не оказалась.

– А что надо-то? – решился переспросить Толстый.

– Не зна-а-аю, – протянула женщина, надувая губки.

– Я знаю! – поднял палец Юзов. – «Под небом голубым»5, там, или «Если б не было тебя»6, ну, на русском, конечно, я во французском не силён.

Вера Пална задумалась на минуточку, а потом яростно закивала головой:

– Да! Да-да-да, Павлик! Вы мыслите в верном ключе!

Артемон огрел Юзова ревнивым взглядом и начал что-то говорить о новой песне, как раз довольно лирической.

– Новой не надо, – перебила «заказчица». – Давайте остановимся на стареньком. Сможете?

Леший дал ритм. Толстый каким-то чудом уловил и выдал соло на клавишах, присоединился Вовчик, запел Пашка, от нечего делать подтянулся и Самойлов.

– Под небом голубым есть город золотой,

С прозрачными воротами и яркою звездой.

А в городе том сад, все травы да цветы;

Гуляют там животные невиданной красы…

Получилось в целом очень даже неплохо. Вера Пална сидела, слегка покачиваясь под мелодию, прикрыв глаза и улыбаясь.

– Хорошо же, ребята! – похвалила, когда отыграли последние аккорды. – А не ваше бац-бац, – вспорхнула со стула птицей, давая понять, что на сей раз визит закончен. – Подберите песен шесть-семь такого плана, ладно? У вас время есть, чтобы хорошо подготовиться, полтора месяца, даже больше. Ну, и подумайте, что еще можно включить в концерт, – одарила улыбкой и ушла.

– Слышали? – обвел Артемон всех строгим взглядом, как будто это они настаивали на исполнении именно его музыки.

– Митяева еще можно, – не оценив момента, добавил Пашка.

– Да, играйте вы, что хотите! – психанул Самойлов, принялся нервно отключать и упаковывать гитару, потом оделся под недоуменными взглядами ребят и ушел.

– Ну-у-у, – почесал затылок Толстый, – ему же сегодня надо было куда-то идти? Он же не навсегда свалил?

Леший принялся монотонно отбивать по бочке. Юзов начал изучать потолок. Вовчик дернул струну на басухе.

– Даже если свалил! Что мы сами не справимся что ли? – заявил упрямо. – Тем более, Артемон нам группу так просто не отдаст. Нервы подлечит, подумает и прибежит. Веруся же попросила.

Отыграли то, что напевал Пашка. В целом, для первого раза очень даже хорошо. Не хватало, конечно, привычных аккордов Самойлова, но пойдет. Сами не заметили, как вышли из оговоренного для репетиций времени и очень удивились, увидеввползающуюс ведрами и тряпками бабу Шуру.

– Баб Шур, мы поможем! – прежде, чем она схватилась за стулья, предложили едва ли не хором.

Та чего-то проворчала, но беззлобно, больше для порядка. И пока ребята сдвигали стулья, составляли их друг на друга, уже зашуровала тряпкой.

3

Лешему было далеко ехать, в другую часть города. А по времени – поздно, хоть такси вызывай. Он угрюмо прикинул, сколько денег осталось на карте до следующей степешки (учился он не с ребятамив строительном колледже, а в аграрном универе на ветеринара), и решил, что может разориться. Достал телефон, уже зашел в программу «Увезём», но потом решил проверить наличие автобусов на дороге.

Вовчик заметил его метания и сомнения.

– У тебя завтра пары есть?

– Нет.

– Тогда гоу ко мне! Мать сегодня не дома, – предложил по-дружески, и добавил в качестве заманухи, – а в соседней квартире к моей соседке подружки должны прийти.

– Подружки? – воодушевился Толстый. – Красивые?

– Ты их всех знаешь, – немного осадил Вовчик. – Кто к Нике прийти может? Наверняка, Ветка, Радка, Ася и Елка. Ну, может, еще кого для кучи пригласила, но я сомневаюсь.

– Берем! – не сдался Валентин.

Юзов хмыкнул. Поежился в модной куртейке на рыбьем меху.

– Мне, между прочим, тоже долго добираться, а меня не зовешь.

Вовчик хлопнул его по плечу.

– Не проблема. Приглашаю всех.

– Жрать чего есть? – поинтересовался Толстый.

– Тебе лишь бы пожрать, – поиронизировал Пашка.

– А что? – вытаращил глаза Валентин. – Я же в плане, может купить чего надо, с пустыми руками вообще-то в гости не ходят.

– Есть, – махнул рукой Вовчик. – Мать наготовила, а сама на диете.

Но в магазин всеравно заскочили. Набрали всякой ерунды вроде чипсов, газировки, шоколадок. Зачем-то прихватили торт-этобыла инициатива Толстого, который, видимо, все не мог забыть про девушек из квартиры напротив.

И обсуждая, что еще можно быстро выучить на предстоящее мартовское выступление, играя в футбол попавшейся под ноги ледышкой, вопя, как стая бандерлогов на выгуле, ребята двинулись к дому Вовчика.

В доме, несмотря на поздний час, горели окна почти во всех квартирах, видимо, потому что, во-первых, пятница, во-вторых, Крещение. Свет отражался от снега, и это создавало впечатление, что времени гораздо меньше, чем на самом деле, поэтому парни не сдерживались, гоготали и баловались. Ольховский, конечно, берег басуху, а остальные шли налегке и отрывались.

Пока вдруг сверху не прилетела туфля и нехило так заехала по голове Лешему. Не будь на нем шапки и капюшона – точно бы сотрясение получил, несмотря на то что обувка особо массивной не выглядела.

Юзов сунул в рот два пальца и свистнул. А Вовчик быстро глянул, откуда прилетел «нелетающий объект». Ого! Кажется, от Ники. Вот дают девчонки! Их девичник подобрался к той фазе, когда и море по колено? Неужели его соседка способна на подобный разгул?

– Это от Чудовой! – заявил уверенно. – Что ж, расценимнападение туфли на Лешего, как приглашение в гости.

Леший почему-то смутился, насупился, и так, не особо разговорчивый, сейчас и вовсе, будто язык проглотил.

А вот остальные только поддержали Вовчика. Тем более – торт же! Куплен! И даже с розочками!

Лифт, зараза, не работал: или выключили, считая, что в это время уже некому ездить, или сломался в очередной раз. Седьмой этаж – не шутка, но радовало, что не шестнадцатый. Валька весь испыхтелся, на что Вовчик не раз сказал, что вообще-то Толстый сам напросился, а пошел бы к себе, поднимался бы только на второй этаж. Пожалуй, лишь Леший совсем не запыхался. Вроде не качок, просто коренастый, но он бы и на последний этаж, наверное, взошел играючи.

– Так! Я сейчас, – Вовчик, слегка задыхаясь, поискал по карманам ключи от общего коридора, открыл, потом закинул в свою квартиру басуху, и лишь после этого позвонил в квартиру Николь.

За дверью слышались девичьи голоса, какие-то вскрики, смех. Точно, развлекаются по полной. Наконец, отворили. Только почему-то не хозяйка квартиры, а Виолетта! Как всегда, со своей высокомерной улыбочкой.

– О! Ляхова, привет! Вы чего тут, с ума сходите? Так ведь и убить человека ненароком можно, – Вовчик вручил Виолетте туфлю. – А соседка моя где?

Ника выглянула сразу после этих слов, растерянная и, показалось, немного расстроенная.

– Мы не нарочно, Вов, – пролепетала огорченно. – Больно попало?

– Не мне, Чудова! У Лешего спрашивай! – Ольховский подтолкнул замешкавшегося друга вперед, тем более, все остальные особо не терялись и уже разувались на пороге, не ожидая особого приглашения. – Это Леха Волков, прошу любить и жаловать. Остальных знаете, думаю.

Подскочившие девчонки тоже принялись представляться. А Радка, оценив и выразительные темно-синие глаза новенького, и его хоть и сурово сжатые, но пухлые губы, бесцеремонно отодвинула Нику и выдала:

– Ну, если уж извиняться, то мне. Это я кидала. Честно, травмировать не хотела. Первую помощь оказывать надо или пациент самостоятельно справился?

– Справился, – буркнул Леший.

Он все не решался пройти дальше порога, хотя девушки недовольства от того, что к ним на ночь глядя ввалились четверо парней, не проявляли. Леший все ждал, что откуда-нибудь вынырнут родители Ники, но потом до него дошло, что они отсутствуют. Конечно, иначе бы и Вовчик так уверенно сюда не напросился – гости гостями, но не в полночь же.

– Проходи, – пригласила Ника.

Застенчивая улыбка, орехового цвета глаза – вся она напоминала робкого олененка, того и гляди припустит в страхе прочь, топоча копытцами.

Леший кивнул. Разулся, немного стесняясь размера своей обуви. Хорошо еще, что носки новые.

– Мы тут гадали! – вещала Рада.

– Да-а-а? – деланно удивлялся Юзов. – И чего кому нагадали?

– А не скажем! – кокетничала Вакулина.

Казалось, что она одна из девушек чувствует себя полностью в своей тарелке. Даже Виолетта и та помалкивала, одаривая прохладнымивзглядаминечаянных гостей. Ася, чтобы занять руки, принялась мешать тысячу раз перемешанную колоду карт, но так ловко, как у Рады у нее не получалось, то одна вылетит, то другая. В конце концов, к ней подскочил Пашка, подхватил одну карту и глянул:

– Бубновый король. Интересно, кто же это у нас? А? – и, словно позируя, причесал пятерней свои светлые волосы и томно поморгал голубыми глазами.

Пожалуй, самым ярким блондином среди всех был именно он. Ася, приняв намек за свой счет, зарделась.

Толстый, устав держать торт, примостил его прямо на полку.

Ника заметила это и смутилась:

– Хороша я хозяйка, – всплеснула руками, – гостямдаже чай не предложила.

– Да уж, предложи! А то мы после репы, голодные, как волки, – подхватил Вовчик. – Сейчас я еще посмотрю, что мать в холодильнике оставила, принесу, чтобы наша банда тебя не объела!

– Я помогу, – подхватился Леший, по-прежнему чувствующий себя довольно неловко.

Рада передернула плечиками, подскочила, поправляя кудри.

– И я.

– Нике помоги, – предложил Вовчик, но она будто не слышала, всеравно увязалась за парнями.

И так и терлась, как кошка возле Лешего, бросая на него зазывные взгляды, норовя прикоснуться, будто невзначай. Больше мешала, чем помогала, пока Ольховский выкладывал из холодильника на стол все, что можно было перетащить в квартиру напротив. Попытки привлечь внимание выглядели довольно неуклюже. Они умилили бы того, кто и сам положил глаз на девушку, но Лешего лишь напрягали. Парень и представить не мог, что на него кто-то клюнет буквально с первого взгляда, он не красавчик, не фотомодель с обложки.

– Алексей, а ты где учишься? – между делом поинтересовалась Вакулина.

– В аграрном.

– Фермером будешь? – хохотнула Радка.

– Ветеринаром.

– А с Вовой как познакомился?

– В группе одной играем.

– Ты еще и музыкант, значит, – девушка восхищенно распахнула глаза, но потом, видимо, сама поняла, что немного переигрывает, и, выбрав со стола банку с оливками, ушла, покачивая бедрами, словно индийская красавица.

– Чего ей от меня надо? – шепнул Леший.

– А ты её спроси, – пожал плечами Ольховский. – Прямо, по-мужски. Может, ответит, – и усмехнулся.

Но спрашивать не пришлось. Вакулина сама все объяснила: вроде бы полушуткой, но при этом, довольно серьезно глядя на Лешего, заявила, что раз брошенная во время Крещенского гадания туфля попала прямо ему в лоб, то, значит, он ее суженный, как ни крути. Что именно она подразумевает под словом «суженный», Радка пояснять не стала, типа, все люди взрослые, сами все понимают.

Мнение парня по этому вопросу ее, похоже, не волновало. Однако особо радостным от перспективы обзавестись девушкой тот не выглядел, но и против не высказался, просто решил, что это все причуда на вечер, а потом Вакулина наиграется, остынет, посмотрит на него повнимательнее и решит, что есть парни поинтереснееи пообщительнее.

Больше, похоже, никто никому никого не нагадал, во всяком случае, таких заявлений не высказывал. Зато ребята организовали довольно душевное застолье с бутербродами, типа-сэндвичами с котлетами мамы Вовчика и ее же салатом, чипсами, оливками, чаем с тортом. На аппетит не жаловался никто. Немного смущалась Елка, но глядя на неунывающего Вальку, комплекцией превосходящего ее, но уминающего все подряд за обе щеки, расслабилась.

На сытый желудок общаться оказалось гораздо легче. Сразу нашлись общие темы: общие преподы, сессия. Вовчик предложил продолжить гадания, хоть карты разложить. Но Вакулина почему-то отказалась, хотя девчонкам до этого раскладывала охотно. Тогда не нашли ничего лучшего, чем просто поиграть в «дурака»7.

– Теперь с этой колодой не погадаешь, – почему-то расстроилась Ася.

– Почему? – удивился Толстый.

– Так гадают только новыми, – ответила девушка.

– Не плачь, маленькая, я тебе другую куплю, – щедро пообещал Юзов и подмигнул ей.

Когда карты наскучили, Ника принялась, как золотая рыбка, доставать настолки, еще и еще, разные, на любой вкус, уровень сложности и протяженность по времени.

– Ого! Богато! – оценил Толстый. – Ты из многодетной семьи?

– Нет, я одна, – смутилась Ника.

– С кем тогда играешь?

– Раньше с дедушкой. И с друзьями, – она бросила призывный взгляд на Виолетту.

Но та особого интереса и к картам не проявила, а сейчас вообще, забравшись с ногами в большое кресло в углу комнаты, увлеченно переписывалась с кем-то по телефону. Наверное, стоило бы поговорить, расспросить, что у нее происходит в последнее время, но все как-то не складывалось. Сейчас, вот, надо развлекать гостей. А самая давняя подруга, получается, на саморазвлечении.

Но предоставив парням и девушкам выбор, в какую игру они будут играть дальше, Николь все-таки улучила момент и поинтересовалась у Виолетты шепотом:

– Все в порядке?

– Да, – та подняла на подругу кристально-честные глаза. – А что не так?

– Ну, тебе как будто невесело.

– Все нормально, – Виолетта улыбнулась. Почти, как раньше. Почти. И похлопала Нику по руке. А потом взвилась с кресла и в порыве искрометного веселья заорала: – Чур, в «Мафию» вожу я!

Ну, может, и вправду все нормально? Николь и сама не обратила внимания, что гости решили сыграть в «Мафию», и Радка даже принялась тасовать колоду персонажей – по-своему ловко.

В первом туре замочили Вовчика. Во втором – Нику. Она, воспользовавшись, что на данном этапе игры от ее действий уже ничего не зависит, решила прибрать на кухне. Ольховский пошел следом и принялся помогать: она мыла посуду, он вытирал – в их случае это было уже привычно и не удивительно, двери между их квартирами запирались редко, а мама девушки старалась подкормить, по ее мнению, несколько обделенного родительским вниманием мальчишку.

– Твоих сегодня видел, – сообщил между делом парень, – когда уезжали. Просили присмотреть за тобой.

– Ясно, – кивнула девушка. – А я уж было решила, что ты просто покушать пришел, – хихикнула, нисколько не сомневаясь, что Вовчик не обидится.

– Разумеется, покушать, – он забавно поиграл бровями.

– Как у Яны дела? Общаетесь? – поинтересовалась Ника.

Старшая сестра Вовчика, всегда слишком яркая, шалопутная, была то ли грозой всего двора, то ли мерилом поведения для большинства девчонок. Но никто, если честно, не понял, когда она вдруг бросила универ, сорвалась в какой-то северный городок, в котором изо всех развлечений – собачьи упряжки, и, если и приехала за все время, только раз или два, и то, с очень короткими визитами. Поговаривали, что виной всему чуть ли не какой-то криминал: то ли натравила на кого-то местную шпану, то ли парня не поделила с подругой, то ли еще что-то – слухов витало море. Ника почему-то стеснялась расспрашивать Вовчика, хотя он бы ответил, наверняка. Но, может, поэтому, и не спрашивала?

– Общаемся, – кивнул Ольховский. – Нормально все. Замуж собирается.

– Ого!

– Ну да, – он наморщил лоб. – Мать, кажется, тоже мужчину нашла.

Ника не особо удивилась. Мать Яны и Вовчика, оставшись одной в довольно молодом возрасте, вниманием мужчин никогда обделенной не оставалась. Миниатюрная, миловидная, с лучистыми глазами, она всегда вызывала желание позаботиться о себе, хотя бы на уровне «спустить коляску», «открыть дверь», «помочь с сумками». Дальнейшее уже зависело от степени свободы мужчины, потому что, к чести тети Марины, с женатыми та не связывалась.

– Вов, она тоже хочет стать счастливой, – Ника буквально почувствовала, что сейчас друг просто нуждается в том, чтобы его поддержали, обняли, приголубили.

– А она не счастлива?

– Счастлива, – убежденно ответила Чудова, – но хочет еще больше. Этого ведь много не бывает! И чтобы ее любили.

– Я ее люблю.

– Она знает, Вов, – Николь крепко-крепко обхватила парня, погладила по спине, как маленького, а потом вдруг наткнулась на нечаянного свидетеля их приватного разговора – Лешу.

Он оказался в кухне как-то незаметно. Или они не слышали, увлеченные сначала общим делом, потом откровениями.

– О! – радостно воскликнул Ольховский. – Тебя тоже вышибли?

– Ага, – кивнул тот.

– И кем ты был? – не успокаивался Вовчик.

– Адвокатом.

– А Ника, прикинь, хозяйкой борделя8!

Леший глянул на смутившуюся Нику:

– Я ж видел. Вы же раньше ушли.

– Точно! – запоздало сообразил Ольховский.

Он, чувствуя себя на кухне Ники, как у себя дома, принялся расставлять посуду, повесил сушить полотенце, и делая вид, что не замечает, что Чудова находится в легком ступоре, старательно отводит взгляд от Лешего -смущается что ли?

Тот же, убедившись, что в его помощи не нуждаются, так же молча, как и появился, ушел обратно в комнату, откуда доносились какие-то визги и смешки, кажется, праздновали победу, но вот над мафией, или над представителем правосудия вечно сонного городка – вопрос.

4

Ника зря беспокоилась, что крещенский вечерок затянется до утра: ночевать парни у нее не напросились, часа в два ночи ушли к Вовчику. Кажется, кто-то из них даже поблагодарил за отлично проведенное время. Мозг полностью вычеркнул, кто именно, но девушка подозревала, что это сказал молчаливый Леший, потому что с остальнымифраза не вязалась совершенно: слишком старомодно, витиевато, неорганично. Тем более, всех остальных Ника худо-бедно знала, и от них ни разу ничего подобного не слышала. Новенькому почему-то шло эта выражение. От нее веяло каким-то спокойствием, достоинством, общей сдержанностью и взрослостью, а Леша и был старше всех.

После ухода парней, девчонки уместились впятером в гостиной, решив, что постели – это слишком скучно для такого девичника, тем более, пришлось бы расходиться по разным комнатам, а ведь можно еще поболтать, похихикать. Скинули диванные подушки на пол, постелили для мягкости несколько одеял, на себя пледы – и улеглись. Красота! И поговорить можно, и в свои мысли уйти – никто не помешает.

– Надо сказать: ложусь на новом месте, приснись жених невесте, – пробасила Елка, – мне так бабушка советовала.

– И как? Сбывалось? – зевнув, поинтересовалась Рада.

– Не знаю, я сны утром напрочь забываю, еще ни один не запомнила, – ответила Дмитриева.

– Не верю я вещим снам, – заявила Виолетта. – Это просто обработка информации мозгом.

– Нет, не всегда, – возразила Ася. – Ведь бывает же, что ты вдруг замечаешь, что с тобой происходит то, что уже точно случалось, даже можешь предсказать, что будет дальше.

– Дежавю, что ли? – уточнила Рада.

– Наверное, – мечтательно согласилась Ася. – Я думаю, что это как раз потому, что мы видели происходящее во сне, но забыли. А сегодня же Крещение, завеса мира приоткрывается, можно будущее увидеть, недаром же, в это время всегда гадали. Что там, Елка надо сказать?

– Ну, вы загадывайте, – разрешила Радка, – а я себе уже нагадала. Вроде ничего парень! Только молчаливый. Но это не проблема, я его разговорю! – она задумалась и потерла шею, будто ей что-то мешало.

Ника усмехнулась – Вакулинаосновательно вбила себе в голову, что ей досталась судьбоносная туфля, но это же глупость несусветная.

– В бомжа бы попала, тоже бы смирилась? – поинтересовалась, позевывая.

– Ну, не попала же! – юмора Рада не оценила, приподнялась на локте и глянула так, что захотелось отвернуться, что Ника и сделала.

Девушка еще раз убедилась, что долгие посиделки не для нее. У нее уже слипались глаза, а остальным еще хочется поболтать, находится причина похихикать, или вспомнить что-то во всеуслышанье, к тому же бормочет включенный фоном телевизор. Нет, пожалуй, в одиночестве, тишине и на своей постели – гораздо удобнее, но не выгонять же подруг в ночь, в мороз, в метель…

Наверное, именно с этими мыслями Николь и заснула, потому что снилось тоже аналогичное: ночь, мороз, метель. Она шла по белому бездорожью, оставляя за собой цепочку следов, которую тут же припорашивало свежим снегом, задувало ветром, стирало навечно. И Ника не то, чтобы это видела, просто знала, как часто бывает во сне. А еще знала, что следом за ней бредет волк: большой, мохнатый, сильный. Она не боялась его, не убегала. Они просто двигались вперед, каждый со своей скоростью, своим настроением, наверное, к своей цели, просто так получалось, что зверь Нику нагонял. И хорошо это или плохо – девушка понятия не имела, но, как ни прибавляла шаг, ничего не менялось. А потом она и вовсе споткнулась, и упала…

Проснулась в полной темноте, от того, что кто-то дышит ей прямо в ухо. Спросонок даже испугалась, подумала, что это тот самый волк, нагнал, обнюхивает ее, упавшую. Но в следующий миг пришла в себя: это же Елка сопит рядом в обе пыхтелки! А по другую сторону – Виолетта, рядом с ней Рада, спят рядышком, даже не скажешь, что обычно днем их мир не берет. Ася свернулась клубочком с самого края, стянула на себя не только свой плед, но и соседний.

Сердце гулко стучало, будто Ника и впрямь шла по сугробам – сказывалось перевозбуждение и сбившийся режим, девушка полуночничала довольно редко, даже если не успевала по урокам, предпочитала встать пораньше, чем лечь попозже. Повалялась немного, надеясь снова заснуть, но не получалось.

Тихонечко, стараясь не шуметь, сходила попить на кухню. Глянула на часы – доходит четыре. Надо же, спала всего-то около часа, а показалось, что больше. И даже вроде бы выспалась.

Чувство было обманчивым, днем не выспавшаяся Ника начнет клевать носом; поэтому лучше не хватать телефон, как бы ни хотелось скрасить одиночество, а идти и пытаться заснуть: считать баранов, звезды на небе, решать примеры, или любимое – сочетать цвета в воображении – короче, делать что угодно, чтобы наколдовать сон.

Однако возвращаться туда, где спали гостьи, Николь не захотела, тем более Елка уже развалилась звездой и экспроприировала ее плед. Прошла в комнату родителей, бухнулась на заправленную кровать, забурившись носом в подушку, пахнущую мамой, и прикрыла глаза. Надо подумать о чем-то приятном… Мозг услужливо выдал зрительный ряд: детство, она играет в шашки с дедушкой; носится с Веткой под весенним дождем; Вовчик дает прокатиться на новеньком велосипеде; парень, которого сегодня привел сосед…

Черт! Как у него фамилия? Вовчик же говорил. Волков что ли? Уж не тот ли волк шел за Никой по пятам?

Она аж подскочила на кровати. Села. Спасибо, мозг! Расслабления снова, как и не бывало. А с учетом разговора про вещие сны – получается вообще полная чехарда! Надо просто думать, как Виолетта. Это совпадение, игра ассоциаций, обработка информации мозгом.

Парень, конечно, очень симпатичный, глаза выразительные, четкие скулы, темно-русые волосы, а когда он улыбается, правда, редко-редко, на левой щеке у него появляется ямочка. Но на него ведь положила глаз Рада, а у подруг никого отбивать Ника не собирается. В конце концов, этот Леший – не последний молодой человек на шарике.

Девушка вздохнула. Вакулина, конечно, дала жару, такое только с ней произойти могло: кинула туфлю с балкона и попала прямиком в своего суженного. Наверное, какая-то доля правды в ее рассказе о цыганских предках все-таки имеется. И карты ее слушаются, и с гаданием все вышло. Хотя… Каким образом цыганские предки затесались в их семью, там, вроде, все врачи, еще и какие-то супер-крутые? Но Рада любит пыль в глаза пустить: кручу-верчу, правду сказать хочу.

Только почему-то всеравно немного грустно. Необъяснимо грустно. Потому что не хватает Асиной наивной веры в чудо, или прагматизма Виолетты, или Елкиной прямолинейности, или Радиного напора, чтобы чувствовать себя счастливой, ведь все-таки новенький привлек ее внимание.

Теперь Ника улеглась на подушку медленно-медленно, чтобы не спугнуть образ, нарисованный в воображении: Леша на фоне кухонной двери, глядящий на них с Вовчиком. Глаза немного печальные, или так просто кажется? В конце концов, он слишком мало знаком, чтобы сделать какие-то выводы. А парень он, правда, не слишком разговорчивый: все время отделывался односложными ответами, и больше слушал, чем говорил. Что про него удалось узнать? Учится в аграрном, кажется. На первом курсе. На кого учится – не понятно. Играет в одной группе с Вовчиком. На чем? Не сказал. Да, и про группу-то не от него услышала, просто в общем контексте сообразила, раз парни возвращались после репетиции. Наверное, он не вокалист, слишком уж молчаливый, а петь же это тоже самое, что говорить? Может, конечно, и не так. Еще Леша, как Ника обратила внимание, постоянно отбивал ритм пальцами, под клипы в телевизоре. Ударник? Или просто нервничал?

Ника так и провалилась в сон с этими размышлениями. И не понятно было, то ли все еще продолжает думать, то ли уже давно и глубоко спит, а все это ей только снится. Мысли текли ровно и тягуче, перетекали с одной на другую. Да, и логические выводы строились вполне себе правильные, не придерешься, как кажется. Например, что Вакулина сделала скоропалительный вывод, что Леший – ее парень. Подумаешь, туфля в него попала. Это ведь ничего не значит. Любое гадание – просто игра. Человек сам строит свою жизнь, и волен выбирать, с этим человеком ему быть или другим. А тут Радка решила за двоих сразу, и это неправильно.

– Ника! У тебя прокладки есть? – из сна Нику вырвал громкий шепот и легкие пощипывания за руку.

Открыла глаза. Было уже довольно светло, но, похоже, все остальные, кроме нее и Рады (да-да) спали.

– Есть? – не отставала Вакулина.

– Конечно, есть. Посмотри в шкафчике в ванной.

– Блин, Чудова, шутишь что ли? Буду я еще по чужим шкафчикам лазить!

– Я же разрешаю, – зевнула Ника.

Радка состряпала моську, подумала мгновение, потом вытянула вперед указательный палец, словно грозить собралась:

– Только если что пропадет, я не виновата! А то подумаете на меня!

– Да, кто подумает! И что? – удивилась Николь, но подруга уже умчалась и вернулась не слишком быстро.

А когда это, наконец, случилось, плюхнулась рядом, так что даже матрас запружинил.

– Ляпота-а-а! – протянула, зажмурившись. – Прикинь, началось неожиданно.

– Не страшно, – успокоила Ника.

– Родители когда вернуться должны? Чай попить успеем? – поинтересовалась со всей непосредственностью Рада.

– Успеем.

– Может мальчиков позовем? – Вакулина перевернулась и вытаращила на подругу свои бездонные очи.

– Надеешься, что еще один торт принесут?

Николь сама не ожидала, что шутка получится настолько ехидной, почти в стиле Виолетты, даже стало немного стыдно. Но Рада не заметила. Снова откинулась на спину и принялась масляно размышлять о том, понравилась она Лешему или нет. Наверняка ведь, понравилась! Не может же быть, чтобы нет! Яркая, целеустремленная! И в лоб туфлей заехала.

Послушаешь Радку, так она последнее чуть ли не специально сделала или Леший сам под туфлю подставился! И этот бред раздражал Николь.

– Вообще, он, конечно, не в моем вкусе! Молчит и смотрит. Не поймешь, что думает, – чирикала Вакулина. – И серьезный слишком. Мне больше такие, как Ольховский, нравятся! Ну, или Юзов! С этими сразу все понятно, они умеют девушку увлечь и развлечь.

Ника бы так не сказала, что с Вовчиком сразу все понятно, но спорить не решилась.

– Но кто знает! Можно заставить себя полюбить, – рассуждала Рада, -это, кстати, доказано. Значит, лучше выбирать в пару того, кто подходит тебе по жизни. А для души, для нерва – выбирать других.

Очень странные рассуждения. Любить одного, встречаться с другими. Вообще-то это изменой называется. Ника вздохнула. А подруга, похоже, неправильно трактовала ее вздох.

– Ну да. И приятно, когда в тебя кто-то влюблен! Но это как раз не проблема, есть особые приемы, чтобы парень решил, что именно ты – та самая. Главное, найти подходящий объект. И я его нашла. А ты хочешь?

– Чего?

– Чтобы тебя любили.

– Наверное, – ответила Ника, подумав.

А какой девушке не хочется? Даже те, кто заявляют во всеуслышанье, что замуж не собираются, что на парней им параллельно – и те не отказались бы стать героиней своего романа. Тем более, у Ники вполне себе хорошие примеры из семьи перед глазами. Никто не разводился, живут дружно, любят, уважают, понимают с полуслова.

– Так чего ж ни с кем не встречаешься?

Как будто это так просто! Не все же, как Радка, «пришел, увидел, победил», только в женской версии. У кого-то дружить с парнями хорошо получается, а в романтику это не переходит.

– Не получается, – ответила коротко. Нике, пожалуй, уже поднадоел этот разговор. С самого утра – и об одном и том же. – Пойду оладушки разведу.

– Вот, Чудова, это первая ошибка! – огорошила Вакулина. – Что ты, как бабушка – оладушки! Это парням не нравится. Надо говорить капкейки.

– А разница какая? – через силу улыбнулась Ника, в конце концов, она Радку давать советы не просила.

– Может по факту и никакой. Но уже то, что ты спрашиваешь – вторая ошибка.

– Спрашивать?

– Нет, не видеть, в чем ты заведомо не права! – и опять вытаращила глазищи.

Ничего не понятно! Но уточнять – себе дороже. Ника тряхнула головой и пошла на кухню. Скоро проснутся все девочки, зная, Вакулину, она их разбудит. Бесит!

Хотя бесит, наверное, прежде всего то, что Рада считает, что каждый встречный мальчик просто обязан обратить на нее внимание. Вкусы ведь у всех разные! Кому-то блондинки нравятся, кому-то брюнетки, шатенки, лысые, наконец! А привлекает Вакулина, вне зависимости от их предпочтений, потому что нацеливается на них и опутывает-опутывает паутиной. Хотя, может быть у нее просто репутация такая? Особо ни с кем из парней Радку не заставали, она больше трепалась только. Это впервые подруга выставила свою жизнь напоказ, едва табличку на Лешего не повесив: «Мой».

Задумавшись, Ника сама не заметила, как приготовила тесто на оладушки. Осталось только нагреть сковороду и испечь.

Рада предсказуемо всех разбудила. Сначала в кухне показалась хмурая Елка, потом мелькнула бесплотной тенью Ася, а самой последней – Виолетта. Снова с телефоном в руках, переписываясь с кем-то с загадочной улыбкой.

– Тебе помочь? – поинтересовалась дежурно.

– Нет, справлюсь, – ответила Ника.

Оладушки получались, как на картинке: ровные, толстенькие и румяные. Рука привычно отмеряла нужную порцию теста и выливала на сковородку. Девушке нравилось готовить. Особенно возиться с тестом – чего терпеть не могла мама. Так что в своей семье всех баловать печеностями приходилось Нике.

– Ого! – подлетела Радка. – Ты уже! А с чем?

– Там, глянь в холодильнике, есть сметана, сгущенка и варенье – можешь доставать, – разрешила Ника.

Вакулина вытащила все, раз разрешили, и даже уже надкусила один оладушек, зажмурившись:

– Вку-у-у-усно! – А потом подскочила, будто ужаленная. – Надо мальчиков еще угостить!

Обжигаясь, переложила больше половины наготовленного Никой на плоское блюдо и поскакала козочкой в квартиру напротив. Можно подумать, что это она с утра уже наготовила, хозяюшка!

Виолетта, глядючи на такое поведение, только фыркнула.

Открывший дверь Вовчик, видимо, проснулся вот прямо только что. Ника видеть парня не могла, но догадалась по голосу с хрипотцой, протяжности гласных.

– О, – удивился, – ты с гостинчиком?

– Да-а-а, – протянула Рада. – Дай, думаю, вкусненьким побалую!

И столько похвальбы было в ее интонациях, Нику аж передернуло! Но не кричать, что это она, а не Вакулина стоит с утра пораньше на кухне.

Радка не унималась:

– А где остальные?

– Толстый дрыхнет, Пашка в наушниках в танчики режется, – делая вид, что не понимает, кого на самом деле нужно девушке, принялся перечислять Вовчик, но напоследок сдался. – А Леший уехал.

Услышав это, Виолетта довольно хмыкнула и даже отложила телефон, теперь глядя в коридор, где разворачивалась весьма драматическая сцена.

– Как это? – опешила Рада.

– Да. Ему нужно было куда-то срочно. Позвонил что ли кто-то. Он и уехал, – отвечал Ольховский.

– И мне ничего не передал?

– А должен был?

– Ну, Вовчик! Не тупи! – взбесилась девушка. – Номер телефона там, или извинения.

– За что ему извиняться? – искренне удивился сосед Ники.

Похоже, что дразнить Радку ему нравилось, по приколу он говорил нарочно медленно, обстоятельно.

А Никасообразила вдруг, что уже не злится. И Вакулинараздражать перестала. Леший разбил всю ее жизненную философию в пух и прах.

5

Леший выудил в почтовом ящике пару бессмысленных рекламок, квитанцию и почтовое извещение, опять Женька чего-нибудь заказала, или мать. Но глянув внимательнее, удивился: в получателях значился отец. Ничего себе. И до старого мамонта прогресс дошел тихой поступью?

Привычно вбежав на свой этаж, порылся в рюкзаке, разыскивая ключ, но подкладка снова прохудилась, и теперь тот болтался где-то в недоступных пальцам бездонных недрах. Пришлось трезвонить. Жал долго, прекрасно слыша раздающееся в квартире чириканье.

Потом уловил еще звуки: шарканье шагов, и, похоже, даже двойное. Все ясно, Женька воспользовалась отсутствием родителей и его самого.

Дверь распахнулась. Прямо на пороге, взасос целуясь, застыли сестра и ее нынешний, будто никак не могли отклеиться друг от друга, всем своим видом показывая, что им не хватило ни ночи, ни утра, и будущей жизни тоже не хватит.

Леший не смутился. Прохладно поздоровался и обогнул парочку, предоставив им самим на выбор: закрывать дверь или так и стоять, украшая подъезд скульптурной композицией. Скинул обувь, повесил куртку.

– Я сейчас в душ, – поставил в известность Женю, глядя в сторону, – а потом в приют. Меня Богдан вызвонил, там что-то случилось.

– Случилось?! – наконец, оторвалась от своего занятия сестра, захлопнула дверь и повернулась к Лешему. – Леш, ему просто не хочется там убирать. Пользуется тобой, а ты терпишь.

– Никто мной не пользуется, – он стянул свитер, от которого почему-то еле уловимо пахло духами Ники, (порадовало, что не Рады, которая терлась рядом весь вечер!) хотел положить в стирку, но передумал.

Женькин безымянный приятель прошмыгнул мимо и заперся в туалете. Черт! Слышал ведь. Или до этого на гигиенические процедуры времени не хватило? Другим был занят?

Сестра уже гремела на кухне. Судя по звукам, готовила завтрак. Заглаживает вину? Или перед своим гостем выслуживается?

Леший раздраженно побарабанил по косяку. В конце концов, он вернулся домой, у него свои планы, и времени не так много.

Гость выскочил, подтягивая объемные семейки, не поднимая глаз, буркнул запоздалое приветствие, и скрылся в Женькиной комнате.

Наконец, Леший добрался до душа. Встал под горячие-горячие, почти на пределе терпежки, струи, прикрыл глаза. Несмотря на почти бессонную ночь, спать не хотелось. А вот желание согреться – все не оставляло. Какой-то непонятный внутренний холод, совершенно не объяснимый охватывал плечи. Уже запотела вся душевая кабинка, хоть картины рисуй.

Он и нарисовал. Вернее, написал: Николь. И пририсовал оленью жопку с задорным хвостиком. Потом смутился своего ребячества и стер, еще и проверил, чтобы следов не осталось. Даже думать не стоит! Леший сам видел, как девушка обнимала Вовчика. Они стояли на кухне, будто в другом мире, и жили параллельной со всеми остальными жизнью.

Именно тогда этот холод и проник внутрь Лешего. Хотя, казалось бы, чего жаловаться: пришел в гости без приглашения, а там на него тут же положила глаз весьма привлекательная девушка, даже, красивая, яркая, любой бы слюнки пустил, а он что-то кочевряжится, видно, слишком сильно туфлей припечатало, мозги отбило.

Леший намылился, ополоснулся, прямо в душевой почистил зубы. Наскоро обтершись полотенцем, снова натянул свитер, пахнущий Никой. Хотя бы так. Вышел и увидел, что Женькин кавалер уже за обе щеки уплетает яичницу прямо со сковороды. Наглость, конечно, но не отбирать же.

Однако оказалось, что сестра Лешему его порцию заботливо положила в тарелку, еще и сервировала, как в лучших домах, добавила кружочки помидора и колбасы. Чего ж тогда этому… не сервировала? Не заслужил?

Леший бросил взгляд на парня: тощий, патлатый, рыжий, весь веснушчатый, хотя и солнца активного, вроде, пока не было. Глаз так и не поднимает. Ест жадно, но аккуратно. А вот как его зовут? И вообще, представляла ли его Женька?

– Спасибо! Я побежал, – так и сказал безымянный, в сторону, очень тихим голосом, словно боялся кого-то разбудить.

Женька пошла его провожать. Через пару минут Леший услышал чмоканье, потом щелчок замка. И все. Ни тебе теплых напутствий, ни лирического прощания – был и сплыл.

Сестра вернулась. Села. Свернула в трубочку салфетку.

– Леш, ну что?

– Что? – он удивился.

– Ты размазываешь всех, кого бы я не привела.

– Я-а-а? – Леший даже закашлялся, ошметки яичницы полетели во все стороны. – Каким образом я его размазал? Звать и то не знаю как.

– Кириллом звать, – насупилась Женька. – И ты понял, что я хотела сказать. С Богданом мы расстались по обоюдному решению. Все, прошлого не вернуть, – сказала, как припечатала.

– Расстались и расстались. Ваше дело, – пожал плечами Леший. – Я тут при чем? Жень, не разводи сопли, я не лезу в твои отношения. И если я сказал, что мне позвонил Богдан, потому что ему нужна помощь в приюте, то это именно так, а не как-то иначе. Спасибо за завтрак, вкусно! – он послал сестре шуточный воздушный поцелуй, убрал в раковину тарелку и, глянув на часы, поспешил одеваться.

Телефон, так и позабытый в кармане на беззвучке, выдал уведомление, что Богдан звонил еще десять раз. Похоже, все серьезнее, чем нежелание бывшего сестры убираться в клетках. Набрав голосовуху:

– Еду, – Леший бегом припустил на автобусную остановку.

Но автобус еще не успел приехать, когда подрулила на своей старенькой «Девятке» Женька:

– Садись давай! Довезу, – скомандовала, опустив окошко.

Ломаться Леший не стал, быстро запрыгнул на переднее сиденье и пристегнулся.

– Ты супер! – похвалил сестру.

– Я в курсе, – поглядывая на дорогу в зеркало, отозвалась она.

В авто тихо наигрывало старые хиты радио. Парень привычно подхватил ритм пальцами. Сестра будто не заметила, хотя обычно тут же начинала возмущаться, то ли настолько погрузилась в свои мысли, то ли сосредоточилась на вождении. Вела Женя резковато, с напором, будто доказывала что-то.

– Я тебя выкину у поворота? – спросила неожиданно. – Пятьдесят метров пройдешь?

Леший кивнул. Ясно. Не хочет, чтобы кое-кто ее увидел. Жаль все-таки, что у Жени разладилось с Богданом. Они друг другу подходили. И ведь ни сестра, ни он не рассказывают о причинах, просто расстались и все. Как будто ничего и не было, и к свадьбе дело не шло.

Родители тоже не в курсе, что там у них случилось. То так, то эдак расспрашивали дочь, но та только отшучивалась. И периодически приводила новых ухажеров. Только все они довольно быстро растворялись в небытие, и оставалось горькое послевкусие, потому что раньше Женя такой не была.

Остановившись на светофоре, она недвусмысленно дала понять, что брату пора на выход.

– Ладно, пока, – попрощалась, когда парень отстегнулся. – Не давай Богдану садиться тебе на шею.

– Не дам, – пообещал Леший.

Хотя, на его взгляд, сестра была предвзята, свое личное отношение переложила на Богдана, без объяснений и права на помилование. Когда брат подал документы на ветеринарное отделение – всем своим видом показала, что это глупость несусветная. Но Леший считал иначе. Звери – лакмусовая бумажка, не каждому по силам увидеть в них себя, во всех своих нелестных проявлениях.

Войдя, кинул взгляд по рядам клеток. В одной дремал лис, самый настоящий, завел один дебил, а потом отдал сначала в одни добрые руки, потом в другие, в третьи. Каждый раз зверя возвращали предыдущему хозяину, тот вновь делал царский подарок. Лис переживал, болел, линял. И оказался в приюте под названием «Мохнатые дела», где живет уже с полгода.

В других обитали собаки и кошки, выброшенные, преданные, рожденные никому не нужными и однажды просто подобранные в самом разном состоянии. Всем им требовался уход и нормальное человеческое отношение. Поэтому, когда Женя говорила, что Богдан просто пользуется ее братом, то явно просто не вникала в жизнь приюта при ветклинике.

– Я пришел! – сообщил громко.

Богдан выглянул из заднего помещения, вытирая руки.

– Привет, Леха! Раздевайся давай. У нас запарка. Сразу три непростых случая, – перешел сразу к делу. – Привезли потеряшку с перебитой лапкой, потом лысый кот. И енот, – он прямо выделил это «и енот».

– А что с ним? – уточнил Леший.

– Ничего, – почему-то растерялся Богдан. – Просто енот.

Леший подзавис немного. Так, в придачу к лису теперь еще и енот. Скоро здесь вместо приюта для животных будет цирк, если количество человеческих дебилов не уменьшится.

– Он из контактного зоопарка, – уточнил Богдан, как будто это что-нибудь меняло. – Их расформировали что ли, заставили закрыться, короче.

Леший давно заметил, что, когда человек говорит «короче», коротким его монолог не получается. Вот и сейчас Богдан разродился целой речью насчет контактных зоопарков и их вреда для неокрепших детских умов и всех мохнатых обитателей. Потом перешел на требования к контактным зоопаркам, соблюсти которые невозможно, поэтому приходится закрывать. А зверей куда? Богдан распалялся, размахивал руками, и параллельно подготавливал клетки для новеньких обитателей.

Все нормально, в общем-то, для него. Зря Женя бочку катит. Хороший парень, болеющий за свое дело. И ветеринар отличный: к нему даже издалека приезжают, клиника процветает, поэтому есть возможность содержать при ней этот приют для мохнатых.

Приют и клинику отделял коридор. Пройдя через него, Леший познакомился с новыми обитателями. Енота привезли сразу с его любовно выструганным домиком. И теперь пушистик стрелял оттуда лукавыми глазками. Потеряшка – мохнатый песик с ошейником – грустно лежал, положив мордочку на перебинтованные лапки. Теперь главная задача – найти его хозяина, и вернуть ему, в привычной среде все заживет гораздо быстрее. Кот оказался не лысым. Вернее, лысым, нонепо природе. Какой-то идиот его побрил и выбросил на мороз – животное получило обморожение.

– Сегодня должен был прийти Игорь, но у него помолвка, – сменил тему Богдан. – Иришка тоже не смогла, малой заболел. Мы тут с утра прыгали с Максом, но ему тоже куда-то надо. Ты уж, извини, лишил тебя выходного.

– Ничего, – отозвался Леший и пальцем погладил потеряшку, шепнул: – Ты как? Держись, прорвемся, – потом поплотнее закутал кота, насыпал корма в миску, но звереныш отвернулся.

– Как Женя? – с легкой паузой перед именем поинтересовался Богдан.

– Нормально. Подвезла меня сюда, – не стал скрывать Леший.

А вот про Кира решил не говорить. И что сестра высадила его на повороте, чтобы ненароком не встретиться в бывшим парнем – тоже промолчал.

Тем более, ответ Лешего, видимо, Богдана вполне устроил. Он кивнул, измеряя температуру потеряшке, потом налил лекарство и скормил ему.

– Сфоткай, выложи пост что ли, – предложил, почесывая песика за ухом. – Иришка обещалась, но не сделала. Напиши, что найден в кустах у шоссе, ухоженный, но пока стрессует.

– Хорошо.

Богдан убежал в приемную, к посетителям.

А Леший тем временем сделал несколько фотографий, обработал слегка, отдельно акцентировал на ошейнике, мало ли. Напечатал пост и разместил в группах клиники и приюта, попросил о репостах. Все, дальнейшее зависело от подписчиков и воли случая. Кто-то кому-то расскажет, кто-то что-то увидит и вспомнит – возможно, информация дойдет и до хозяина потеряшки.

Потом на пару с вернувшимся Богданом помыли клетки, накормили животных, сделали все необходимое и срочное, а также то, что подсказывала душа. Уже к вечеру Леший понял, как устал, и хочет есть. За весь день, кроме яичницы, приготовленной Женькой, у него во рту ничего не было, пара кружек чая с сахаром не в счет.

– Ты иди, – устало прилег на кушетку Богдан, весь день буквально разрывающийся между клиникой и приютом. – Я дождусь Игоря.

– У него же помолвка?

– Ну, не свадьба же, – усмехнулся Женькин бывший. – Да, придет. Написал уже.

Леший кивнул. Стал собираться. Потом мельком глянул на свои посты в группах. Там уже развилась определенная активность. Люди делали перепосты и предположения, оставляли свои контакты на случай, если хозяин потеряшки не найдется.

– Найдется, – пообещал парень, глядя в глаза песику.

Тот еле слышно скульнул, будто понимая, что ему говорят.

Лысый кот на миг выглянул из своего теплого убежища, словно тоже прощаясь. Енот чем-то шуршал в своем домике. Лис спал, но, когда Леший проходил мимо, приоткрыл глаза и слегка вильнул кончиком хвоста.

– Бывайте, хвостатые, – шепнул Лешка напоследок, потом крикнул громче, заметив, что Богдан задремал. – Пока. Если что, звони. Но в понедельник у меня завал на парах и репетиция вечером.

– Ладно. Обойдемся без тебя, – сонно пообещал Богдан.

6

Если с утра клеишь-складываешь, складываешь-клеишь, и так уже, наверное, часа четыре без перерыва, поставив цель обязательно закончить, день кажется бесконечным. Ника даже с какой-то радостью оторвалась от макета, когда в комнату заглянула мама, сказать, что они с папой поехали в торговый центр, и поинтересовалась, не надо ли чего дочери. Ничего особенного Ника не смогла придумать, мысли работали сугубо в одном направлении: подробный макет квартала, рядом с колледжем, где она учится. Сверяясь с фото, с собственной памятью, злясь на непослушные пальцы и клей, который готов склеить все, кроме того, что надо, девушка невероятно устала.

– По-моему, очень даже узнаваемо! – похвалила мама.

– Правда? – услышать похвалу оказалось приятно, но Ника, как почти все творцы, слишком чувствовала разницу между задуманным и тем, что получилось.

– Да, ты – молодец! Даже не сомневайся!

– Тогда можно отдохнуть! – улыбнулась девушка.

Перебравшись в удобное кресло, принялась листать новостную ленту соцсети. Почитала посты знакомых и не знакомых, но зато интересных, людей, информационные сообщения пабликов. Наткнулась на сообщение, что в приюте «Мохнатые дела» при ветеринарной клинике очень ждет хозяина потеряшка с перебитыми лапками. С фото смотрел печальными глазами милый мохнатый песик. Фотограф уловил и передал эмоции зверя, казалось, что тот глядит прямо в душу, ищет там отклик. Помочь Ника могла только репостом, что сразуи сделала.

– Твой хозяин найдется, – пообещала девушка потеряшке, будто тот мог услышать. – Я верю!

Быстрее пролистнула, невольно расчувствовавшись. Картинки, картинки. Бесконечные закаты, рассветы, сугробы. Как до этого, совсем недавно – елки во всех вариантах и елочные игрушки.

Следующее фото Нику притормозило. Захотелось приблизить, рассмотреть мелочи. Только не потому, что понравилось. Причина была совершенно в другом: оладушки на знакомом до мелочей плоском цветном блюде пекла Ника собственноручно, а вот сфотографировала не она – Радка! Еще и подписала: «Вот какая я хозяюшка» с кокетливо подмигивающим смайликом. Вот Вакулина дает! И когда успела только! Тайком! Выставив так, будто сама пекла! Жрала сама – это точно!

Возмущение нахлынуло горячей волной и дало по мозгам не хуже вина. Злые слезы брызнули из глаз.

Ника набрала Виолетту:

– Привет! Видела, что Вакулина творит?

– А? – Ляхова, похоже, еще спала, голос показался сонным и отстраненным. – Где?

Ответила, даже ссылку переслала.

– Не видела. Сейчас гляну, перезвоню.

Но до того, как Виолетта перезвонила, Ника обнаружила ее комментарий под Радкиным постом: «Вакулина, фотка – не оладушек, его не съешь. Мы обе знаем, кто пек на самом деле» и злобно ухмыляющийся смайл.

– Гадина! – прозвучало в трубке резюме от Виолетты. – Любит чужими руками жар разгребать, хлебом не корми! – И безо всякого перехода: – Ты меня простишь, что я с тобой макет не делаю? Если надо прибегу. Вот прямо сейчас оденусь – и одна нога здесь, другая тут.

Ника хихикнула. Точно ведь. Макет они должны были клеить в парах. Она с Виолеттой. Но подруга внесла свой вклад тем, что накупила материалов и нафоткала квартал со всех углов.

– Не надо. Я уже все.

– Ты ж умница моя, – похвалила Ляхова и смачно зевнула.

Но сделать макет – оказалось одно, а вот упаковать его – совсем другое. Пришлось поломать голову, как все это упаковать, чтобы не принести на сдачу неприглядную лепешку. Хорошо, что к тому времени вернулись родители. Папа принялся сыпать идеями, достал с балкона какую-то коробку, предложил обмотать цветной фольгой, повязать бантом и поставить преподавательнице на стол.

– Не оценит, – отказалась Ника с усмешкой.

– Жаль, – папа отжигал, маме даже пришлось шутливо шлепнуть его, чтобы не дразнил ребенка.

Но идею с коробкой поддержала, правда с конструктивом в виде смятой бумаги, чтобы обложить макет. Сидели, мяли втроем, потом упаковали и даже проверили надежность, слегка тряхнув.

– Донесу! – вынесла вердикт Ника.

Перед сном еще раз пролистала соцсеть. Фото оладушек Вакулина не удалила, только подтерла запись и коммент Виолетты. Ладно, снимают же люди еду в кафе.

Порадовало, что потеряшка, судя по комментариям, вернулась к хозяину. Молодцы, ребята! Распространили информацию ручейками – и поплыла она в нужном русле.

Наутро Ника выскочила из дома с огромной коробкой в руках. Мама сунула деньги на такси, но тратить их на две остановки показалась слишком жирно. А в автобусе слишком народу много. Оценив, что времени вполне достаточно, потопала пешком. Однако за ночь выпал снег. Дворники не успели еще почистить дороги, поэтому пока Ника добралась до колледжа, вся, как мышь, взмокла.

У входа уже нетерпеливо перетаптывалась Виолетта.

– Сказала бы, встретились бы, – бросила, подхватывая коробку.

– Да, не тяжело, неудобно просто, – отмахнулась Николь. – Марту видела? Прикинь, если она заболела, и все отменится!

– С чего она должна заболеть?

– Мало ли, шмыгала же в пятницу, чихала.

– Точно. Я и забыла. Тогда оставим макет в шкафчике, домой носить не будем, – предложила Виолетта.

В этом году им всем выделили собственные запирающиеся шкафчики, а еще персональное место в аудитории для чаепитий и обедов. Разумеется, девчонки тут же навели там уют: стол со скатеркой, половичок, электрический чайник, притащили чайные чашки с узорами, повесили картинки на стену. И заставили всех, даже парней переобуваться в тапки.

– Не влезет в шкафчик, – прикинула размеры коробки Ника.

– Ну, на столе, – махнула сначала рукой Виолетта. А потом прищурилась, стиснула зубы и выдала: – Хотя, нет. Заберем домой, а то от Вакулиной можно чего угодно ожидать в свете последних событий.

У Ники злость на Радку уже прошла, долго сердиться и обижаться она не умела, поэтому над словами подруги только хмыкнула. Ну, чего может Радка сделать с их макетом? Себе забрать? А для чего он ей? Каждой паре задали свое задание.

Но, к счастью, Марта Олеговна пришла, и ничего с ней не случилось, хотя нос был распухшим и красным, как и глаза. Она обвела группу совиным взглядом, постучала карандашом по столешнице и проговорила хриплым голосом:

– Ждали, что меня не будет?

Все, разумеется, принялись ее разуверять, что ничего подобного, что как они могли, ведь Марта Олеговна их любимый преподаватель. Бас Елки буквально отдавался от стен. Одна Виолетта только посмеивалась и молчала.

– Ладно, убедили, – смилостивилась преподаватель.

Сказала выставить на столы макеты и стала проходить по рядам, царственно склонялась над работами ребят, тыкала пальцем и выносила вердикт: хорошо или плохо.

На макет Ники Марта Олеговна смотрела долго, спустив очки на самый кончик носа. Разглядывала там, непонятно что. Девушка уже не знала, что и думать.

– Ну, что ж, Чудова, великолепно, – заключила преподаватель.

– Мы вдвоем с Ляховой, – начала Ника.

Но Марта Олеговна перебила:

– Вы считаете, я не могу определить вашу руку? Однако если настаиваете, могу оценку справедливо поделить пополам и поставить каждой.

Виолетта опустила глаза. Ника глянула на нее, надеясь, что сейчас Марта Олеговна скажет, что пошутила, что, разумеется, делали макет девушки в паре, и она и не сомневалась. Но…

– Вы абсолютно правы, – Ляхова вскинулась. – Я не принимала участия в разработке макета. Моя только предварительная работа: фото и замеры. Если считаете, что этого слишком мало, можете не оценивать.

– Смело, девочка, смело, – Марта Олеговна даже похлопала выпаду Виолетты. – И я считаю, что вы остались мне должны собственноручно склеенный макет.

– Чего? – уточнила та.

– Парка.

Чувствовалось, что пикировка преподавателя и девушки имеет под собой еще что-то, помимо принципиальности. Нет, они словно говорили на особом языке, когда ты вроде бы понимаешь слова, но абсолютно упускаешь смысл.

Ника почему-то чувствовала себя виноватой перед подругой – не смогла заступиться. К черту этот макет! Хотелось взять и смахнуть его, и пусть кропотливая работа сомнется и потеряет вид – не жалко. Но Виолетта слегка улыбнулась – и отлегло.

– Завтра принесу.

Марта Олеговна отвязалась. Перешла к работе Елки и Аси. Те точно делали вместе. Вчера звонили Нике раз двадцать, уточняли то одно, то другое. Задания у них, конечно, были разные, но суть-то одна.

Радка делала макет вместе со Смирновым. Вместе или просто свою часть – никто не знал. Но преподаватель не докопалась. Указала на неточности, велела исправить до следующего занятия.

Потом читала занудную лекцию, как всегда, делая упор на том, что ее предмет – самый главный, что не быть ребятам хорошими архитекторами, если они наплевательски отнесутся к тому, что дает она, Марта Олеговна.

Конечно-конечно. Разумеется, ее предмет – наиважнейший. И еще пара десятков таких же предметов в каждом семестре. А потом работодатель посоветует забыть все то, чему ты учился и прикрепит тебя к какой-нибудь стажисту, который в самом худшем случае за полгода даст тебе полный экспресс-курс.

Наконец, прозвенел звонок. Перемены продолжались двадцать минут. Виолетта пошла заваривать чай, потому что, как всегда, сразу после пробуждения завтракать не хотела.

– Мне тоже! – попросилаРада, для нее это было нормой: присесть на хвост кому-то, но, если люди везут, почему бы не ехать.

– Сама, – отрезала Ляхова на этот раз.

Вакулина фыркнула и пробормотала, что кое-кто срывает на других свое плохое настроение. Потопала следом, переобула каблуки на мохнатые тапки и принялась искать свою чашку.

– Ася, – крикнула через минуту, – моя не мытая, я твою возьму?

– Сходи и помой, служанок здесь нет, – ответила вместо Аси Виолетта, прихлебывая чай, Ладынина даже рот раскрыть не успела.

Рада в сердцах фыркнула что-то, и выскочила, даже забыв переобуться.

– Что происходит, девочки? – Елка наморщила лоб и проводила Вакулину недоуменным взглядом.

– Бесит, – честно призналась Виолетта.

И рассказала про фото оладьев в соцсети. Вспомнила какие-то другие мелочи, на которые сразу внимание не заостряешь, но, когда они повторяются из раза в раз, начинают бесить. Что Радка прилипла к их компании, будто банный лист, а хочет ли с ней кто-нибудь дружить – вопрос.

– Не знаю, – неуверенно дернула плечами Ася, – мне нормально.

Елка промолчала – Радка не раз поддразнивала ее за лишний вес, а кому это понравится. Но вес ведь и на самом деле – лишний. И все она говорила правильно.

– Да, ладно, проехали. Сами же видели, она запала на того парня, вот и чудит, – Ника, по своей привычке, постаралась найти подоплеку проступку.

Чем, однако, разозлила Виолетту еще больше:

– Да, давай, жалей всех, бесхребетная моя! – Ляхова зашвырнула тапки в шкафчик, схватила сумку и ушла.

Между оставшимися девушками повисло тягучее молчание. Казалось, каждая прокручивает в своих мозгах сказанное. Тем более, и Вакулина что-то уже очень долго мыла свою чашку – не иначе услышала что-то краем уха, обиделась и прячется где-нибудь.

– Попили чаек, – выдохнула Елка с сожалением.

– Я поищу Раду, – предложила Ася.

– Сейчас уже пара начнется.

– Так мы, типа, чашки моем, – вскинула свою Ника и мотнула головой к выходу.

Рада нашлась в коридоре. Вопреки опасениям, она не плакала где-нибудь в уголочке, а стояла и мирно беседовала с Ольховским, постукивая по ладони своей чашкой.

– Привет, Вов! – поздоровалась Ника.

Остальные тоже махнули.

Раз успокаивать Раду не пришлось, то просто вымыли свои чашки, а после вернулись в аудиторию, даже не опоздали, потому что сам препод задерживался. Наверняка, где-нибудь перекуривает, или тоже чаи гоняет. Для Сизова – это норма. Он мог и вообще не прийти, просто потом скинуть старосте задание и на голубом глазу отправить кокетливый смайлик вдогонку.

Но хотя бы Сизов свой предмет не называл единственно важным из всего курса. А ведь казалось бы – «Безопасность жизнедеятельности»! Звучит! Куда без нее? Везде должна присутствовать и сопутствовать. Даже чтобы чайник подогреть нужно соблюдать правила и инструкции, а уж чтобы дома строить – тем более. И во время стройки, и потом. Чтобы простояли пусть не века, но десятилетия точно. Чтобы в них рождались и уходили в вечность, любили и ненавидели, предавали и ждали вопреки – короче просто жили, самые обычные люди, не из книг и фильмов – а не думали, что сейчас обрушится потолок или провалится пол.

Пока Ника думала про «Безопасность жизнедеятельности», вернулась Рада. Как ни в чем ни бывало поставила на место свою чашку, и заявила:

– А нас парни в среду на репу приглашают.

– Парни? – переспросила Елка.

– Ну, Ольховский, – конкретизировала Вакулина.

– Это же вечером? – наморщила лоб Ася. – Я не смогу, – протянула разочаровано.

– Тех, кто не сможет, никто и не принуждает, – ответила Радка. – Мне, вот, интересно, чем там они занимаются. И там же, в конце концов, тот, кого я нагадала – Алексей, – она улыбнулась.

И не понятно было, прикалывается или сама верит, что крещенское гадание чего-то значит.

Ника примерила на себя: стала бы она так цепляться за парня, если бы он ей не понравился? Наверное, плюнула бы на гадание, и все. А Рада – зацепилась, по крайней мере, на словах. Прет на абордаж на всех парусах.

7

Ольховский никак не ожидал, что в коридоре его остановит Вакулина. Разумеется, друг друга они знали, но сосуществовали параллельно, точкой пересечения служила Ника. А тут вдруг такое внимание, да еще такое яркое и неожиданное, с объятием и дружеским поцелуем. Явно, Радке что-то нужно, и не нужно даже быть семи пядей во лбу, чтобы это понять.

– Привет, Вова, – улыбаясь голливудской улыбкой, пропела Вакулина.

– Привет-привет, – ответил он, подыгрывая девушке.

– Как дела?

– Все по-старому, с субботы ничего не изменилось.

– А как твой друг поживает?

– Какой? – прикинулся дурачком Ольховский. – У меня друзей много.

– Алексей, – протянула, приподнимая бровки и слегка надув губки, девушка.

Вовчик едва не заржал в голос. Она, правда, думает, что зацепит такими приемчиками? Это ж детский сад, ясельная группа. Или ему понятно, потому что у него есть старшая сестра – Янка? К тому же, чего с ним-то строить из себя непонятно кого, если нацелилась на другого? Или девушка просто оттачивает навыки? Механически?

– Так я Лешего с субботы не видел, – честно ответил Вовчик, а что списывался с тем буквально минут пятнадцать назад – говорить не стал.

– Хороший парень, – похвалила Вакулина, – и очень мне понравился.

– Я заметил, – усмехнулся Ольховский.

– Правда? – сделала вид, что удивлена Радка.

– Ага. Ты ж не слазила с него, – огорошил он.

Работать тренажером надоело. Хотелось уже уйти. Не, если бы Леший проявил к Вакулиной хотя бы мало-мальский интерес, Вовчик бы другу помог, но тот ни сном, ни духом не вспоминал красотку. Счастлив, наверное, что успел сбежать до того, как она обзавелась номеромего телефона.

– А когда у вас репетиция? – вдруг завернула Вакулина с другого бока.

Ольховский оказался не готов к такому повороту, надеялся, что девушка и дальше будет выпытывать про Лешего, контакты там, телефончик, район проживания, среда обитания…

Ну, хотя репа – тоже среда обитания. Только Вовчик сразу не сообразил, поэтому сказал правду:

– В среду в шесть.

– А можно мы придем? С девочками? – не отставала Рада.

– Зачем это? – почувствовал подвох Ольховский.

– Послушаем, как играете. Может посоветуем чего. Вы ведь к восьмому марта готовите репертуар, говорили?

Они об этом говорили? Вовчик уже и не помнил. Но, наверное, да, иначе откуда бы Вакулина это взяла.

– У меня самой голоса нет, – скромно потупилась та, – а вот у Елки шикарный. Мы как-то ходили в караоке, она здорово пела.

Дмитриева? На пару с Юзовым? Это уже прикол! Вовчик не смог сдержать улыбки, представив картину Репина9. К тому же оказался нежданчик, что Радка спокойно признается в том, что чего-то не умеет, а то порой иногда возникало впечатление, что ей по силам абсолютно все, такой уникальный симбиоз красоты и таланта.

Но на сей раз она не кокетничала, вполне серьезно констатировала факт, что Елка петь умеет, а она – нет. И, похоже, искренне хотела помочь.

– Ну, приходите, – разрешил Вовчик. – Только без опозданий и без базара.

– Оки-оки, – заулыбалась Вакулина.

Отцепилась от Ольховского и скрылась в своей аудитории, помахивая чашкой.

Вовчик по инерции шагнул за девушкой, но потом сообразил, что там ему делать точно нечего. У него своя группа, свои лекции. И, кажется, сейчас должно быть практическое задание, если он не перепутал.

Не перепутал. И хорошо, в общем-то. Препод дал задание, а сам уткнулся в ноут. Хочешь сам выполняй, хочешь списывай – все на твоей совести. Разумеется, Вовчик списал – у Толстого. А тот – из интернета. Пожалуй, только Пашка принципиально делал сам.

– Завтра девчонки на репу придут, – шепнул Толстому Вовчик.

Лицо друга сразу вытянулось, как у мультяшного героя. Валька помолчал, обдумывая новость, а потом поинтересовался:

– А у Самойлова ты разрешение спросил, прежде чем приглашать?

– Я не приглашал, – огрызнулся от досады Ольховский, – Радка сама напросилась.

Толстый аж присвистнул, чем сразу же привлек внимание препода. Тот оторвался от своего ноута и пристально обвел взглядом студентов. Разумеется, Валек моментально сделал вид, что он тут совсем ни при чем, даже показательно принялся озираться по сторонам, мол, кто это тут соловьем заделался. Прокатило.

– Самойлов точно будет против. Еще и тебя выставит болваном.

Да, Самойлов мог. Формально он считался фронтменом группы. Хотя, гораздо больше первая роль подходила Пашке Юзову: и вокалист, и красавчик, и отличник, и тусовщик. А Артем что? Подумаешь, нашел место для репетиций и определился со временем. Не он, так другой бы сделал, просто Самойлов успел раньше, приведя аргумент, что у третьекурсника больше прав, а ребята не стали спорить.

– Тогда надо как-то по-хитрому, – задумался Вовчик. – Чтобы, типа, мы совсем ни при чем.

– Ага, – скептически усмехнулся Валентин. – Случайно забрели, да? На громкие звуки? И Вакулина тебя в первую же минуту сдаст.

Наконец, разговор привлек и Пашку, сидевшего позади друзей. Он уже несколько минут прислушивался, но не вмешивался. А сейчас, слегка нависнув над своей партой, оказался почти посередке между парнями.

– Артемон согласится, только если их Веруся порекомендует.

– Порекомендует, – уверенно пообещал Вовчик.

– Как? – не поверил Толстый.

– Вакулина сказала, что Елка круто поет. Просто надо сообщить это Вере Палне, – Ольховскому даже как-то полегчало, будто гора с плеч свалилась.

– И что? – осклабился Юзов. – Так прямо подойдешь и скажешь?

Вовчик кивнул. Сглотнул молча густую слюну, так, что дернулся кадык. Да, в плане, конечно, имелся изъян, но, в конце концов, не сожрет же его Веруся. Она сама сказала предлагать, что можно еще включить в программу концерта. Вот Вовчик и проявит инициативу, сосватает Дмитриеву, скажет, что сам слышал, как она поет.

Вера Пална поверила. Задумалась, наморщив узкий лобик. Сегодня шали с кистями на ней не было, поэтому она куталась в объемный палантин, у матери Вовчика тоже такой имелся, только она его не носила, как купила, так и висел на плечиках, но название Вовчик запомнил.

– Ну не зна-а-аю, – по своей привычке протянула женщина. – А аккомпанировать кто будет?

– Мы, – пообещал Ольховский смело. – Только вы должны это предложить Артему сами, он вас послушает, а нас нет.

– Да-а-а? – жеманно переспросила Веруся. Потянулась, как кошка на стуле, выгнулась. Подумала. – У вас репетиция когда?

– Завтра.

– Ну, пусть на нее Дмитриева заглянет. Определимся.

– Только, – Вовчик ковал железо, пока горячо, – она одна засмущается, пусть уж с ней подружки придут. Ничего?

– Ничего, – согласилась Вера Пална.

И уже вечером, дома, до Ольховского дошло, что он не учел еще одного в своей сложной комбинации: Елку! Она-то и знать не знает, что ей надо петь!

Он тут же принялся звонить Толстому и выкладывать новую проблему, в полный голос, совершенно забыв, что мать сегодня дома, и она уже легла спать.

– Владимир, – явилась родительница прямо в ночнушке, немного заспанной и трогательной без своего обычного «боевого раскраса», – ты не обнаглел? Я вообще-то сплю!

– Извини, мам, – прикрыв трубку, отозвался Вовчик и сделал кроткие глаза. Дождавшись, когда мать уйдет, продолжил разговор, теперь уже шепотом.

Толстый, похоже, ел – явно донеслось причмокивание. Ну, хотя бы не спал.

– И что предлагаешь? – спросил отстраненно.

– Позвони Дмитриевой, – попросил Вовчик.

– Почему я?

– Потому что ты для нее найдешь аргументы, – отбрехался Ольховский. – А у меня мать дома, ругается, что я треплюсь.

Не говорить же прямо, что Елка неровно дышит к Вальке. Тогда он станет обходить ее в радиусе полкилометра, стыдливо сутулиться и мямлить. А этого точно нельзя допустить.

Толстый, как ни странно, согласился, не стал спорить, переругиваться, набивать цену. Надо, так надо. Аргументы, так аргументы. Мать, так мать.

И уже через полчаса отправил жест окей, вместо долгих пояснений. Круто, в общем-то.

Вовчик достал свою парилку, зарядил вкусным стиком и открыл форточку. Обычно дома он курить себе не позволял, но что-то сегодня нервы сдали, захотелось слегка порелаксировать перед сном, это же не громкий разговор по телефону, мать разбудить не должен.

Но она или не спала больше, или все-таки проснулась. Снова возникла на пороге комнаты с укоризненным видом.

– Сын, ты даже не обнаглел, ты охренел! – возмутилась, скрестив руки на груди.

– Мам, – он проглотил весь дым и закашлялся от неожиданности.

Она подошла, забрала парилку, погрозив прямо ею, и ушла. Все понятно. Придется покупать другую – эту не отдаст. Или бросать уже покуривать? Начал же по глупости, просто чтобы попонтоваться, пыль в глаза пустить. Казалось, это круто. Ни фига! Просто дурацкая привычка, одна из, и никакой крутизны.

Перебрался в постель с телефоном в руках, принялся лениво перелистывать картинки. А потом услышал тихий стук: длинное тук и два тук коротких – их с Никой позывной из детства. Показалось?

Но стук повторился. Еле слышный, на самом пределе слуха. Подскочив к общей розетке, через которую они приноровились тогда разговаривать, шепнул:

– Ольха на проводе. Прием! – при таком способе общения приходилось придерживаться правила: сказал, прислонись ухом.

– Вовчик, ты с ума сошел? Прием.

– С чего бы это? Прием.

– Вакулину на репу пригласил! Прием.

– Не только ее. Вас тоже. Прием.

Но Ника замолчала. То ли убедилась, что все верно и спать ушла, то ли обдумывает. Ольховский навалился на стену, прикрыв глаза.

Сколько они так в детстве болтали – не сосчитаешь! Решали все вопросы, которые могли. Он советовался с подругой по поводу девочек. Интересно, а вот Чудова с ним по поводу мальчиков мнениями не обменивалась. Вообще они у нее были? Как-то этаинформацияпрошло мимо Вовчика. Но вообще всегда казалось, что с Никой маленькой был рядом в качестве галантного кавалера дедушка, потом он заболел, потом умер… И она просто так и не нашла достойную замену.

– Ника, прием! – шепнул в розетку.

– Чего? – тут же отозвалась она и замолчала.

– Не сказала «прием».

– Ну, прием, Ольховский! Чего ребячишься?

– Прием! – потребовал он.

– Прием, – послушно добавила она.

– Ника, а ты же тоже петь умеешь. Вы с дедушкой хорошо пели, я помню. Может, на пару с Елкой чего-нибудь сообразите? Прием.

– В смысле? Прием.

– Елка тебе не писала? Прием.

Вовчик не учел, что Толстый поговорил с Дмитриевой не так давно, она, небось, еще переваривает предложение, краснеет, бледнеет, обдумывает. С подругами пока поделиться не решилась. В переизбытке чувств долбанул себя по лбу.

– Ника-а-а-а!

– Я подумаю, – донеслось из дырочек.

Ну, ладно, хоть не отказала.

– Ника, а у тебя парень есть? – вопрос сам слетел с языка, Вовчик и сам не ожидал от себя.

– Дурак ты, Ольховский, – донеслось обиженное.

Блин!

Но Вовчик заулыбался. После разговора стало легко, как будто поговорил с кем-то близким-близким. Такого даже с Янкой не случалось, хоть она и сестра. Может, потому что с ней у Вовчика шесть лет разницы? Или она сама по себе другая. А Ника – это Ника. С ней ведь даже ссоришься как-то не по-настоящему. Наверное, когда-то в прошлой жизни они были близнецами, понимали друг друга с полуслова.

И Вовчику ничего не мешало поступать так, чтобы делать Нику счастливой. Всегда.

8

Самойлов нервничал, подспудно понимая, что в прошлый раз перегнул палку: психанул, смотался, как салага. Вдруг ребята плюнут на него и сами организуются с группой? Теперь собери-ка другую, а подводить Веру Палну не хотелось. Она словно воочию возникла перед мысленным взором Артема, вся такая томная, мягкая, трогательная – как такой откажешь? Беспокойство подкатывало к горлу, заставляло судорожно вдыхать.

А парни все не шли. Самойлов, чтобы успокоиться, начал подкручивать колки, дергая струны и прислушиваясь к звукам. Мантра про то, что группа только его, что он волен поступать, как захочет, и вести себя единоличным командиром, похоже, уже не действовала. Артем, конечно, по-прежнему свято верил в свой талант, но что не справится один – тоже понимал.

Послышались голоса. Только почему-то женские. Странно. Раньше на этот зальчик претендентов не было, будет обидно, если придется таскать инструменты с собой, или вообще делиться. Самойлов внутренне приготовился выдворить претенденток на помещение вежливыми, но бескомпромиссными аргументами.

Первой за порог ступила Вера Пална, как всегда спокойно, с достоинством огляделась по сторонам, приветственно кивнула Артему. За ней следом вошли три девушки, кажется, со второго курса, Самойлов их видел мельком в коридорах и на общих мероприятиях: одна – высокая, крупная, другая – неприметная девчонка, третья – красивая и уверенная в себе девица. Чего они тут забыли?

Однако Вера Пална уже отвечала на незаданный вопрос:

– Артем, я тут девочек привела. У них есть варианты для мартовского концерта, но им некому аккомпанировать, надежда только на вас.

Новость не слишком порадовала. Артем все еще надеялся, что Вера Пална оценит должным образом его песни, а тут еще вокалистки. Под «Серебро» станут косить? Или под «ВИАгра»? Или под «Ранетки». Наверняка, и репертуар у них из той же категории.

– Хорошо, – ответил, проглатывая раздражение.

– Надеюсь на вас, – Вера Пална улыбнулась, играя ямочками на щеках, и шутливо погрозила Самойлову пальцем, словно считывая все его мысли. – Это важное мероприятие, отнеситесь со всей серьезностью, – и присела на стул.

Смотреть на девушек без неприязни у Артема не получалось. Самая красивая с легкой улыбкой уселась на стул, непосредственно подогнув под себя одну ногу, а толстушка и простушка – как обозначил их про себя Самойлов – поднялись к нему на сцену.

Толстушка подошла к синтезатору и пробежалась по клавишам одной рукой. Набросала мелодию, легкую и незамысловатую. Еще одна клавишница? Толстый не обрадуется. Простушка же просто вертелась около подруги.

Наконец, послышались голоса парней. Толстый, Пашка, Вовчик и Леший ввалились шумной компанией и, не особо удивляясь при виде посторонних, поднялись на сцену, занялись обычной настройкой инструментов. Красотка тут же соскочила со стула и завертелась перед Лехой, откидывая волосы, жеманно вытягивая шею. Судя по всему, они уже были знакомы. Да, и все остальные, похоже, тоже.

Самойлов почувствовал в чем-то подвох. Да, девушек привела Вера Пална, да, для концерта… Но Артем невольно засомневался. Настроение испортилось еще больше. Опять показалось, что его никто ни в грош не ставит, а ведь здесь главный он.

– Я чего-то не знаю? – сквозь зубы полюбопытствовал Самойлов, подойдя вплотную к Ольховскому, тот только пожал плечами и невинно похлопал глазками.

– Итак! – Вера Пална поднялась и хлопнула в ладоши. – Это Лена и Николь. У них есть желание выступить на нашем концерте и голос. Думаю, вы сможете им саккомпанировать. Ну, что? Леночка, вы готовы? – медово улыбаясь, справилась женщина после короткого представления, впрочем, никак не обозначив третью девушку.

– Готовы, – басовито ответила толстушка и попросила микрофон у парней.

– Сейчас, – метнулся Юзов.

– Чего поём? – поинтересовался Толстый, настроившись подыгрывать.

Девушки запели. У Лены голос оказался под стать габаритам – густой и насыщенный, у другой – более высокий, но очень приятный. Репертуар был не слишком богатым, но разнообразным: «Кто победил, герой» АББЫ в переводе, «Нежность» из стародавнего фильма и «Хочешь» Земфиры, а потом, неожиданно, «Ведьма и осел» КиШ10. И если на первых трех Вера Пална согласно кивала головой, то на последней почему-то стыдливо прятала взгляд и усмехалась, а потом заключила:

– Последняя, пожалуй, немного не в тему.

Немного? Самойлов едва не подавился, вытаращился на женщину во все глаза, будто в тщетной попытке взломать чуланчик ее тайных мыслей.

– А вот остальные, думаю, подойдут. Вы обратитесь к Вике Исаевой, она занимается составлением сценария, – Вера Пална встала, собравшись уходить.

– А репетировать они с кем будут? – все еще не понимая, в чем подвох, спросил Артем.

– Так я же сказала, с вами, – женщина ответила безо всякой паузы и раздумий, будто уже все давно решено.

Приехали!

– А наши песни?

– Играйте, репетируйте, все же обговорили, – улыбнулась Вера Пална, игриво повела плечами и ушла.

Вот так просто!

У Самойлова все внутри закипело! Хотелось наорать и набить морду кому-нибудь. Но ведь просто так не будешь на людей бросаться. Он так крутанул колку, что струна лопнула, издав жалобный звук, еще и по руке дала, больно и обидно, еще и деньги тратить на новую.

Красотка, снова приземлившаяся на стул, правда, прямо перед Лешим, чтобы и его видеть, и себя показать, кажется, единственная заметила, что случилось. Самойлову внезапно захотелось, чтобы сейчас она чего-нибудь сказала, тогда у него бы появился повод сорваться. Но девушка молчала, только пялилась, теребя шею.

Вовчик о чем-то шептался с Толстым. Юзов рассматривал свой микрофон, словно только что увидел. Похоже, дискомфорт, что сейчас здесь находятся посторонние, испытывал только Артем. Слизнув каплю крови, выступившей на руке, размотал струну и бросил прямо под ноги.

– Играть будем или нет? – поинтересовался зло.

– А как ты без струны? – спросил Вовчик, наконец, обратив внимание.

– Как Паганини, – огрызнулся Самойлов.

Толстый фыркнул, хорошо, хоть в голос не заржал, конечно, он единственный из ребят закончил музыкалку, остальные самоучки или с репетиторами занимались в свое время. Захотелось куснуть его, и побольнее.

– Валек, пусти даму за клавиши, она тебя научит, – сказал Самойлов, с ехидным прищуром.

Толстый слегка покраснел и потупился. Ему что, нравится эта Лена? Артем удивился. Ни одна из трех девушек в его вкусе не была, но если выбирать, то лучше уж ту, что сидела в качестве зрителя.

– Лен, покажешь? – буркнул Валя.

– Так чего показывать? Наигрывал же уже, – отозвалась толстушка и хихикнула.

Да, парочка, водка да чарочка – Артем уже не знал, что и думать. В голову просто лезла всякая дребедень. Но, в общем-то, если Веру Палну все устраивает…

Только сейчас Самойлов заметил, что Леший тихонько отбивает ритм. Сам для себя, просто, чтобы занять руки и ноги. В сторону красотки не смотрит, хотя она так и ерзает на стуле, а если и поглядывает, то только на ту девушку, которая показалась Артему самой незаметной из трех, Николь.

А та бесцельно бродила туда-сюда, спустившись со сцены вниз, рассматривала зал, остановилась перед одной из картин, потом перешла к другой, хотя не на выставке же, здесь не произведения искусства – просто любительская мазня, продукт творчества студентов всех времен и курсов, но ее это не смущало.

– Эй, ребята, – проснулась красавица, – время идет, а вы все собираетесь, как-то тут у вас организация хромает.

– Хочешь поруководить? – исподлобья выдал Самойлов.

– Нет, Паганини, куда мне.

Блин! Он чуть не взвыл, кажется, девица еще и кликуху ему приклеила! Он совсем забыл, что сам подставился, она только подхватила.

Чтобы не впасть в полное отчаяние, Артем сосредоточился на том, что отстукивает Леший, стал подавать аккорды. Буквально тут же присоединился Ольховский, потом Толстый, и … Полетели. В кураж, в драйв, с каждым звуком погружаясь в особый мир, где отсутствуют проблемы и комплексы, где ты царь и бог, где нет земного и в тоже время есть оно все.

Самойлову нравилось это состояние. Он, как наркоман, ловил кайф, стремился к нему, ему хотелось все повышать и повышать дозу. И ужасно бесило то, что сковывало: неумение, боязнь показать свою некомпетентность и что его просто возьмут и сместят.

Когда доиграли, девушки захлопали. Переглянулись и выдали самые настоящие аплодисменты, вкупе с восхищенными взглядами. Все.

– Тебя как звать-то, Паганини? – спросила красотка.

– Артем, – сейчас он даже не обиделся.

– Молодец, Артем! – с чувством похвалила та. – А я Рада.

Оценила, значит? Самойлов даже не знал, как к этому отнестись, польстила девица ему или нет. Но картинно кивнул, так, что челка слетела на глаза, и улыбнулся на тридцать два зуба.

Артем сначала предложил отыграть песни девушек, потом свои, в смутной надежде, что гостьям наскучит, и они уйдут.

Обе солистки встали к микрофону. Рядышком, плечо к плечу, хористки – да, и только. Не хватало еще строгих костюмов, юбок в пол и отглаженных лент в косах. Кос, впрочем, тоже не было, у обеих девушек волосы чуть ниже плеч. Артем поглядывал на них исподтишка, гадая, понравится им выступать или нет. Лучше, конечно, если отвалят после концерта, а вдруг нет?

Договорились, что играют каждую песню дважды. Если что-то совсем не получается, оттачивают в другой раз. Леший задал ритм. Лена и Ника запели, пожалуй, лучше, чем парни аккомпанировали: то один отстанет, то другой убежит, Самойлов постоянно путался в аккордах, Толстый обычно хорошо импровизирующий, тут вдруг портачил раз за разом – будто сглазил кто.

Рада заскучала, то и дело пряча зевоту, когда ребята стали останавливаться и возвращаться к провальным моментам, вопреки изначальным договоренностям. Она, видимо, ждала шоу, а тут оказалась работа, нудная, в чем-то безынтересная. И Леший на нее особого внимания не обращал. Девушка переместилась назад, к подоконнику, достала блокнот, ручку и принялась что-то строчить. Стихи? Дневник? Домашку? Или вообще просто записывает поток сознания? Только странно, что не использует телефон, заметки. Это показалось неожиданно-старомодным. Самойлов снова отвлекся, потерялся и сбился.

– Артем, блин! – прилетело от Ольховского.

– Пирожок, – среагировал он, делая вид, что весь в процессе.

В итоге, песни девушек отыграли не по два раза, а по десять, или даже больше. Под конец даже стало что-то получаться, пусть не идеальное, но хотя бы приемлемое. И устали все, включая Лену и Нику, словно не музыкой занимались, а штанги тягали.

Самойлов надеялся, что после своей части девушки уйдут, но фигушки. Они расселись в первом ряду и уставились, будто кошки. У его бабушки имелось целых четыре, он знал, с чем сравнивает: тот же взгляд, то же любопытство, те же выжидающие позы.

Когда парни начали играть свои песни, поначалу выходило ничуть не лучше, чем с песнями девушек. Артем, пользуясь моментом, пытался предложить свое, мол, все равно пока ничего не решено, но ребята приводили жесткий аргумент: Вера Пална, которая его творчество не утвердила.

– Артем, вы пока неизвестны широкой публике, – раздался бархатистый голос Рады, – потерпите, и скоро вас будут умолять исполнить ваши песни.

Лесть, конечно. Но Самойлов ее оценил, не замечая ухмылок остальных.

9

Рада ожидала от репетиции большего. Не профессионального исполнения, конечно, но и не такой откровенной лабуды. Особенно раздражал этот Паганини-зазнайка. Постоянно витал в своих мыслях, обижался, как ребенок. Кажется, он со старшего курса, а вел себя, как мальчишка.

И Леший… В Радином представлении это должно быть невероятно сексуально: парень за ударной установкой, горящие глаза, напряженные мышцы, сплошной адреналин – и опять же ошиблась. Не разочаровалась на все сто, конечно, но удовольствие оказалось так себе: сидит себе за барабанами, пытается подстроиться под музыку, потому что остальные подстраиваться под него не хотят, и самое удивительное, Леший и не настаивает.

Плюс, конечно, тоже имелся: красивые голоса у Елки и Ники. Сама Рада петь не умела – с интонированием были проблемы, музыку слышать могла, а вот сама спеть даже песенку про елочку нет – перевирала безбожно. Причем, выяснилось это в первом классе, когда девочку решили записать на класс фортепиано.

Помнится, бабулечка (на самом деле прабабушка, но Рада привыкла так ее называть) жутко расстроилась этому факту, даже водила ее к лору, какому-то там знаменитому и расхваленному, подняв старые медицинские связи. Тот только вздохнул, и сказал, что у всех свои таланты, ведь от крокодила не ждут, что он будет лазать по деревьям.

Рада на заключение поначалу обиделась, посчитав, что злобный дядька обозвал ее крокодилом, но бабулечка рассмеялась и объяснила, в чем дело. И принялись активно искать талант у девочки. Танцы отпали: там те, кто не блистают, остаются на вторых ролях, а быть на вторых ролях Раде не нравилось. Все виды спорта – забраковали мама и бабушка, сказав, что профессиональный спорт – это всегда боль, преодоление и травмы. Бабулечка подумала и согласилась, она и сама до пенсии врачевала. Шить и вязать у Рады не хватало терпения. С энной попытки наткнулись на отличного педагога по рисованию. Вакулина втянулась, и поняла, что крокодилы отлично плавают.

Жаль, что сейчас бабулечка этого не помнит! Она уже несколько лет жила в доме престарелых, очень хорошем, в конце концов, семья врачей, могли выбирать. Рада скучала. Писала бабулечке письма раз в неделю: настоящие, написанные от руки, в конверте, с описанием погоды, старого фильма, книги, которых было полно в домашней библиотеке – и отправляла почтой. Потом приходила и читала сама свое же письмо. Бабулечка ее не узнавала. Думала, что Рада тут работает, невесомо хлопала по ее руке и добродушно улыбалась.

Девушка перебралась к подоконнику. Вытащила из сумки блокнот и ручку. Задумалась, что писать. А потом, не мудрствуя лукаво, описала тот случай с лором и его крокодилом. Потом добавила пару строк про нынешнюю репетицию – ничего плохого, просто поделилась, какие хорошие голоса у ее одногруппниц, хотя и рисуют они неплохо. Закончила же письмо тем, что люди более разноплановы в своем развитии, чем крокодилы, а внешность и настойчивость – это тоже талант, надо уметь его применять. Вот она, Рада, умеет! И, как садовник возделывает сад, с тем же усердием ухаживает за своей красотой.

Старость беспощадна! Рада очень боялась стареть! Маме сорок – это же просто ужас! Она, конечно, шикарно выглядит. Поддерживает себя укольчиками, пилингами, ходит на фитнес. Бабушка – сама косметолог и пользуется всем, чем может, недавно сделала подтяжку.

Рада очень надеялась на гены. В конце концов, наследственность в этом вопросе играет большую роль! Ну, и запускать себя не стоит! Елка, вон, в семнадцать лет полная, а что с ней будет после тридцати?

Подумав про Дмитриеву, Рада невольно глянула на сцену. Ребята там куражились, хотя окажись Вакулина на их месте, она бы давно психанула, или с ума сошла: проигрывать по тридцать три раза каждый спорный момент, пока не придут к общему знаменателю – ужас! Тем более, особой разницы между первой версией, промежуточной и крайней Рада не замечала.

Девушка перечитала письмо бабулечке и аккуратно убрала в сумку, потом отправит. Прикрыла рукой шею – бесконтрольный, давно привычный жест, когда появляются неприятные мысли, или просто эмоции зашкаливают.

Пересела поближе, когда девчонки отпели свою часть программы и пересели в зал. Рада надеялась на что-то новенькое, но с сожалением поняла, что, в сущности, изменилось мало, только теперь у микрофона царил Юзов.

Красивый, кстати, парень! На миг она даже забыла, что ей должен нравиться Леший. Откровенно залюбовалась Пашкиной модной стрижкой, ладной высокой фигурой, широкими плечами. Его легко можно было представить эдаким принцем из сказки, или главным героем молодежного фильма. Интересно, девушка у Юзова есть?

Рада невольно устыдилась своих мыслей, и коротко взглянула на девчонок, не смотрит ли кто, будто они могли прочитать, что за чепуха вертится в ее голове. Но Елка увлеченно таращилась на сцену, а Ника – на Алексея.

Рада почему-то психанула, будто только что, полминуты назад ее мысли не занимал совсем другой парень. Вообще-то в Алексея она туфлей попала, и не просто так, а на крещенское гадание, это, всяко, что-нибудь да значит! Чудова чего себе воображает?

Рада пересела прямо в самый край ряда, чтобы ударная установка оказалась напротив, и села нога на ногу. Принялась поправлять волосы, улыбаться, пускать воздушные поцелуйчики. Но Алексей не обращал никакого внимания, так сосредоточился на своих барабанах, будто дороже их ничего не было. Ноги стучат, руки так и летают туда-сюда, палочка мечется по тарелкам, голова склонена вбок, вроде как постоянно к чему-то прислушивается. Боже, какой нелепый вид. Рада зевнула. Не показательно, тайком, чтобы никто не заметил. Но, пожалуй, надо придумать иное место для встреч с объектом своих желаний.

Когда репетиция подошла к концу, девушка вскочила на сцену и постаралась оказаться поближе к парню. Потрогала его палочки, пробежалась ноготочками по тарелкам, потом взгромоздилась на стул и нажала на педаль привода к бас-бочке. Услышала гулкое «бум» и захлопала в ладоши, словно только что совершила невозможное.

– Ты такой классный! – повисла на Алексее, ухватившись за его руку. – Самый классный! – уточнила, чтобы он понял наверняка.

– Леший, ты когда в следующий раз сможешь? – спросил Самойлов, кажется, Рада пропустила, о чем все договаривались, увлекшись неприкрытым женским пикапом.

– Он не Леший! – заступилась совершенно не к месту. – Что вы его все опускаете!

Ребята вытаращили глаза. В том числе и тот, кого, по мнению Рады опускали.

– Он теперь будет Алекс! – продолжила она, горделиво вскидывая подбородок.

– Ты зови его, как хошь, – хохотнул Юзов, дружески хлопнув героя момента по плечу, – а для нас он останется Лешим.

Кажется, Алексей был совсем не против прозвища и тоже рассмеялся. Раде стало обидно, но она постаралась не показать вида. Подумаешь! Хочется жить с кличками – пусть живут. А у нее своя жизнь и свои правила.

– И вообще, может у нас на другие дни планы. Да, Алекс?

Тот вытаращился на нее и покраснел. У него на лбу прямо явственно читались отговорки, которые он силился придумать. Пока ему это не удалось, Рада, понимая, что не вынесет еще одного унизительного момента, приклеила на лицо улыбку и выпалила:

– Да, шучу я, расслабьтесь! – и прикрыла шею рукой.

Внутри грызло какое-то противное чувство. Она пока не поняла, что именно, как его обозвать и обозначить, но девушка через силу держала лицо. Ей с детства говорили: никогда не показывай своих истинных чувств, люди их не поймут и не оценят, а вот потом использовать против тебя могут. Вот она и научилась.

Глянула на девчонок с показной задоринкой в глазах и предложила, в полный голос, чтобы услышали все:

– Такой вечер хороший, снег хлопьями падает, может, погуляем? А то потом ваши репы, преподы начнут звереть, и на улице скоро размазня начнется.

– Я – пас! – отказался Артем, быстро вскинув руки. – Мне завтра Три-Д-проект сдавать.

– И я, если только до остановки провожу, – поддержал его Алексей.

Он-то что? Совсем намеков не понимает?

Рада постаралась, чтобы улыбка получилась грустной-прегрустной.

–Ну, хоть до остановки, – согласилась смиренно.

Другие парни: Юзов, Ольховский и Толстый – промолчали.

В итоге, гулять пошли, конечно, с ними. И если поначалу Рада играла роль оставленной парнем девушки (не по-настоящему, конечно, оставленной, наверняка, исключительно потому, что у него есть неотложное дело), то потом развеселилась. В конце концов, реально, весело подхватить на варежку снег и пульнуть его в кого-нибудь, особенно, если этот кто-то уворачивается, и сам так и норовит затолкать холодный комок за шиворот! Нахохоталась и надурачилась от души.

Загрузка...