Глава третья Мир детей
Лира проснулась рано. Ей снился ужасный сон: кто-то поставил перед ней вакуумный ящик, который ее отец лорд Азриэл показывал Магистру и Ученым Иордан-колледжа.
Когда это происходило наяву, Лира пряталась в платяном шкафу и видела, как лорд Азриэл открыл ящик и вынул оттуда отрезанную голову Станислауса Груммана, пропавшего исследователя; но во сне Лире нужно было открыть ящик самой, а она боялась до него дотрагиваться. Этот ящик внушал ей жуткий страх, но она непременно должна была открыть его; слабыми, непослушными руками она отстегнула защелку и услышала, как воздух со свистом ворвался в морозильную камеру. Потом она откинула крышку, чуть не задыхаясь от ужаса, но сознавая, что ей нужно, просто необходимо это сделать. Но внутри ничего не было. Голова исчезла. Все ее страхи оказались напрасными.
Но она все равно проснулась в поту и в слезах. В ее маленькой спаленке было очень жарко, в окно, обращенное к гавани, лился лунный свет; она лежала в чужой постели, обняв чужую подушку, а Пантелеймон тыкался в нее мордочкой и нашептывал что-то, стараясь ее успокоить. Ах, до чего же она перепугалась! И как все это было странно: наяву ей хотелось посмотреть на голову Груммана и она упрашивала лорда Азриэла еще раз открыть ящик, чтобы заглянуть внутрь, но во сне ее охватила настоящая паника.
Когда наступило утро, Лира спросила алетиометр, что означал ее сон, но получила ничего не говорящий ответ: Это был сон о голове.
Она подумала, не разбудить ли странного мальчика, ее нового знакомого, но он спал так крепко, что она решила подождать. Вместо этого она спустилась в кухню и попробовала приготовить омлет; двадцать минут спустя она уселась за столик на тротуаре и с огромной гордостью проглотила свое произведение – кучку почерневших лохмотьев. Пантелеймон в виде воробья клевал рядом яичную скорлупу.
Вскоре за ее спиной послышались шаги, и на пороге появился Уилл с заспанными глазами.
– Я научилась делать омлет, – сказала Лира. – Если хочешь, могу сделать и тебе.
Он посмотрел на ее тарелку и ответил:
– Нет, я лучше поем хлопьев. Кажется, молоко в холодильнике еще не успело скиснуть. Похоже, что люди, которые здесь жили, исчезли совсем недавно.
Она следила, как он насыпает в чашку кукурузные хлопья и наливает в них молоко: такого она тоже никогда раньше не видела.
Он вынес свой завтрак на улицу и сказал:
– Если ты не из этого мира, где тогда твой? Как ты сюда попала?
– По мосту. Этот мост сделал мой отец, и я… пошла за ним. Но потом он куда-то пропал – не знаю куда. Да мне это и не интересно. Но пока я шла, вокруг сгустился туман и я вроде как сбилась с дороги. Я бродила в тумане несколько дней, ела одни ягоды и всякую дрянь. Потом туман вдруг рассеялся, и мы очутились вон там, на утесе…
Она показала рукой себе за спину. Уилл посмотрел вдоль берега и увидел, что за маяком вздымается гряда высоких утесов, теряющаяся в далекой дымке.
– И мы увидели этот город и спустились сюда, но никого здесь не нашли. Зато здесь была хоть какая-то еда и кровати, в которых можно спать. Мы не знали, что делать дальше.
– Ты уверена, что это не твой мир, просто другая его часть?
– Конечно. Это не мой мир, я точно знаю.
Уилл вспомнил, как он сам смотрел на лужайку по ту сторону найденного им окна; тогда он тоже был абсолютно уверен, что трава, которую он видит, находится в ином мире. Мальчик кивнул.
– Значит, есть по меньшей мере три мира, связанных между собой, – сказал он.
– Их целые миллионы, – сказала Лира. – Мне говорил об этом деймон одной знакомой ведьмы. Никто не может сосчитать, сколько существует миров, – и все они находятся в одном и том же месте, но, пока мой отец не построил мост, никому не удавалось перейти из своего в чужой.
– А как же окно, которое я нашел?
– Про это я не знаю. Может быть, все миры стали налезать друг на друга.
– А зачем ты ищешь свою пыль?
Она холодно посмотрела на него.
– Может, когда-нибудь я тебе расскажу.
– Ладно. Но как ты собираешься ее искать?
– Найду ученого, который о ней знает.
– Что, первого попавшегося?
– Нет. Мне нужен специалист по экспериментальной теологии, – ответила она. – В нашем Оксфорде этим занимались как раз они. Значит, в вашем Оксфорде должно быть то же самое. Сначала отправлюсь в Иордан-колледж, потому что в нем самые лучшие ученые.
– Никогда не слыхал про экспериментальную теологию, – сказал Уилл.
– Они знают все про элементарные частицы и фундаментальные силы, – пояснила она. – И про антаромагнетизм и всякое такое. В общем, про атомы.
– Какой-какой магнетизм?
– Антаромагнетизм. От слова «антарный». Вон те лампы, – пояснила она, указывая на декоративный уличный фонарь, – они антарные.
– У нас их называют электрическими.
– Электрические… похоже на электрум. Это такой полудрагоценный камень, он получается из древесной смолы. Там еще иногда бывают мухи.
– Ты имеешь в виду янтарь, – догадался он, и они оба, хором, сказали: – Антар…
И каждый из них увидел на лице другого свое собственное выражение. Потом Уилл еще много раз вспоминал этот миг.
– Ну да, электромагнетизм, – продолжал он, отведя взгляд. – Наверное, ваша экспериментальная теология – это то же самое, что наша физика. Выходит, тебе нужны физики, а не теологи.
– Может, ты и прав, – осторожно сказала она. – Но все равно я их найду.
Стояло погожее утро, на гладкой воде гавани мирно сверкало солнце, и каждый из них мог бы задать следующий вопрос, потому что оба умирали от любопытства; но вдруг они услышали голос с набережной – с той стороны, в которой находилось казино и окружающие его сады.
Оба, вздрогнув от неожиданности, повернулись туда. Голос был детский, но они никого не видели.
– Напомни еще раз, давно ты здесь? – тихо спросил Уилл.
– Дня три или четыре – сбилась со счета. И ни разу никого не встретила. Тут никого нет. Я почти все обыскала.
Но было уже ясно, что она ошибается. За поворотом показались двое детей – девочка Лириного возраста и мальчик помладше. Они спустились на набережную по одной из поперечных улочек – оба рыжеволосые, с корзинками в руках. До них было еще около сотни метров, когда они увидели за столиком кафе Уилла и Лиру.
Пантелеймон превратился из щегла в мышонка и, пробежав по руке Лиры, спрятался в кармане ее рубашки. Он заметил, что эти новые дети такие же, как Уилл: у обоих не было видимого деймона.
Неторопливо, словно прогуливаясь, дети подошли и уселись за соседний столик.
– Вы из Чи-гацце? – спросила девочка.
Уилл покачал головой.
– Из Сайт-Элиа?
– Нет, – сказала Лира. – Мы из другого места.
Девочка кивнула. Этот ответ ее устроил.
– Что происходит? – спросил Уилл. – Куда подевались все взрослые?
Глаза девочки сузились.
– Разве в ваш город Призраки не приходили? – спросила она.
– Нет, – сказал Уилл. – Мы сами только что здесь появились. И ничего не знаем о Призраках. Как называется этот город?
– Чи-гацце, – настороженно ответила девочка. – Вообще-то, Читтагацце.
– Читтагацце, – повторила Лира. – Чи-гацце. А почему взрослые отсюда ушли?
– Из-за Призраков, – с усталым презрением сказала девочка. – Тебя как зовут?
– Лира. А его Уилл. А вас?
– Меня Анжелика. А брата – Паоло.
– Откуда вы пришли?
– С холмов. Тут был густой туман и буря, все испугались и сбежали в холмы. Потом туман рассеялся, взрослые посмотрели в подзорную трубу и увидели, что в городе куча Призраков. Поэтому им нельзя возвращаться. Но нам, детям, Призраки ничего не сделают. За нами придут еще дети, просто мы первые.
– Мы и Туллио, – гордо сказал маленький Паоло.
– Кто это – Туллио?
Анжелика рассердилась: очевидно, Паоло не должен был называть это имя, но теперь тайна вышла наружу.
– Наш старший брат, – сказала она. – Его с нами нет. Он прячется – ждет, пока можно будет… В общем, прячется.
– Он хочет достать… – начал было Паоло, но Анжелика дала ему затрещину, и он тут же замолчал, крепко сжав дрожащие губы.
– Что вы сказали насчет города? – спросил Уилл. – В нем куча Призраков?
– Да, в Чи-гацце, в Сант-Элиа – во всех городах. Призраки идут туда, где есть люди. Сами-то вы откуда?
– Из Уинчестера, – сказал Уилл.
– Никогда про такой не слышала. Там что, нет Призраков?
– Нет. Я и здесь ни одного не вижу.
– Конечно! – насмешливо воскликнула она. – Ты же не взрослый! Мы сможем их увидеть, только когда вырастем.
– А я не боюсь Призраков, понял? – сказал малыш, гордо выпятив грязный подбородок. – Убью гадов.
– Значит, взрослые совсем не собираются возвращаться? – сказала Лира.
– Да нет, вернутся через несколько дней. Когда Призраки уйдут куда-нибудь еще. Нам нравится, когда приходят Призраки: можно бегать по всему городу, залезать куда хочешь, и никто ничего не скажет.
– Но почему взрослые боятся Призраков? Что они могут им сделать? – спросил Уилл.
– Ну… если Призрак поймает взрослого, на это страшно смотреть. Он высасывает из него жизнь прямо на месте, поняли? Я не хочу стать взрослой, нет уж, спасибо. Сначала они замечают, что с ними делается, и пугаются, кричат и кричат, а после смотрят куда-то далеко, как будто ничего не происходит, но это неправда. Уже слишком поздно. И никто к ним не приближается, они сами по себе. Потом они бледнеют и перестают двигаться. Они еще живые, но внутри у них как будто все съедено. Смотришь им в глаза и видишь стенку затылка. Там пусто, понятно?
Девочка повернулась к брату и вытерла ему нос рукавом его же рубашки.
– Мы с Паоло пойдем искать мороженое, – сказала она. – Хотите, пошли с нами.
– Нет, – ответил Уилл. – Нам надо кое-что сделать.
– Ну, тогда пока, – сказала она, а Паоло воскликнул:
– Убей Призрака!
– Пока, – сказала Лира.
Как только Анжелика с малышом исчезли, Пантелеймон вылез из Лириного кармана. Шерсть на его мышиной головке была взъерошена, глазки сверкали.
– Они не знают об окне, которое ты нашел, – обратился он к Уиллу.
Уилл впервые услышал голос деймона, и это поразило его едва ли не больше всего, что случилось с ним до сих пор. Лира рассмеялась при виде его изумления.
– Он… он сказал… разве деймоны говорят? – пробормотал мальчик.
– Конечно! А ты думал, он что – вроде домашней зверюшки?
Уилл потер ладонью лоб и сморгнул. Потом покачал головой.
– Да, – сказал он Пантелеймону. – Наверно, ты прав. Они про него не знают.
– Поэтому нам надо пользоваться им осторожней, – заметил деймон.
Разговаривать с мышонком казалось Уиллу странным только в первые мгновения. Потом это стало так же естественно, как говорить в телефонную трубку, потому что на самом деле он говорил с Лирой. Но мышонок существовал отдельно: в его выражении было что-то от Лиры, но было и что-то свое. Вокруг одновременно происходило столько удивительных вещей, что у Уилла голова пошла кругом. Он попытался собраться с мыслями.
– Прежде чем идти в наш Оксфорд, тебе надо найти, во что переодеться, – сказал он Лире.
– Это еще зачем? – мрачно спросила она.
– Потому что в моем мире ты не сможешь обратиться к людям в таком виде: они тебя и близко не подпустят. Ты должна выглядеть так, будто живешь там. Тебе нужна маскировка. Уж я-то знаю, поверь мне: я притворяюсь не первый год. Ты лучше слушайся меня, иначе тебя поймают, а если они пронюхают, откуда ты, и про окно, и про все остальное… Понимаешь, этот мир – отличное убежище. Дело в том, что я… Мне надо кое от кого спрятаться. А о таком удобном месте, как этот мир, я и мечтать не мог, и мне не хочется, чтобы его обнаружили. Поэтому я не хочу, чтобы по твоему виду кто-нибудь догадался, что ты чужая. У меня в Оксфорде есть свои дела, и если ты меня выдашь, я тебя убью.
Она сглотнула. Алетиометр никогда не лжет: этот мальчик действительно убийца, а если он убивал прежде, ему ничего не стоит убить и ее. Она кивнула с неподдельной серьезностью.
– Хорошо, – сказала она.
Пантелеймон обратился в лемура, и под взглядом его огромных глаз Уиллу стало не по себе. Он вытаращился на него в ответ; деймон опять превратился в мышонка и юркнул к девочке в карман.
– Так вот, – вновь заговорил Уилл, – пока мы здесь, мы должны притворяться, что недавно пришли сюда из другого места в этом же самом мире. Нам повезло, что здесь нет взрослых. Мы можем приходить и уходить, и никто ни о чем не спросит. Но в моем мире ты должна вести себя так, как я скажу. В первую очередь, тебе надо помыться. Ты должна быть чистой, иначе на тебя сразу обратят внимание. Нам нельзя забывать о маскировке, куда бы мы ни пошли. Мы должны выглядеть самыми обыкновенными, чтобы люди нас даже не замечали. Так что для начала иди и вымой голову. В ванной есть шампунь. А потом попробуем найти тебе какую-нибудь приличную одежду.
– Но я не умею, – возразила она. – Я никогда не мыла себе голову. В Иордане меня мыла служанка, а потом мне это ни разу не было нужно.
– Ничего, научишься, – сказал он. – Вымойся с ног до головы. В моем мире люди ходят чистые.
Лира хмыкнула и отправилась наверх. Из-за ее плеча высунулась крысиная мордочка и сверкнула на Уилла свирепыми глазками, но он ответил ей холодным взглядом.
В это тихое солнечное утро его очень тянуло побродить по городу, но ему не давала покоя мучительная тревога за мать; не до конца прошло и потрясение, вызванное смертью, невольным виновником которой он стал. Однако больше всего Уилл был озабочен мыслями о том, как ему добиться своей главной цели. В ожидании Лиры он решил занять себя чем-нибудь полезным: вытер столы на кухне, помыл пол и вытряхнул мусорное ведро в бак, который нашелся в соседнем переулке.
Потом он вынул из своей сумки зеленый кожаный несессер и поглядел на него с тоской. Как только он проводит Лиру к окну и объяснит ей, как попасть в их Оксфорд, он вернется и внимательно изучит содержимое несессера; а пока что Уилл засунул его под матрац на кровати, в которой спал. Здесь, в этом мире, никто его не тронет.
Когда Лира спустилась, влажная и чистая, они пошли искать ей одежду. Неподалеку обнаружился универмаг, довольно убогий, как и все окрестные домики; на взгляд Уилла, товар в нем был немного старомодный, но они нашли для Лиры клетчатую юбку и зеленую блузку без рукавов, с карманом для Пантелеймона. Лира наотрез отказалась надевать джинсы; не помогли даже уверения Уилла в том, что большинство девочек в его мире их носят.
– Это штаны, – сказала она. – А я девочка. Не говори глупостей.
Уилл пожал плечами: главное, что клетчатая юбка не бросается в глаза, а остальное неважно. Прежде чем уйти, он положил на прилавок у кассы несколько монет.
– Что ты делаешь? – спросила она.
– Плачу. За все вещи надо платить. Разве в вашем мире это не принято?
– Уж здесь-то явно не принято! Думаешь, все эти дети за что-нибудь платят? Спорим, что нет!
– У них свои правила, а у меня свои.
– Если будешь вести себя как взрослый, Призраки тебя слопают, – сказала она, тут же пожалев об этом: наверное, ей лучше было поостеречься и не дразнить Уилла.
При дневном свете они увидели, какие ветхие здания стоят в центре города и как близки некоторые из них к тому, чтобы превратиться в руины. Дороги, покрытые выбоинами, не ремонтировались; окна были разбиты, штукатурка отваливалась. И все же следы былой красоты и великолепия еще не исчезли полностью: за лепными арками открывались просторные зеленые дворы, а некоторые величественные здания выглядели как настоящие дворцы, хотя ступени их парадных лестниц потрескались, а дверные рамы отошли от стен. Похоже, жители Чи-гацце не любили сносить обветшавшие дома и строить новые: вместо этого они явно предпочитали без конца латать свои старые обиталища.
По дороге к бульвару Уилл с Лирой забрели на маленькую площадь с башней посередине. Это было самое древнее строение из всех, что они здесь видели: простая башня с зубчатым парапетом наверху, высотой в четыре этажа. Освещенная ярким солнцем, она была погружена в тишину, и в этом было что-то завораживающее: и Лиру, и Уилла тянуло заглянуть в полуоткрытую дверь, к которой вели широкие ступени, но оба они смолчали и неохотно прошли мимо.
Когда они добрались до бульвара с пальмами, Уилл велел девочке искать небольшое угловое кафе с зелеными металлическими столиками, вынесенными на тротуар. Через минуту она его нашла. Теперь, днем, оно казалось совсем маленьким и убогим, но это было то самое место: оцинкованная стойка с кофеваркой «экспресс», тарелка с недоеденным ризотто, от которого уже пованивало.
– Это внутри? – спросила Лира.
– Нет. Посреди бульвара. Смотри внимательно, нет ли кого поблизости…
Но они были одни. Уилл привел свою спутницу на лужайку под пальмами и огляделся, чтобы как следует сориентироваться.
– По-моему, оно где-то здесь, – сказал он. – Когда я пролез в него, мне был виден самый краешек того большого холма вон за тем белым домом; потом я повернулся сюда и увидел кафе, а еще…
– Как оно выглядит? Я ничего не вижу.
– Его ни с чем не спутаешь. Раньше ты наверняка не видала ничего подобного.
Он озирался по сторонам. Может быть, оно исчезло? Закрылось? Он нигде не мог его найти.
И тут вдруг он заметил его. Сделал шаг влево, потом вправо, следя за краем окна. Он обнаружил, что и отсюда, так же как прошлой ночью из Оксфорда, окно можно увидеть только спереди: если зайти за него, оно становилось невидимым. И освещенная солнцем трава за окном ничем не отличалась от травы по эту его сторону, хотя между ними была какая-то неуловимая разница.
– Вот оно, – сказал Уилл, убедившись, что ошибки нет.
– Да-да! Я вижу его!
Девочка была вне себя от возбуждения; она казалась такой же изумленной, каким был он сам, когда с ним заговорил Пантелеймон. Не в силах усидеть у нее в кармане, деймон вылетел оттуда в виде осы и несколько раз с жужжанием пронесся сквозь окно и обратно, пока она старательно приглаживала руками непослушные, еще слегка влажные волосы.
– Держись от него с краю, – посоветовал Уилл. – Если станешь прямо перед ним, люди увидят твои ноги без туловища и здорово удивятся. А я не хочу чтобы кто-нибудь нас заметил.
– Что там за шум?
– Машины. Это участок Оксфордской кольцевой дороги. Там всегда большое движение. Нагнись и загляни туда сбоку. Вообще-то сейчас неподходящее время суток: на улицах слишком много народу. Но если мы отправимся в мой мир посреди ночи, все места, в которые нам нужно попасть, будут закрыты. Ну ничего. Главное – проскочить в окно, а там мы легко смешаемся с местными жителями. Ты иди первая. Просто ныряй внутрь и сразу отбегай подальше от окна.
У Лиры был маленький синий рюкзачок, который она надела еще в кафе; теперь она скинула его с плеч и взяла в руки, а потом нагнулась и заглянула в окно.
– Ух ты! – вырвалось у нее. – Так это и есть твой мир? Он совсем не похож на наш Оксфорд. Ты уверен, что был именно в Оксфорде?
– Конечно уверен. Когда окажешься там, прямо перед собой увидишь дорогу. Иди по ней влево, а чуть дальше, на перекрестке, сверни направо. Эта вторая дорога приведет тебя в центр города. Только убедись, что видишь окно, и хорошенько запомни, где оно находится, поняла? Иначе обратно не попадешь.
– Ладно, – сказала она. – Я запомню.
Прижав рюкзачок к груди, она нырнула в окно и исчезла. Уилл присел, чтобы посмотреть, куда она отправится.
И увидел ее на лужайке в своем Оксфорде – она стояла там, а Пан, по-прежнему оса, сидел у нее на плече. Насколько Уилл мог судить, никто не заметил появления девочки. Всего в нескольких метрах от нее проносились легковушки и грузовики, и ни у одного шофера на этой сложной развязке не было времени, чтобы посмотреть в сторону на непонятную дыру в воздухе – даже если бы они могли ее видеть, – а от людей, идущих по другой обочине шоссе, ее закрывало автомобильное движение.
Вдруг раздался визг тормозов, крик, удар. Мальчик припал к земле, наблюдая.
Лира лежала на траве. Автомобиль затормозил так резко, что ехавший сзади фургон врезался в него и толкнул вперед, а Лира не шевелилась…
Уилл кинулся следом за ней. Никто не заметил, как он прошмыгнул в окно: все взгляды были устремлены на машину с помятым бампером, на водителя фургона, вылезающего из кабины, и на лежащую девочку.
– Я ничего не могла сделать… она выскочила прямо передо мной… – сказала женщина средних лет, сидевшая за рулем легковой машины. – Вы ехали слишком близко! – накинулась она на водителя фургона.
– Да ладно вам, – ответил тот. – Что с ребенком?
Он обращался к Уиллу, который уже стоял рядом с Лирой на коленях. Уилл поднял глаза, осмотрелся, но ничего особенного не увидел: винить в случившемся можно было только его самого. Лежащая на траве Лира приподняла голову, часто моргая. Уилл заметил около нее осу-Пантелеймона, ошалело ползущего по стеблю травинки.
– Ты цела? – спросил Уилл. – Пошевели руками и ногами.
– С ума сошла! – воскликнула женщина из машины. – Прыгает прямо под колеса. Хоть разок бы поглядела на дорогу. Что мне теперь делать?
– Ты жива, дочка? – спросил водитель фургона.
– Да, – пробормотала Лира.
– Всё на месте?
– Теперь пошевели ступнями и кистями, – настаивал на своем Уилл.
Она послушалась. Переломов нигде не было.
– Все в порядке, – сказал Уилл. – Я о ней позабочусь. Ничего страшного.
– Ты ее знаешь? – спросил водитель.
– Она моя сестра, – сказал Уилл. – Все нормально. Мы живем тут, за углом. Я отведу ее домой.
Лира уже сидела; поскольку она явно не слишком пострадала, женщина переключила внимание на свой автомобиль. Другие машины ехали мимо двух стоящих на месте; шоферы с любопытством, свойственным всем посторонним, косились на маленькую сцену. Уилл помог Лире подняться: чем скорее они уберутся отсюда, тем лучше. Женщина и водитель фургона поняли, что их спор будут продолжать агенты страховых компаний, и стали обмени ваться адресами, но тут женщина заметила, что Уилл уводит прихрамывающую Лиру прочь.
– Погодите-ка! – окликнула она их. – Вы будете свидетелями. Мне нужны ваши имена и адрес.
– Я Марк Рэнсом, – сказал Уилл, оборачиваясь, – а это моя сестра Лиза. Мы живем на Борн-клоуз, двадцать шесть.
– Индекс?
– Никак не могу запомнить, – сказал он. – Простите, но я должен отвести ее домой.
– Прыгайте ко мне в кабину, я вас подброшу, – предложил водитель фургона.
– Нет, спасибо, тут пешком ближе, честное слово.
Лира хромала не так уж сильно. Она двинулась вместе с Уиллом по лужайке мимо грабов; дойдя до первого угла, они тут же свернули за него.
Там они уселись на низкой садовой ограде.
– Сильно ударилась? – спросил Уилл.
– Ногу ушибла. А когда упала, немножко стукнулась головой, – ответила она.
Но ее больше волновало содержимое рюкзачка. Она порылась внутри, вынула что-то маленькое и тяжелое, обернутое в черный бархат, и развернула его. При виде алетиометра глаза Уилла расширились от удивления. Крохотные картинки вокруг всего циферблата, золотые стрелки и еще одна, тонкая и длинная, красивый увесистый корпус – от всего этого у него захватило дух.
– Что это? – спросил он.
– Мой алетиометр. Он говорит правду. С помощью символов. Надеюсь, он не разбился…
Прибор и в самом деле оказался цел. Руки у Лиры дрожали, и длинная стрелка плавно качнулась туда-сюда. Девочка убрала алетиометр в рюкзак и сказала:
– Никогда не видела столько повозок и всего остального… Я и подумать не могла, что они так быстро носятся.
– Разве у вас в Оксфорде нет машин?
– Не так много. И они не похожи на ваши. Я к этому не привыкла. Но теперь все в порядке.
– Ладно, в следующий раз будь осторожнее. Если ты попадешь под автобус, или потеряешься, или угодишь еще в какую-нибудь историю, они поймут, что ты не из этого мира, и станут искать дорогу, по которой ты пришла…
Он отчитывал ее гораздо суровее, чем она заслуживала. Под конец он сказал:
– Да, кстати. Если ты и дальше будешь делать вид, что ты моя сестра, меня вряд ли поймают: они ищут парня, у которого сестры нет. А если я пойду с тобой, я смогу научить тебя переходить дорогу так, чтобы при этом не расстаться с жизнью.
– Хорошо, – покорно сказала она.
– И деньги. У тебя их наверняка нет… да откуда у тебя огут быть деньги! На что ты думала покупать еду и всякое такое?
– У меня есть деньги, – сказала она и вытрясла из кошелька несколько золотых монет.
Уилл недоверчиво посмотрел на них.
– Это что, золото? Настоящее? Если люди его увидят, ни обязательно начнут задавать вопросы, тут и сомневаться нечего. Это большой риск. Я дам тебе немного денег. свои монеты спрячь подальше и никому не показывай. помни: ты моя сестра, и зовут тебя Лиза Рэнсом.
– Лиззи. Когда-то я уже притворялась, что меня зовут Лззи. Сейчас я вспомнила.
– Ну ладно, пускай будет Лиззи. А я Марк. Не забывай.
– Хорошо, – покладисто сказала она.
Было ясно, что ее травма еще даст о себе знать: нога на месте ушиба уже покраснела и вспухла, там обещал вскочить огромный болезненный синяк. Другой синяк – след, оставленный кулаком Уилла, – красовался у нее на щеке со вчерашнего вечера, и мальчик забеспокоился: вдруг какой-нибудь полицейский подумает, что ее бьют дома, и захочет привлечь ее родителей к ответу?
Но он решил выкинуть из головы эти тревожные мысли, и они с Лирой отправились дальше вместе, переходя улицы только на светофорах и бросив лишь один взгляд назад, на грабы, под которыми скрывалось окно между мирами. Его они различить не смогли. Оно было совершенно невидимо, а машины снова текли по шоссе сплошным потоком.
В Саммертауне, в десяти минутах ходьбы от Банберироуд, Уилл остановился перед банком.
– Что тебе нужно? – спросила Лира.
– Хочу взять еще денег. Лучше не делать это слишком часто, но я думаю, до конца рабочего дня они все равно не получат данных о том, кто их снимал.
Он сунул в автомат кредитную карточку матери и набрал ее пин-код. Все прошло гладко: он снял со счета сотню фунтов, и машина выдала их без задержки. Лира следила за его действиями с открытым ртом. Он протянул ей двадцатифунтовую бумажку.
– Позже попробуешь что-нибудь купить, – сказал он. – Расплатишься и возьмешь сдачу. А теперь поехали в город на автобусе.
Лира наблюдала, как он берет билеты, а потом тихо села у окошка и принялась смотреть, как проносятся мимо дома и сады города, удивительно похожего на ее собственный и все же другого. Она чувствовала себя так, словно попала в чужой сон. Они сошли в городском центре у старинной каменной церкви, которую она знала, напротив большого магазина, который был ей незнаком.
– Здесь все изменилось, – сказала она. – Как будто… Это не Корнмаркет? А это Броуд. Вон Бейлиол-колледж. А там, подальше, Бодлианская библиотека. Но где же Иордан?
Ее била крупная дрожь. Возможно, это была запоздалая реакция на аварию, а может быть, девочку больше потрясло то, что она увидела сейчас: на месте Иордан-колледжа, который она считала своим родным домом, стояло совсем другое здание.
– Это неправильно, – сказала она. Теперь она говорила тихо, потому что Уилл велел ей не называть громким голосом мест, которых здесь нет. – Это вовсе не тот Оксфорд.
– Мы знали, что так будет, – отозвался он.
Он не был готов к ее внезапной растерянности, смешанной с испугом. Ведь он не мог знать, сколько лет она провела, бегая по улицам, почти неотличимым от этих, и как она гордилась тем, что живет в Иордан-колледже, где самые умные ученые, самые богатые кладовые, самая чудесная архитектура; а здесь его попросту не существовало, и она вдруг перестала быть Лирой из Иордана; теперь она была всего лишь маленькой потерявшейся девочкой в чужом мире, девочкой ниоткуда.
– Ну… – дрожащим голосом сказала она, – если его здесь нет…
Значит, ее поиски займут больше времени, чем она рассчитывала, только и всего.