Анна Чудинова
Instagram: @chudanechka
Яндекс Дзен: Анна Чудинова
Снегирёк
Вечерело. Крест оконной рамы оделся в тонкое кружево изморози. Через незамёрзшие серёдки стеклянных квадратов в детскую заползали куски сиреневого неба. Интересно, как там на улице? Наверное, морозец кусает прохожих за щёки и красит ресницы белым. Люди спешат домой, шевелят закоченевшими пальцами в одеревеневших ботинках. Несут колючие ветки, располневшие сумки и последнюю надежду – как будто за эти несколько часов до боя курантов можно успеть что-то доделать, изменить, исправить.
Игорёк высунул ногу из-под одеяла, и стало не так жарко. Развёрнутая к стене настольная лампа вычерчивала на обоях лунный туннель, в котором поочередно появлялись то заяц, то голубь, то собака. Эти фигуры из театра теней получались у Игорька лучше всего, и если бы дедушка сейчас был рядом, он точно оценил бы успехи внука, который не переставал тренироваться вот уже почти сорок дней.
Игорёк не ходил в школу, потому что был ещё маленький, и не ходил в детский сад, потому что часто болел. Мама говорила, это оттого, что он тяжело переживает смерть деда, а папа говорил, что у Игорька просто слабое здоровье и его нужно отдать в какую-нибудь секцию – например на плавание или в спортивную гимнастику. В ответ мама обязательно меняла плавание и гимнастику на драмкружок и пение, а папа злился. Когда же на кухне начинались крики и звон посуды, Игорёк просто укрывался с головой, крепко зажмуривался и куда-то проваливался.
Дышать под толстым слоем пуха было трудно, но зато перед глазами мелькали красные и золотые шары. Почти как праздничный салют. Игорёк-снегирёк, Игорёк-снегирёк… Мальчик перекатывал во рту дедушкину гладкую приговорку, и пережидать страшное становилось легче.
– Паш, он опять весь красный и горячий! – мама высвободила Игорька из тёплого плена и тягучего забытья. Худая высокая женщина в бугристой косынке приложила ко лбу сына пахнущую варёной морковкой ладонь.
– Ну как так! – папа схватился за голову и рухнул на стул возле кровати. – Я думал, хоть Новый год будет нормальным… Ёлку вместе нарядим… – полноватое лицо крупного мужчины выдавало смесь отчаяния и раздражения.
Игорёк зевнул. Он хотел сказать папе, что не прочь помочь с шариками и серебристым дождиком, но в горле отчего-то застрял сухой противный ком.
– Какая ему ёлка, Паша! Ты что не видишь, у него температура! – сдавленно процедила мама и поправила выскочившую из-под платка любопытную папильотку. Потом взяла флакон с прикроватного столика, открутила липкую крышку и дала сыну приторно-сладкой розовой жидкости.
– Да зачем от кашля-то, Надя! Ты вообще…
– О господи, утка! – мама прервала папу на полуслове и выбежала из комнаты.
Детская тут же заполнилась медово-чесночным ароматом праздника.
Это будет первый Новый год без деда.
– И иди займись этой дурацкой ёлкой! – донеслось уже из кухни. – Иголки по всей квартире…
Папа молча поднялся и исчез в коридоре.
Игорёк поежился и снова натянул одеяло до подбородка. В окошко легонько постучали. Мальчик приподнялся на кровати и всмотрелся в узоры на стекле. Никого. Игорёк-снегирек, Игорёк-снегирек. Клац-клац, чивырк-чивырк. Игорёк выскользнул из постели и, ступая по кусучему холодному полу, медленно подошёл к окну.
Клац-клац, чивырк-чивырк – на карнизе сидел снегирь в красной шубке с пепельными рукавами и вертел черношапочной головкой. Игорёк приложил ладонь к стеклу. Зырк-зырк – маленький гость сверлил мальчика тёмно-синими глазами-бусинами.
– Эй… – прошептал мальчик, но снегирь перескочил на самый краешек карниза и через миг улетел.
По небу расплывались фиолетовые чернила. Вдруг – знакомая дублёнка и ушанка! Сгорбленный мужчина со старенькой холщовой сумкой спешил по дорожке через двор к проспекту. Внезапно он обернулся, посмотрел прямо в окно тридцать первой квартиры. И помахал Игорьку.
– Деда? – еле слышно проговорил мальчик и кинулся к двери. Резко остановился и – снова к окну. Размытый силуэт постепенно удалялся.
В ушах застучало. Игорёк метнулся из детской и спрятался в тёмном углу коридора, откуда хорошо просматривались все комнаты.
В зале моргал телевизор. С экрана красивая тётя с нежным голосом пела что-то про зиму в городах и селах. Папа сидел на полу в куче проводов и проверял гирлянды. Тонкие змеи смиренно висели на его руках и светились проглоченными лампочками. Кое-где не горело.
Игорёк повернул голову в сторону кухни – мама сидела полубоком, резала свёклу и что-то горячо говорила в телефонную трубку, время от времени жестикулируя красными пальцами.
Стараясь дышать как можно реже, Игорёк подкрался к гардеробу, взобрался на обувную тумбу и снял с крючка, прибитого ниже других, клетчатое пальто. Гладкая подкладка приятно холодила голые руки. Надо торопиться! Настырный шарф был против замысла Игорька и никак не хотел сниматься. Сейчас-сейчас. Мальчик стиснул зубы и сильно дернул. Шарф громко хрустнул. Игорёк зажмурился, ожидая неминуемой расправы, но ничего не произошло.
Тогда он открыл глаза, взял шапку с большим красным помпоном, надел валенки. Теперь открыть дверь. Вот так, тихо, два поворота замка налево – это Игорёк выучил наизусть. Один щелчок, тише-тише, медленнее, второй щелчок. Выдох. Всё хорошо, не услышали.
Игорёк бесшумно вышел в подъезд и прикрыл за собой дверь. Он спустился в первоэтажную тьму, нажал на кнопку под горящей красной ягодой домофона и оказался на улице.
Недом встретил мальчика почти забытой свежестью и снежинками, играющими в догонялки. Лёгкий ветерок лизнул его в нос и пощекотал за пазухой. Хорошо, что окна кухни и зала выходили на другую сторону.
Игорёк быстро дошагал до двух кирпичных пятиэтажек, где кончался двор.
Куда же мог пойти дед? Конечно, в «Океан»! Каждый год в канун праздника они с ним обязательно шли в рыбный магазин и покупали баночки с чёрными блестящими бисеринами. Это ведь совсем недалеко: перебежать через улицу, пройти по скверу, повернуть на проспект – и вот они, огромные осетры на панорамных окнах, вечно хлещущие друг друга рассечёнными хвостами!
Би-жух, би-жух! Машины со страшным ревом проносились мимо. Сначала налево, потом направо – Игорёк дождался момента обнадеживающего беззвучия и бросился через серую ленту. Нужно-то всего семь шагов – и он уже на спасительном снежном бруствере обочины. Но тут Игорька остановил рвущий барабанные перепонки визг колес. Мальчик закрыл лицо руками и сжался.
– Ты чё творишь, гад? – заорали из машины. Игорёк отвёл руки от лица и в ослепляющем свете фар увидел злобное лицо великана в квадратной рыжей шапке. – А ну кыш отсюда!
Игорёк-снегирек, Игорёк-снегирек. В животе распрямилась скрученная пружина, и мальчик понесся что есть сил к скверу. Он совсем не заметил, как мороз стал сильнее пощипывать щёки и нос, но зато увидел впереди знакомые ветки, скамейки и фонари.
По вытоптанной дорожке маленького парка плелась девочка в короткой шубе и несла голубого кролика с длиннющими ушами. На его плюшевой груди мигало красное пластмассовое сердечко.
Пух, пых, ти-ли-ли-ли, с Но-вым-го-дом! С Но-вым-го-дом! Игорёк встал как вкопанный и заворожённо следил за говорящей игрушкой.
– Нравится? – спросила девочка, поравнявшись с ним.
– Угу, – промычал Игорёк, не сводя глаз с алого огонька.
– Это Витьке подарок.
– А у меня деда Витя…
Из-за мохнатых елей вышла, раскачиваясь, как утка, круглая бабушка в толстой серой шали.
– Вот ты где, коза! – женщина крепко обняла девочку. – Ты зачем убежала от меня?
– Ну ба! – малышка вырвалась и деловито подбоченилась. – Никуда я не убежала! Вот же я!
Старушка поправила девочке белый капор, вытерла нос и посмотрела на часы.
– Святые угодники, обещали же Вите к восьми!
– Ба, а у мальчика дедушка тоже Витя!
Женщина наконец увидела Игорька.
– А где твои родители, мальчик?
– Дома… – ответил Игорёк и попятился.
– А куда же ты тогда один идёшь? – строго спросила она.
– К дедушке! – громко ответил Игорёк скорее самому себе, чем собеседницам, и тут же пулей бросился к проспекту.
Широкая улица кишела народом. Люди толкались, извинялись и на ноги наступающим натянуто отвечали: «С наступающим!». Дорожные столбы, увитые взбесившимися гирляндами, подкрашивали тротуар бледно-оранжевым. Снег хрустел и нежно искрился.
Вскоре показалась знакомая красно-коричневая крыша, остроносые шипастые осётры хлестнули друг друга хвостами, и вокруг них, по периметру большого окна, забегали жёлтые огоньки. Игорёк пошевелил в валенках пальцами и с жаром выдохнул на сжатый в варежке кулак.
У входа в рыбный раскинулся ёлочный базар. Человек в той самой дублёнке и с холщовой сумкой стоял напротив лысоватой хвойной дылды. В надежде наконец избавиться от кособокой ёлки, продавец схватил уродину за верхушку и закрутил её перед покупателем, словно девицу в танце.
Игорёк дождался, когда светофор откроет зелёный глаз, и ступил на проезжую часть. Мальчика, будто потерянное судёнышко, подхватило потоком пешеходов.
– Деда! – закричал Игорёк, оказавшись на твёрдой земле магазинной площади.
Мужчина в дублёнке обернулся. Навстречу ему кинулся пятилетний паренёк в дутой курточке и модных ботинках с полосками. Дедушка вернул деревце продавцу и сгреб мальчика в охапку. Следом к ним подошла раскрасневшаяся пара взрослых, и вскоре всю семью проглотили крутящиеся двери гастронома.
Вью-ю-ю-ить, бах! Искры фейерверка вспорхнули в небо, как испуганные голуби. Когда золотой шар окончательно рассыпался, Игорьку стало грустно. Он хотел заплакать, но не получилось. Внутри всё сковало льдом.
Игорёк-снегирёк, Игорёк-снегирёк. Людей на площади становилось всё меньше. Мальчик уселся на заснеженную лавочку и принялся считать снующие туда-сюда машины. Мимо порскнула красногрудая птичка. Игорёк вспомнил о маме и папе, жареной утке и их маленькой ненаряженной ёлочке. Надо скорее бежать домой!
Он снова переплыл проспект, повернул налево и помчался по залитому оранжевым снегу обратно в парк. Ветер злился и отвешивал ему снежные пощечины. Хотелось кричать, но оставалось совсем немного. Вот уже знакомые тёмные деревья, осталось только преодолеть серую узкую ленту дороги и – дом!
Игорёк очнулся на знакомой вытоптанной дорожке и остановился. В просвете деревьев на него надвигалось чёрное существо.
Игорёк рванул в сугроб и спрятался за большой старой елью. Земля дышала холодом.
Лохматая собака прошла мимо.
Игорёк оперся головой о ствол и закрыл глаза. Надо домой! Но он очень устал. Да, конечно… Сейчас он пойдёт… только посидит и отдохнет… Да, да… Осталось совсем чуть-чуть…
Снежинки устали играть в догонялки и теперь медленно падали на землю. Стало красиво и тихо.
Игорёк поднялся и пошёл к дороге. Она казалась такой пустынной. Ни людей, ни машин. Одни лишь фонари, столбы, и дома, дома, дома – высокие и низкие, толстые и худые. Улица, словно в безумном хороводе, закружилась вокруг него.
И тут Игорёк заметил, что с противоположной стороны улицы к дороге кто-то подошёл. Дедушка! Не какого-нибудь другого мальчика похожий дедушка, а его, родной! Настоящий! И всего-то надо – перебежать дорогу, и они снова будут вместе.
Игорёк хотел сделать первый шаг, но почувствовал невыносимую тяжесть в ногах. Он сел на стылую землю и заплакал.
– Деда! – закричал Игорёк сквозь слёзы. – Почему ты ушёл?
Седой старик молчал и не двигался.
– Забери меня! – мальчик приподнялся и протянул к деду руки.
Дед серьёзно посмотрел на Игорька и замотал белой головой.
– Но почему? – громче прежнего закричал Игорёк.
– Не спеши, – тихо выдохнул дед и на последнем звуке растворился в порыве ветра.
Игорёк осмотрелся. На километры вокруг ничего, кроме пустой дороги. По серой ленте на него неслась чёрная лохматая собака.
– Мама… – лишь успел прошептать Игорёк и провалился куда-то вниз.
* * *
– Ну конечно, я вернулась! – громыхала круглая женщина в шали. – Я свою-то к сыну отвела… Думаю, вернусь… Всё же он был один! Мало ли… Иду, слышу стон из сугроба, ближе подхожу – а там помпон этот огромный! Я его сразу узнала… Хорошо, вы тоже сразу нашлись, а то Новый год в милиции… сами знаете… не хватало ещё…
– Мама! – Игорёк сглотнул и облизал потрескавшиеся губы.
– Тише, тише, малыш, мы рядом, – папа закончил растирать его холодной жидкостью с резким запахом и принялся одевать в чистое и тёплое. Мама помогала папе и всё время целовала Игорька в макушку.
– А оставайтесь с нами, Клавдия Петровна! – мама неожиданно кинулась к женщине и крепко сжала ее руки.
– Спасибо вам, Надя, но я к внучке пойду! – улыбнулась старушка. – В кои-то веки бывшая сноха отпустила ее к нам… Счастливого Нового года!
Мама с папой выключили верхний свет и вышли из детской проводить Клавдию Петровну.
В окно постучали. Игорёк дотянулся в темноте до лампы и нажал на кнопку – снегирёк! Клац-клац. Чивырк-чивырк. Зырк-зырк.
В прихожей скрипнуло, стукнуло, а потом и привычно дважды щёлкнуло.
Игорёк оглянулся. В полоске приоткрытой двери он увидел, как хрупкие мама и папа упали друг другу в объятия.
Забили куранты, где-то у соседей задзинькали бокалы, послышалось тройное «Ура!».
– С Новым годом, деда!
Игорёк снова лёг на подушку, устало улыбнулся и тут же провалился в сон. Снегирь же ещё немного посидел на карнизе, посмотрел на тающие золотые звёздочки салюта и – чивырк-чивырк – упорхнул!
Маленькое чудо
Мы сидели в убогом кафе где-то за полярным кругом и ждали вареники.
– Две порции с палтусом, – наконец появилась крупная официантка и поставила дымящиеся тарелки на пластмассовый столик. В животе заурчало ещё сильнее. Я проткнул погнутыми алюминиевыми зубцами скользкое тесто и без промедления отправил смазанный маслом полумесяц в рот.
– Хочу убраться отсюда поскорее, – Лида брезгливо отодвинула тарелку.
– Му-гу, – промычал я в ответ, обжигаясь горячим рыбным бульоном.
Лида допила кофе из пластикового стаканчика и отвернулась к окну.
На столе завибрировал телефон. Входящий видеозвонок. Я отложил вилку и принял вызов. В Североморск ворвалось чудо нашей газеты – главный редактор Глеб.
– Денис, аэропорты закрыли из-за каранти…
Связь подвисла. На экране расплылся в дьявольской улыбке патлатый альбинос. Честно говоря, сколько я ни работал с Глебом, всё никак не мог привыкнуть к его внешности. Радужки глаз главреда были настолько светлыми, что почти сливались с голубоватыми белками. Из-за этого казалось, что у Глеба есть только зрачки. И каждый раз, когда я ловил на себе этот сфокусированный до предела взгляд, меня немного передёргивало.
Изображение снова заскакало.
– Я не смогу к вам присоединиться, – Глеб виновато нахмурил выбеленные альбинизмом густые брови. – Жену увезли в реанимацию с вирусом, а ей рожать скоро.
Пустой стаканчик захрустел в руке Лиды.
– Да, ясно, – я сочувственно кивнул экрану.
– Пока делайте материал из того, что уже отсняли, остальное нароем в Сети. И сидите в гостинице, ещё созвони…
Связь окончательно рухнула.
– Зачем он отправил меня в эту дыру? – Лида резко перевела взгляд на меня.
– Потому что ты уж точно не сольешься с местным пейзажем и тебя будет видно в кадре, – я неуклюже попытался разрядить обстановку, но Лида лишь хмыкнула и плотнее закуталась в мохеровый шарф.
Тусклый солнечный луч, пробивавшийся сквозь серую рабицу облаков и грязные окна столовой, подсвечивал и без того рыжие ресницы Лиды белым. Острые скулы сияли золотой россыпью веснушек. На лбу голубой речкой пульсировала тонкая венка.
Внутри меня опять всколыхнулось.
После обеда мы поехали в гостиницу. Временный приют, как и в первый день, встретил нас протяжным воем коридорных окон.
Лида мягко ступала по выцветшей ковровой дорожке впереди, я шагал с фотооборудованием сзади.
Она дошла до двери своего номера, поднесла ключ к замку и замерла идеальным стоп-кадром.
– Слушай, Ден, может, посидим у тебя? – Лида посмотрела на меня, хитро щуря свои лисьи глаза.
– И поработаем завтра, да? – я удивился ее игривому настрою.
– Завтра или сегодня… Не знаю… Сейчас мне хочется согреться.
– Ну ладно, пошли, – я отпер замок и толкнул дверь.
– Разве это не чудо, Ден? Вот это вот всё? – Лида прыгнула на мою кровать и распласталась звездочкой. Последний на сегодня жёлто-сиреневый луч подглядывал за её ребячеством через щель неплотно задернутых штор.
– Ты же вот только мечтала сбежать отсюда, передумала?
– Ага. Говорят, в диких условиях люди открываются с другой стороны.
– Хочешь проверить себя?
– Тебя! Хочу проверить, сможешь ли ты добраться до моего номера и добыть припрятанную в чемодане бутылку «Джима Бима».
– Я тебя своим угощу, – я улыбнулся и достал из тумбочки виски, купленный в дьюти-фри.
– Интересно, Глеб ещё позвонит? – Лида села на кровати.
– Ему не до нас сейчас, – я протянул ей стакан с тёмно-янтарной жидкостью и сел на пол. – Сдался он тебе?
– Не сдался… – она сделала глоток и поморщилась. – Мне вообще эта работа в «Жизни» надоела. Носиться по его заказным заданиям… А самого вечно нет…
Лида достала из сумки смартфон, покрутила в руках и отшвырнула подальше.
– А давай с тобой свой блог заведем, или подкаст, или ещё чего?.. А Денис? – Лида перебралась с кровати на пол и села напротив меня. – Сюжеты снимать будем, охваты поднимем… Ну?
Она всё задавала и задавала вопросы, говорила, говорила, говорила… Слова и звуки постепенно перемешались, переплелись, а потом и вовсе исчезли. Я видел лишь, как тонкие пальцы плясали у рта, а пухлые губы то обнажали, то скрывали два ряда сверкающих жемчужин. Как в идеальном немом кино.
Я развалился у стены – все клетки моего тела наполнились теплом.
– Лид, я хотел сказать…
Она приложила палец к моим губам и придвинулась ближе.
– Что-то я совсем замёрзла, – рыжая нимфа положила холодные ступни на мои колени. – Давай ещё выпьем, а?
Виски пьяно забулькал из бутылки в стакан. Не вставая, я подтянулся к радиатору и выкрутил ручку на максимум.
– Ну так что, Ден? Что ты хотел сказать? – Лида тронула меня за плечо.
– Я хотел сказать, что… сваливаю.
Она отпрянула. Обрамленные густыми ресницами глаза широко распахнулись.
– Как закончится эта ерунда с карантином, поеду в кругосветку, из редакции сваливаю.
Лида уронила голову на мои колени и схватилась за живот. Комнату заполнил раскатистый громкий хохот.
– А меня возьмешь? – отдышавшись, спросила она.
Вместо ответа я притянул ее к себе и поцеловал.
Утром меня разбудил звук спускаемой воды в унитазе. Лиду тошнило. Я оторвал голову от подушки. Ее вещи всё ещё лежали на кресле. На тумбе стояли две бутылки: одна пустая, другая начатая.
Лида вернулась в комнату. С ее белого подбородка стекали капли воды. Она улыбнулась и забралась под одеяло.
– Не надо было идти к тебе за второй, – я снова попытался взбодрить ее своим плоским юмором.
Она ничего не ответила и только вложила озябшие пальцы в мою ладонь.
– Чего ты хочешь, Лид? – я сжал ее руку.
– Пожалуй, мне хватило бы только одного!
– Чего же? – я нежно вытер любимый подбородок.
– Чтобы альбинизм не передавался по наследству, – она отдернула руку и отвернулась к окну.
За окном замело. Снежинки-переростки стучались в стекло и настойчиво просились к нам в номер. Ажурные шестиугольники толпились, толкались, залезали друг на друга в надежде узнать, что же с нами будет. Да всё без толку. Мы лежали с Лидой где-то за полярным кругом и молчали. Хрупкие кристаллики, отчаявшись дождаться нашего ответа, смиренно скатывались по стеклу и исчезали в рыхлом сугробе карниза.
Наконец ветер не стерпел и бахнул в не закрытую с вечера форточку. Холодный Североморск нагло ворвался внутрь и тряхнул меня за грудки.
Я поскорее встал, закрыл окно и посмотрел на Лиду. Она мирно спала, положив под голову ладошки-лодочки.
Внезапно перестал валить снег и стало оглушительно тихо. Утро скинуло снежную вуаль и засияло. Первый острый луч лизнул мутный бок стакана, дремавшего на тумбе, потом добрался до губ Лиды и устроился, точно довольный кот, в уголке ее улыбки.
Под лопатками зашевелилось, зажгло. Я подошёл к кровати, осторожно взял бутылку, постоял ещё немного и пошёл выливать остатки виски в ванную. Где-то в коридоре засвистел чайник. Начинался новый день.
