Если бы я не успела проглотить подливку, я бы подавилась ею. Но я успела, и потому подавилась воздухом. И это было очень кстати, потому что, пока я кашляла, первый порыв заорать что-нибудь вроде «да будь прокляты эти Саинкаеу» или «убирайся откуда пришёл, прихвостень сволочей» – прошёл, и я успела сообразить, что мне открылась отличная возможность не просто попасть на Оплетённую гору, но даже успеть осмотреться и спланировать месть так, чтобы нанести наибольший ущерб.
– К-как? – выдавила я, едва отдышавшись и подавив вспыхнувшие узоры.
– Прани, – молодой богач продолжал смотреть на меня так, будто не видал в жизни ничего прекраснее, даже пока я перхала и отплёвывалась, – умоляю, прокатитесь со мной до моего дома, я всё объясню! Это не такие вещи, которые стоит обсуждать посреди улицы.
Я вынуждена была согласиться – разговоры о браке в моём представлении вообще были делом исключительно ритуальным, да и будущая невеста на них обычно не присутствовала. Уж точно не без посредника в виде отца или брата. Однако у меня при себе не было никакого родича, который мог бы представлять мою сторону, да и вопросы приданого, выкупа и щедрости свадебного пира волновали меня мало. Хотя, наверное, не стоило соглашаться вообще на что угодно, так и заподозрить могут.
Я встала с земли, наскоро отряхнулась и молча залезла в повозку. Там было не то чтобы много места: два диванчика шириной в толстого человека напротив друг друга. Толстого, но коротконогого. Хозяин повозки сложения был обычного, а роста нормального для человека, который в детстве сытно и разнообразно ел, я же выросла дылдой безо всяких разумных причин. Поэтому, чтобы нам как-то уместить ноги между диванчиками, мне пришлось втиснуть одно колено между его, а ему – между моих. Я-то выросла в семье с пятью братьями и тремя сёстрами и ещё кучей двоюродных, и все мы жили друг у друга на голове, так что меня ничего не смутило. А вот кананич, похоже, не привык общаться с барышнями настолько близко. Узоры на его светлой коже вспыхнули тёплым розовым, да так, что даже сквозь одежду просвечивали. Если он склонен к таким ярким эмоциям, неудивительно, что он носит кожаный нэр, прикрывающий тело от плеч до колен. Если бы не он, я бы сейчас получила полное представление о форме и размерах всего, что под ним.
– Вы, может, прикрутите фонарик? – заметила я. – Дело к вечеру, мошкара налетит.
Молодой человек вспыхнул ещё ярче, но всё же совладал с собой и поумерил свечение до едва заметного. Несмотря на очевидно высокое происхождение, узорчики на нём были самые простецкие – спиральки на щеках, треугольнички под глазами. Такие отдельные, несвязанные друг с другом узоры выдавали человека, ни дня не тренировавшего свою махару. Ну что ж, ему, наверное, и незачем, хотя многие обыватели, особенно из семей побогаче, занимались хоть какими-то духовными практиками. Не для того, чтобы с демонами сражаться, конечно, а просто чтобы примирить свой внешний и внутренний мир, но это требовало определённой дисциплины.
– Простите, прани…? – произнёс он и замолчал, сообразив, что не знает моего имени.
– Вы и сами не представились, – напомнила я.
– Ах, простите ради всего святого! Я Джароэнча́й Нира́н, сын канана Саваа́та.
Саваата. Не Чаата. Как интересно. То-то и форма у его людей зелёная, а не красная, как у стражей обоза. Мне сразу же захотелось спросить, что он делает в чужом городе, но я подумала, что, наверное, кананы вели какие-то дела друг с другом, а взрослый сын должен неплохо справляться с ролью посла. Но какое он тогда имеет отношение к Саинкаеу?..
– А вы?.. – снова попытался он. Но я подавила естественный порыв представиться. Насколько я понимала, сейчас о нашем клане на Оплетённой горе не знал никто. И пока я не воплощу свой план мести, пусть имя Ицары Суваннара́т и дальше остаётся им неизвестно.
– А я странствующая махарьятта, – отрезала я.
Он, кажется, ждал продолжения, но быстро понял, что его не будет, и поспешно улыбнулся, чтобы сгладить неловкость.
– Конечно, как пожелает прани. Нам совсем недалеко ехать. Вы, э-э, давно в Чаате?
Я прожгла его взглядом. Каким образом тот факт, что я отказалась называть своё имя, навёл его на мысль, что я согласна рассказывать о своих делах?
– Я вот всего пару дней в этот раз, – нервно продолжил он. – Приезжаю, знаете, по делам иногда…
Он неловко умолк, и остаток дороги мы ехали в благословенной тишине.
Дом его оказался довольно скромным по меркам городской знати, но это не вызывало вопросов, если праа́т Ниран останавливался здесь только изредка. Тёмно-красный, на сваях над мутным лотосовым прудом в плотном окружении деревьев, он выглядел скорее как группа остроконечных сторожек, чем как дворец канана. К счастью, хозяин уразумел, что я не настроена на светскую беседу и тур по саду, и ограничился предложением чего-нибудь выпить. Напитки подали в большую прохладную гостиную – тёмное полированное дерево и болотно-зелёные мягкие диваны, до которых никогда не доставало палящее солнце. Как я ни хорохорилась, мне всё же было неловко усаживаться на бархатистую обивку теми же штанами, которыми я совсем недавно сидела на голой земле. Я твёрдо сказала себе, что обтёрла всю грязь в повозке, но всё равно чувствовала себя, как корнеплод, поданный прямо в шкуре и с землёй на одном блюде с фигурно нарезанными фруктами.
– Прани, – с придыханием сказал праат Ниран, когда нам принесли напиток из сока сахарного тростника с молоком в прозрачных каменных чашечках в виде ракушек. – Понимаете, дело в том, что вы как две капли воды похожи на мою возлюбленную!
Я приподняла брови в том смысле, что у праата необычный вкус, если ему нравятся махарьятты с него ростом и с огромным резервом махары.
– Я имею в виду с лица, – поспешил уточнить он. – Но это самое важное, ведь прану́р Вачирави́т видел только портрет.
– Кто?
Лицо Джароэнчая вытянулось, как будто он не мог поверить, что кто-то может не знать этого пранура.
– Пранур Вачиравит Саинкаеу – младший брат главы клана! Он же, наверное, самый известный в мире махарьят!
Я поморгала. На мой взгляд, самый известный в мире махарьят, а вернее, махарьятта, – Лайят Панья и жила она лет этак триста назад. Она написала великий труд об истинных формах демонов, который в моей семье считался первым из девяти основополагающих учений о теории махарьятства.
– И чем же этот пранур так отличился?
Теперь праат Ниран смотрел на меня с недоверием.
– Он – тот самый махарьят, которого похитила амардавика с Жёлтой горы, – пояснил он, как будто речь шла о событиях, произошедших на моих глазах. И в некотором смысле так и было. Вот только наша амардавика никого не похищала. Уж не хочет ли он сказать, что Саинкаеу оправдывали свой произвол, свалив всю вину на Ари Чалиту?!
– Похитила? – прошипела я, оскалившись от возмущения.
– Ну да… – растерялся Джароэнчай. – Вы разве не слышали этой истории? Три года назад… Она держала его в своих чертогах целый год, пока клан Саинкаеу не призвал богов и людей, чтобы с ней расправиться. Как вы могли об этом не слышать?
Я пыталась хоть как-то осмыслить эту историю. О нападении Саинкаеу на Жёлтую гору я не просто слышала, я прочувствовала его на своей шкуре! Но они ведь просто упреждали появление соперников! Как и любой большой и богатый клан, Саинкаеу вовсе не жаждали делиться с кем-то своими охотами. За охоты население платит деньги, и если в округе только один клан махарьятов, он может поставить любой ценник, а если под боком заведётся какая-то мелочь вроде нас, она может предложить те же услуги дешевле, и тогда Саинкаеу потеряли бы часть прибыли. Всё же ясно, как день! Откуда Ниран взял историю про похищение? Наверное, это сказочка, которую Саинкаеу рассказали своим союзникам, чтобы те им помогли! Вот ведь лживые подлецы!
– Амардам вообще свойственно иногда похищать людей, – продолжил праат Ниран, как будто решил прочитать мне лекцию об устройстве мира. – В этом нет ничего удивительного. Наоборот, потрясающе, что Саинкаеу удалось отбить своего человека… Наверное, в этом есть и его заслуга, он ведь несравненный охотник.
– И что, позвольте узнать, она с ним год делала? – процедила я, всё ещё кипя от возмущения.
– Ну… – Джароэнчай помялся. – Никто не рассказывает подробностей. Но что-то нехорошее, это точно. После освобождения он год не мог охотиться, поправлял здоровье. И это… вы должны понимать, он невероятно могущественный махарьят! Я хочу сказать, если уж ему потребовался год, страшно представить, какие мучения он прошёл. Теперь он вернулся к охотам, но… Он всё ещё, как бы это сказать, не весь здесь, если вы понимаете, о чём я.
Я в упор не понимала, как амардавика Чалита могла кого-то похитить, а тем более замучить! Что уж говорить о душевном состоянии проклятого Саинкаеу. Но вся эта история оказалась для меня полнейшей новостью, и крыть было нечем. Кананич явно говорил искренне, он сам был совершенно убеждён, что всё было именно так, как он слышал.
– А откуда вы сами-то об этом знаете? – уточнила я на всякий случай. Как бы не пришлось в список жертв моей мести вносить и тех, кто распространяет об амардавике подобные слухи.
Он пожал плечами.
– Так все говорят! Кана́н Адульяде́ж мне в прошлом году рассказывал, я тогда приехал сюда точнёхонько после того, как Вачиравита вернули. Он говорил, глава Саинкаеу был вне себя – и от облегчения, что брата удалось отбить, и от горя, что он в таком состоянии. Но это все знают, я, право же, удивлён, что вы не слыхали. В том походе участвовало несколько кланов и даже воины канана, и уж они не молчали потом о том, что видели своими глазами. Должно быть, вы из очень дальних земель?
Я не стала никак на это отвечать, погружённая в свои мысли.
Никто из нас не поднимался на пик и не видел, как амардавика живёт и кого при себе держит. Нам в голову не приходило, что там с ней мог быть кто-то ещё! Она творила добро – для нас и для окрестных жителей, и тот год, в который этот Вачиравит якобы сидел в плену на горе, выдался для нас особо жирным на махару. Мы полагали, что амардавика как раз только что вошла в свою силу, а может, маленькие подарочки, что мы ей подносили – всякие украшения, ткани и гребешки, – в тот год её особо радовали. Но представить, что в то же самое время, как она заливала наши земли своим светом, она истязала узника?..
Амарды всегда беспечно щедры, именно это и позволяет махарьятам использовать их силу. И само по себе это ничего не говорит об их личном характере. Я действительно знала истории, когда вполне благодушно настроенные амарды похищали людей, скот и даже целые дома. Правда, в таких историях либо люди были сами виноваты – нарушали обеты или были неуважительны, – либо они от похищения не очень-то страдали, а то и получали украденное назад в целости да с выгодой. Но все эти истории я слышала из десятых уст. Как знать, сколько там правды, а сколько вымысла? Могла ли наша амардавика и правда кого-то похитить и удерживать силой? Покалечить человеку тело и душу? Моё воображение отказывалось это рисовать, но отец научил меня судить по правде, а не по собственной приязни.
Однако, судя по взгляду собеседника, я задумалась так глубоко, что выпала из разговора. Он уже наверняка догадывается, что мне не безразлична эта история. Как бы не выдать себя ещё больше? Он явно не ждёт, что кто-то будет сочувствовать амардавике, а значит, надо привязать мои переживания к предполагаемой жертве.
– Вы сказали, он не весь здесь? – нарочито замирающим голосом произнесла я. – Этот Вачиравит?
Праат Ниран расширил глаза и немного улыбнулся, словно обрадованный моим интересом, а потом напустил на себя скорбный вид.
– Мне трудно судить, я никогда не общался с ним близко. Он и до того был… своеобразным человеком. Но теперь… Люди говорят, в его глазах тьма и тлен. Он всегда много охотился, но после того, как вышел из затвора, он практически не берёт передышек. И… чаще получает раны. Это, конечно, слухи, но, я думаю, вы понимаете, что люди имеют в виду.
Я сидела как оглушённая. Что такое амардавика могла бы сделать с человеком, чтобы он… лишился воли к жизни? Или просто бросался на любую мишень очертя голову, не раздумывая о том, сможет ли победить? Преступно было думать так о нашей Ари Чалите! Она бы никогда! Она даже нас, детей, когда пролезали на пик подсмотреть за ней, не наказывала, самое большее – пальцем погрозит и посмеётся!
Но что-то же случилось с этим Вачиравитом. Ладно Саинкаеу могли наплести своим союзникам небеса знают что, но совсем другое – живой человек, переживший что-то ужасное и не оправившийся от этого. Не сами же они его замучили? Конечно, Ниран говорит о нём с чужих слов, так что, может, он притворяется? Или, может, его постигла кара за то, что Саинкаеу убили амардавику? Вот это более вероятно, всё же нарушение вселенского закона влечёт за собой последствия, пусть и не всегда они падают на самого нарушителя.
– Вы… так глубоко сопереживаете людям, – мягко сказал Джароэнчай.
Я встряхнулась. Ладно, вопрос о похищении оставим на потом. Я этого Вачиравита вроде как убивать собралась вместе со всем его кланом, так что мне за дело, как у него там сложилась судьба? Я отогнала противно засосавшее под ложечкой чувство, что казнить, не разобравшись, порочно. Сейчас разбираться надо с насущным.
– Я похожа на какую-то девушку, которую видел этот Вачиравит, – вспомнила я, с чего мы соскочили. – Можно ещё раз и поподробнее?
– Нет-нет, он её не видел, – улыбнулся Джароэнчай, охотно возвращаясь к теме. – Только портрет. Так что он не знает, какого она роста. И, конечно, Кессари́н далеко не так могущественна, как вы, хотя она изрядно одарена от природы. Но, насколько я знаю, махарьяты могут скрывать часть своей силы?
Я кивнула. По цвету кожи можно судить, сколько махары в человеке – в том смысле, что если махары мало, потемнеть по желанию невозможно. Но вот если её много, то можно скрыть часть, и тогда кожа светлеет, хотя удерживать её в таком состоянии долго не очень приятно. Но мне же долго и не понадобится?
– А какое отношение прати́ Кессарин имеет к Саинкаеу?
Праат Ниран горестно вздохнул.
– Она сговорена замуж за Вачиравита. И свадьба послезавтра!
– Так, погодите, – я потёрла виски. – Вачиравит – это тот ущербный, которого якобы похитила амардавика, правильно? А Кессарин – ваша возлюбленная? И что же, сын канана соседнего города – недостойный соперник какому-то ушибленному махарьяту?
Ниран снова вздохнул, и в этом вздохе я услышала отголоски споров до хрипоты, угроз, проклятий и безнадёжного принятия. Я даже начала понимать, чем он мог запасть в душу этой Кессарин. Кананы по определению люди воинского сословия, и им обычно чужды манерность и романтичность, а потому некоторым девам нравятся именно такие, сочетающие в себе власть над людьми с бессилием перед возлюбленной. Интересно, Ниран в самом деле неженка, избалованный чересчур заботливым отцом, или хорошо притворяется, зная, как это действует на женщин?
– Дело в том, что отец Кессарин – канан этого города, праат Адульядеж. И у него в жизни есть одна цель: заключить наиболее выгодный договор с Саинкаеу. Прежний глава клана не отвечал на его предложения взаимностью, но несколько лет назад он погиб на охоте, и Адульядеж прямо со дня похорон принялся обхаживать нового главу. Понимаете, ему настолько нужно сварить это зелье, что он бросит в котёл весь город, не только родную дочь! А глава клана… Он молод и подвержен внушению. К тому же он очень беспокоится за своего брата. Он надеется, что достойная жена, одарённая большой силой, станет для Вачиравита исцелением.
Я поджала губы. Ни для кого не секрет, что супруги, предаваясь своим супружеским радостям, обмениваются махарой и укрепляют тело и дух друг друга. Но это может работать, только если между ними есть влечение. Заставить женщину, влюблённую в другого, кому-то что-то укрепить совершенно невозможно. Да и Вачиравит, если ему правда так плохо, как рассказал мне Ниран, вряд ли готов отдаться какой-то девице и обмениваться с ней махарой на брачном ложе. Но, конечно, я могла понять молодого главу, который готов испробовать всё, чтобы помочь младшему брату. Если бы мой младший брат ходил с тленом в глазах и бросался на демонов, забыв об осторожности, я бы тоже хваталась за соломинки. Вот только понимать главу Саинкаеу в мои планы вовсе не входило. Сосредоточься, Ицара, это ведь враг!
Однако что же предлагает мой неожиданный знакомый, если дама его сердца так тщательно сговорена замуж за другого, а свадьба уже послезавтра?
– Вы хотите подменить невесту, – предположила я.
– Прани невероятно проницательна! – просиял праат Ниран. – Когда мои последние попытки убедить праата Адульядежа провалились, я принялся искать похожую девушку. Мои люди рыскали по всему городу и нескольким окрестным, высматривая подходящую красавицу. И о чудо! Они нашли вас! Правда, вы так хорошо прячетесь, что мне пришлось за вами побегать, пока удалось заполучить толику вашего внимания.
Он лукаво улыбнулся, а я наконец поняла, что за наёмники мелькали в городе и почему они то и дело таращились на меня. Я независимо повела плечом.
– Какому нормальному махарьяту понравится, что его неизвестные наёмники высматривают в толпе? Но я рада хотя бы теперь узнать, что им было нужно. Однако вы правда считаете, что я смогу сойти за вашу невесту?
Улыбка Нирана стала ещё шире, и он заёрзал на своём бархатистом диване, не в силах сдержать предвкушение.
– Пранур Арунота́й – это глава Саинкаеу – видел Кессарин, но мельком, он был не очень заинтересован. А Вачиравит видел только портрет, Кессарин наотрез отказалась с ним встречаться до свадьбы! Поэтому они даже ничего не заподозрят! Мы подменим вас прямо в день свадьбы, непосредственно перед церемонией. На вас будет покров, так что Адульядежи вас не увидят, а снимет покров только муж, когда вы уже будете на Оплетённой горе. Саинкаеу не приглашают канана на гору, так что вы больше никогда не встретитесь!
– И он не будет ожидать, что Кессарин спустится повидать семью? – нахмурилась я. Конечно, в некоторых особо религиозных семьях, тем более, в благородных сословиях, выданная замуж женщина не может просто так заявиться в отчий дом. Но есть ведь всякие праздники, ритуалы, которые это предполагают.
– Он знает, что Кессарин не хочет за Вачиравита, – помотал головой Ниран. – Она уже пообещала ему, что обидится на всю жизнь и больше не переступит порог. Праат Адульядеж… да простят меня боги, не очень заботливый отец. Кессарин, бедняжка, выросла без любви, – он снова трагически вздохнул, и я уже не сомневалась, что Кессарин потеряла голову быстрее, чем наполнилась самая маленькая чаша городских водяных часов. – Но если вас будут вынуждать встретиться с Адульядежем, вы дадите мне знать, я привезу Кессарин, и она придёт на встречу вместо вас. Понимаете, мы весьма заинтересованы в том, чтобы обман не раскрылся. Нам в Саваате вовсе не нужна война с Чаатом, не говоря уж о Саинкаеу!
– Понятно, – вздохнула я. То есть мне надо постараться так провернуть моё дело, чтобы никто не заподозрил, что я – не Кессарин. Можно и наплевать, конечно, и это будут проблемы Нирана и его отца, но… Саинкаеу могли бы и убедиться, что сговорённая девушка готова выполнять своё предназначение. А так можно всё обставить, будто это Кессарин от горя решила разнести дом своего ненавистного мужа, а потом отдала душу Небесам. И Адульядежу урок… – Ладно, это не станет помехой. Что будем делать с моим ростом? Адульядеж на свадьбе, наверное, заметит, что невеста высоковата. Не всё же время меня будут носить в паланкине.
– Я сейчас же пошлю сообщение Кессарин, чтобы она потребовала новые сандалии на самых высоких зубцах и поскандалила об этом как можно громче. А вам мы сделаем совсем низенькие. Свадебный наряд длинный, под ним не будет видно обуви. Несколько служанок Кессарин с нами заодно, они помогут ей улизнуть, а вам занять её место. Вам нужно будет встретиться с ней, чтобы подогнать цвет кожи…
Он продолжал рассказывать мне всю схему подмены, но я уже думала о другом. Моя семья ожидала, что со дня на день их запасы махары пополнятся. Это будет значить, что я приняла свою судьбу. Они знают, сколько времени идти досюда из дома. Допустим, у меня могли возникнуть сложности по пути или пришлось долго ждать оказии, чтобы попасть на гору. Но если я слишком затяну, они могут решить, что я не справилась с тигром в горах или попалась клановой страже, или, что хуже всего, передумала выполнять свой долг.
Я уже проторчала тут два дня. За ещё два они, наверное, ничего такого не решат. Но это если я организую всё в тот же вечер. Ну или скорее ночью, свадьба-то дело долгое. А ночью… Это же будет брачная ночь! Какой бы ни был этот Вачиравит покалеченный, уж наверное, до спальни дойдёт. И что тогда? Просто убить его?
Я закусила губу. Одно дело – поджечь резиденцию клана безымянных подлецов, которые убили мою амардавику и обрекли наш клан побираться ради махары, а жителей подопечных нам селений – жертвовать собой. Если бы не Саинкаеу, я могла бы прожить долгую жизнь, полную охот, и оставить по себе наследие не хуже Лайят Паньи. Впрочем, не моё дело рассуждать о том, чего не случилось. Когда я только покидала дом, мне казалось, что я отомщу Саинкаеу с удовольствием и даже какое-то время поупиваюсь зрелищем, если за мной не будут гнаться полсотни разъярённых стражников.
Другое дело – тихо прирезать человека, за которого я обманом выйду замуж и которого и так уже жизнь покалечила. Нет, я, наверное, смогу, но это как-то… уже не звучит, как благородная месть. Особенно если он и правда каким-то образом пострадал от рук моей амардавики или даже получил по заслугам за грехи своего клана. А вызывать его на поединок бессмысленно: во-первых, он же будет считать меня обывательницей и не согласится, а во-вторых, если он и правда так могуч, как говорит Джароэнчай, я с ним просто не справлюсь, и тогда моя смерть никак не поможет семье. И зачем только Ниран мне о нём рассказал?!
– Вас что-то смущает? – с неуверенной улыбкой спросил Джароэнчай.
Я мотнула головой, но тут же спросила:
– Нет ли у вас тут кого-то, кто мог бы побольше рассказать о том, что случилось с Вачиравитом?
Он на мгновение задумался.
– Так сразу в голову не приходит, но я уверен, что в резиденции будет кого спросить. Целители там или воины, которые его вызволяли… Да и глава клана наверняка расскажет вам всё, что угодно, если это поможет вернуть его брату присутствие духа.
Он вдруг как-то хитро улыбнулся.
– Возможно, подлог, который мы совершаем, на самом деле пойдёт прануру Вачиравиту на пользу?
Я не сразу поняла, к чему он клонит, и он продолжил:
– Уж во всяком случае с могущественной махарьяттой ему должно быть интереснее общаться, чем с мирной дочерью канана. А сам он весьма недурён собой. Как знать, может, у вас всё и сложится?
Для меня это была настолько дикая мысль, что я даже ничего сказать не смогла. Он допускал, что я – с Саинкаеу?! Да он… да как он… Не говоря уже о том, что мой долг… В ярости я грохнула кулаком по столику так, что чашечки подлетели и расплескали напиток.
– О, прошу меня простить, прани! – ахнул Ниран, всплеснув руками. – Я вовсе не хотел вас оскорбить! И, конечно же, я не имел в виду, что вы согласитесь на эту авантюру за спасибо! Но вы всё ещё не назвали цену вашего согласия!
Я немного успокоилась. Наверное, я и правда чересчур явно заинтересовалась предложением, и Ниран уже решил, что выйти замуж за знаменитого охотника из могущественного клана – само по себе неплохая приманка. И, честно говоря, в любом другом случае так бы и было. Предложи мне кто связать запястья с молодым, привлекательным и талантливым прануром из любого другого клана, я бы не сомневалась ни мгновения. До нападения Саинкаеу на нашу гору у меня даже был список возможных женихов!
Однако речь шла именно о них, и, когда я сделаю то, что собираюсь, Ниран быстро поймёт, почему я так легко согласилась. Да и необходимость спешить никуда не делась. К тому же как жена Вачиравита я смогу с полным основанием потребовать, чтобы мне показали в резиденции решительно всё, и спланировать свой удар намного плодотворнее. Но на это нужен хотя бы ещё день. А вдруг моя семья решит, что я не справилась, и тогда им придётся пожертвовать ещё одним человеком? Я могла бы, наверное, отправить им сообщение, но с кем? Я не могу доверять Нирану, иначе после моей диверсии он будет точно знать, кто меня прислал. И то же самое касается любого посыльного, которого я смогу найти в городе. Да и на дорогу им понадобится больше времени, чем мне на разведку…
– Можете ли вы расплатиться махарой? – осторожно спросила я.
Джароэнчай задрал брови. Я испугалась, что выдала своё происхождение из маленького клана без амарда, но тут же сообразила, что представилась странствующей махарьяттой. У странствующих махары в принципе может быть только что в теле помещается.
– Вы выйдете замуж в огромный клан, – заметил меж тем Ниран. – Они там махару не считают. Зачерпнёте, сколько надо.
Я помотала головой.
– Послезавтра – это слишком поздно. И я вряд ли смогу зачерпнуть что-то в день свадьбы, то есть, на самом деле, выходит не меньше трёх дней. Они… – я затормозила, пока не проговорилась про свой клан и жертвоприношения. – Человек может умереть.
Губы Джароэнчая сложились в понимающее "о". Надеюсь, такое объяснение утолит его любопытство в отношении моего лёгкого согласия хотя бы до поры до времени.
– Я посмотрю, что можно сделать прямо сегодня, – пообещал он. – Вы можете расположиться здесь, а я свяжусь с Кессарин насчёт обуви… И, мне кажется, Адульядеж хранит запас махары. Сколько вам нужно?
– Примерно сколько есть во мне, – сказала я, понятия не имея, может ли он определить на глаз. Махарьят бы смог, но…
– Я спрошу Кессарин, – пообещал он. – Она разбирается. Она у меня такая умница.
И на этой жизнеутверждающей ноте он откланялся, оставив при мне человека из своей свиты – то ли в качестве слуги, то ли присмотреть, чтобы не сбежала. Но мне незачем было сбегать. Пока что мой план претворялся в жизнь почти безупречно и без моего участия. Я уверенно продвигалась в сторону Оплетённой горы и несла с собой смерть и разрушения.