Они студентами были…
Они студентами были.
Они друг друга любили.
Комната в восемь метров —
чем не семейный дом?!
Готовясь порой к зачетам,
Над книгою или блокнотом
Нередко до поздней ночи сидели
они вдвоем.
Она легко уставала,
И, если вдруг засыпала,
Он мыл под краном посуду и комнату
подметал,
Потом, не шуметь стараясь
И взглядов косых стесняясь,
Тайком за закрытой дверью белье
но ночам стирал.
Но кто соседок обманет,
Тот магом, пожалуй, станет.
Жужжал над кастрюльным паром
их дружный осиный рой.
Ее называли «лентяйкой»,
Его – ехидно – «хозяйкой»,
Вздыхали, что парень – тряпка
и у жены под пятой.
Нередко вот так часами
Трескучими голосами
Могли судачить соседки, шинкуя лук
и морковь.
И хоть за любовь стояли,
Но вряд ли они понимали,
Что, может, такой и бывает истинная
любовь!
Они инженерами стали.
Шли годы без ссор и печали.
Но счастье – капризная штука,
нестойко порой, как дым.
После собранья, в субботу,
Вернувшись домой с работы,
Жену он застал однажды целующейся
с другим.
Нет в мире острее боли.
Умер бы лучше, что ли!
С минуту в дверях стоял он, уставя
в пространство взгляд.
Не выслушал объяснений,
Не стал выяснять отношений,
Не взял ни рубля, ни рубахи, а молча
шагнул назад…
С неделю кухня гудела:
«Скажите, какой Отелло!
Ну целовалась, ошиблась…
Немного взыграла кровь.
А он не простил – слыхали?»
Мещане! Они и не знали,
Что, может, такой и бывает истинная
любовь!
Три друга
От трех десяток много ли сиянья?
Для ректора, возможно, ничего,
Но для студента это состоянье,
Тут вся почти стипендия его!
Вот почему он пасмурный сидит.
Как потерял? И сам не понимает.
Теперь в карманах сквозняки гуляют,
И целый длинный месяц впереди…
Вдоль стен кровати строго друг за другом.
А в центре стол. Конспекты. Блока том.
И три дружка печальным полукругом
Сидят и курят молча за столом.
Один промолвил: – Надо, без сомненья,
Тебе сейчас не горе горевать,
А написать толково заявленье,
Снести его в милицию и сдать.
А там, кто надо, тотчас разберется,
Необходимый розыск учинят.
Глядишь, твоя пропажа и найдется,
На свете все возможно, говорят!
Второй вздохнул: – Бумаги, протоколы…
Волынистое дело это, брат.
Уж лучше обратиться в деканат.
Пойти туда и жечь сердца глаголом.
Ступай сейчас к начальству в кабинет
И не волнуйся, отказать не могут.
Все будет точно: сделают, помогут,
Еще спасибо скажешь за совет!
А третий друг ни слова не сказал.
Он снял с руки часы, пошел и продал.
Он никаких советов не давал,
А молча другу деньги отдал…
Несколько слов о юности
Однажды меня спросили: «Эдуард Аркадьевич, вот вы учились когда-то в Литературном институте имени Горького. Скажите, что было самым характерным для тех ваших студенческих лет?»
Я задумался. А в самом деле, что? Может быть, тот, не совсем обычный по теперешним временам, контингент учащихся, который вместе с тем был таким характерным для тех первых послевоенных лет? Впервые, может быть, за все годы существования института аудитории его заполнили не мальчики и девочки, не вчерашние десятиклассники, а уже зрелые ребята, бывалые фронтовики и те, кто в суровые военные годы стоял у станков или растил на полях трудные военные урожаи. Все верно. Все так. И все-таки нет, пожалуй, не это. Вернее, не только это. Не только возраст и замечательный опыт борьбы и труда, а еще и нечто другое. Говоря это, я имею в виду тот удивительный заряд энергии, поэзии, мужества и самого настоящего вдохновения, которым был переполнен буквально каждый студент, да и сам институт, от гардероба и до дверей деканата. Не знаю, как в других институтах, но в нашем Литературном было именно так. Переполненные до краев грозными событиями войны, участниками которой были едва ли не все из нас, мы буквально кипели от страстного желания поделиться нашими мыслями и чувствами с людьми. Никакой официальности. Вместо нее – бурное море дискуссий, идей и страстей!