Люди интересовались вопросами эмоционального развития уже с самых ранних периодов истории, особо уделяя внимание любви матерей к своим чадам. В истории о суде царя Соломона, как и в других притчах, любовь матери выведена очень красочно – мать готова даже отказаться от ребенка, зная, что спасет его от мучений и страданий. При этом в подобных историях редко говорится о предпочтениях самого ребенка. Однако это вовсе не означает, что чувства детей наших предков совсем не волновали.
Сильнейшая привязанность и бескорыстная забота матерей нередко считались инстинктивной реакцией, биологической чертой, характерной в равной степени для людей и для животных (так, общеизвестно, что найти овцу, которая взялась бы взращивать ягненка-сироту вместо своего умершего отпрыска, практически невозможно). Признавалось, что приемная мать способна развивать с ребенком эмоциональную связь, причем связь взаимную. Ни у кого не вызывало сомнения, что материнская любовь – врожденная, биологически обусловленная реакция, возникающая непосредственно после рождения ребенка. Часто утверждалось, что эмоциональная связь устанавливается в ходе кормления грудью. Да, в нашей культуре вскармливание приемной матерью уже почти не встречается, но в принципе это возможно.
Мысль о важной роли грудного вскармливания для установления эмоциональной связи ассоциируется у нас с кормилицами. В XVIII, XIX и даже начале XX века родители довольно часто обращались к услугам кормилиц – женщин, которые за деньги вскармливали детей грудью. Иногда кормилицы жили в хозяйском доме, а бывало и так, что детей надолго отдавали кормилицам, которые совсем не обязательно жили по соседству. Причинами этих мер были, прежде всего, болезнь или смерть биологической матери. В других случаях к кормилицам обращались женщины, которые не могли оставить работу. Среди прочих причин – новая беременность или желание сохранить фигуру и не обременять себя лишними заботами[6]. При обсуждении плюсов и минусов обращения к кормилицам часто говорилось о потенциальном вреде их молока или возможности заимствования через кормление нежелательных физиологических черт, о влиянии же на отношения ребенка с матерью никто не задумывался.
Тот факт, что кормилицы всегда любят порученных им детей, не подлежит сомнению и не вызывает удивления. Некоторые из них надолго оставались в хозяйском доме даже после того, как сам процесс кормления уже был завершен. И многократно наблюдались случаи, когда ребенок испытывал более теплые чувства к кормилице, чем к матери. При этом данное обстоятельство никого не волновало, и после завершения периода кормления грудью расставание ребенка и кормилицы зачастую было неожиданным и резким. На полотнах XIX века мы встречаем изображения детей, которые отворачиваются от матери, находя поддержку в объятиях любимой кормилицы[7].
Порой даже фиксировались случаи непосредственного влияния на человека резкого расставания с кормилицей. Так, записана история двухлетнего мальчика, которого в 1841 году кормилица возвратила в родительский дом. В течение двух недель, пока она была там с ним, он чувствовал себя прекрасно, но потом ей пришлось уехать…
Ребенок сделался бледным, унылым и угрюмым. Он не отвечал на любовь родителей и отказывался от кушаний, которым еще давеча отдавал предпочтение… Мальчик, очевидно, страдающий от недуга, проводил дни в бездвижной печали, а его взгляд был прикован к той двери, через которую, бывало, проходила его кормилица… Доктор решил, что единственное средство спасти ребенка – возвратить кормилицу как можно скорее[8].
Средство подействовало. Кормилицу оставили еще на год, а постепенное ее отдаление не отразилось негативно на здоровье ребенка.
Причина любви ребенка к кормилице, лежащая на поверхности, – это факт кормления грудью, то есть выполнение ей своих прямых обязанностей. Однако никто как будто бы не замечал, что кормилицы обычно купали и одевали детей, играли с ними, укладывали их спать, устанавливая эмоциональную связь по всем направлениям. Наш взгляд на вещи не сильно изменился с тех пор: среднестатистический житель США уверен, что кормление грудью благотворно, поскольку становится причиной взаимной любви матери и ребенка. Однако никаких серьезных фактических подтверждений этой идеи не существует.
Большинству родителей в XVIII и XIX веках любовь и привязанность ребенка к матери или кормилице казалась явлением несущественным, хотя и любопытным. Да, мило, безвредно, но важно только в том случае, когда разлука может поставить здоровье ребенка под угрозу. При этом всех родителей того времени заботили чувства другого порядка, прежде всего почитание детьми родителей, что считалось важной частью религиозной жизни. В зависимости от того, к какой конфессии принадлежала семья, такими чувствами были страх, уважение, благоговейный трепет, любовь. Все эти эмоции были желательны, потому что служили одной цели – радостному и безропотному повиновению с самого раннего возраста[9]. Несомненно, и в то время, и теперь родители были рады и довольны, когда дети были послушны, однако дело было не в удобстве для родителей. Повиновение родителям было моделью повиновения Богу, который мог спасти души детей от адских мук. Перед родителями стояла грозная обязанность подготовки детей к спасению, поэтому их собственные чувства к чадам, способные помешать правильному воспитанию, должны были отойти на второй план. Значение имела эмоциональная реакция ребенка, а родительские чувства следовало сдерживать, а не выражать открыто.
Пока наше обсуждение истории понятия привязанности касалось несложных, бытовых идей, которыми могут оперировать родители и консультирующие врачи. Однако к концу XIX века начали появляться работы, авторы которых разрабатывали научные концепции эмоционального развития человека, включающего, помимо прочего, и привязанность.
Размышления Фрейда на тему привязанности зиждились на идее о том, что на эмоциональное предпочтение ребенка влияет процесс кормления. В дальнейшем понятие получило более широкую и глубокую проработку, однако основой всякой привязанности для Фрейда была любовь, так сказать, по расчету.
Пересказать точку зрения Фрейда на этот вопрос не так просто, как кажется. В ходе долгих и плодотворных лет профессиональной деятельности Фрейд не раз видоизменял свои идеи. Его концепция раннего развития осталась практически нетронутой, однако менялся его взгляд на источники мотивации.
Для того чтобы понять отношение Фрейда к привязанности, необходимо изучить его концепцию личности младенца, разработанную примерно в 1916 году. По мнению Фрейда, новорожденный ребенок действует под влиянием голода и одновременно с этим желания получать удовольствие от процесса сосания. Изначально все интересы младенца нарциссичны и сосредоточены на самом себе. Даже взаимодействуя с грудью, ребенок фокусируется только на собственных ощущениях удовольствия и наслаждения. Матери обычно используют эти моменты погруженности в себя, чтобы подстричь ребенку ногти или почистить ушки. Однако постепенно грудь начинает восприниматься как внешний объект и, следовательно, самостоятельный источник наслаждения. Из простого «приспособления для подачи груди» мать превращается в объект любви. Быть рядом с мамой теперь означает пребывать в блаженстве и безопасности, а любой намек на разлуку становится причиной тревоги.
Для того чтобы увидеть, что кормление грудью и переживание игры и комфорта – независимые явления, нам необходимо обратиться к тем случаям, в которых кормил ребенка один взрослый, а играл и успокаивал его другой. Как во времена Фрейда, так и теперь такая ситуация нетипична. Да, о ребенке могут заботиться несколько взрослых, но каждый из них, будучи «на дежурстве», обычно выполняет весь диапазон функций сразу. Фрейд же привязал грудное вскармливание к эмоциональному предпочтению, потому что смешал в одну кучу социальные и биологические факторы (по той же причине раньше неверно объясняли любовь детей к кормилицам).
Из-за того, что в традиционном обществе кормление и взращивание детей на ранних этапах всегда было делом женщин, в центр эмоциональной жизни ребенка была поставлена именно мать. К тому же Фрейд привлекал в качестве доводов такие биологические влечения, как голод, потому что естественные науки в тот период продвинулись несоизмеримо дальше, чем гуманитарные, и их данные считались максимально надежной доказательной базой.
Как последователи, так и оппоненты Фрейда подхватили его идею о прямой связи между эмоциональным предпочтением и кормлением грудью. Однако в современных теориях привязанности она не играет важной роли.
На самом деле идея о том, что кормление является ключевым фактором в установлении эмоциональной связи, была подвергнута критике еще при жизни Фрейда. Так, доктор Йен Сатти утверждал, что первичной потребностью ребенка является материнская любовь, несводимая к голоду и другим биологическим причинам[10]. Сатти в большей степени, чем Фрейд, интересовался влиянием социальных и культурных факторов и многообразием переживаний детей одного и того же возраста в разных обществах, однако, как и Фрейд, он мало вдавался в детали формирования у детей эмоциональных предпочтений по отношению к другим людям. Ранняя смерть ученого помешала ему в полной мере развить свои идеи.
Если Фрейд и Сатти изучали раннее эмоциональное развитие человека, то другая группа ученых пыталась ответить на те же вопросы, изучая поведение и развития животных. Возглавлял это направление немецкий ученый Конрад Лоренц.
Лоренц работал в рамках научного направления, которое пыталось объяснить поведение в первую очередь наследственными факторами, а не процессами научения. Изучая поведение животных, этологи мало интересовались влиянием на индивида культурных различий. Свою миссию они видели в описании особенностей поведения животных, однако ряд своих принципов они пытались применить и к человеку[11].
Заметим, что этология повлияла на современную теорию привязанности не меньше, чем психоанализ Фрейда. Именно поэтому остановимся на основных постулатах этой дисциплины. До начала XX века проводилось множество исследований животных в рамках натуралистического подхода, но этологи разработали теорию с четким набором задач, не ограничивающихся простым наблюдением. Перечислим основные допущения, на которых они строили свою работу: