-Это чудесный вечер, чудесный, – широко улыбалась Вера, – спасибо, что взял меня с собой.
–Не говори ерунды, – сказал я, – как я мог тебя не позвать.
На самом деле мог. И в общем-то хотел поступить именно так. Вера в последнее время всё больше навязывала своё общество. Или мне так только казалось? Возможно, просто наши чувства переживают какой-нибудь кризис. Но раздражение, поселившееся маленьким котёнком где-то в груди, постепенно росло, и я боялся, что однажды оно превратится в леопарда. И чем настойчивее я отстранялся за глотком свежего воздуха, тем настойчивее она наступала. Чаще звонила сама, могла прийти ко мне домой, когда я вовсе её не ждал. Нет, мне нечего было скрывать, я не заводил подружек на стороне, но мне очень хотелось освободиться из цепких коготков красивой и ещё молодой женщины. Она была самодостаточна и уверена в себе. У неё была неплохая и даже любимая работа, Вера следила за собой, ходила в спортивный зал. И я просто не мог понять, откуда же у неё столько свободного времени меня доставать? Это прозвучало слишком грубо. Откуда у неё было столько времени на меня. Я ведь работал не больше, в зал ходил редко, а дома почти ничего не делал, Вера приходила три-четыре раза в неделю. Она убиралась, гладила мне вещи и готовила еду на два дня. Конечно, после этого мы вместе ужинали, смотрели кино, занимались сексом, и она оставалась на ночь, а утром уезжала на своей машине на работу. Мне было хорошо, нравились такие вечера, но меня не покидала забавная мысль, что у меня есть личная горничная. Я бы никогда не посмел так пошутить при ней, её бы это, конечно, сильно обидело. Мне и самому было стыдно за эту мальчишескую выдумку, но она меня веселила. К происходящему меня вернуло чьё-то лёгкое прикосновение. Это была Кристина, моя коллега.
–Я думала, ты решил не приходить.
Она была в красном платье на бретельках, которое едва закрывало колени, одновременно скрывая и приоткрывая их красоту. Чёрные блестящие волосы она уложила крупными волнами. В руке стакан с соком, она не пила спиртного.
–Я так решил. Но сделал по-другому.
Она улыбнулась.
–Хорошо. Я волновалась за тебя и Анжелу, вы всегда всё пропускаете.
В её голосе не было и нотки обиды, она всегда искренне расстраивалась, когда кто-то не приходил на такие мероприятия. Это была её стихия. Руководство всегда поручало Кристине организацию разного рода торжеств, и всё проходило на очень достойном уровне.
–А что, Анжела действительно здесь? – спросил я.
–Представляешь, – ответила Кристина, изящно взмахнув рукой, – даже не одна, с мужем!
Это было неожиданно. За все три года, что я работал в этом коллективе, ни разу не видел её мужа. Он не забирал её с работы, а корпоративные мероприятия она не посещала ни одна, ни с мужем. В этот момент часть гостей расступилась, и я сам увидел Анжелу рядом с высоким, довольно красивым мужчиной. Он был одет в простой, но элегантный костюм. Элегантный – слово, которое никогда мне не нравилось, а тут пришлось как нельзя лучше. Он стоял ко мне вполоборота и улыбался, но не Анжеле, которая стояла прямо перед ним. Он смотрел поверх её головы, но из-за обступивших нас и их людей я не мог увидеть, кому он улыбался.
–Перестань так пялиться! – со смехом одёрнула меня Кристина.
Я тоже засмеялся. Ситуация была забавная.
–Хочу с ними поздороваться, – я заговорщически подмигнул Кристине. Она закатила глаза, и я счёл это благословением «Иди!».
Нарочито пружиня походку, чтобы хоть как-то сдерживать свой дурашливый настрой, я направился к интересующей меня парочке. «Парочка, парочка, еврей да санитарочка», – напевал я про себя. Когда я приблизился, они уже стояли ко мне спиной, оживлённо общаясь с ребятами из соседнего отдела. Мой шутливый настрой сделался ещё более несдержанным. Я резко, но осторожно положил руки на плечи Анжелы и её мужа, оказавшись посередине, и отчётливо громко выпалил:
–Так он всё-таки не вымышленный?!
Анжела вздрогнула, резко отдёрнула плечо и уставилась на меня испуганными глазами. К счастью, её страх быстро прошёл, когда она увидела, что опасаться нечего. Это был всего лишь я.
–Дурак, – с шумом выдохнула она и легонько толкнула меня в грудь.
Я рассмеялся и попытался приобнять трусиху, но она юрко отстранилась от меня, глядя на своего мужа. Он, к слову, не проявил той же пугливости. Наоборот, стоял неподвижно, слегка повернувшись ко мне, и моя рука до сих пор покоилась на его плече. Он смотрел прямо мне в глаза. Теперь уже я отдёрнул руку. Мне показалось это странным, потому ничего страшного в этом человеке не было. Он широко улыбнулся и протянул мне руку:
–Стас.
После этого мы ещё долго болтали. Об искусственном интеллекте, о неинтеллектуальном современном искусстве, о праведности, греховности и глупости. Стас оказался очень знающим и интересным человеком. Я был восхищён его умением копнуть так глубоко, что определённые вещи словно переворачивались с ног на голову.
–Нужно не только уметь копать, но и знать, куда воткнуть лопату, – подмигнул Стас, когда я отметил эту его способность.
Несмотря на свою эрудицию, Стас постоянно удивлялся, как много знаю я. Мне казалось это несколько преувеличенным, однако, моему эго было приятно. Я давно уже не мог похвастаться той феноменальной памятью, которая отличала меня в детстве и юношеском возрасте, но глупым не чувствовал себя никогда. «Как просто, как всё-таки просто повысить человеку процент уверенности в себе», – размышлял я, выйдя на балкон и закуривая.
–Ты же бросил!
От неожиданности я чуть было не выронил тлеющую сигарету на свои ботинки. Вера. Я совсем забыл о ней! Какой же я олень!
–Дорогая! Где ты была? – лучшая защита это нападение, решил мой инстинкт самосохранения.
–Я тебя искала, – насупилась Вера.
–Значит, плохо искала, – посмеиваясь, я обнял её и поцеловал в нос.
Я ещё слышал недовольное сопение в моё плечо, но она уже не злилась. Её отходчивость была изумительным женским качеством. Что происходило дальше я помню не с особой точностью. Надо полагать, что связано это было с темпом поглощения спиртного, который я набрал сразу же, как мы вышли с балкона. Стаса и Анжелу я в тот вечер больше не видел, хотя, по отрывочным воспоминаниям, что скупо мне подкидывала память, упорно их искал. Точнее, только Стаса. Периодически мелькающим и расплывчатым образом мне встречалась Кристина. Она много танцевала и громко смеялась. И я тоже смеялся. Вера не отходила от меня ни на шаг. А проснулся я у неё на диване, который служил постелью. Видимо, я не смог внятно объяснить местоположение моих ключей в машине, которую оставил на стоянке рядом с пунктом глобальной корпоративной интоксикации. Я терпеть не мог, когда диваны имитировали постель. Это было основной причиной, по которой я игнорировал настойчивые приглашения в гости. Я предлагал ей поменять этого не первой свежести велюрового мастодонта на ортопедическую кровать с ортопедическим матрасом в качестве подарка на… да на любой праздник. Я не понимал, почему она отказывалась каждый раз и меняла тему, может, эти разговоры каждый раз сами сходили на нет, и я был недостаточно настойчив. Почему вообще я сейчас думаю об этом? Я хочу только холодной газировки – колы или пепси, которая ждёт меня в холодильнике. А то, что она меня ждёт там, я не сомневался. Доза глюкозы для похмельного организма – как свежий морозный воздух после душного помещения – просто необходима. Веры уже не было, её выдернули с выходного. Она знала это, и всё равно пошла со мной. А сейчас невыспавшаяся и уставшая торчит в своём офисе. Я дошёл до холодильника и открыл дверцу. Вот она, драгоценная, на месте. Я открыл пробку и с жадностью стал вливать в себя холодную пузырящуюся сладкую жидкость. Мозги тут же оледенели, желудок сжался в лёгком спазме, но я чувствовал одно сказочное облегчение.
В тот день я не стал задерживаться у Веры в гостях, и, съев заботливо приготовленную яичницу, ретировался домой, где отлёживался все выходные. Нельзя не помнить о вреде чрезмерного употребления алкоголя, но нельзя и забывать о его чудодейственном влиянии. А если серьёзно, я ведь не шучу. Каждый раз, просыпаясь с ужасного похмелья, главной задачей является пережить утро. В это время тебя посещают самые жестокие отходняки. Иногда даже кокаиновая шипучка оказывается бесполезной. К обеду становится немного полегче, исчезает хотя бы этот противный похмельный тремор. Но вот вторая половина дня, а особенно вечер – это удивительное время, которое идёт как-то иначе, плавней, тягуче. Твоя обычная суетливость берёт выходной, и ты начинаешь мыслить. Не думать, судорожно и рвано, где ты опять облажался, куда опоздал и что забыл сделать, а именно мыслить. И мысли – как облака, такие же лёгкие и невесомые, плывут по небу – твоему сознанию, иногда, раз, зацепятся за высокую пику, дадут себя изучить, и дальше уплывут.
***
Я курил на балкончике на втором этаже здания, где расположился наш офис. Кристина подошла так тихо, что я буквально подпрыгнул от неожиданности, когда она похлопала меня по плечу. Её звонкий смех стал подтверждением того, как глупо я выглядел в этот момент. Но смеялась она недолго, скорее, это был рефлекторный смешок, продлившийся, однако, дольше необходимого. Как только этот смешливый спазм прошёл, я увидел озабоченность и грусть на её лице.
–Что случилось?
–Представляешь, – Кристина подняла на меня свои большие, немного влажные глаза и замолчала.
–Что? Крис, что случилось?
–Мужа Анжелы, Стаса, вчера сбила машина. Насмерть. Представляешь? Ты помнишь Стаса?
–Помню, – ответил я. С той вечеринки прошло не больше недели, конечно, помню. Это было одно из самых моих приятных знакомств за последнее время. – Я собирался с ним выпить как-нибудь на выходных.
–Теперь не выйдет, – вздохнула Кристина, – так жаль его, молодой и, кажется, славный парень. Хотя один раз у меня мурашки от него побежали.
–Нашли того, кто сбил? – спросил я.
–Нет, – округлила она глаза, – водитель скрылся. Сволочь! Камер там не было, где-то возле бывшего Дворца культуры. Машина то ли красная, то ли чёрная. Издалека её видели двое подростков, но что они скажут.
–Как Анжелка?
–Шеф дал ей отгулы. Столько, сколько потребуется. Он знает, что она в любом случае выйдет раньше.
–Почему?
–Кроме работы у неё ничего не осталось.
***
Спустя пару дней, когда прошли похороны, я набрал номер. Номер был не красивый, но по какой-то причине быстро запоминался. Возможно, в мире цифр также существует какая-то особенная раскладка, предполагающая более удобное их использование. Хоть их всего десять. Это тебе не тридцать три.
–Да, – раздался в трубке приглушённый голос.
–Анжела! – и все слова, что я собирался сказать, как можно было предполагать, вылетели из головы. – Привет.
–Привет.
И тишина.
–Как ты? Узнала?
–Нормально. Да.
–Анжел, – я глубоко вдохнул, – давай я приеду и помогу тебе. Что нужно? Вещи разобрать? Что-то с юристом обсудить?
–Ничего не нужно, спасибо.
–Нет, так не пойдёт. Диктуй адрес, – и тут я понял, что понятия не имею, где они жили. Где она теперь живёт.
–Не стоит, правда, – не особо уверенно пыталась сопротивляться Анжела.
–Диктуй.
–Ну хорошо, – вздохнула она и смирилась.
Когда положил трубку, сказав, что буду через час, я задумался, а какого это остаться одному? Реально одному. У меня всегда был кто-то. И сейчас, как бы не складывалась жизнь, есть мама и старшая сестра. Мы находимся не рядом. Все в разных городах. Но «рядом» значит не «на соседней улице». Рядом – это в твоём сердце. Тот, кому можно позвонить в любую минуту, и тебя выслушают, у кого для тебя всегда есть вот эта самая минута, что так бывает нужна. В этом смысле я избалованный ребёнок, а Анжела теперь сирота.
***
Она открыла дверь сразу, как будто стояла за ней, ожидая, когда я позвоню.
–Привет.
Выглядела она, как и подобает в таких случаях, уставшей, опухшей, бледной. Но… было в ней что-то такое, чего я не узнавал. Или не замечал. Я не мог понять, что это. Так выглядят люди, у которых умерли близкие, но уже выжившие из ума родственники. Ты оплакиваешь их смерть, и в то же время чувствуешь облегчение, что всё это, наконец, закончилось, и ты можешь начать жить. Но этот случай явно не про неё. Её муж был здоров и в своём уме и вряд ли ходил под себя в последние дни своей жизни.
–Привет. Ты как? – я протянул ей упаковку итальянских пирожных, которыми Вера часто меня угощала. Я всегда сильно сомневался в их итальянских корнях, но вкус у них был что надо. Поэтому, не имея понятия, что можно взять с собой, я взял то, что не вызвало во мне диких противоречий и сомнений.
–Спасибо, – улыбнулась Анжела, – ты очень заботливый.
–Я знаю, – зачем-то ляпнул я, тут же распял себя в своей голове и попытался перевести тему, – с чего начнём?
–Не знаю, – пожала она плечами, – пошли в комнату.
–Конечно, – спохватился я и стал стягивать ботинки.
Мы прошли по широкому коридору, уставленному коробками с вещами. Где-то лежала одежда, некоторые были запечатаны. И тут я подумал, что даже не знаю, кем работал её муж, чем он занимался. Наверняка что-нибудь интересное. Как минимум, важное.
–Слушай, – сказал я, – а кем работал Стас?
–Не знаю, – спокойно сказала Анжела.
–В смысле? – я так удивился, что просто замер на месте.
–Что? – непонимающе взглянула на меня девушка.
–Как ты не знаешь, кем работал мужчина, с которым ты прожила..
–Два года.
–Два года!
–Не знаю, – эхом повторила Анжела, – я никогда не спрашивала.
–И он ничего не говорил тебе?
–Нет, а зачем?
В её глазах я видел неподдельное непонимание, словно я спросил, почему она не штопала ему носки, а покупала новые. Несмотря на всю максимальную странность последних минут, я понял, что подсознательно был готов к странностям. И поэтому просто снова сменил тему.
–Ты планируешь остаться жить здесь? Или, может, хочешь переехать? Мой друг как раз решил сдавать свою квартиру.
–Спасибо, я останусь тут, – тихо сказала Анжела. Её голос действительно стал каким-то глухим, – это ведь моя квартира. Он переехал сразу ко мне.
Я опять удивился. По какой-то причине во мне жила уверенность, что это Стас привёз её из другого города и поселил у себя. На той вечеринке он не раз подчёркивал, как любит этот город и свой дом. Но ведь я тогда был пьян, контекст вполне мог быть мной не воспринят. Я ничего не сказал, сделав вид, что ничем не удивлён. Хотя, скорее всего, Анжела бы даже не заметила ни моего удивления, ни озадаченности. И это было понятно, ей совершенно нет и не должно быть никакого дела до вопросов, рождающихся в голове, по сути, постороннего мужчины, с которым за всё время знакомства перекинулись не более, чем тысячью слов, и то, последние шестьсот были сказаны на том самом вечере. Но что-то всё таки казалось мне странным. Во всём этом. В них, в этой семье. Я чувствовал нарастающее беспокойство. Это хорошо было заметно по моему организму, так как обычное моё душевное состояние – это носорог, которому пытаются досаждать комары и мухи – беспокойства, волнения и переживания. Но сейчас было ощущение, будто одна муха нашла трещину в этой шкуре и упорно в неё лезет. Очень неприятно. Как же должны себя чувствовать те, чьё тело сплошь трещина, в которой копошатся мухи. От такого малоприятного сравнения меня передёрнуло.
–С чего начнём? – спросил я, отгоняя от себя плод чересчур разыгравшегося воображения.
–Не знаю.
И тут я осознал, что самый раздражающий в мире ответов ответ это «Я не знаю». Глубоко вдохнув, я взял Анжелу под руку, она была такой холодной и невесомой, и повёл её в ближайшую комнату. Это был зал. Чистый, просторный зал, однако, моментально складывалось ощущение, что здесь никто не живёт. Было ли дело в странной расстановке мебели по комнате или в отсутствии мелких деталей, но не ощущался уют, который должен чувствоваться в доме, даже когда всё вверх дном, а по середине свой запашистый автограф оставил некастрированный кот. И я опять не стал задерживать своё внимание на этой мысли. Во-первых, это бессмысленно, а, во-вторых, вполне хватает и во-первых. Тем временем Анжела открыла шкаф, стоящий близко к окну, чем, как мне казалось, мешал полноценному поступлению солнечного света в комнату. В этот раз Анжела проявила удивительную наблюдательность, проговорив:
–Это он так захотел поставить.
Всё это прозвучало как оправдание. Но она не оправдывала себя за то, что не поспособствовала адекватной расстановке мебели, не оправдывала его за это неразумное решение. Это было оправданием самой абсурдности ситуации, в которой находились она и её дом. Почему-то я подумал, что так оправдывают своё безумие. Что-то я слишком много сегодня думаю, и при этом всякие глупости.
–Давай поступим следующим образом, – предложил я, более не готовый ко всякого рода размышлениям, – начнём с этого шкафа, разберём все вещи, что-то выбросим, если захочешь, а потом передвинем его и поменяем местами со столиком?
Анжела кивнула и открыла верхние дверцы. Мне не нужен был стул, чтобы дотягиваться до верхних полок, поэтому я стал доставать оттуда всё, хранившееся там, должно быть, годами, и подавать их вниз Анжеле, которая осторожно, но не слишком бережно опускала их на пол. Я задумался (опять!), всегда ли Анжела была такой немногословной и, откровенно говоря, странной? Как давно я вообще её знаю? Ответ ко мне не пришёл. Когда все коробки с верхних полок были спущены вниз и теперь подлежали разбору, я улыбнулся Анжеле и закрыл дверцы.
–Ну, готово, – похлопал себя по карманам брюк. Что за нелепые жесты мы иногда демонстрируем, чувствуя себя не в своей тарелке.
–Кажется, да – улыбнулась мне в ответ Анжела.
Она снова ничего не предложила, словно это был мой дом, а она просто на подхвате или решила оказать благородную помощь странному коллеге.
–Давай разберём их? – предложила моя мисс-инициатива. – Если что нужное, оставим, остальное выбросим, о`кей?
–О`кей.
Следующие полчаса, что мы потратили на разбор коробок со всяким среднестатистическим хламом, прошли в том же духе, что и предыдущие. Я сам придумывал важность или ненужность каждой вещи и таким образом определял её судьбу. Так настенные часы с кривыми стрелками (по замыслу автора) отправились в новую жизнь на помойку, а нежно-персиковая подушка переехала на диван, изжив с него подушку с неприятными черными ромбами. Кстати, среди этих заброшенных вещей оказалось много довольно красивых и дизайнерски успешных предметов, совершенно не заслуживающих тёмных недоступных закоулков семейной квартирки.
Когда всё, что не приглянулось моему придирчивому взгляду, оказалось в коробках у двери, я удовлетворённо потёр руки, ощущая власть над бесполезным хламом, а себя господином всея обновлённой, очищенной комнаты. То, что не требовалось для использования каждый день, я аккуратно и с определённой логикой убрал обратно в шкаф, который предварительно передвинул ближе к двери. Это был обычный ДСПшный шкаф, который я смог сдвинуть с места даже с минимальной помощью хозяйки квартиры. После этих манипуляций я принялся за стол, чувствуя, что вошёл в азарт. В нём было всего три ящика, поэтому я даже почувствовал лёгкое разочарование. В первом ящике были канцелярские принадлежности, обрывки бумажек с записями, визитки и разные флаеры. Всё это, за исключением пишущих ручек, без сожаления отправилось в мусорный мешок. Второй ящик был наполнен какими-то бумагами, договорами и счетами.
–Разбери это, – сказал я Анжеле, – здесь есть важное?
–Не знаю, – она вновь дала самый раздражающий в мире ответ, – это его стол, я не знаю, что там.
Я сам не успел понять, как принял решение всё это выбросить. Я просто захотел так сделать. С ума сойти, я даже не спросил разрешения у хозяйки. Хотя что-то мне подсказывало, что её ответ ничего бы не изменил. Когда я сгрёб всё, что было в ящике, и вытащил, чтобы опустить в пакет, из этой бумажной кучи что-то выпало и с небольшим, но всё же шумом приземлилось на пол. Я посмотрел вниз. Это был толстенный блокнот с вложенной в него не менее толстой тетрадью. Убрав макулатуру в мешок, я наклонился и поднял его, переведя взгляд на Анжелу.
–Что это? – но увидев её глаза, я понял, что она что? Правильно, понятия не имеет.
Я открыл блокнот на первой попавшейся странице где-то на середине. Пробежав глазами по исписанным некрупным ровным почерком страницам, я выхватил один абзац и прочёл его про себя.
«Слова! А что они вообще значат? Это же просто слова! Мы ведь можем говорить всё, что пожелаем. Я могу сказать «Я завтра отправляюсь в Перт», и это не значит, что я должен это сделать. Поехать куда-то. Вот глупости. Я ненавижу играть на флейте. Нет, я очень люблю играть на флейте. Чёрт побери, я вообще не умею играть на флейте! Всё смешно очень»
Я снова поднял глаза на Анжелу.
–Тебе не интересно посмотреть? – спросил я, но в глубине души я почему-то ужасно хотел, чтобы она сказала нет.
И она сказала, равнодушно пожав плечами. Что это? Может, Стас писал книгу? А, может, уже написал? Я боролся с болезненным любопытством, что такое написано в этом талмуде. Боролся. И проиграл.
–Могу ли я взять это и изучить? – спросил я, едва сдерживая возбуждение. – Вдруг это что-то важное.
–Как хочешь, – был её ответ.
Мне с трудом хватило сил довести до ума порядок в комнате, мои торопливые и сделавшиеся неловкими движения выдавали мою спешку. Впрочем, Анжела этого не заметила. Закончили мы ближе к десяти вечера. Я был голоден, ужасно хотел курить, но все эти желания были ничем по сравнению с желанием заглянуть в рукопись. Скорее всего, это действительно роман. Конечно же, я верну его Анжеле. Но сперва прочту сам. Я чувствовал, что моё желание чересчур навязчивое и неоправданное. По сути, я не имею права так поступать. Нельзя просто так взять и забрать из чужого дома понравившуюся вещь. Хотя Анжела была не против. Да, Боже ты мой, она не была бы против, даже если я предложил бы ей забрать у неё этот чёртов шкаф и отправить его нуждающимся в Нигерию. И ведь это тоже очень странно. В смысле, Анжела и её поведение, а не нужда нигерийцев в шкафе. Но, с другой стороны, она неплохо держится для человека, потерявшего близкого. Может быть, у неё сейчас шок. Я читал, что люди, похоронившие кого-то, могут некоторое время не воспринимать случившееся, так как это сильнейший стресс, и жить в каком-то анабиозе, заторможенные и отстранённые. В таких размышлениях я добрался до своего дома. Открыл ключом дверь и едва сдержал желание выругаться. Дома была Вера. У меня дома. Без приглашения и договорённости. Она просто взяла и пришла в мой дом. Открыла моим запасным ключом дверь и зашла. Она готовила ужин. Услышав, как щёлкнул замок, она вышла в коридор.
–Привет! – радостно улыбнулась она. На ней был фартук. Где она только его взяла. Неужели принесла с собой?
Я попытался изобразить улыбку, но плохо у меня это получилось, надо признать. И Вера это заметила.
–Я не вовремя? – в голосе зазвучали нотки отчаяния.
–Нет, что ты, – спохватился я, хотя поздно уже было спохватываться, – просто я помогал коллеге.
Вера молча смотрела на меня. Я должен был оправдаться за свой холодный приём.
–У не.. у него умерла жена на днях, я помогал ему разбирать вещи. Ведь самому это очень сложно делать.
Я почти не соврал. И это помогло. Лицо Веры смягчилось.
–Это очень печально. Мне жаль твоего коллегу. А ты молодец, – сказала она, погладив меня по щеке, – пойдём я тебя покормлю, а потом сделаю горячую ванну.
Я уже не хотел есть, я не хотел эту дурацкую ванну, я хотел только одного, чтобы меня оставили в покое и дали побыть наедине с загадочным романом в блокноте. Но сказать Вере об этом я не мог, она бы ни за что не поняла и сильно обиделась.
–Слушай, – сказал я, когда мы сели за стол, – оставь мне свой ключ от моей квартиры. Я не могу найти один из своих, и мне кажется, что я потерял его. Я поменяю замок и дам тебе новый.
Сейчас я соврал. Это моя территория, нельзя появляться без приглашения. Пока мы ужинали запечённым цыплёнком, я был сплошное напряжение. От ванны я ловко отвертелся, сославшись на давление, но присутствовало серьёзное переживание, что Вера решит остаться на ночь. Но, к счастью, этого не произошло. Ей нужно было рано на работу, а я, изобразив грусть-печаль, быстренько выпроводил её.
***
Наконец оставшись наедине со столь мучавшим моё воображение толстым блокнотом, затянув в лёгкие горьковатый дым, я смог спокойно обдумать свой поступок. Пользуясь уязвимым положением недавно овдовевшей женщины, я утащил из её дома некую рукописную работу, чем бы она по итогу не оказалась. Может, это вообще личный дневник её покойного мужа или сборник понравившихся цитат (я вёл такой в юности), или действительно настоящая рукопись несостоявшегося писателя? А вдруг состоявшегося? Что если Стас всё это время был писателем. Писал под псевдонимом, что даже его жена не знала об этом. Я заставил себя перестать об этом думать, слишком уж это напоминало вспышку больной фантазии. Но если в порядке бреда? Так, стоп. И я принял единственное верное решение в сложившейся ситуации. Я набрал номер Анжелы.
–Алло, – услышал её тихий далёкий голос в трубке, – я слушаю.
–Анжела, это я.
–А, привет. Ты что-нибудь забыл?
–Нет. Но это важно. Помнишь, я взял у тебя блокнот с тетрадью.
–Да.
–Я точно могу его прочитать? Может, там что-то личное твоей семьи.
–Моей семьи больше нет. Если тебе хочется, прочти. Или выбрось. Мне всё равно.
И она повесила трубку.
В целом этого мне было вполне достаточно. Я наконец-то мог погрузиться в загадочную рукопись, боясь лишь одного, что это окажется чем-то неинтересным, например, личным дневником ОКРщика, тщательно расписывающего свой день. Я решил начать с блокнота. Отложив тетрадь в сторону, я открыл его.
«В некоторых первобытных племенах нравы отличались определённой долей жестокости в пределах разумной защиты. В племенах, живших, например, на другой части материка, жестокость как таковая могла отсутствовать совсем, и того, кто проявлял агрессию, могли даже изгнать из племени, что, впрочем, было равносильно смерти. Но существовали, а, может, и существуют, племена с другими менталитетом и обычаями. И вот среди таких дикарей насилие и убийства были совершенно обыденными событиями. Знаете, способность убить была даже возведена в область некого искусства. Ведь не так-то просто убить кого-то там, где все это умеют и всегда к этому готовы. И что же они предпринимали? А вот что. Если один захочет убить другого, он сблизиться с ним, войдёт в его дом и в его доверие. Будет есть с ним одну еду, пить одну воду. Будет делить с ним все тяготы. Будет отдыхать и работать рядом с ним. Это может длиться месяцами, иногда годами. Он назовёт его другом и будет ждать подходящего момента. Вот что он сделает. И скажите на милость, не великолепно ли это? Посвятить свою никчёмную жизнь этой потрясающей игре?»
Интересная мысль, подумал я. К чему это? Моё желание читать дальше только усилилось. Было похоже на то, что я оказался прав, и это действительно рукописная, вероятно, художественная работа. Однако пока не очень понятно, о чём. Но исправить это было совсем несложно, и мои глаза снова побежали по ровным строчкам с красивыми завитушками у букв «в» и «з».
«Наверно, это удивительный опыт – прожить жизнь, в которой смех и улыбка строго запрещены, а угрюмость возведена в добродетель. Знаете, на что похожа такая жизнь? На поле бесконечной баталии реализуется гоббсовское истинное предназначение всех человеческих существ. И каждый стремится отнять у каждого любую радость жизни. Какой бы это был впечатляющий мир. Я бы, пожалуй, пожил в таком. Но не слишком долго»
После слова «долго» стояли кавычки, и следующий абзац начинался с новых кавычек. Перед первым словом было неразборчиво что-то начёркано. Я не стал уделять этому время и продолжил читать.
«Справедливости ради, стоит заметить, что такие интересные общества, в которых царит культ угрюмости и жестокости, не особо-то прогрессируют. Сложно представить мировую державу с таким менталитетом. Само её существование было бы антонимом к слову «развитие». К сожалению, у мирового порядка свои правила и условия, которые они предъявляют тем, кто хочет забраться повыше. Игнорировать их способны только невероятно могущественные. Нет, это даже не вообразить, какой площадью, военной мощью и количеством природных ресурсов нужно обладать, чтобы наплевать на необходимость сотрудничать и при этом постоянно стремиться заставлять страдать всех остальных. Но образование такого государства невозможно априори – для такого развития необходимо объединение всех людей, а попробуйте заставить забыть о своём впитанном с материнским молоком образе мышления. Проще заставить волка сотрудничать с медведем в поиске и раздирании лисьей норы»
Какая странная метафора, подумал я. Зачем вообще волку с медведем искать лисью нору. Хотя, с другой стороны, какой вид совместной деятельности двух этих хищных четвероногих не придумай, всё равно будет глупость, поэтому поиск лисьей норы не лучше и не хуже всех прочих вариантов. Ощущение лёгкого непонимания происходящего на страницах только подстёгивало моё воображение. Мне пока не очень понятно, к чему ведёт это повествование о гипотетическом гоббсовском мире. Было очевидно, что этому отрывку предшествует целая история, вероятно, скрывающаяся на страницах толстой тетради. Но я решил потравить свою душу, потянуть интригу. Это было одной из моих особенностей. Я с удовольствием мог прочитать последнюю книгу целого цикла, или посмотреть третий сезон сериала, или вторую половину фильма. А потом уже познавать историю с самого начала. Это как будто ты сам определяешь, что будет приквелом. Ощущение хозяина ситуации. Подумав об этом, я расхохотался. Нет, ну это насколько нужно быть жалким, чтобы, насилуя своё воображение таким способом, доказывать себе, что ты хозяин хоть чего-то. Зачем я вообще сейчас это придумал. Я, наоборот, не хочу чувствовать никакого контроля над происходящим. Этого вполне хватает в реальной жизни. А в мире художественного вымысла хочется лишь отдаться полёту фантазии автора. Полностью отдаться. Это его ответственность. Довести нас до пика удовольствия, такого душевного оргазма, или разочаровать. Чего же мне ждать от автора данного предполагаемого (кем? мной?) бестселлера? Высокочастотных душевных вибраций, полёта в бездну дурновкусия (вообще есть такое слово?) или самое ужасное из возможного ни-че-го? В этот раз я решил не забегать вперёд, как решил раньше потянуть интригу. Вдруг, в конце концов, это окажется всего лишь мыслесборником некого Стаса, которого я практически не знал, мужа Анжелы, которую я практически не знаю, и всё это время, что я потрачу на развёртывание интриги будет довольно сомнительным удовольствием. Но я всё же хочу рискнуть. Бесбашенный парень. Открывая новую страницу, я к своему собственному удивлению был совершенно спокоен.
«Что такое агрессия, и кто способен её проявлять? Очевидно, что человек. А кто ещё? Мир диких животных пестрит яркими примерами зверств. Но можно ли считать это агрессией? Стоит выделить жирным шрифтом – нет, нет и ещё раз нет. Всем диким животным свойственен только один вид агрессии – оборонительной. И зачастую она выражается в бегстве, а не в драке. Но способны ли дикие животные на настоящую агрессию? Садистскую, неконтролируемую и необъяснимую. О да, способны. Ещё как. Они способны кусать друг друга, рвать когтями, отбирать пищу и делать много других ужасных вещей. Но есть одно НО. Для появления такого вида агрессии необходимы специфические условия, а именно, ограничение пространства или искусственно созданная среда. Вы видели обезьян в зоопарке? Просто чудовища. Они злые и обижают своих соседей. Как говорят учёные, в природе они намного дружнее. Если это справедливо для обезьян, то справедливо и для нас. Ведь мы, по сути, живём в огромном зоопарке, который сами себе построили и сами себя там закрыли»
Волнение захватило моё тело. Я всегда реагировал такой волной возбуждения, когда сталкивался с новой и захватывающей информацией. Все мои внутренние органы словно начинали бурлить. Как я только не обзывал это состояние. И жадная жадность, и интеллектуальный токсикоз. Что я только не пытался с этим делать. И глубоко дышал животом, и медитировал на эту волну, но чёртов душевный тремор раз за разом выплывал следом за интересной статьёй в журнале, которая открывала новые грани малоизвестных явлений, следом за новостью, что выходит сериал по любимой книге. Накатит, помотает меня в силе своей стихии, и плавно отступит, словно ничего и не было. Я знал, что сопротивляться бесполезно. Нужно расслабиться и наслаждаться. Ведь это предвестник приятного времяпрепровождения за изучением чего-то нового. Но, откровенно говоря, непросто расслабиться, когда твой желудок буквально сжимается, а по телу то и дело проходит дрожь. Вдохнул выдохнул. Ещё раз вдохнул и ещё раз выдохнул. Ну говорил же, не работает! Надо покурить. Курить, на самом деле, тоже не помогает. В особо сложных случаях даже наоборот. Я до сих пор так и не разобрался, как это работает. Табак не успокаивает. Успокаивает концентрация на действии. А если не концентрируешься? Но в любом случае ты выполняешь рекомендуемые всеми йогами вдох-выдох. Я сделал глубокий вдох грудью. Однако вдыхал совсем не воздух. Это был табачный дым, который обжёг мои лёгкие. А потом длинный выдох. Вдох-выдох. В лучших традициях медитации. Пока я был не занят чтением, мои мысли захватили рассуждения о том, чем же всё-таки является то, что я читаю. Это не очень похоже на роман, скорее, на, как там сейчас говорят, нонфикшн, то есть плод личного опыта писателя и его размышлений по этому поводу, в идеале подкреплённое какими-нибудь доказанными фактами или научными данными. Ибо насочинять можно всего, что угодно, а легко внушаемых людей, тех, кто верит, что успех мужчины пропорционален вдохновению от его женщины, что результатов добиваются те, кто пьют воду по утрам, ну и всё в этом роде, очень и очень много. А спекуляция дело святое. Особенно на доверии. Я посмотрел на часы. Было давно за полночь. Завтра, то есть сегодня, мне уже нужно было идти на работу. Но разве я сейчас усну. Я вернулся в квартиру, оставив балконную дверь в положении проветривания. Так в комнату поступал свежий воздух, пусть и с примесью сигаретного дыма. Меня сейчас это мало волновало. Меня сейчас вообще почти ничего не волновало.