Перевод Н.А. Добролюбова.
В шахтах – 10 %, в сталелитейной промышленности – 10 %, в машиностроении – 15–20 %, в текстильной промышленности – 20 %; в производстве синтетического каучука – 20 %; в химикатах – 10–15 %; в транспортных средствах – 40 %; в производстве синтетического бензина – 50 %. Тяжелая промышленность пострадала меньше, чем легкая.
Во время войны рассредоточение промышленности, чтобы избежать бомбардировок, имело тенденцию тянуть ее на восток, тем самым увеличивая долю, которая досталась русским.
Идея возникла во время визита Идена в Москву в декабре 1941 г.; декларация, опубликованная в результате этого визита, обещала независимость Австрии.
Сообщается, что Иден согласился, но, если бы он так поступил, это не соответствовало бы его обычной позиции.
По поводу роли, которую сыграл Гарри Декстер Уайт в разработке плана Моргентау, было много дискуссий. Однако представляется, что а) план стал неожиданностью для Уайта, когда Моргентау впервые сформулировал его в Великобритании; б) план в его первоначальной форме противоречил желаниям России, поскольку русские хотели получить репарации в основном за счет текущего производства, тогда как Моргентау предлагал уничтожить средства производства Германии.
В результате выполнения поручения Рузвельта внешнеэкономическая администрация создала тридцать два независимых комитета, каждый из которых определял, что нужно сделать в той или иной отрасли, чтобы лишить Германию возможности вести войну. Результаты, собранные вместе, представляли собой совершенно неработоспособную экономику. Но этот план не был окончательно завершен до 20 декабря 1945 г. Однако ранние черновики этого плана были использованы для обоснования репараций, выдвинутых Соединенными Штатами на Потсдамской конференции.
Когда Сталин сказал, что убежден, что Германия восстановится через 15–20 лет, Черчилль ответил, что мир должен стать безопасным по крайней мере на 50 лет.
По поводу расчленения Германии с Францией возникли дополнительные трудности. Протокол Ялтинской конференции включал секретный пункт, согласно которому три крупные державы дополнительно к условиям капитуляции Германии получают право предпринять такие шаги, «включая полное разоружение, демилитаризацию и расчленение Германии, какие они сочтут необходимыми для обеспечения мира и безопасности». Условия капитуляции были разработаны Европейской консультативной комиссией и приняты французами, когда они присоединились к этому органу в ноябре 1944 г. Однако из-за медлительности русских так и не было достигнуто соглашение о раскрытии этого секретного дополнения французам, хотя фактически они узнали о нем от американцев в Москве. Аномалий, к которым это могло бы привести, в итоге удалось избежать, поскольку условия, подписанные в Реймсе 5 мая 1945 г., на самом деле представляли собой совершенно другой документ, составленный в тот момент SHAEF, в котором не было упоминания о расчленении.
В одном из отрывков из телеграммы Черчилля Трумэну предполагается, что возможность приглашения французов в Потсдам рассматривалась, но, похоже, не было опубликовано никаких подтверждений, почему в таком участии было отказано.
Это мнение одного из старших переводчиков британского персонала Контрольной комиссии.
В районах боевых действий широко использовался так называемый «Охранный пропуск» – листовка на немецком и английском языках с факсимильной подписью генерала Эйзенхауэра и следующим текстом: «Немецкий солдат, у которого есть этот пропуск, использует его как знак своего искреннего желания сдаться. Он должен быть разоружен, за ним должен быть хороший уход, он должен получать еду и медицинскую помощь по мере необходимости и должен быть как можно скорее удален из опасной зоны».
«Внутренний кризис, проходящий через все немецкое движение сопротивления против Гитлера, в той мере, в какой оно существовало, основывается на том, что лишь немногие были мотивированы, исключая всякий компромисс, принципами чистой человеческой этики, такими как ценность истины, справедливости, личной свободы или основанными на них политическими принципами. Одни принадлежали к оппозиции потому, что Гитлер был настроен против церкви; другие – потому, что он был антисемитом; третьи – опять же потому, что он отказался от их услуг в качестве чиновников (хотя они с удовольствием продолжали бы работать на него); четвертая группа (например, немецкие националисты) – потому, что их перехитрили и они были бы рады следовать общей политике вместе с ним; пятая – потому, что он их не слушал (например, генералы и промышленники); шестая – потому, что, хотя они и хотели тоталитарной системы, она должна была быть коммунистической – потому что она была не только для них, но и для Гитлера. У каждой из этих групп имелись свои причины для оппозиции, но они не представляли собой причины общих принципов, так как частное всегда связано с индивидуальными интересами, в то время как общее, напротив, касалось не чего иного, как фундаментальной проблемы человечества» (Tagesspiegel, 11 декабря 1946 г.).
Эта теория типично нацистская в своей однобокости. Начнем с того, что в самой Германии никогда не существовало серьезной опасности коммунизма; Веймарская республика была вполне способна сама противостоять коммунизму, если бы ее поддерживали, а не саботировали националисты. Британцы и американцы никогда бы не подумали стать союзниками русских, если бы нацистская агрессия не заставила их сделать это в целях самообороны. Русские вряд ли вступили бы в войну, если бы Гитлер оставил их в покое. Если кто и виноват в распространении коммунизма на Центральную Европу, то это Гитлер и непомерные амбиции нацистов, не учитывающие возможностей Германии.
Уже в 1946 г. 40 % опрошенных в зоне Соединенных Штатов выбрали эту альтернативу в ответ на вопрос: «Был ли нацизм плохим, хорошим или хорошим, но плохо исполненным делом?» К 1948 г. эта цифра выросла до 55,5 %.
Воздушные налеты, похоже, вызвали большее возмущение к нацистам, чем к союзникам.
Элвин Джонс в палате общин 22 октября 1946 г. сказал: «Недавно я выступал перед собранием немецких социал-демократов в Нюрнберге… Все заданные мне вопросы, – а аудитория была удивлена своей привилегией задавать вопросы – были такими, которые мог задать нацист».
Жертвы концентрационных лагерей действительно получали специальные пайки, но в качестве акта благотворительности.
Офицеру военного правительства было важно знать, как устроена и как функционирует армия и как себя защитить, но акцент на этих предметах преувеличивался, вероятно, из-за нехватки людей для преподавания других предметов.
Многие из говоривших на немецком языке были евреями, и если союзников не волновало их происхождение, то естественно, что они сами и немцы, с которыми они общались, чувствовали особую неловкость.
Все это исправили позже, когда появилось достаточно времени, чтобы выявить лидеров рабочего класса, организовать профсоюзы и т. д. Но медлительность, с которой это делалось, являлась одной из главных причин трудностей среди социал-демократов в Германии, что уже было описано выше.
Первая школа была открыта в Аахене 4 июня. В зоне США школы открылись в августе в Висбадене, Гейдельберге и Ротенбурге. К концу того же месяца в британской зоне было открыто 3000 школ на 500 000 учеников.
«Какова наша политика в Германии? Брат, я не знаю. Может быть, воротилы во Франкфурте и скажут тебе. Они буквально заваливают меня всякими бумагами. Когда мне их читать, если я делаю сорок семь разных дел, чтобы как-то оживить этот городишко?» (Drew Middleton: The Struggle for Germany).
Однако первая газета, появившаяся в Берлине, Tagliche Rundschau, по-прежнему находилась под прямым контролем Красной армии. За ней последовала Berliner Zeitung, которую с самого начала редактировал русский Кирсанов, которому помогал Херрнштадт, бывший варшавский корреспондент Berliner Tageblatt. В июле 1945 г. Коммунистическая партия начала издавать газету Deutsche Volkszeitung, социал-демократы – Das Volk, христианские демократы – Neue Zeit и либеральные демократы – Der Morgen. Во главе первых двух были поставлены немецкие коммунисты, специально обученные в Москве.
В то время как в целом по стране владения площадью более 250 акров составляли только 33 % от общего количества, в русской зоне этот показатель составлял 45 %, а 20 % приходилось на владения площадью более 2500 акров.
Уайнант «считал, что право быть в Берлине подразумевает право доступа и что постановка такого вопроса только все запутает, вызовет подозрения у Советского Союза и затруднит достижение взаимопонимания». Хотя англо-американская политика в этот период, несомненно, звучала так: «Доверять русским», Мозли, который был гораздо ближе к Уайнанту, противоречит рассказу Клея и утверждает, что Уайнант активно настаивал на заключении письменного соглашения.
Требования русских о продовольствии и топливе имели побочный эффект в виде прекращения еще одной перепалки по поводу французского сектора. Американцы и британцы предложили, что для создания этого сектора каждая из трех держав должна отказаться от одного из округов, закрепленных за ней. Русские придерживались той точки зрения, что, поскольку именно англичане и американцы хотели, чтобы у французов был свой сектор, они должны предоставить его полностью со своей территории. Как только каждая держава стала ответственной за снабжение продовольствием своего сектора, было видно очевидное преимущество в том, чтобы оставить за русскими как можно большую территорию.
По этой причине русские впоследствии были вынуждены разрешить поездам с продовольствием и углем, следующим с запада, – но не военным, – возвращаться по линии через Штендаль.
Еще один раздел Соглашения, касающийся утилизации германского военно-морского и торгового флота, вызвал некоторые разногласия между Черчиллем и Сталиным, но впоследствии к спорам не приводил.
В русском тексте Протокола соответствующее слово – «изъятий», которое понимается несколько шире, чем английское removals, но представляется сомнительным, что расхождение достаточно велико, чтобы охватить товары из текущего производства. Следует отметить, что в третьем пункте соглашения, посвященном претензиям США, Великобритании и других стран, даже не указывается «изъятия», а просто говорится, что претензии «должны быть удовлетворены за счет западных зон» и внешних активов; это могло быть использовано для покрытия практически всего.
Ср. доклад Бернарда Баруха президенту Трумэну, 20 апреля 1945 г.: «Полагаю, мы сможем найти общий язык с русскими… выполнив… домашнее задание до начала конференций, чтобы соглашения не содержали двусмысленностей и чтобы мы четко представляли себе политику, которую хотим проводить».
Первый декларировал безоговорочную капитуляцию германских вооруженных сил и определял условия, в основном военные, на которых четыре правительства «принимали на себя верховную власть в отношении Германии»; второй разделял Германию на зоны и устанавливал, что Большой Берлин должен находиться под управлением Межсоюзного управления.
Первоначально фельдмаршал Монтгомери, генерал Эйзенхауэр, маршал Жуков и генерал Кениг. В ноябре 1945 г. генерал Макнарни заменил генерала Эйзенхауэра, а генерал Соколовский – маршала Жукова; в мае 1946 г. маршал Королевских ВВС сэр Шолто Дуглас сменил фельдмаршала Монтгомери.
Первоначально генерал сэр Брайан Робертсон, генерал Клей, генерал Соколовский и генерал Кёльц. (Британским заместителем до этого являлся генерал сэр Рональд Уикес, но в августе он был вынужден уйти в отставку по состоянию здоровья.) Когда Соколовский сменил Жукова на посту главнокомандующего, он продолжал входить в состав Координационного комитета. Позднее генерала Кёльца сменил генерал Нуаре. И только когда по ходу 1947 г. генералы Клей и Робертсон стали главнокомандующими в своих зонах и перешли в Контрольный совет, то именно этот орган, а не Координационный комитет занял центральное место в организации.
Военное, Военно-морское и Военно-воздушное управления были заменены единым Управлением объединенных служб.
Строго говоря, в Контрольную комиссию входили все офицеры, занятые в работе по контролю над Германией, независимо от их национальности; британцы называли свой контингент «Элементом», а американцы – «Группой». Однако термин «Контрольная комиссия» часто применялся к офицерам одной страны в свободной форме. В данном томе он, по возможности, использован только в широком смысле, а национальные контингенты названы «Элементами». Понятие «военное правительство» относилось только к офицерам, прикомандированным для этой цели к различным воинским частям при их вступлении в Германию. О процессе передачи полномочий военного правительства Контрольной комиссии см. ниже.
По причинам, описанным в следующем параграфе, некоторые отделы, в частности экономический, оказались громоздкими и в Британском элементе разделены, например, на отдел продовольствия и сельского хозяйства, отдел торговли и промышленности и отдел коммерции.
Экономическая подкомиссия включала в себя три преемника первоначального экономического отдела, т. е. торговлю и промышленность, коммерцию, продовольствие и сельское хозяйство, а также транспорт и доставку грузов; в правительственную подкомиссию входили отдел внутренних дел, политический отдел, отдел кадров, отдел по делам военнопленных и перемещенных лиц. Юридический и финансовый отделы оставались самостоятельными подразделениями общей службы. В четырехсторонней организации не было Управления информационных служб; после нескольких неофициальных встреч, не принесших существенного прогресса, русские летом 1946 г. неохотно согласились создать комитет Политического управления для решения этого вопроса. В американской и русской структурах соответствующие сотрудники образовали самостоятельный отдел, а в британской Группа контроля общественных связей/информационных служб находилась в ведении политического отдела.
Отдельные командующие армией, флотом и авиацией подчинялись непосредственно Главнокомандующему по всем вопросам, касающимся этих служб.
Позднее был еще добавлен третий заместитель по управлению британским персоналом.
Ходили слухи, которые, вполне возможно, были правдой, что летом 1945 г. куда-то исчез эшелон с важной мебелью и канцелярскими принадлежностями, отправленный из Англии для канцелярий заместителя начальника штаба в Любеке, после нескольких недель задержки он все-таки нашелся – но в Любеке!
В марте 1946 г. продовольственный отдел перевел свою зональную штаб-квартиру в Гамбург, чтобы быть рядом с созданной там зональной продовольственной организацией Германии под руководством д-ра Шланге-Шонингена. В связи с этим возникла проблема связи между отделом и остальными зональными штаб-квартирами как по вопросам стратегии, так и по вопросам управления персоналом.
Административное деление, конечно, характерно для Германии, но читатель не ошибется, если подумает, что страна разделена на ряд штатов, или земель, разного размера, примерно таких же, как английские. Но Пруссия, самый большой штат, была разделена на провинции, каждая из которых была размером с некоторые из земель. Поскольку Пруссия была упразднена оккупационными властями, термин «земля» используется в данной книге для обозначения как государств, так и провинций. Однако следует отметить, что, когда слово «земля» используется в качестве приставки к слову Kreis, оно обозначает гораздо меньшее по размеру подразделение.
К тому времени демобилизация привела к такому сокращению численности армии, что деление на корпуса стало анахронизмом с военной точки зрения, и вскоре оно исчезло.