Терпкий запах перепрелого сена, опилки под ногами и живой жар лошадиного тела действовали на Арину успокаивающе. С тех самых пор как родители перебрались сюда, на берег Клязьмы, у них всегда были лошади, хотя большого толку от этих животных и не было. Впрочем, пахать на них можно было, и жеребята пользовались спросом. С некоторых пор им стали сдавать и чужих жеребцов на передержку. Лошадей любили многие, в том числе и городские. Приятно жить, зная, что в любой момент ты можешь оседлать коня и понестись по лесам-полям, как в старые добрые времена.
В детстве Арина часами торчала в конюшне. Большой дощатый сарай держал тепло, даже зимой здесь не нужно было дополнительно топить. Разве что в уж очень жестокие морозы, но с каждым годом такие случались все реже и реже. Потепление. Арина сидела на переносном стульчике рядом с рыжей Дездемоной, пятилетней кобылой, и озабоченно осматривала ее потяжелевший круп. Жеребенок мог появиться со дня на день, и в какой-то степени это большая удача, что Аринка сейчас тут и может позаботиться о лошадке. Так говорила мать и добавляла, что в этом-то и заключается прелесть иметь в доме собственного ветеринара.
– Я не ветеринар, я студентка, – напоминала Арина. – Ты должна позвонить в Ковров.
– Брось, Аришка. Ты в клинике работала весь год. Чего ты кобенишься? – возражал отец.
– Я в клинике с котами и попугаями дело имела, да еще с собаками. У нас, знаешь, на Красносельской лошадей не часто приводят рожать, – фыркала Арина. Чего греха таить, она боялась ответственности. В принципе, как принять у Дездемоны роды, она хорошо представляла. Все детство, проведенное тут, подготовило ее к этому. И, положа руку на сердце, чем смотреть, как папа режет свинью или сворачивает голову курице, уж лучше принимать роды у Дездемоны.
Но не сегодня, не сейчас. Дездемона тяжело переступила с ноги на ногу в своем загончике и посмотрела на Арину большими темными глазами. Арина погладила ее по гриве.
– Ничего, прорвемся. Жеребеночек будет, да? Рыженький, маленький. Или черненький? – спросила Арина, задумчиво глядя на лошадку. Дездемона, понятное дело, молчала и хитро косила глазом. Достоверно узнать, с кем именно из двух имеющихся жеребцов она согрешила, было невозможно. Варианта было два. Первый – хороший, это если Дездемона полюбилась со своим, родным жеребцом по кличке Капрал, тем самым, на котором отец пашет. В этом случае проблем не будет, а жеребенок родится рыженьким и останется тут, у Крыловых. А вот если Дездемону прельстил дорогой, вороной масти, статный и норовистый конь Багет, которого Крыловы держали в конюшне за деньги, приглядывали за ним, выпасали и выезжали, но которым не владели, то могли возникнуть споры и разночтения. В общем, все зависело от масти новорожденного.
– Ага, ты здесь! – Арина обернулась и с недовольством увидела, как ветер заносит в сарай дядьку Степана. Видимо, даже слабый вечерний ветерок был для него ураган. Он ухватился за дверной косяк, но не устоял, не смог. Его занесло и ударило об стену. Падая, дядька опрокинул ведро с овсом, стоявшее возле стены.
– Ты чего ж творишь, черт! – всплеснула руками Арина. – Давай собирай теперь.
– Иди ты сюда, слышь, – пробормотал дядька и скорчил рожу, предположительно призванную выказать его недовольство. На поверку это была просто пьяная гримаса, странная судорога, которая постепенно сползла и исчезла в вечерних сумерках.
– Сам иди отсюда, слышь, – повторила его интонацию Арина, продолжая начесывать Дездемону, которая не слишком любила Степку по многим разным причинам, только одна из которых – попытка напоить ее самогоном.
– У меня, это… сюрпрайз!
– Вот только без сюрпрайзов, пожалуйста, – строго посмотрела на него Арина. – Сколько ж ты выпил? И кто тебе наливал?
Степан от вопроса решил уклониться. Он проигнорировал суровый и полный подозрений взгляд племянницы, подошел к дверце, приоткрыл ее и, подобравшись и вытянувшись, продекламировал со всей торжественностью, на которую был способен в таком состоянии:
– Молилась ли ты на ночь, Дездемона? – и прыснул в кулак. Дездемона дернулась и ступила назад. Эта фраза у нее в ушах навязла. А имечко ей, конечно, дал папашка. Решил пошутить, понимаешь.
– О господи. – Арина схватила с полу щетку и швырнула ее в дядьку. – Иди отсюда, не нервируй мне кобылу.
– Говорю тебе, это у нее от Багета. Шалава, а!
– Да хоть от тебя! Только отвали, а? Дядя Степа?
– Чё?
– Ну, подобру-поздорову, давай! Тебя Клава уж ищет, поди! – взмолилась Арина. Степан постоял в задумчивости, но затем замотал головой.
– Не-е, – протянул он. – Поехали, Аринка. Там этот… сюрпрайз.
– Что еще за сюрпрайз? Допился уже до шпионов?
– До ипланетян. – Степан икнул, и слово «инопланетяне» сократилось, но смысла не утеряло.
– Опять тарелочки?
– Ни! – замотал головой Степан и с видимым усилием сообщил, что он «вот прямо щас» едет на поле вытаскивать ипланетян из говнища, в котором они, ипланетяне, застряли, и она, Арина, непременно должна поехать с ним.
– Я? – задохнулась Арина. – С какой это стати? На тракторе инопланетян из говнища вытаскивать? Очень надо мне…
– Ага, – довольно кивнул дядька. Радостно, когда тебя понимают.
– Мотай отсюда! – уже в голос закричала Арина, но, к ее удивлению, дядька продолжал стоять и не уходил. Больше того, он подобрался к ней по стеночке и потянул ее за подол, в результате чего был жестоко пнут и обвалился на соломенный пол.
– Я и трактор завел, слышь? – с обидой пробормотал он и поднял вверх указательный палец. Арина прислушалась и с удивлением признала, что трактор действительно курлычет где-то на улице.
– Да какие, к свиньям, инопланетяне? – снова возмутилась она.
– В говнище сидят, – с готовностью пояснил дядька. – Надо тащить. А у меня и трос есть.
Любопытство победило, но, вместо того чтобы подвергать себя экстремальному риску езды на степановском тракторе, Арина набросила сложенное вчетверо ватное одеяло на проверенную и надежную хребтину Капрала, закрепила уздечку и поскакала за дядькой через деревню в поле, держась от трактора на почтительном расстоянии. Были случаи, знаете ли. Не всякая колея выдержит.
Самым удивительным, что поражало Арину до глубины души, был тот факт, что, в каком бы состоянии ни был дядька Степан, трактором он управлял одинаково хорошо (или одинаково плохо, это зависит от точки зрения), словно для этого дела он не пользовался отравленным спиртовыми эфирами мозгом. Словно трактор подключался напрямую к его относительно адекватному спинному столбу.
«Ипланетян» Арина заметила издалека, и что-то сильно-сильно ёкнуло у нее внутри, заставив сердце биться изо всей силы. Два луча ярко светили, прорезая туманный, клубящийся понизу вечерний сумрак. Больно яркие фары у летающей тарелки.
– Это кто там? – спросила Арина у дремлющего в колее Степана.
– Это? – Он посмотрел на свет, бьющий с поля, с некоторым удивлением. Видать, успел забыть, чего они тут делают. Тем более на тракторе. Но затем память подбросила образ.
– Городской, – сказал он, и Арина побледнела. Темный контур человека на несколько секунд перекрыл свет фар, и Арина почувствовала удар под дых. Там кто-то был. Кто-то… Кто это стоит рядом с застрявшей в грязи машиной? Пусть это будет запоздавший дачник или турист-байдарочник, которому вздумалось спускать свое судно именно в их деревне, хоть такого и не происходило. Уж очень далеко от города они жили. Не может быть. Но тогда…
Этого просто не может быть.
Это не может быть он, ему незачем являться сюда, она все сказала ему. Все кончено. Прошло каких-то три дня… Как мог он оказаться тут, в их грязи, посреди их поля? Арина уронила поводья, и Капрал привычно пошел за трактором.
Прошло всего три дня, она не может, ну не может увидеть его! Она не выдержит!
– Ничего себе! – Звук настиг ее раньше, чем она сообразила развернуться и ускакать прочь. Он звучал так знакомо, его насмешливый низкий голос, чуть хриплый, как будто со старой граммофонной пластинки. Это он – инопланетянин – стоял там, в свете ярких фар какой-то очередной сумасшедшей машины. Он смотрел на нее.
Она была хороша.
О, как же она хороша! Амазонка, задравшая платье, чтобы сесть на коня без седла. На ногах какие-то смешные короткие галоши, руки и лицо в каплях грязи. Черные волосы собраны в тугой конский хвост.
– О, ты не представляешь, что делаешь со мной! – пробормотал Максим, не сводя с нее глаз. – Никогда не думал, что ты – такая.
– Какая? – нахмурилась Арина, внезапно осознав, как просто она одета. Да она, наверное, на пугало похожа. Боже, да разве ж это важно. Он здесь! А сердце стучит, и щеки горят. Он весь в грязи. У него самые красивые глаза на свете.
– Дикая. Амазонка! – в голосе отчетливо прозвучало восхищение, хотя он и старался говорить непринужденно. Арина покраснела и посмотрела на дядюшку, все еще сидящего в тарахтящем тракторе.
– Мог бы и предупредить меня, а! Дядя Степа?! – укоризненно прокричала она.
– А я – шо? Я ж как просили! – Дядька затаился в кабине трактора.
– Кто просил? Я не просила! – рассвирепела Арина.
– Ну… не ты, – согласился дядька с самым горестным выражением пропитого лица.
– Сколько он тебе заплатил? – едко поинтересовалась Арина, после чего дядька справедливо рассудил, что его задача заманить племянницу к этому странному, швыряющемуся деньгами инопланетянину выполнена, так что можно и потихоньку отчалить.
Старый желтый, со ржавчиной, трактор мерно рокотал, удаляясь в сторону деревни, и только после этого Арина решилась посмотреть на Максима. Неужели это он? Его изменчивое лицо, он выглядит усталым и измотанным. Бледный, только глаза горят по-прежнему. Руки сжаты в кулак. Весь в грязи.
– Не думал, что можно так скучать по ком-то, кого не видел три дня. Я думал, я умру. От скуки, конечно. Тебе идет этот конь. Как его зовут? – Максим попытался занять позицию, столь свойственную ему. Непринужденность во плоти. Арина осталась серьезной.
– Что ты здесь делаешь? – спросила она, подъезжая чуть ближе, так, чтобы свет фар не светил ей в глаза. Она не могла поверить глазам, но он стоял там, посреди огромной грязной жижи, по колено в ней, со свежими разводами на лице, с сумасшедше грязными руками.
Почти нормальный человек.
– Может быть, я решил порыбачить тут. – Это было первое, что пришло ему в голову. Его смеющиеся серые глаза пожирали ее и тянули к себе, как магнит. – Веришь?
– Ни за что! – усмехнулась Арина. – Еще скажи, что ты по грибы приехал.
– Да! Именно! Подберезовики тут, говорят, сейчас с поварешку размером.
– Не думаю, что ты отличишь подберезовик от бледной поганки, если только они не будут расти под деревом в жареном виде, – фыркнула Арина, глядя на Максима с коня, сверху вниз. Он сделал шаг к машине, склонил голову набок и посмотрел ей прямо в глаза. Затем произнес тихо:
– Я пришел за тобой.
Арина вспыхнула под его взглядом и чуть не упала с коня. Он стоял там, на ее родной земле, уверенный в собственной неотразимости и в том, что никто никогда не откажет ему. Она вырвала у себя половину сердца, чтобы заставить свое тело сесть в самолет и улететь из Лондона от него, в Россию. Она думала, так будет легче, но все эти три дня она мучилась, как раненый зверь, оставленный умирать в пустыне. Без него было как без воздуха, без глотка воды. Космический вакуум, невесомость, которая убьет тебя за считаные секунды. И вот – он пришел за ней. Но ей придется справиться с этим. Им придется расстаться, хотя сейчас, под пристальным взглядом его настороженных глаз, она, хоть убей, забыла, почему это так важно.
Ах да, он хотел владеть ею, как вещью. Арина погладила Капрала и закрыла на секунду глаза.
– Я все сказала тебе. Это не для меня, – пробормотала она и отвела взгляд. Тихая темная ночь окутывала поле дымчатым полупрозрачным покрывалом. Максим помолчал, глядя куда-то вдаль. Просторы, потрясающие просторы. Какие красивые места, какие красивые женщины. Неужели она всерьез полагает, что он покорится ей, ее решению?
– Я понял это, – серьезно кивнул ей Максим. – И все же я не отпускаю тебя.
– Это не тебе решать, – разозлилась Арина.
– Я здесь – значит, мне, – твердо возразил он. – Как ты могла так поступить? Ты не взяла денег, бросила телефон, одежду, которую я купил для тебя. Ты отняла меня у себя, а взамен оставила только эту милую, совершенно бессмысленную записку? Что ты, видите ли, разрываешь контракт! Неужели ты не понимаешь, что такие контракты не разрываются просто так.
– Ты имеешь в виду, что они могут быть разорваны только с твоей стороны, да? Так? – взъярилась Арина, и от звука ее голоса Капрал дернулся и чуть не задавил Максима.
– Да что такое этот чертов контракт?! Ты что, не могла просто поговорить со мной? По-человечески поговорить, понимаешь? Рассказать, что тебя беспокоит?
– Да? – еще больше полыхала Арина. – А ты бы, пока я говорила, причесывал меня и красил для очередной фотосессии? О которой, кстати, ты тоже, знаешь ли, ни словом не обмолвился. Мой милый затейник!
Последнюю фразу Арина почти выплюнула на крике, и голос ее разносился ветром по пустому темному полю.
– Черт, ты не могла бы сойти с твоего Буцефала, я испытываю некоторый дискомфорт от того, как твой конь на меня смотрит, – процедил Максим сквозь зубы. Конечно, он переменил тему. Что бы еще он мог ответить Арине? Эти два летних месяца, что они знают друг друга, он ведь делал с ней что хотел. Никогда не думал о ее чувствах. Не считал это нужным. Не за то он платил деньги. Хотя…
Она ни разу не взяла у меня ни копейки. Ни в начале, ни в конце.
– А я испытываю дискомфорт, когда мне предлагают стать чьей-то рабыней. Может быть, это и чертовски острое сексуальное переживание, но мне это не понравилось! – выкрикнула Арина и тут же заметила, что дядя Степан как-то неуверенно дернулся в кабинке трактора. Она посмотрела на него.
Максим ударил кулаком по машине и вскрикнул, чертыхнувшись.
– О, зато в полуголых платьях ходить – ты дискомфорта не испытала, да? Я, к слову сказать, и не собирался… Я просто разозлился. Ты сама-то себя видела в том чертовом платье? Да слезь ты наконец с коня, Белос… Арина. Арина! – Максим остановился и поднял руки, но было поздно. Аринино лицо перекосила ярость и злость. Услышав кличку, пусть даже не целиком, Арина мгновенно вспомнила о фотографиях. И обо всем остальном. Она распрямила плечи, сомкнула губы, ее ноздри расширились, так сильно она задышала от возмущения.
– Нет уж, я, пожалуй, останусь на коне. Да и мне пора, мой господин!
– Ага, – кивнул Максим. – Ты на коне, а я в грязи. Похоже, все как в жизни. Ну-ка, погоди!
– Что ты делаешь? – возмутилась Арина, беспомощно глядя, как Максим хватает ее коня, Капрала, под уздцы. Капрал было дернулся, но почувствовал сильную руку и привычно подчинился. Недаром папаша любил коня, покладистый, работящий. Никакого норова. На нем всех деревенских детишек перекатали – никогда не боялись.
Максим, крепко потянув поводья, запрыгнул на капот, а затем и на крышу автомобиля. Арина бешено дышала, наблюдая за его перемещениями. Она догадалась, чего он добивается, и решила держаться до последнего. Ну, нет. Не дождешься! Арина накрепко вцепилась в конскую гриву. Если она хорошенько дернет Капрала, только так, чтобы ему действительно стало больно, он все же вырвется и понесет ее. Она уверена, что сможет усидеть в седле. Ну, не в седле, в одеяле. И не совсем уверена, а почти.
– Не бойся, я не собираюсь стаскивать тебя с коня. – Максим усмехнулся. Его лицо теперь было на одном уровне с Арининым, и он воспользовался этим. Посмотрел прямо в ее синие глаза, перевел взгляд на ее красный рот, на грудь, равномерно вздымающуюся под тонким ситцевым платьицем.
– Мне нравится смотреть на тебя в такой позе, – прошептал он, проведя взглядом по ее длинным голым ногам, и Арина вдруг очень остро осознала, что она сидит на одном только одеяле, с задранным платьем, обхватив ляжками конский круп. Максим приблизился к ней. Это было непросто, ведь он стоял на крыше машины, а Арина сидела на коне, который нервно переступал с ноги на ногу. Максим поднес свободную ладонь к Арининому бедру, провел по нему пальцами.
– Нет, Максим… – Голос Арины сорвался, она закашлялась, а ладонь Максима скользнула под платье и нежно прикоснулась к ее ягодице. – Не надо.
– Как же я хочу тебя трахнуть, – прошептал он и выдохнул, почти простонал, как от боли.
– Я не собираюсь снова… – Арина сидела не шевелясь. Она ужасно хотела прикоснуться к нему, отдаться его сильным рукам, почувствовать снова объятия и теплую шершавую кожу его ладоней.
– Ты должна была остановить меня, но не оставлять. Я просто заигрался.
– Ты не должен был меня покупать. Я не продаюсь.
– Ты не сказала мне об этом в самом начале, когда я говорил о контракте на фотосессию.
– Я жалею, что не сказала, – грустно добавила Арина, и Максим побледнел.
– Не надо, не стоит жалеть. Я бы все равно заполучил тебя. Я все равно думал о тебе круглые сутки. Если бы ты отказалась ехать со мной, я бы выкрал тебя.
– О, звучит весьма ободряюще. Я говорю о том, что я – не вещь, а ты обещаешь меня украсть.
– Но что же мне делать? – растерянно пробормотал он. – Это выше меня. Называй это как хочешь, но только будь моей. Ты хоть представляешь, что я хочу сейчас с тобой сделать? Прямо тут, в этой грязи? Ты же хочешь меня, да, я знаю. Я вижу это в твоих глазах, я могу судить по тому, как ты дышишь, как напряглись твои соски. Я знаю твое тело лучше тебя самой, разве нет?
Он говорил медленно, размеренно, будто старался загипнотизировать ее. И это у него почти получилось. Его ладонь проскользнула под платье, заставив Арину сжать ноги и напрячься. Он был прав, она сходила с ума от одной мысли, на что способны его руки. Но это не играло никакой роли.
– Уезжай, пожалуйста! Максим! – прошептала она, и в ее голосе звучала мольба проигравшего. Она просто не может сопротивляться этому.
– Ни за что, – покачал он головой. – Ричард сказал мне кое-что. Он был очень зол и имел на это право, но то, что он мне сказал… Это правда?
– Я не знаю, о чем ты говоришь. Что – правда? – Арина хотела отвернуться, но не могла. Его взгляд держал ее, и ее тело предательски требовало пойти дальше, оно хотело отдаться в его руки, хотело служить ему, как и прежде, и быть его скрипкой.
– Я хочу поцеловать тебя прямо в твой чудный рот. О, я не дам тебе дышать, слышишь. Я буду целовать тебя, пока ты не потеряешь сознания. И ты будешь ходить голой, всегда! Раз ты не хочешь одежды – ее и не будет у тебя.
– Это просто сумасшествие какое-то, – сказала Арина, сжав пальцы на гриве Капрала. Что-то с ней не так, раз ей смертельно хочется раствориться и пропасть в этих объятиях. Может быть, у этого есть название? Может быть, от этого есть таблетки?
– Ричард сказал мне, что ты любишь меня. – Максим крикнул это, словно это было обвинение. – Это правда?
– Какая, к черту, разница? – гневно сверкала глазами Арина. – Ты же не веришь в любовь?
– Для меня есть разница! Ты любишь меня, верно? Поэтому ты поехала со мной? Поэтому ты даже не читала контракт, тебе было плевать на него? Что же ты молчишь? Скажешь, что нет? Ричард ошибся? Неправильно тебя понял?
– Что это меняет? – спросила Арина грустно и заставила себя распрямиться и поднять голову. – Ты красив. Я молода и глупа. Ничего нового. Все пройдет, ты же знаешь.
– Но я не хочу, чтобы это проходило. – Его ладонь вдруг сжалась на Аринином бедре, словно он хотел сделать ей больно. Против чего она пытается устоять? Она любит его, это правда. Разве может это быть неважно?
– Это только гормоны и вопрос времени. Ты сам меня учил.
– Ты никогда раньше не была циничной.
– Я никогда раньше не знала тебя!
Арина положила ладонь поверх его ладони. Его рука была теплой, сильной. Он проделал такой большой путь, но это не значит, что ему можно верить. Арина провела рукой по его волосам, а затем что было силы дернула Капрала за его рыжую гриву. Конь заржал и метнулся, и рука Максима оторвалась от ее бедра. Арина сбросила галоши на землю и, как могла, стукнула голыми пятками по лошадиному крупу.
Капрал рванулся и поскакал. Максим балансировал на крыше автомобиля. Его сильное гибкое тело склонилось в одну сторону, Капрал понесся в другую. Максим еле устоял, чуть не упал, но его взгляд был прикован к удаляющейся фигуре.
Арина скакала что есть мочи. Свет фар погас, и темнота окутала ее. Она обняла Капрала за шею и кричала что-то, размазывая руками слезы. Арина злилась на все на свете и особенно на то, что, может быть, она больше никогда не увидит его.
Ведь он здесь. Он приехал за ней. Он не переставал о ней думать. Вдруг прямо сейчас он разворачивает свою дурацкую машину и уезжает? Мысль была как пощечина, и Арина чуть было не развернулась обратно. Плевать на все! Пусть делает с ней что хочет. Только пусть не уезжает. Она не переставала думать о нем. Ни на секунду. Самые длинные три дня в ее жизни, самые страшные двести пятьдесят девять тысяч двести секунд.