Очнулся Василий Петрович в реанимационной палате. Он лежал на больничной койке под одеялом, глаза смотрели в белый потолок с квадратами встроенных светильников, тяжелые веки стремились вновь сомкнуться от яркого искуственного света. В помещении никого не было. Над головой весела какая-то конструкция, по видимому, вентиляция. Маска со шлангом, позволявшая дышать, закрывала почти все лицо. Тела он не чувствовал, вокруг висели какие-то трубки, провода, слышно было только тикание аппаратуры. Стук сердца еле различим, дыхание неглубокое и сиплое. Почему-то сильно саднило горло. Если бы он смог понять голову, то он бы увидел входную дверь на противоположной стене, а окно – с другой стороны. Справа, у кровати, стоял желтый кронштейн с подставкой для банок. Из одной из них тянулась прозрачная трубка с зажимами, которая скрывалась под лентой на его руке. Капельница снабжала его лекарством, в бутылочке булькали маленькие пузырьки с периодом несколько секунд. Его оставили не надолго, пакет с раствором уже почти пуст, и медсестра скоро придет. Мозг устал анализировать, веки сомкнулись, и он провалился в небытие.
Через некое время он вновь пришел в себя, открыл глаза, и видение повторилось. Зрачки не сразу привыкли к свету и долго фокусировались на сетке воздушного фильтра над головой – на светильники по-прежнему было больно смотреть. Слух уловил знакомое тикание и жужжание приборов, маска и капельница в том же положении, дыхание неглубокое, уже ровное, сердечный ритм спокойный. Но что-то изменилось в нем – он почувствовал свое тело, руки, лежащие на покрывале, ощущение спины на кушетке и затекшие от неподвижности ноги. Язык был тяжелым и сухим, хотелось пить. Шея отекла от напряжения, он даже не мог пошевилить головой. Но главное – он почувствовал свое лицо. Кожа на нем стягивалась, легкие покалывания ощущались в области глаз, щек и подбородка. Боли не было, было чувство невесомости, существовало время и пространство, и более – ничего.
– Вы меня слышите? – раздался тихий, спокойный женский голос. Его веки дрогнули, горло что-то пыталось выдавить из себя, но ничего не получилось.
– Если да, моргните один раз. Нет – два раза.
– Да, – ответили глаза.
– Вы на интенсивном курсе лечения, скоро вам будет лучше. Ощущаете боль?
– Нет.
– Вы что-нибудь помните, как сюда попали?
– Да.
Конечно, он помнил, как его забрали с Петровки, затем приехали в какую-то клинику, где его уже ждали. А потом операция, наркоз, и все…
– Спасибо. Сейчас надо отдохнуть, постарайтесь уснуть. Вам будет легче.
Черные глаза медсестры внимательно смотрели на пациента, пытаясь оценить его состояние и правдивость его ответов. От этого зависела его жизнь, и это было важно, критически важно не только для него самого.
Через два дня больного перевели из реанимации в обычную палату, однако лечение не прекращалось – ставили капельницы, кормили через трубочку. Временами он силился вспомнить тот то ли сон, то ли сеанс телепортации в Иной Мир, но образы и диалоги путались, наслаивались, не складывались в единую картину. Но желание восстановить то видение, ибо в нем скрыта важная истина, которая известна лишь ему, Василию Ломакину, его не покидало. Постепенно стали возвращаться силы. При очередном визите Ираклия Давидовича он попросил разрешения пользоваться смартфоном, но в этом ему было отказано. Он пока не мог понять, какую операцию он перенес. В его голове происходила какая-то путаница, лекарственные препараты искажали четкость мысли и предшествующие события, все было как в тумане.
Любая пластическая операция вызывает психологический стресс даже у психически здоровых пациентов. В случае с Ломакиным зоны вмешательства были очень большие и довольно травматичные. Зато на плоский и подтянутый живот порадовал отсутствием ужасающих швов и гематом, обычных после полосной операции. Кроме того, после окончания курса обезболивания присутствовал физический дискомфорт, который полностью выбил Василия из обычного ритма жизни. Именно поэтому уровень стресса были столь велик, что Ираклию Давидовичу пришлось организовать несколько сеансов психотерапии. Тем не менее, первый психологический шок и откровение, к которому пациент не был эмоционально готов, не заставил себя ждать.
На пожелание встать с постели врач объяснил Василию, что координация его еще слабая, и может закружиться голова. Когда Василий Петрович впервые подошел к зеркалу и заглянул в него, ни с чем не сравнимое чувство ужаса вспыхнуло в его измученных глазах с набухшими после операции веками, животный страх пробил его, как электрический разряд, от макушки до самых пяток: на него смотрело не его, а чужое, отекшее лицо. Присмотревшись повнимательнее через свои щелочки, он осознал, что на него из зеркала смотрит незнакомый человек.
Василия Петровича привели в чувство после легкого обморока, дали возможность отдышаться и отлежаться под присмотром Ираклия Давидовича, который поведал бедному и психически надломленному, а в прошлом счастливому и веселому человеку, о проведенных пластических операциях по приказу некой всесильной организации, которая и приказала его поместить в эту клинику. Резонный вопрос – зачем, с какой целью? Об этом лечащий врач не знал, в чем он искренне и заверил Ломакина. Более того, жизненный опыт мудрого господина Деканосидзе подсказывал: благоразумнее держаться подальше от чужих секретов – целее будешь. Он объяснил Василию, что его задача – провести операцию и поставить его на ноги в течение двух-трех недель, а дальнейшее ему неизвестно. Это было похоже на правду; тем не менее, Ломакин не мог простить его за чудовищный обман и соучастие в этом грязном деле, которое под силу только настоящим интеллектуалам без страха и упрека, без явно излишних, отягощающих жизнь гуманных принципов. Понимая это, Ираклий Давидович, так сказать, подсластил пилюлю, тожественно открывшись Василию, что онкологический диагноз – просто блеф, благодаря которому медикам удалось уложить его на операционный стол.
– Радуйтесь, Василий Петрович! Посмотрите на это с другой стороны. Онкологии у вас нет, вы здоровы как бык, да еще с новой, извините, более известной внешностью, чем были! И реабилитация протекает успешно.., – уверенно излагал он своим баском.
– А что мне теперь с ЭТОЙ внешностью делать прикажете? – взорвался Василий.
– Без понятия, друг мой! Но как врач предупреждаю: берегитесь переживаний, они искажают лицо и могут повредить еще слабые швы, так что соблюдайте режим и храните по возможности, олимпийское спокойствие! Никаких эмоций! Пейте больше чистой воды и спите, пожалуйста на спине, это позволит избежать нежелательных отеков…
2 июля 2020 года, четверг. В Барселоне прекрасная летняя погода, температура воздуха плюс 29 градусов Цельсия, вода – плюс 24 градуса. В отеле "Бе-Моль" и на городском пляже толпы загорелых туристов, многие с детьми, разгар летнего сезона. Администрация отеля предпринимает все усилия по сокрытию неприятного инцидента с одной из его постоялиц, дамой средних лет из России, случайно выпавшей из окна своего номера на пятом этаже. В номере отдыхающей не обнаружили ничего необычного – стандартный набор путешественника: паспорт, личные вещи, недорогие дамские ювелирные украшения, синий чемодан и коричневую сумку фирмы "Lakestone". Валюты и банковских карт в наличии не оказалось. Анализ записей камер слежения силами секьюрити показал, что накануне ее видели в баре в компании с импозантным мужчиной с бородкой и модной прической "мэн бан", но это подробности частной жизни, вмешательство в которую строго осуждается законом и считается дурным тоном в современном светском обществе.