Следующий день прошел почти так же. После завтрака (довольно позднего) я в одиночестве прогуливалась по аллеям, после обеда сидела в беседке, глядя на реку. Граф уехал рано утром, и я старалась не вспоминать о его существовании. Тем временем прибыла Джейн, и вечер прошел в приятной болтовне двух молодых девиц.
Назавтра я выполнила свое решение встать рано утром, но вместо того чтобы пойти гулять, отправилась в картинную галерею, которая занимала целое крыло в третьем этаже здания. Окна были расположены так, чтобы картины освещались наилучшим образом. Даже мне вскоре стало ясно, что они великолепны, а знатоки, наверное, готовы были бы платить по пять фунтов за посещение галереи, вздумай граф таким образом улучшить свое состояние. Больше всего меня привлекали пейзажи, однако я довольно долго простояла перед портретом первой Эммы Дэшвилл, основательницы рода. Старинный портрет сохранился в прекрасном состоянии, за ним явно тщательно ухаживали. Он висел так, чтобы на него не падали прямые солнечные лучи (очевидно, граф следовал новой теории о том, что они убивают картины), но в то же время сразу привлекал внимание всякого, вошедшего в галерею через любую из трех ее дверей.
Нежное лицо Эммы Дэшвилл было задумчиво, но в глазах светилось лукавство и явное самодовольство. Еще бы – столь счастливо избежать брака, зачастую кончавшегося эшафотом, и при этом сохранить милость короля и преклонение супруга могла в те годы, да и теперь, только выдающаяся женщина. Платье Эммы казалось довольно смелым для того времени, но прекрасная графиня явно не была в плену у этикета, напротив, стремилась сама устанавливать стиль придворной жизни, зная, что ей простится все.
В последующие годы я часто приходила к ее портрету, отдавая себе отчет в том, что хочу почерпнуть у нее долю душевных сил и оптимизма, но в это первое посещение я только завидовала этой красавице, получившей в жизни все, что ей хотелось.
У этого портрета меня и обнаружила миссис Добсон. Она зорко посмотрела на меня и произнесла:
– Завтрак на столе, мэм.
– Благодарю вас, миссис Добсон. После завтрака я хотела бы съездить в городок, который видела по дороге сюда, можно ли подать коляску?
– Разумеется, мэм, – голос ее немного смягчился, – вам не нужно спрашивать разрешения, вы здесь у себя дома.
– Я в Эммерли всего два дня, и мой дом остался в моей прошлой жизни…
– Надеюсь, новая жизнь вам понравится, и вы скоро забудете о прошлом. – Голос экономки опять звучал холодно, очевидно, она считала, что в моей жизни не было ничего, о чем стоило бы сожалеть.
Я не могла удержаться от возражения:
– Несмотря на некоторые трудности, моя прошлая жизнь являлась счастливой и беззаботной. У меня была чудесная семья, в которой царила любовь, и я не собираюсь отрекаться от своих корней теперь, будучи графиней. Мои родители происходят из дворянских семей, и не их вина в том, что у них нет состояния!
Казалось, она не ожидала столь бурной реакции, да и я тут же пожалела о своей несдержанности – вряд ли этот сухарь сможет понять меня. Однако миссис Добсон трудно было сбить с толку, и почти сразу она ответила:
– Я вовсе не хотела оскорбить вас, сударыня. Просто я считала, что у вас было больше грустных моментов, чем радостных. Прошу простить меня.
– Я тоже прошу прощения за свою вспыльчивость, но… – Я сделала паузу, не зная, насколько стоит быть откровенной, но решила раз и навсегда прояснить отношения с этой дамой. – Вы, вероятно, считаете меня выскочкой, прельстившей графа ради денег. Вы не ошибаетесь – причиной моего замужества были деньги, но я никогда не пыталась завоевать сердце графа, я даже не предполагала, что могу ему понравиться. Отказать ему я не могла, это был единственный шанс обеспечить благополучие своей семьи, которая отдала мне все, что могла. Пришла моя очередь выполнить свой долг и позаботиться о том, чтобы у матушки и тети была достойная старость. Конечно, я рада, что теперь могу есть досыта и жить в красивом доме, но ради себя самой я никогда не согласилась бы на предложение графа.
Очевидно, мои последние слова поразили ее больше всего, так как сначала она слушала меня с некоторым недоверием, однако с течением моей речи глаза ее удивленно раскрылись, что при ее выдержке выглядело нарушением приличий.
– Прошу простить меня, мадам. Я очень мало знаю о вас и, видимо, согрешила, сделав поспешный вывод. Но молодежь сейчас очень расчетлива, а нравственные принципы отходят на второй план.
– Я не сержусь на вас, миссис Добсон. Старшему поколению в любые времена свойственно считать молодое поколение худшим, и с этим ничего не поделаешь. К тому же вы болеете душой за семью графа и предпочли сразу счесть меня хищницей, охотницей за богатством, не дав себе труда разобраться в ситуации.
Я чувствовала стеснение от того, что вынуждена так говорить с пожилой женщиной, но понимала, что мое положение здесь решается в эти минуты. Как я сумею поставить себя в этом доме, так меня и примет экономка, а за ней и все остальные.
Миссис Добсон молча смотрела на меня, как бы взвешивая услышанное. Она явно не собиралась так скоро отказываться от своего убеждения, но в то же время мои слова задели ее. Я решила добить эту упрямую женщину, пока она не осадила меня своим холодным голосом.
– Ко всему сказанному хотелось бы добавить, что господин граф обладает достаточным умом и жизненным опытом, чтобы не попасться в сети молодой и неопытной в светских интригах девушки. Он выбрал меня вопреки моей воле, но здесь я поняла, что должна гордиться оказанной мне честью.
Миссис Добсон низко склонила голову:
– Вы преподали мне урок, мадам. Прошу вас к столу, завтрак уже готов.
Я чувствовала, что одержала победу. С этой женщиной было не так сложно подружиться, как мне казалось, просто надо выбрать правильный тон и запастись терпением. Она сама хотела, чтобы граф женился, но за столько лет привыкла быть в Эммерли полновластной хозяйкой и теперь боится и ревнует. Я решила, что на сегодня откровений достаточно, и молча последовала за ней в столовую, бросив перед этим взгляд на портрет Эммы. Мне казалось, она одобрила бы мою борьбу за достойное место в жизни.