Мне не нужно просеивать каждое мгновение бытия, чтобы понять суть вещей, и нет смысла зреть вперед, ведь будущее переменчиво. Сошел с наторенной тропы, и твоя история уже петляет иными путями, рвет натянутую основу жизни. Будущее сомнительно, настоящее шатко, и лишь прошлое незыблемо, как скала посреди бушующего моря.
Я помню все полотна, сотканные сестрами. Каждую нить узора и каждое изменение, что мы вносили. Ничто не сокрыто от глаз моих, обращенных внутрь. Потому именно мне должно понять, откуда взялся в этой истории глубинный демон Наклави. Как его черная нить судьбы, грозящая обратить в тлен все живое, попала в наше полотно. И потому именно мне предстоит вернуться в начало и рассказать историю о короле Николасе, его женах и детях. Началась она сравнительно недавно. С тех пор как правитель Альбы вернул себе трон, прошло не более полувека.
В лето тысяча четырнадцатое ото дня Обмена Копиями король Николас, поддерживаемый сидами, казнил последнего непокорного лэрда и вернул в свои владения земли, так безрассудно розданные отцом. Богатство и древность рода отныне не имели никакого значения, а сесть наместником в феоде мог любой верный короне кэрл[34]. Сдавшимся и примкнувшим к королевскому войску лэрдам сохранили фамильные усадьбы и позволили поступить на службу. Все замковые рвы были засыпаны, а тяжелые ворота сняты и отвезены в Бренмар в знак того, что перед королем все двери должны быть открыты. Обескровленная знать зализывала раны, злобно поглядывая в сторону неожиданных союзников.
Давным-давно, еще со времен появления туат де Дананн на островах и их победы над местными жителями, увенчавшейся, как гласит легенда, обменом копьями – тонким, длинным со стороны сидов и толстым, массивным со стороны людей, – волшебный народ не вмешивался в дела смертных. Лишь искусство и магия интересовали новых соседей. Они жили рядом, но отдаленно от людей. Однако молодой король нашел то, что их заинтересовало. Он пришел к самому Ноденсу, Лесному Царю, охотнику с Холмов, и заключил с ним сделку, пообещав за союз в войне королевского первенца.
– Если бы ты посулил мне все земли и богатства своей страны, я бы и пальцем не пошевелил, – произнес повелитель сидов, – но кровь смертных – это великий дар, от которого никто из нас не смеет отказаться. Не знаю, кто надоумил тебя, но я принимаю клятву и согласен, чтобы королевский первенец был моим. Ты же, Николас из каменного леса, получишь то, о чем просишь.
И вот рядом с королевским стягом о трех красных львах затрепетало знамя волшебного народа.
Мало кто из лэрдов поначалу принял молодого правителя всерьез. Только трое явились в лагерь на границе Бернамского леса. И один из них тут же пал замертво, стоило ему преступить защитную линию, начертанную сидами вокруг королевского кресла.
– Его земли я возьму первыми, – оскалился Николас, разглядывая отравленный кинжал, выпавший из рукава предателя. – Не убирайте пока это мясо, пусть валяется у моих ног.
Стоит ли говорить, что переговоры с двумя оставшимися лэрдами прошли легко. Терять им, кроме собственной головы, было нечего. Из-за разразившейся междоусобицы за право уместить свое седалище на королевский трон на их землях разразились лишь голод да пожарища.
– Лэрд Умайл, лэрд Конна, я рад, что вы остались верны своей стране и королю, и не забуду того, что вы были первыми из тех, кто встал рядом.
Двенадцать лет шла война. Двенадцать лет грязи, пота и крови. Двенадцать лет походов и сна на мшистых подстилках. Двенадцать лет пожарищ и казней. И все эти годы два лэрда следовали за своим сюзереном, ни разу не напоминая о полученном обещании. Но всему когда-то приходит конец, и долгое противостояние, пресытившись человеческой кровью, все же уползло в свою смрадную пещеру.
Прибыв в Бренмарский замок и сев на трон отца, к которому Николас поклялся не прикасаться до полной победы, король оглядел своих приближенных соратников. Тех, кому нынче предстояло поднимать страну из руин и пепла. Многие из них поднялись из простых кэрлов и бедных эрлов, некоторые лэрды прибились, когда исход войны стал очевиден. Но двое шли с ним с самого начала. Как отблагодарить их, чем одарить, не повторяя ошибок отца?
– Лэрд Конна, – король взял с подноса тяжелую золотую цепь, – я не забыл о своих словах, сказанных некогда на границе Бернамского леса. Твои советы всегда были мудры и своевременны, а потому я даю тебе право именоваться моим первым советником и правой рукой. У тебя есть желание, которое я бы мог исполнить?
– Мой господин, – лэрд Конна поклонился так, что подаренная королем золотая цепь звякнула о каменный пол, – я помню твой запрет на раздачу земель, а потому прошу отдать мне в надел воду.
– Воду? Какая странная просьба. Зачем тебе вода?
– Очень просто: реки наполнены рыбой, как земля хлебом. Если ты дашь мне право владеть водой, я смогу кормиться с налогов на промысел.
– Что ж, пожалуй, это я могу исполнить. Лэрд Конна, за добрую службу я отдаю тебе в надел все реки и озера королевства! Теперь лэрд Умайл! – Король взял с подноса вторую золотую цепь. – Твоя хитрость и умение предугадывать шаги врагов стоили многим из них жизни. А потому я хочу, чтоб ты стал моим вторым советником и левой рукой. Есть ли у тебя желание, которое я мог бы исполнить?
Лэрд Умайл с достоинством поклонился. Он оценил ход своего давнего друга, а ныне противника – запросить себе вены страны. Такое будет сложно переплюнуть, хотя…
«Что ж, на каждого зяблика найдется своя сеть», – усмехнулся про себя лэрд, уже зная, что скажет.
– Ваше величество. У меня не просьба, а мечта, и, если вы исполните ее, я буду самым счастливым отцом на свете. В моем имении подрастает дочь Давина. Она красива и образованна, а потому сможет стать вам отменной женой.
Король пригладил светлую бороду, задумавшись.
– Может, у тебя есть другое желание? – спросил он наконец. – Все же тут воля нужна не только моя, но и твоей дочери.
Лэрд Умайл нервно дернул щекой.
– Нет, милорд. У меня нет иных желаний. Я готов быть вашей левой рукой и служить вам верой и правдой до последнего вздоха.
– Ладно, друг мой. Пусть твоя дочь прибудет ко двору. Если она приглянется мне и я не буду ей противен, мы заключим брак.
Леди Давина Умайл славилась на всю округу своей красотой и кротостью. Выросшая в тиши и безмятежности фамильного дома, она слабо представляла, каков мог быть мир за стенами родовой усадьбы. Жизнь ее была наполнена лишь книжными переживаниями и подвигами древних героев. Тонкие девичьи пальцы никогда не держали ничего опаснее иглы, а маленькие ступни никогда не знали прохладной сырости земли.
Известие о том, что отец сосватал ее за самого короля, разбередило девичье сердце, разметало в пыль мысли. Пряные мечты лишали сна. Каков он, объединитель разрозненной Альбы, легендарный воин, сумевший поставить под свой стяг волшебный народ? Силен ли он, как Сетанта[35], или прекрасен, как Ойсин Кумал – их дальний предок, получивший от волшебного народа вечную молодость?
К великому огорчению леди Давины, король Николас оказался не похож ни на одного из героев древности. Ни рыжей бородой, ни могучей статью не наградили его боги. Слишком молод, слишком худощав и жилист, а в русой гриве уже пустила свои споры седина. Колючие ореховые глаза смотрели цепко, по-стариковски, не улыбаясь, даже когда их хозяин смеялся.
– Вы прекрасны, леди, словно белый вереск, которым мне довелось любоваться в горах, – мягко произнес Николас, дотрагиваясь огрубевшими пальцами до мягкой девичьей щеки. Давина сглотнула огненный ком, и он растекся пламенем по телу. На руках выступили мурашки.
– В замке сквозняки, леди. – Король снял со своих плеч меховой плащ и накинул его на тонкие девичьи плечи. – Я приказал выделить вам Восточную башню – она самая теплая.
Давина с благодарностью посмотрела на короля, и он утонул в бирюзовых волнах ее теплого взгляда. Все слова, что он хотел сказать, все предостережения застряли, заскрежетали песком на зубах. Нет, он не откажется от такой красоты. Отныне он повержен и обезглавлен, пленен лазурью девичьих глаз.
– Ваш отец пожелал, чтоб вы стали моей женой, леди Умайл. Но я хочу услышать, желаете ли вы связать свою жизнь со мной?
– Я покорна воле отца своего, ваше величество. И для меня нет большей чести, чем стать вашей супругой.
Музыкой показался королю ее ответ, и как гром среди ясного неба пришла мысль, что первым мужчиной и отцом старшего ребенка будет вовсе не он, а Ноденс с Холмов.
«Может, сделать так, чтобы сид опоздал к первой брачной ночи?»
Весть о свадьбе герольды разнесли во все концы королевства, приглашая каждого, кто мог дойти и был достаточно вынослив, чтобы пить за здоровье молодых. Целую неделю должно было длиться празднество с танцами, охотой, мистериями и турниром. Вот только король решил провести невесту вдоль очага да испить эля из общего кубка в самом начале празднества, а не в его середине, как положено.
– Я намеренно назвал сидам дату начала торжества на три дня позже. Не желаю, чтобы народ, поклоняющийся чужим богам, видел, как кладут молот на подол моей невесты. Заморочат чарами, не снимем потом, – сказал Николас будущему тестю, и тот согласно кивнул.
В день, когда ячменный колос налился янтарем и покорно склонился к земле, леди Давина сняла с головы девичий венец и распустила волосы. В большой деревянной лохани младшая сестра омыла ей ноги и надела новые чулки. Потом невеста вышла во двор, и ей принесли белого петуха, которого следовало зарезать, дабы привлечь внимание богов.
То ли нож оказался слишком тяжел, то ли волнение слишком велико, но после первого удара животное не погибло. Забило крыльями, вырвалось и понеслось по двору, окропляя гостей кровью.
– Что ж, сомневаюсь, что боги пропустили бы такое, – прогудел Николас в притихшей толпе. Ловко схватил петуха, свернул ему голову и отдал невесте. Потом принял из рук тестя прекрасный меч, повернулся к Давине и произнес ритуальную фразу:
– Я, Николас Хредель, клянусь поднять это оружие на защиту своей семьи и держать его в ножнах в доме своем.
– Я, Давина Умайл, клянусь быть послушной женой и не противиться воле своего защитника и мужа, – заученно ответила молодая невеста, все еще держа в руках окровавленного петуха. Но стоило ей произнести фразу целиком, как дева почувствовала, что кровь животного с ее рук и платья стала с шипением испаряться.
– Боги приняли клятвы! – шепот, пронесшийся по двору, был подобен прибою. Редко когда союз освещало столько знамений. Правда, лэрд Умайл не мог с уверенностью сказать, что они были благими. Ведь клятвы, так явно принятые богами, невозможно было нарушить.
– А теперь покажем молодую хозяйку дому и очагу! – прогремел Николас, отвлекая своего тестя и советника от тревожных мыслей. Он подхватил жену на руки и перенес ее через главные ворота замка. Поднес к камину, полному золы, выдал ей щетку, огниво, трут и произнес: